Деду Горюну девяносто второй год. Маленький, сгорбленный, в сером пиджаке невесть какого года производства советской швейной фабрики.
В фетровой шляпе, от времени потерявшей прежний колер: была она одного цвета, что и длинный пиджак, из- под которого высовывались две половинки брюк галифе еще четко выраженного зеленого цвета травы, прихваченной крепким морозом.
Брюки являли собой основательно спущенный надувной шарик. Две "дудочки" этого «шарика» нырнули в высокие, начищенные до блеска кирзовые сапоги.
Дед идет издалека, опираясь на палочку, но он еще бодр и строен.
–Ты ето куды,Горюшок, потелепал?-свесившись с калитки, как бельевая простыня, кричит ему соседка Василиса.
Василиса когда-то работала вместе с ним в одном колхозе и в одной бригаде. Он-комбайнером, она- кухаркой.
Тогда дед был молодым, энергичным, но немногословным.
Плотного телосложения, а ростом маловат.
На фронте пули миновали его, видимо, умел уворачиваться от них. Вернулся с войны цел и невредим. Недаром слыл самым надежным и удачливым разведчиком.
На Девятое мая его всегда ставят впереди всех . Кажется, стоит не человек, а бронзовый солдат в Трептов парке,- весь в наградах.
В будние дни он их не носил. Не кичился и не рассказывал о своих подвигах.
- Была война да прошла. Надо жить настоящим,- говаривал он.
Наработается, придет на полевой стан на обед и – ни слова. Все молча.
Ел быстро. Подопрет кулаками щеки и сидит, ждет других.
И все думает, думает… О чем он думает, никто о том не ведает.
И такой загадочный у него вид, будто какие-то батальные сцены разворачиваются перед его взором.
Потом поднимется из-за стола, поклоном поблагодарит Василису за вкусный обед, - и снова к своему железному коню.
Пашет, сеет, убирает. И так в течение многих лет.
С начальством в конфликты не вступал. Что скажут, то и делал.
В один год собрали невиданный урожай пшеницы – по 25 центнеров с гектара!
Сразу восемь человек получили ордена Ленина.
Троих представили к званию Героя Социалистического Труда.
Хотели, было, присвоить Горюну, да передумали: результаты у него самые что ни на есть геройские,да вот уж больно туговат на слова. Ну что возьмешь с молчуна? Здесь нужен человек речистый, пробивной.
Награды вручали в Москве в Георгиевском зале Кремля.
Награжденных было немного, и всем предоставили слово.
Из уст каждого награжденного изумрудами сыпались здравицы в честь родной Коммунистической партии и Советского Правительства.
Сказал свое веское слово и наш тракторист,не молчун,а другой боевой хлопец. Бойко, ярко, напористо.
Говорил о своих успехах. Не совсем, чтобы своих... Он выдавал достижения Горюна за свои, не смущаясь, и ему верили.
Получил и Горюн свою награду-орден Трудового Красного Знамени,но как-то грустно, без энтузиазма.
Председатель Президиума Верховного Совета удивился, увидев на груди у механизатора столько боевых наград.
Произнес в честь него длинную тираду, закончив стихами :»Медаль за бой, медаль за труд,- из одного металла льют!»...
А вот ответного слова так и не дождался.
Горюн после рукопожатия медленно дошел до своего кресла и так же спокойно и молча опустился в него.
С тех пор и прилипло к нему имя Горюн, от слова «горевать».
-В аптеку, Василиса, за хлебом!..-многозначительно ответил Горюн. Он говорил редко, но всегда с тонким чувством юмора.
–За каким таким хлебом? – недоуменно вскинула Василиса свои брови глубоко под волосы и застыла, распрямив спину . В этот момент она подумала о том, не спятил ли сосед с ума.
–Пилюли, разве не хлеб?- Привел он в чувства бывшую повариху.
–Ам-м—да—мм-…прошамкала Василиса беззубым ртом.
Жил Горюн на краю станицы.
По злому умыслу все аптеки находились в центре станицы и рядом, друг возле друга. Шагать сюда приходилось километра три, не менее.
До остановки автобуса далеко. Автобус курсировал в город по главной улице.
Детей не просил, чтобы подвезли. У них и своих хлопот полно,- не до него.
Такси? Дороговато! Надо заплатить более сотни рублей, да и привык он все «пехом», как он выражался. «Здоровее будешь!»
Шел он и радовался жизни.
Сколько событий мелькало в его голове.
Думалось о том, какая настала жизнь! Дети, ну сущие вундеркинды! Они с рождения «шарят» в компьютере и разной аппаратуре, а тут кое-как освоил телефон.
Умею нажать на одну кнопку приема,-поругивал себя,-а, чтобы позвонить,- настоящая морока.
Постоянно вздрагивал при одном только звуке .
Внуки придумали зловредный звонок: «Дедушка, возьми трубку! Это - твои любимые!» - Вот бесенята! Ох, уж этот прогресс…
Так незаметно дошел до аптеки. Благо, здесь есть скамейка.
- И бабка, как видно, заморилась, что я , -подумал он и медленно опустился, чтобы «перевести дух».
- Устал?- Спросила она его.
–Нет, чуть израсходовал силы... - витиевато ответил дед.
Он стал наблюдать за тем, как люди то и дело вкатывались в двери аптеки приливной волной и более ускоренным темпом откатывались, как от мола.
Усаживались в машины, на скутеры ,велосипеды и устремлялись от нее по своим весям.
-А мне неплохо и на своих двоих!- Пронеслось в его сознании.
Ему всю жизнь нравилось ходить пешком.
-Движение,- это жизнь,- вспомнились слова, сказанные командиром, когда тот посылал его вглубь вражеского расположения войск за многие километры…
И тут он своим натренированным взглядом заметил ,что под крупной надписью "А П Т Е КА» совершенно мелкими буквами добавочный текст - «от вас находится в шаговой доступности».
-Это как же понимать? – Вслух произнес Горюн, и сам того не заметив.
–Чей та не понять ? – Мгновенно парировала ему собеседница. -Значицца,рядышком! Туточки!
–Это мне-то рядом? – Вдруг разговорился Горюн. -Как же это рядом, ежели она от меня за тридевять земель? Понастроили впритык одна к другой. Им бы поближе к нам. Так нет же, все лезут в центр…
Его будто прорвало, как дамбу в Крымске:
-Боятся лишний шаг ступить, чтоб - к человеку. Изощряются один перед другим.
Раньше писали: «Все во имя человека, для его блага!» Эти слова и теперь бытуют, только приукрасили их на другой лад и думают,осчастливили человека.
Они не протягивают руку помощи, а ,наоборот, отталкивают.
–И то верно, -кувнула бабуся, соглашаясь с доводами деда.
–Помнится, по молодости мы бегали на танцы, месили грязь босыми ногами до центра,-продолжал он свои мысли выкладывать на ладонь.-Спешили из разных уголков станицы. А она, ты же знаешь, как раскинулась во все стороны. Несем над головой туфли, потом моем ноги у колодца, выфранчиваемся, и – до самых петухов выплясываем под духовой оркестр. Никто не задумывался о том, далеко это или близко.-Он кашлянул в кулак.
- В голодное время еле держались на ногах, но нас никогда не покидала сила духа, страсть к жизни. Мы дорожили жизнью и тогда, когда шли в бой, и когда делились последней едой.
Не выбрасывались из окон многоэтажек. Не слышали о наркотиках, не лезли в петлю… Нам некогда было думать об этом.
Эх, другая жизнь, другие нравы, иная воспитанность людей. Не научилась современная молодежь стойко преодолевать трудности.
Слабохарактерная!
Мужеству! Вот чему надо учиться, тогда и думать об чем-либо другом не захочется.
Вишь ли, в «шаговой доступности».
Им бы подумать о больших расстояниях , о которых мы мечтали ,и для нас они открывались на БАМ, Магнитку, на Целину! Куда направляли, туда мы и ехали, не боясь трудностей.
– И де ж ты-то, старый, был? Куды ты-то ехал? –язвительно выстрелила старуха.
– На Севере работал.
– Эк куды тя занесло. Белых медьвядей кормил?
– Там и без медведей дела хватит многим поколениям.
Но не мог я там долго жить без кубанской земли и нашего раздолья. Не покидала грусть по своей родной земле. Знал,что я здесь нужнее. Хлебушко-то всем нужен.Вот и сросся с землей и светлой нивой.Уж тут-то не было этой шаговой. Такими шажищами отмерял мой "Кировец",только пыль клубилась.
Вот такая у нас была шаговая доступность. Теперь вот пришло время и о ней подумать, об этой ненужной «шаговой».