Папа разбудил меня затемно. Как он просыпался без будильника, для меня было большой тайной. Иногда я думал, что он вообще не ложился спать. Потом понял, что спал он нормально, но очень недолго, часов пять. Я в свои десять лет мог проспать все двенадцать. Но на рыбалку вставал легко. Мы собирались возле госпиталя, туда подъезжал большой автобус. Компания на рыбалку отправлялась внушительная, человек двадцать, все офицеры, причем с автоматами и карабинами. Шел 1947 год. В наших местах кроме голода была еще одна беда – в окрестностях Каменца активно действовали бандеровцы. Поэтому выезд на рыбалку выглядел как маленькая войсковая операция. Выезжали мы чаще всего на речку Смотрич. Но на этот раз автобус поехал по Проскуровскому шоссе, миновал старинное местечко Дунаевцы и через несколько километров свернул направо. Остановились мы на высоком берегу над красивым прудом. Когда-то местный помещик создал здесь свою маленькую Софиевку. Долину ручья перегородили плотиной, в центре образовавшегося пруда насыпали остров. Родник перекрыли гротом, а на берегах и на острове разбили парк. Я запомнил каштан, отличавшийся необычными маленькими листьями. Возможно, это был съедобный каштан. Во всяком случае, каменецкие каштаны от него сильно отличались.
Но любоваться красотой искусственного ландшафта мы не стали. Половина экспедиции с оружием разошлась по вершине холма, остальные разделись и приготовились забрасывать сетку. Сетка у папы была особая. Собственно, это были три сетки. Снаружи две из тонкого шпагата с ячеей 15 х 15 сантиметров, а между ними тонкая фельдиперсовая дель с ячейкой 2 х 2. Ширина внутренней сетки была в полтора раза больше наружных. Рыба ударялась в сетку и попадала в своеобразный мешок. Называлась такая конструкция трехстенкой. Длиной сетка была метров тридцать. Её растянули на берегу, зашли в воду к средине пруда. Папа стоял в центре. Мы тихо двигались к берегу, и когда оставалось три метра, нужно было быстро вытащить края на берег. При всей простоте этого маневра он имел решающее значение. На одном краю зазевались. Там оказалась то ли коряга, то ли заросли камыша. В результате вся рыба ушла. Мы поймали буквально пять или шесть карпов.
При втором заходе папа неожиданно поставил меня на тот самый злополучный левый край. Сказать, что я был счастлив – ничего не сказать. В том 47 году мне только-только исполнилось десять лет. Самыми большими моими проблемами были уверенность в себе и доверие взрослых. Механизмы вроде настольных часов, которые я непременно разбирал до винтика и потом собирал, почему-то отказывались идти. Всегда оставалась пара запчастей, хотя весь механизм вроде бы был собран. По деревьям я лазил нормально, папа показал, как ставить ноги у самого основания веток, как находить три точки опоры, почему не нужно бояться сидящих на коре летучих мышей. Однако моей одежде это помогало очень слабо. С одеждой вообще была беда. Почти каждый день я непременно рвал брюки или рубашку на колючей проволоке, из которой были сделаны все заборы в нашем квартале. В конце концов, мама сшила мне штаны из какого-то сверхпрочного материала, именуемого чертовой кожей. Вероятно, это был тонкий брезент. Я порвал его на филейном месте буквально через час, за что и был соответственно поощрен. Описывать все мои печали тех лет нет резона, если вынести за скобки местную обстановку, беды окажутся знакомы подросткам всех времен и народов. Естественно, что серьезные задания мне никогда не поручались. Я уже не раз выезжал с папой на рыбалку и обычно шел в цепи рыбаков рядом с ним.
При второй попытке мы зашли в пруд несколько ближе к плотине. Я все время смотрел на папу. Хорошо, что вода была прохладной, пока мы подошли к берегу, я успел успокоиться. Когда до берега осталось совсем немного, он махнул рукой. Со всей скоростью, с какой можно двигаться по грудь в воде, я рванул к берегу, вытащил край на траву и тут же побежал прижимать нижний подбор со свинцовыми грузилами к илу. Несколько рыб прошмыгнули под ногами. Но все мы сделали синхронно, и тут началась потеха. В пруду благоденствовали зеркальные карпы и сазаны. Кто-то рассказал, что в этом селе во время войны жил комендант немец, который запретил местным жителям рыбачить в пруду. Так или иначе, но рыбы оказалось действительно много, и какой рыбы! Часть карпов бросилась от берега и запуталась в сетке. Остальные спрятались в корягах, камнях и камыше. Никогда не забуду, как счастливый рыбак поднимает в руках здоровенного карпа и торжествующе показывает публике. И вдруг рыба изгибается пружиной, рывок, и она летит далеко через сетку в пруд. Но никто не ругается. Рыбы так много, что часть охранения оставила карабины и таскает рыбу в автобус. В самом конце я напал на куст камыша, буквально забитый верховодкой, но папа махнул рукой – не мелочись!
Тяжело нагруженный автобус еле поднялся по косогору. Когда мы выехали за село, начало темнеть. Неожиданно в свете фар оказался заяц. Почему-то бедный косой бежал и бежал впереди автобуса, никак не мог свернуть в темноту. Спас его поворот дороги. Мы приехали в Каменец поздним вечером. Всю рыбу разложили равными кучками по числу рыбаков. На мою долю тоже досталась кучка - первый в жизни честно заработанный улов.
Продолжение см. http://www.proza.ru/2013/10/21/1415