Финал - это главное

Максим Рузский
Максим РУЗСКИЙ


ФИНАЛ – ЭТО ГЛАВНОЕ


1.

Римма Петровна, главный специалист-конструктор, начальник бригады инженеров, ведущая нескольких объектов, по утрам занималась прямохождением.  Это специальное упражнение, описанное Мирзакаримом Норбековым, заключалось в особом выпрямлении позвоночника с попутным втягиванием низа живота, и созданием обязательной улыбки во весь рот, пускай даже глупой. Такое хождение в течение полутора часов было очень полезно. Можно сказать, что оно было обязательно в ее возрасте. Именно благодаря ему Римма поддерживала в себе желание жить и работать.


Тоненькая и пряменькая, Римма Петровна имела удивительную грудь, которая выделялась, и Римма несла ее гордо, как достояние республики, зная, что ни у кого такой нет. Грудь была средних размеров. Просто она держалась на должной высоте без бюстгальтера, подтянутая только специальной упругой маечкой – основным секретом невольно стареющей Риммы. Впрочем, и без маечки грудь была очень соблазнительной, кто хоть раз ее видел.


Римма не тяготилась своим одиночеством, потому, что во время утренних прямохождений к ней часто подстраивались мужчины спортивного вида, иногда даже намного ее моложе. Она не отвергала таких случайных знакомств, поскольку знала заранее, что ее профессиональная серьезность, скорее всего, будет им не по зубам и больше одного свидания никто не выдержит. Но в ней проснулась тяга к любви, даже такой мимолетной и случайной. Только теперь она могла позволить себе немного вольности, в противовес постоянному  сдерживанию своих порывов на протяжении всей жизни, чтобы делать сложную и напряженную работу на должном уровне. 


Только к пятидесяти пяти годам она встретилась с Владимиром Семеновичем, человеком серьезным и постоянным, полюбившим ее сразу и навсегда.  Он оказался тоже конструктором зданий. С ним было интересно. И он не стремился сразу уложить ее в койку.


Римма долго не верила в такой альтруизм, пока секрет не открылся сам. Как и все остальные, он оглядывался на грудь Риммы с явным вожделением. Наконец, Владимир не выдержал и попросил дать ему их потрогать. Римма удивилась такому странному юношескому желанию, но сама увлекла его в заросли, прислонилась к толстому стволу дуба и расстегнула молнию на спортивном костюме. Перед Владимиром Семеновичем предстала маечка, под которой упруго дышали  желанные холмы.


Владимир, против ожиданий Риммы, просунул ладони сразу под саму майку и взялся непосредственно за ее природные прелести.  Римма такого не ожидала. Но по лицу Владимира разлилась такая сласть, что женщина даже оторопела, от его искреннего счастья.
- Что вы хотите с ними делать? – спросила она в некотором испуге.
- Я бы хотел их помять нежно-нежно, а потом немного тревожно, чтобы вам было еще не больно, но понятно, что они полонены. При этом мне хотелось бы завести ваши руки за спину и сковать их наручниками, чтобы придать всему действию оттенок насилия над такой красотой.
- А может, по-простому, мне надо вам отдаться? – уточнила Римма Петровна.
- Нет, ни в коем случае! – отказался он. - До этого может, конечно, дойти со временем, но далеко не сразу.
- Почему?
- Потому, что я потрясен вашей грудью, и пока не овладею ею полностью, ничто не сможет утолить моей страсти.
- Какой вы эстет! – смутилась Римма.


Но Владимир так нежно простился с прелестями Риммы, даже их поцеловал, и ласково опустил маечку, тут же застегнув молнию, что скрыть свою улыбку она не сумела.


- Я приду к вам сегодня вечером, чтобы вы смогли осуществить свою мечту в полной мере, - пообещала она.


Между ними установились действительно доверительные отношения. Обменявшись мнениями о своей работе, оба поняли друг друга окончательно.


Время подставило их с Владимиром.


Начало трудовой деятельности совпало с концом социализма, когда все было просто, а потом вдруг появились компьютеры, и только такие упертые инженеры, как они, уже в возрасте заставили себя освоить эту волшебную технику, включая создание чертежей и даже программирование расчетов. Им казалось, что это может принести весомые деньги. Но в России все остались на своих должностях и окладах, и сколько ни работай, больше ничего не получишь.


Вдруг социализм кончился, и сразу снова начался капитализм, но уже не тот прежний, что был, а какой-то убогий, из «новых русских», людей в массе неграмотных в открытом ими деле и жадных, научившихся сшибать деньгу в новых условиях. И опять, чем больше ответственности брал на себя инженер, тем меньше ему платили, считая уже, что делает все сам компьютер.


Римма сдержала свое обещание и пришла к нему вечером, чтобы «отдать свою грудь». Это странное желание ей понравилось. Так никто не поступал. Мужчины сразу, можно сказать, набрасывались на нее, их приходилось выдерживать, но никто из них не видел в ней особое произведение природы, как разглядел Владимир Семенович.


Он очень обрадовался ее приходу.


Римма заметила в алькове широкий диван, или кровать, жалюзи между стеклами двойных окон, увесистую защелку на двери.
- Вы не Синяя борода? – спросила она.
- Нет, я не буду вас мучить, - ответил Владимир. – Мне не хватало женского общества, Но теперь, надеюсь, вы легко восполните этот пробел.


Он закрыл жалюзи, включил торшер и пригасил его так, что света почти не стало.
Римма сняла блузку и маечку, прошла к торшеру, который почти не светил, завела руки назад, чтобы на них надели наручники, лежащие на письменном столе.
- На вас впервые наручники? – спросил Владимир.
- Да.
- Это для полного впечатления серьезности моих намерений, - пояснил он.
- Да уж, куда больше! – усмехнулась она.


Он взял ее голову руками и немного завернул ее назад, чтобы она смотрела ему в глаза. Потом он нежно провел пальцами по ее шее и плечам, пожал их и, наконец, накрыл ладонями оголенную грудь своей подруги.


Оказалось, что его руки, вобрав в себя достаточно крупные груди и, одновременно приподнимая их, чуть-чуть их сжали, так, что Римма почувствовала себя оскорбленной, и в то же время, наконец-то, по-настоящему востребованной. Выяснилось, что ее груди были так упруги и одновременно податливы, что движения чужих пальцев, придавая им различную форму, делали их живыми, откликающимися на мягкие прикосновения.  Наконец, он нашел  положение, когда Римме стало немного тревожно. Он начал доставлять ей эту почти незаметную боль и смотреть в ее глаза, чтобы видеть результат ласковых  истязаний.


Римма сначала терпела, а потом стала отворачиваться, явно не одобряя этих экспериментов над ней.


Тогда Владимир снова брал ее груди целиком и, удерживая в своих руках, успокаивал их, переживших по его вине некоторое наступление на их невинность.


Когда первичное состояние относительного покоя было снова достигнуто, Римма сама поднимала глаза на своего друга, что он понимал как сигнал к возобновлению нежных оскорблений ее груди.


Но после четвертого раза Владимир Семенович совсем  успокоил  женщину и отстегнул наручники, прислонив ее ладони к своим губам и целуя их с благодарностью за согласие подвергнуться такому странному  истязанию, граничащему с оскорблением.


Он сам надел на Римму майку, поправил ее, потом одел ее  блузку и тщательно вставил в петельки все пуговки, нарочно прикасаясь мизинцами к груди, уже возвращенной своей хозяйке.


Его гостья открыто смеялась такой изощренной ласке.


Придя домой, она долго хохотала от всей души, радуясь его неодолимому вниманию к ее грудям, не первой молодости.  Но Владимир находил в них что-то такое сладкое для себя, что с этим его «пороком» пришлось согласиться и иногда разрешать ему «мучить»  ее так необыкновенно.  Сладкая пытка сопровождалась нежными поцелуями, производилась в почти полной темноте и не очень продолжительно. Но дальше таких чудаковатостей он не шел, хотя Римма и понимала, что придется, в конце концов, отдать себя Владимиру. «Только бы замуж не выйти», - думала она, опасаясь совместной жизни с мужчинами со времен своего первого неудачного опыта.


Римма верила в полную несовместимость полов, столь различных психологически.


Каждый сопротивлялся новой жизни в одиночку. Оклад у Риммы был пристойный, но она чувствовала, что за такую работу надо было бы платить намного больше. Это ее обижало, но до пенсии оставалось недолго, и Римма перестала обращать внимание на эти несоответствия. Наконец, ей стукнуло пятьдесят пять, и бухгалтерия с хронометрической точностью  вычеркнула ее из коллектива. Сотрудники а-ля фуршет распили бутылку шампанского в ее честь и тихо разошлись, покосившись на  подарок Римме Петровне от администрации, «самому квалифицированному инженеру отдела» – белый ноутбук. Его белизна, слава Богу, не напоминала о конце жизни, и Римма с удовольствием уложила его в картонную упаковку.
Свои вещи она собрала еще с утра, и пошла с двумя большими сумками к лифту.


Никто не догадался ее проводить.


2.


Проснувшись, Римма Петровна вспомнила, что произошло вчера. Она осознала, что еще нет семи часов, когда на аллее появляется Владимир, приняла душ, сбрызнулась духами, которые ему нравились, и вышла из квартиры. В лифте она проверила свою осанку - прислонилась к стене кабины, и попыталась просунуть ладонь за поясницу. Но она уже инстинктивно выпрямилась  -  втянула в себя самый низ живота - и ладонь не просунулась.


Ощущение было такое, будто она действительно уже не на этом свете, и все приоритеты, цели и заботы в одночасье сменились на новые, совсем незначительные, и она стала свободна как птица.


Вчера ее проводили на пенсию!


Понимая, что это трагедия, Римма не хотела верить в случившееся, и заставляла себя машинально идти в парк. Она разглядела впереди высокую фигуру Владимира и почти побежала, чтобы догнать его. В нем она видела свое спасение.
- Выпрямилась? – проверил он, приложив ладонь к ее пояснице.
- Выпрямилась, - ответила она.
Он уже вышел на пенсию и был для Риммы образцом человека, преодолевшего этот рубеж без слез и паники.


Когда они прошли свой длинный маршрут, обязательно широко улыбаясь, как предписывал Норбеков,  то присели отдохнуть на их любимой скамейке, на берегу пруда.


- С вами, Римма, что-то произошло? -  спросил он. – Я же вижу.
- Я с сегодняшнего дня на пенсии, - созналась она.
- Это не смертельно.
- Но как жить на такие деньги?
- А это как раз возможно, - успокоил ее он. – Есть масса способов унять свои желания и обмануть государство.
- Я не хочу обманывать это государство, - ответила Римма. – Это ниже моего достоинства.
- Я согласен с вами, но у меня даже не обманы, а некоторые рацпредложения, - пояснил инженер. – Я поставил многотарифный электросчетчик, стираю ночью, варю еду в мультиварке тоже ночью, пенсию храню в надежном банке, чтобы брать деньги только на неделю, покупаю одежду очень дешево, и прочее, и прочее.
- И вам удается сохранить свои запасы?
- Удается, - ответил он.- Но так жить скучно.
- А нельзя взять подработку?
- Можно, но это не помогает. Приходится решать все проблемы института самому, что явно невыгодно. Никакого понимания инженерных задач уже нет. Молодые «командиры производства» настолько невежественны, что найти с ними общий язык невозможно. 
- Что же делать? – спросила Римма совсем удрученно.
- Хотите сейчас ко мне зайти? – спросил он.


Римма подняла на него глаза с немым вопросом, но Владимир успокоил ее, что кроме разговоров, ничего не предвидится.
- Это мы с вами будем делать потом, когда разбогатеем. И то, если вы согласитесь.
- А если я вообще не соглашусь?
- Но вы уже были согласны пару раз! – с надеждой напомнил он.
- Если вы окончательно ко мне привыкнете, то вам этого станет мало.
- Тогда и определимся, - наметил он возможное развитие отношений.


Владимир открыл дверь своей квартиры, и не предложил ей тапочки, сказав, что в кроссовках удобнее.  Она вошла в его мир, состоящий из одной комнаты, кухни и тоже совмещенного санузла. В прошлые ее посещения комната оставалась почти в полной темноте, и сейчас, днем, Римма с удивлением рассматривала ее строгое «убранство».
Компьютерный стол был сделан из большого стандартного офисного полированного стола, явно списанного,  часть столешницы которого была приспущена на удобную для клавиатуры высоту. Большой монитор спускался с потолка на черной трубе прямоугольного сечения. Но провода к задней стенке прибора подходили откровенно от самого компьютера, умело подвешенного под столом.  В обыкновенном книжном шкафу, тоже явно списанном, виднелись знакомые справочники и папки с проектами. За исключением этой черной трубы, вся комната показалась Римме куском ее рабочего места на бывшей службе.  Владимир усадил ее рядом с собой за этот огромный письменный стол и включил компьютер.
Он показал ей свои проекты, фотографии пейзажей, попытки сделать сайты.


Оказавшись в знакомой обстановке напряженного конструкторского труда, Римма Петровна невольно приняла облик повелительницы, и Владимир даже опешил, услышав ее хорошо поставленный начальственный голос.  Он посмотрел на Римму слегка удивленно, и сказал:
- Расслабься, Риммочка, вокруг никого нет.
- Извини, я еще не полностью свободна.
- Да свободна ты, свободна, - засмеялся он. – Даже не представляешь себе, насколько свободна.  Завтракать будешь?
- Нет, пойду, пожалуй.


Этот переход на «ты» в момент показа ей его работ мгновенно опустил Римму Петровну с должности главного специалиста до старшего инженера, и она, к собственному удивлению, почувствовала себя намного моложе, почти девочкой, над которой был Бог, отвечающий за все на свете сам.


На утренней прогулке Владимир ей сказал:
- Я попытался найти для нас занятие. Давай поездим по Подмосковью с фотоаппаратами. Может, набредем на хороший сюжет.
- Можно попробовать, - согласилась Римма безнадежно.


В одной из таких поездок они нашли старую узкоколейку, на которой сохранился небольшой паровозик, «кукушка». Тайные друзья отсняли его со всех сторон своими зеркалками и ехали домой в приподнятом настроении.
- Есть фотографы, специализирующиеся на мертвой технике, - заметил Владимир.
- Есть, я знаю, - отвечала Римма. – Но они ее очень долго подсвечивают и фотографируют ночью.
- Нам это не подходит.
- Дотерпи до дома, - улыбнулась Римма. – Не думай об этом. Все само выяснится.


Талантливо отсняла паровоз именно Римма. Владимир восхитился ее снимками, но задумался и нашел удовольствие в обсуждении каждого кадра с ней подолгу и вдумчиво.


В результате у них стали получаться осознанные фотографии. Сами того не замечая, они, как инженеры, принимали сторону давно умершей техники, понимали, почему так или иначе изогнулись детали машины, научились передавать трагедию и прежнюю красоту каждого ржавого узла.


Только после восьми выездов на натуру у них сложился альбом фотографий этого паровоза в разных ракурсах, специально задуманных. Хотя обыкновенным людям и не была понятна заложенная в эти снимки драма, общее впечатление невольно нервировало, вызывало жалость и восхищение прошлым.


Эти снимки были куплены.


Наконец, Владимир сам пришел к Римме.
- Я решил занести получку, чтобы быть уверенным, что ты не потеряешь ее по дороге до дома.
- Ну, тогда садись к столу, выпьем чаю с твоим тортиком.
- Спасибо, - ответил Владимир.


Ему было приятно видеть свою тайную подругу, почти жену. Именно так он и воспринимал брак – послушную женщину возле себя, когда это требовалось, но даже не живущую с ним в одной квартире.  Ее тонкая фигурка, челка на лбу, круглое личико с большими черными глазами – все соединилось в ней от образов веселых советских комедийных киноактрис. Даже чувство юмора, которое она изредка позволяла себе по отношению к нему,  Владимир ценил, и улыбался в ответ с пониманием.


- А ты давно на пенсии? – спросила Римма.
- Месяца четыре, - сказал Владимир. – У меня долго не было подработки, и я мучился.   
- И что ты делал?
- Я пробовал найти работу в интернете, но оказалось, что платят хоть как-то только люди, знакомые с моей деятельностью и давно доверяющие мне.



Зимой Владимир собрал небольшую легкую осветительную станцию с аккумулятором от мотоцикла, и смонтировал ее в продуктовой сумке на колесиках. С ней они ездили летом на кладбище речных судов, снимая паровые машины и дизели, якоря и ходовые рубки. Это несложное занятие сделало их известными в кругах художников. Но причину истинного успеха фотографий никто не понимал. И это оставалось их прекрасной тайной!


3.


Кухня в Володиной квартире, в отличие от его компьютерного зала,  наоборот, была так уютна и продумана, что в ней хотелось жить. Да и кушетка у стены, этажерка, небольшой телевизор – все говорило о том, что именно здесь хозяин и живет.


Иногда Римма оставалась ночевать у него на этой кухне.


Наступил и такой миг, когда Владимир подлег к ней, обнял и предложил доставить ей «человеческую радость». Римма поняла, и молча пошла с ним в комнату, где торшер, уже тускло освещал «долину грехопадения».


Она совсем разделась и раскинулась на кровати.


Владимир обнял ее дрожащими от вожделения руками и заставил «жену» принять его любовь в той позе, о которой мечтал на протяжении уже двух недель.  Но эта встреча уже не имела никаких ограничений, и утром он помог ей, совсем уставшей, принять душ, практически вымыл свою любимую, и после завтрака она шла домой уже легкой походкой. Прогулка по Норбекову, разумеется, после этой счастливой ночи была отменена.


Их общая работа над фотографиями все чаще и чаще заставляла Римму оставаться в кухне Владимира. Это приводило к более частым соитиям. Но Римма ограничила их по времени, чтобы не уставать, и вдруг заметила, что эти «упражнения» вылечили многие ее недуги. Владимир этому обрадовался, но и не смог брать Римму еще чаще.


- Видимо, природа сама спасает нас от излишеств, - философски заключил он.


Римма стала готовить в его квартире. Владимир, наладивший и этот процесс в эмалированной мультиварке, просто распечатал новый состав продуктов, чтобы хватало обоим. Римма не могла нарадоваться простоте готовки. Но, главное, денег стало оставаться больше. Плата за ее квартиру уменьшилась на расход воды и электричества, а плата за квартирку Володи почти не увеличилась: они творили на одном компьютере, а мылись для удовольствия вдвоем, невольно чуть экономя воду.


Постепенно Володя все узнал про свою женщину. У нее была дочь, живущая у мужа, и это заставило Владимира Семеновича продумать вариант возможного полного подселения к себе самой Риммы Петровны в каком-то мифическом аварийном случае.


Он реставрировал для нее брошенный двухстворчатый шкаф, поставил его в углу комнаты, и тот быстро наполнился ее вещами и обувью.


Владимир Семенович заставил Римму завести счет в «ВТБ-24», и она могла легко брать с него деньги в любой момент, просто по паспорту. Чтобы все было поровну, деньги на еду брали по очереди, на одну неделю. Пенсии клали на свои счета, чтобы зазря не тратить. С каждой пенсией сначала ходили, покупали  себе уцененную внесезонную обувь впрок, а одежки в «Фамилии» - магазине совсем дешевой одежды. Иногда посещали и дорогие магазины, следя за скидками. Удавалось набрести и на удачные, даже модные вещи с незначительным браком, совсем копеечные.


- Как ты толково обустроил свою жизнь! – восхищалась Римма.
- Без женщин в человеке невольно просыпается Робинзон, - отвечал он с улыбкой.


Но однажды Римме понравилась зимняя куртка по заоблачной для них цене. Владимир убедился в ее качестве и в том, что она действительно теплая, и молодит Риммочку.  Он взял вещь и отнес на контроль. Там, пока Римма где-то смотрела что-то еще, волшебным образом оплатил покупку электронной картой и протянул фирменный пакет своей тайной жене, со словами:
- Она очень тебе идет. Очень.


Римма не поверила такому счастью и долго держала в руках пакет, со страхом заглядывая в него.


- Но я уже на пенсии, - прошептала она смущенно. – Это дорого!
- Очень идет, - повторил Владимир свой единственный довод.



Свалок брошенной техники оказалось в России так много, что они иногда устраивали себе даже недалекие командировки, запасшись письмами с выставок или других организаций художников-фотографов. Местные начальники с удивлением смотрели за их работой, получая за свое покровительство  подарки - уже готовые снимки старых машин и речных судов. Супруги записывали истории героических пароходов Великой Отечественной, переоборудованных из пассажирских лайнеров и буксиров. Все это заставляло их плакать по вечерам.


Но фотографии покупались, и они настойчиво продолжали свой странный труд. Получалось еще три-четыре пенсии в месяц – цифра, уже приближающая их летние доходы к скромной зарплате инженеров.


Но Владимир Семенович строго следил за режимом экономии в их крошечной семье. Он сменил лампочки на самые бережливые, подключил устройство, регулирующее в электросети их квартиры косинус Фи. Утеплил окна силами специальной фирмы. Менять их на пластиковые он не стал, больше доверяя доброй и старой деревянной столярке.


Римма, посещая свою квартиру, уже видела, что их с Володей гнездышко, как «Наутилус» в чуждом океане, приспособлено к «современной» хищнической жизни намного лучше.


Зимой они все же брали подработку расчетами.  Вдвоем им уже было легче предвидеть все трудности, незамеченные самими незадачливыми  заказчиками.  Лето проводили в пленэрах-командировках, иногда в санаториях средней полосы, недельки на две.
Отдых «на югах» оба не признавали, предпочитая реки, озера, леса и обычные шлюпочные походы. Везде они находили совершенно неожиданные свалки, а один раз даже кладбище паровозов, где пришлось остаться на целый месяц.


- Как неинтересно я жила без тебя, - говорила Римма.
- Да и я тоже жил только работой, - отвечал Владимир, улыбаясь.


4.


Как и предвидел Владимир Семенович, дочка Риммы Петровны развелась с мужем и вернулась в Риммину двойку. Там она никого не застала и стала названивать маме на сотовый телефон. 


Как странны отношения детей к родителям.


Не звонила годами, а когда объявилась, Владимир понял, что Римма приняла ее сразу, как будто та всего лишь уезжала в пионерский лагерь.
- Что мне сделать? – спросила Римма Володю.
- Оставь ей квартиру, - ответил он. – Только не выписывайся сама и не прописывай ее. После тебя жилье все равно перейдет ей. А если она выйдет замуж, то пусть пока не сможет прописать мужа, чтобы ты оставалась хозяйкой положения.
- А жить мне придется у тебя?
- У нас с тобой, - уточнил «муж». – Мы и так не собираемся разъезжаться, это невыгодно.
- И сразу скажи ей, чтобы оплачивала коммунальные услуги сама, - добавил он.


Все это было разумно, но Владимира Семеновича все же подстерегал  неожиданный удар.


Римма, в порыве искренности, показала ему фотографию своего первого мужа, от которого родилась ее дочь. Он с ужасом узнал в нем своего принципиального врага, весьма поверхностного инженера, с которым ему пришлось работать в юности, и которого он презирал. Мысль о том, что в Ирине течет кровь этого недоучки, а больше еще и то, что тот когда-то владел самой Риммой, поставила Владимира перед шекспировскими вопросами.


Он понимал, что все в прошлом, что Мишка и не мог так изощренно обладать Риммой, как теперь обладает он сам. Но возможное появление придурка на горизонте настораживало  его.


Ире было скучно в квартире, и она часто приходила «к родителям», сидела за компьютером, придумывая, как подать фотографии ржавых кораблей. Присутствие молодой женщины сначала не нравилось Владимиру. Он уже вжился в возраст своей любимой и существование в мире таких красавиц его потревожило. Но удивительное дело, он почему-то по-прежнему считал грудь Риммы истинным совершенством, а бедро, которым она его взяла два года назад, именно тем бедром из стиха Цветаевой.
«Любимая женщина не стареется», - вспомнил он слова Максима Горького.


Ира составила альбом-отгадку, изменив фотографии до неузнаваемости, и эта шутка принесла им всем пристойные деньги.


- А почему ты ушла от мужа? – спросил он падчерицу.
- Он не в состоянии сделать мне ребенка, - просто ответила Ира.


Ирина устроилась на работу поближе и старалась не мешать маме, догадалась, что Владимир Семенович не ее.  Но он ей нравился. Ира с удовольствием зачала бы от Владимира умного мальчика. Она даже однажды подъехала к Римме с такой идеей, как бы в шутку, но поддержки не получила.


Так они прожили еще три года. Дочь помогала стареющим родителям, мыла полы, убирала пыль маленьким пылесосом и крутящейся мягкой щеткой. По утрам они продолжали прямохождение, привлекли к этому полезному занятию и Иришку, совсем вылечили, таким образом, ее позвоночник.


Но однажды Ирина загнала маму в угол огромной кровати и прошептала ей на ухо:
- Время скоро пройдет. И мне уже будет поздно рожать и Володя уже не сможет.
- Ты не пошутила? Хочешь от него зачать? – ужаснулась Римма.
- А что остается?  Мужа искать? Проблемы себе на голову!
- Но без любви, - прошептала Римма Петровна.
- Это ты ошибаешься, - возразил ребенок. – Я очень его люблю. Просто скрываю. Но один раз можно.
- Какой он отец! Дедушка давно.
- Пусть будет безотцовщина. Теперь это безразлично. Был бы человек хороший!


Римма с трудом пережила желание дочери. Наконец, призналась Володе.
- Я не люблю ее, - ответил он. – Если вам надо Ирку осеменить, то только при тебе, и без особой страсти.


Эта оговорка по Фрэйду, «без особой», все Римме прояснила. Но она была уверена в своей силе, отдавалась мужу так откровенно, что Ирина ей соперницей быть не могла. А если и станет, то две женщины у стареющего мужика – это нормально. Самим только не надо воевать, глаза друг другу выцарапывать, дурами быть. Он все равно останется с ней, с Риммой. Их работу никто не отменял. За одним письменным столом, в экспедициях – везде они единое целое.


- Но есть одно препятствие, Римма, - сказал Владимир.
- Какое?
- Я отца Ирины ненавижу люто, - пояснил он, - С юности. И он меня не любит. Мишка плохой инженер, слабый, и человек - дерьмо. Если он узнает, что его дочь понесла от меня, то получит весомый аргумент и начнет гадить. Он испортит нам жизнь.
- Володя, Михаил безнадежно болен. Я просто не говорю тебе. Ему год остался. Я пока тайно езжу к нему, нанимаю сиделку, готовлю.
- Я помогу тебе.  Если он лежачий, то можно от него и скрыть твой замысел. Я согласен.
- А если ты влюбишься в Ирину?
- Это нам не подвластно. Но тебя я не смогу разлюбить, это точно, - твердо сообщил он.


В это Римма поверила. Она знала не только все подходы к «супругу», но и тайный метод обладания им, после которого Владимир входил в такой экстаз, что его приходилось удерживать от желания растерзать ее тут же на месте.


Владимир Семенович приобрел особую сумку на колесиках. В его поездках к Мишке появилась жесткая система. Сумка наполнялась строго по списку, и утром в субботу можно было взять ее совершенно бездумно и везти по автобусам и метро в лежбище врага, где он уже сдавшись на волю судьбы, только жаловался Римме, пока она готовила ему еду на неделю и меняла памперсы.


Видя Михаила в таком униженном положении, Володя вспоминал, как сам чуть не сдался, почти начал пить, и только прямохождение спасло его от падения.
- Главное – это финал жизни! – решил для себя Владимир.


Но Михаил умер через месяц. На его похороны Римма не пошла, передав родственникам все отчеты о своей помощи и последние документы. Никому не пришло в голову компенсировать ей хоть часть расходов.
- Теперь можно мне заняться Владимиром? – спросила Ира.
- Это он тобой займется, - уточнила мама. – Я ему скажу.


Римма прямо объявила Владимиру Семеновичу, что за два дня, пока она будет в своей квартире, он должен сделать Ирине ребенка, запланированного согласно таблицам, чтобы получился мальчик. Володя проверил их «расчет», убедился, что они ничего не напутали,  и остался с  «дочерью»  наедине.  Он пригласил ее в ванну, сам вымыл молодую женщину двадцати восьми лет, не стесняясь помылся при ней сам, и это их мероприятие легко уничтожило в обоих невольную стеснительность.


Все же молодое тело Ирины потрясло его. Он только после долгой подготовки  отданной ему женщины, вошел в нее так, чтобы без предупреждения преподать ей урок самого сладкого, длительного и мучительного секса, завершающегося зачатием, как он считал, на сто процентов. Она, видимо, никогда не переживала такого и тихо стонала, закусив край подушки на всякий случай, поначалу не веря в то, что вообще можно так приятно и безболезненно обладать женщиной.


Через час, второе совокупление она пережила, часто улыбаясь ему. А третий раз, после чая, Ирина уже понимала, что с ней делают, и подавалась ему навстречу, приближая самые высокие экстазы с отчаянной смелостью.


- Я не думала, что так возможно! – восхищенно призналась она Владимиру, своему «папе» и дедушке ее детей.
- Станет скучно, приходи, - честно позвал он ее на все времена, поскольку час назад понял, что теперь у него не только Римма, но и Ирина, от которой он уже не сможет отказаться.
- Ты наш султан, - нежно погладила Владимира блудная дочь.
- Это ты правильно сказала, - подметил он. – Мое слово для вас – закон. Вертеть собой я вам не позволю.
- И когда следующий раз? – задиристо спросила Ирина?
- Часов в одиннадцать, - тут же ответил ее повелитель, никому не позволяющий собой вертеть.


Владимир Семенович призвал Римму на усеченный семейный совет.
- Теперь, моя дорогая, нам надо продумать последующую жизнь, - сказал он самым серьезным тоном.
- Ты хочешь уйти к Ирине? – испугалась Римма.
- Во-первых, мы с тобой должны пожениться.
- Согласна, - отлегло от сердца его подруги.
- Под этот факт мы объединим свои квартиры в трехкомнатную, чтобы Ирине осталась пристойная жилплощадь в случае рождения моего ребенка.
- Как ты хитер!
- И нам с тобой в такой квартире будет комната, отдельная от детской  и Иришкиной спальни.
- Ты просто гений!
- Но, главное, она сможет выжить, владея жилплощадью для сдачи внаем, а если выйдет замуж, то у нее уже будет свое жилье. Надо выбрать квартиру с большой кухней, чтобы было, как у меня.


Владимир уже не мог сам участвовать в переезде. Когда меняли квартиры, наняли грузчиков. К рождению ребенка даже успели отремонтировать тройку.


Узи показало, что должна родиться девочка.


- Это почему? – удивились его женщины.
- Это возможно только у сильных мужчин, - пояснил он. – Я – сильный.


Возражать Владимиру было бессмысленно. Да и в их таблице день был почти пограничным.


Иногда Римма, придя из магазина, слышала в спальне дочери ее сдавленные стоны. Но она узнавала в них только напряженную работу своего супруга над поверженной Ирой, и улыбалась, понимая, что сама Ирина не умеет сжать и победить Владимира.


Девочку назвали Соней и в заботах о ребенке прожили еще четыре счастливых года, уже без работы, без фотографий свалок, растрачивая постепенно то, что скопил за жизнь Владимир Семенович. Ирина, впрочем, работала. И это держало на плаву всю их странную семью, продолжающую заниматься прямохождением.


- Как тебе пришло в голову все так обустроить, - спросила Римма однажды.
- Главное, моя родная, - ответил Володя, - это финал жизни. Он недалек, и надо его тщательно подготовить. В случае моей смерти, все уже выполнено. Вы у меня обеспечены жильем. Иришка успешно работает.  Соня скоро в школу пойдет.
- А в случае моей?
- Тоже нормально все, - ответил Владимир Семенович, воздержавшись от конкретных описаний.


«Себе он предусмотрел и молодую жену и даже ребенка», - подумала Римма.
Она сказала ему об этом, но получила в ответ короткую сентенцию:
«Вы сами так хотели!»


Римма улыбнулась тому, насколько Ирина предусмотрительна.


Шел уже последний год, когда Владимир Семенович был в состоянии ответить на любовь своей Риммы или овладеть ее дочерью. На остальные годы своей жизни он стал настоящим дедушкой. Прямохождение поддерживало в нем силы. Он был бодр.


Вскоре Ира нашла себе мужа. Родители сначала отнеслись к этому настороженно, но со временем, когда тот перестал стесняться, выяснилось, что он вдумчивый инженер, и достоин их дочери. Мальчик, родившийся у них, стал всеобщим любимцем. А бабушка с дедушкой смогли возобновить свои двухдневные экспедиции по Подмосковью.


Удар настиг Владимира Семеновича в озере. Он понял, что произошло, и кое- как поплыл дальше, к середине водоема, чтобы Римма ничего не заподозрила. Ей рассказали после вскрытия.


Сама она скончалась через семь лет, среди своей семьи.


Ощущение было такое, будто она действительно уже не на этом свете, и все приоритеты, цели и заботы в одночасье сменились на новые, совсем незначительные, и она стала свободна как птица.


Понимая, что это трагедия, Римма не хотела верить в случившееся, и заставляла себя машинально идти в парк. Она разглядела впереди высокую фигуру Владимира и почти побежала, чтобы догнать его. В нем она видела свое спасение.
- Выпрямилась? – проверил он, приложив ладонь к ее пояснице.
- Выпрямилась, - ответила она.


20131020