У каждого времени свои ценности и диковинки. За открытие периодической системы Менделееву вручили драгоценный подарок – весы из чистого алюминия. Во времена дедушки Крылова «по улицам слона водили», а мне летом 1954 года довелось увидеть раритет почище – живого капиталиста. Это произошло на Украине, то есть в стране победившего социализма на 37 году советской власти и не в каком-нибудь зарубежном посольстве, а в обычной квартире.
Я приехал в гости к сестре Асе и ее мужу Яше и был очарован красотой города Черновицы, ставшего впоследствии Черновцами. Европейская архитектура, замечательный оперный театр, множество магазинов с роскошными витринами, улицы вымощены брусчаткой, не то, что в нашем Каменце с мостовыми из булыжника. Одно слово – Европа. Дом, в котором жила сестра, очаровал меня с первого взгляда. Широкие окна из полированного стекла, фасад украшен орнаментами из декоративной штукатурки, цветовая гамма выдержана в благородных серых и черных тонах. Мне сказали, что в народе такие дома называют «люксами». Квартира, в которой жила сестра, располагалась на первом этаже пятиэтажного дома и состояла из пяти комнат, большой прихожей, центрального зала, громадной кухни и полного набора удобств. Паркетные полы, кафель, но больше всего меня поразили внутренние двери, выполненные из пластин матового стекла с зеркально полированными краями. В этих роскошных апартаментах сестра занимала небольшую комнату, в двух соседних жили хозяева квартиры, а еще две комнаты с отдельным входом и удобствами снимала семья.
Сестра предупредила, что к хозяину нужно обращаться «господин Шифер» или «господин адвокат», а к хозяйке – «мадам Шифер». Господин говорит на немецком, идиш, румынском и других языках, мадам говорит по-немецки и владеет украинским в объеме, позволяющем ходить на рынок. С хозяйкой меня познакомили сразу. У большой дровяной плиты на кухне возилась высокая и очень худая старуха в древнем застиранном халате неопределенного цвета. Она глянула на меня без всякого выражения, что-то пробормотала и кивнула. Мы сочли за благо поскорее откланяться и ретировались в свою комнату.
Господина Шифера я увидел через несколько дней. Он являл разительный контраст со своей тощей скромно одетой супругой. Прежде всего, это был несколько полноватый джентльмен в черном костюме-тройке, белая сорочка, галстук, дорогой черный портфель в руке довершал наряд. Господин адвокат торопился, но двигался без всякой спешки, как уважающий себя солидный человек. Мадам провожала его, стоя в глубине передней. Похоже, что господин адвокат вообще меня заметил, хотя мы находились в двух шагах друг от друга.
Встретив такую странную пару на улице, никто бы и не подумал, что это - супруги. Я стал расспрашивать сестру и услышал необычную историю. В Вене жила богатая семья. Родители очень любили свою единственную дочь и позволили ей выйти замуж по ее собственному выбору за бедного подающего надежды молодого адвоката. Адвокат не подвел, в начале 30-х годов у него имелось достаточно средств, чтобы построить в Черновицах несколько доходных домов класса «люкс» и купить различную недвижимость в Румынии. В 1944 году господин Шифер неожиданно стал гражданином СССР, деньги в банках Бухареста пропали, «люксы» экспроприировали в пользу трудового народа. Семье оставили пятикомнатную квартиру в одном из их бывших домов. Преуспевающий капиталист превратился в рядового советского труженика. Как я смог заметить, домашними хлопотами господин адвокат себя не утруждал, переложив их полностью на плечи супруги. Чаще всего он сидел в своих комнатах, изредка выходил в город, всегда тщательно одевшись.
Однажды, когда господин Шифер ушел по своим делам, к нам в комнату постучалась мадам и попросила меня пройти на их половину. Хозяйские комнаты поразили меня невиданной раньше мебелью и теснотой. Все стены и пол были плотно увешаны и уставлены картинами, гравюрами, вазами, ларцами и т.п., что вместе с дорогой мебелью создавало впечатление не жилого помещения, но антикварного магазина. На большом письменном столе у окна стояла бронзовая настольная лампа. Повернув несколько раз выключатель, хозяйка жестами показала, что изделие не работает. Беглого взгляда хватило, чтобы понять: мадам Шифер родилась в рубашке. От старости резиновая изоляция пересохла и местами отвалилась, обнажив медные жилы. Я забрал лампу на кухню, разобрал её и выбросил старую проводку. Мадам стояла в стороне с выражением мрачного отчаяния на лице. Чтобы не волновать хозяйку, пришлось унести лампу в комнату сестры, воспользоваться инструментом и материалами из Яшиных запасов. Через полчаса провода были заменены, контакты почищены, вкручена новая лампочка. Изделие выпуска 1932 года (на лампе имелось заводское клеймо) опять обрело способность светить.
Через полчаса в нашу комнату опять постучали. Вошла хозяйка и вручила мне презент - старую немецкую газету, изданную в начале ХХ века, с первым упоминанием в прессе о теории относительности и ее авторе. Из немецкого я знал только две фразы - «хенде хох» и «Гитлер капут». Пришлось на жуткой смеси украинского и английского сообщить, что с теорией относительности теперь знакомятся в школе, все слышали про Эйнштейна. А подарок принять не могу, так как не читаю по-немецки. Мадам забрала газету и скоро вернулась с маленькой сигарой в руке, которую торжественно мне вручила в знак благодарности «господину инженеру, который смог починить лампу, много лет назад вышедшую из строя». Это я-то господин инженер, который только окончил девятый класс! За сигару я поблагодарил и вечером отдал ее Яше. Но выкурить ее было невозможно, за многие годы вся ее внутренняя часть покрылась белой плесенью. Но зато мы в руках первый раз в жизни подержали настоящую гаванскую сигару.
После переживаний, связанных с ремонтом лампы, мадам Шифер заметно подобрела, иногда на ее морщинистом лице появлялось подобие улыбки. Мы беседовали на несложные темы. В следующие годы я несколько раз приезжал к сестре и обратил внимание, что господа живут очень скромно и часто болеют. Адвокат все реже выходил из дому, клиентуры у него явно поубавилось. Хозяева распродавали свои золотые вещи, их при этом бессовестно обманывали. Старик громко ругался по-немецки, а мадам часто плакала.
Иногда старая женщина сама подходила ко мне или сестре, чтобы обсудить какую-нибудь новость, услышанную на рынке. Её можно было понять, зачастую ей было просто не с кем обмолвиться словом. Не знаю, читала ли она в те годы художественную литературу, книг у них в комнате я не заметил, но классику, особенно немецкую, она помнила и с удовольствием о ней говорила. Признаюсь, в части Шиллера и Гёте я был слабым собеседником.
В конце 50-х годов сестра переезжала к нам в Каменец. Мы приехали на грузовике, чтобы забрать ее вещи. Машина тронулась, я обернулся, чтобы последний раз посмотреть на красивый дом. За окном нашей бывшей комнаты стояла мадам Шифер в своем неизменном старом халате. Мне показалось, что глаза у нее подозрительно блестят. Возможно, это был просто отблеск света в полированном оконном стекле. В те годы я еще не знал, что когда в преклонных годах из твоей жизни уходят люди, чаще всего они уходят навсегда.
Продолжение см. http://www.proza.ru/2013/10/21/1409