Она сидела на верхней ступеньке крыльца и с грустью смотрела в синее, почти полностью темное небо, по которому в свете восходящей луны медленно проплывали серебристые облака.
- Там все по-другому. Это прекрасный мир.
- А разве наш мир не прекрасен?
- Этот мир прекрасен по своему, но тот для меня более близкий, родной. Он совсем не похож на этот. Там небо красного цвета и два солнца. И бескрайние пустыни с золотистыми песками. И ветер… там всегда дует легкий ветер, который словно живой: он поет какую-то удивительную песню, слова которой я не могу разобрать. И море… с розовой водой, на котором никогда не бывает волн, и которое на закате шепчет свои сказки о том, что повидало за день.
- По описанию этот мир довольно безжизненный.
- Нет, тот мир куда более живой, по сравнению с нашим. Живой, но там другая жизнь. Совсем не похожая на нашу, но от этого еще более волшебная.
- И где же он, этот твой мир?
- Где-то там, далеко-далеко. – она прищурила глаза, словно стараясь отыскать в небе те самые две звезды, о которых она рассказывала, между которыми вращалась заветная планета. - Я не знаю точного расстояния, но уверена, что на наших кораблях мы не добрались бы туда даже за тысячу лет…
Я встретил ее шесть месяцев назад. Она очаровала меня с первого взгляда, и после этой встречи мне больше не хотелось с ней когда-либо расставаться. Она не была похожа ни на одну из тех девушек, которых я когда-либо встречал. Даже в самой обычной на первый взгляд внешности, присмотревшись можно было заметить какие-то удивительные черты, которых прежде я никогда не видел в ком-либо. Вероятно, вся эта необычность заключалась в ее светлых удивительно глубоких глазах, которые даже в моменты, когда она весело смеялась, сохраняли где-то на самом дне капли грусти. Я тогда еще не понимал, с чем именно была связана ее грусть.
Она была мечтательницей. Могла часами молча бродить по лесу, углубившись в свои мысли, или сидеть на склоне горы на каком-нибудь камне, нависающем над бездной, и любоваться закатом. Но больше всего она любила море: мне порой казалось, что у нее с ним какие-то особенные отношения. Я был уверен, что именно ему, сидя на песке и нежно перебирая рукой морскую гладь, она посвящала свои тайны, и именно из него черпала свои жизненные силы и вдохновение. Порой она просыпалась под утро, часа в четыре, выходила из домика и шла бродить по пустынному берегу, укутавшись в легкий теплый плед.
Я любил ее, и она меня любила, настолько сильно, насколько была способна полюбить здесь. Но у нее была своя, другая жизнь, в которой мне не было места – в своем сознании, мыслях, мечтах и снах. Там была вся она, и я не мог позволить себе чем-то ей мешать или препятствовать.
Мы сидели на берегу моря, укрывшись покрывалом и прижавшись друг к другу. Волны тихо бились об берег, а солнце, окрасив своими последними лучами небо в багряные цвета, уже скрылось за горизонтом.
- Ты все время молчишь… Ты снова что-то видела?
Она кивнула.
- То, что ты зовешь сном.
- Расскажи мне.
- Бескрайняя пустыня, тянущаяся настолько, насколько хватает глаз. И огромный черный замок с острыми шпилями. И этот человек, я его снова встретила… Все также в черном, та же фигура, голос, походка… Но я никогда не видела его лица. Я бежала ему навстречу, в развивающемся плаще, даже скорее летела, там движение происходит совсем по другому. Мы встретились и… это было чудесно. Мы просто стояли и разговаривали. Весь «сон» разговаривали так, как будто не виделись уже очень много лет. Но я не помню сейчас о чем, не помню ни единого слова. Так жаль.
- Ты любила его?
- Я думаю, да. Там – да.
- А здесь?
- Наверное, где-то глубоко в подсознании у меня живет память о нем, которую мой мозг тщательно блокирует. Потому что после этих встреч мне становится грустно. Невыносимо грустно. Но здесь я люблю тебя.
С каждым днем она угасала. Я видел это, но ничем не мог ей помочь. Я понимал, что она не рассказывает мне и десятой доли того, о чем знала и о чем могла бы мне рассказать, боясь напугать или сделать мне больно. Но я понимал, что с каждым новым воспоминанием и с каждым новым «возвращением» туда, она становилась все более несчастной, хотя и старалась не показывать этого. Я делал попытки поговорить с ней, отвести ее к врачам, но все было тщетно. Она делала мне одолжение, шла к очередному специалисту, но дальше первого сеанса дело не заходило. Она не была ненормальной, напротив, она прекрасно знала о чем стоит разговаривать, а о чем нет. Видимо она сама понимала тогда, что здесь ей никто не сможет помочь. Вылечить можно отклонения в психике, болезни тела, но она не была больна.
- Я устала. – однажды сказала она, когда мы неспешно прогуливались по вечерней набережной, и разговаривали о каких-то предстоящих в нашей жизни событиях.
- Ты хочешь домой?
Она кивнула.
- Так пойдем, почему же ты раньше не сказала?
- Нет. Ты не понял. – она остановилась и серьезно посмотрела на меня. - Я хочу не к нам домой. Я хочу ДОМОЙ. Мне плохо здесь.
- Милая… - прошептал я. – Не надо так говорить!
Я прижал ее к себе и заметил, как по ее щеке медленно скатилась слеза.
Я чувствовал, что однажды этот день настанет, знал это. Прекрасно знал, но, видимо, потому что не до конца верил во все происходящее, так и не смог его предотвратить.
Дома никого не было, только открытый ноутбук напоминал о том, что она должна быть где-то рядом. Я подошел к нему и увидел открытый текстовый документ; в ту же секунду внутри что-то словно щелкнуло, а руки задрожали. Я уже тогда все понял, но все-таки сделал над собой усилие и сел за стол прочитать написанное.
«Я очень устала, и у меня больше нет сил. Я мертва здесь, давно уже мертва. Я здесь чужая... Это ужасный мир, в котором слишком много боли, слишком много лжи, лицемерия, жестокости и несправедливости... Где все завязано на бесполезных материальных ценностях... Там все по-другому, там совсем другая жизнь... Там спокойствие... Там тишина... Там бесконечное счастье и любовь... Там гармония... И розовое море… Как же я мечтаю снова его увидеть! Оно живое, такое же, как ветер, как песок, как скалы, как звезды на небе. Этот мир давно мертв, мы сами убили его, уничтожили его душу. Я так и не научилась существовать в нем... Единственное, что мне больно оставлять здесь – это ты. Но я верю, что ты простишь меня... И поймешь... Люблю.»
Я приходил сюда каждый день. Приносил цветы и немного морской воды, которой она наверняка была бы рада. А потом подолгу стоял и смотрел на надгробие. Помимо имени и лет жизни я выбил на нем надпись.
«Не умерла. Вернулась домой».