о ч а р о в а н н ы й
глупая нежная сказка
- Что-то мне не верится, что бывают такие красивые женщины, - проворчал я, кося взглядом на стоящую рядом девушку.
Дело было летом в лёгком сарафанчике, и, хотя я был без очков, плёлся за ней до остановки. Мне уезжать было некуда, так что шёл я именно за ней.
- Это вы мне? – соригинальничала она, хлопнув меня огромными, как крылья, ресницами.
Я на всякий случай огляделся.
- Интересно, - ответил я, глядя ей в лицо, можно сказать – в глаза, хотя мои глаза лезли, вообще, - вы хотите сказать, что я мог видеть на этой планете кого-то прекраснее вас?
- Так вы – инопланетянин, - разочарованно догадалась девушка, - и многого не понимаете.
- У меня внешность, согласен, внушает мысли об инопланетизме, - вздохнул я. – На самом деле я – принц. Сильно разорившийся.
- Странно, - задумчиво проводила взглядом отъехавший трамвай незнакомка.
- Ничего странного. Не считая того, что таких красивых женщин не бывает. Ещё десять минут – и я б понял ту песню, где «нельзя быть красивой такой».
- В самом деле? – по-видимому, она захотела узнать о своей красоте нечто таинственное, что нельзя, крутясь перед зеркалом.
- Не сомневайтесь. Красота – это психотронное оружие, особенно поражающее идиотов.
- Так вы?..
Она явно не хотела меня обидеть.
- Нет! Вы не поверите: я парасофист, то есть некто вроде алхимика…. Я изобретаю защиту от красоты.
- И… изобрели?
- Почти… Уже около ста лет я уберегаюсь от страшных сердечных ран…. Впрочем, мне с детства врачи запретили целоваться.
- Целоваться! – воскликнула незнакомка, с жалостью глядя на меня. – Потому что вы превратитесь в лягушку?
- Нет, это были бы волшебники. Всё куда прозаичнее – у меня в крови есть необычный фермент фемандрин. Если б были вампиры, укусив меня, они не только бросили бы своё грязное увлечение-безобразие, но и, вообще, биологически трансформировались, начали бы любить людей бескорыстно… Но для реальных женщин ничтожное количество этого фермента грозит временным безумием.
- Но причём поцелуи? – вернула меня к теме незнакомка.
- Ах, да… Губы. Вообще – нежные покровы тела – через поры фермент выделяется и у меня на губах. Теперь понятно?
- Вот ужас, - сказала девушка, внимательно и бесстрашно рассматривая меня. – Но, насколько я понимаю в медицине… Не только поцелуи ваши опасны для женщин?
- Конечно! – даже прикосновения через одежду. Я однажды поцеловал девушке руку. Да еле отбился – это была агрессия! Понимаете, фермент этот куда сильнее героина… Но что мы говорим об ерунде! – перебил себя и я. – Ведь что такое – глупый каприз природы! В сравнении с вашей красотой - бесценной короной природы!
- Да-да, конечно, - рассеянно кивнула девушка, думая явно о другом. – А каково же это безумие? Ведь я не поверю, что вы никого не целовали!
- И не верьте! Хорошо. Что скрывать? – вздохнул я почти убито. – Но не нарочно! Поверьте – я защищался!
- Я верю вам! – растроганно сказала девушка, смахивая со щеки пылинку… снежинку… слезинку, да.
- Спасибо, - расчувственно выдохнул я, прикоснулся к её руке на мгновенье, сразу отдёрнул руку и виновато опустил глаза. – Простите…
- Да ничего, - великодушно простила меня юная фея. – Кажется, всё в порядке… Да – а через воздух… не передаётся?
- Ну что вы! – пылко возразил я. – Знаете, что сказал профессор Загоруйко… есть такой профессор - по бабочкам… Так вот: аналогичный фермент вырабатывают мотыльки, и бабочки улавливают его за десять километров… Но вовсе не сходят с ума!
- Не знаю, - вздохнула девушка. – У бабочки мозг, видимо, немного меньше… Но ведь она летит на этот запах!
- Но не погибает, - успокоил я незнакомку.
- Потом появляется мохнатая гусеница – это сродни безумию.
- Согласен, - кивнул я печально. – Но иногда мотыльки так стары, что всё обходится без последующих гусениц, - только волшебные мгновенья – дар двух сердец природе за её щедрость и красоту…
- Неужели? – снова призадумалась девушка. – Неужели такое бывает? Я знаю, что некоторые мужчины заводят детей в неприличном непреклонно преклонном возрасте… Кстати, сколько вам? Лет?
- Мне? О, женщины в моём возрасте перестают надеяться, что их найдёт принц.
- Понятненько. У меня странно кружится голова… Это не вы?
- Поймите – я не могу этим управлять. Впрочем, профессор Загоруйко – я упоминал его – предполагает, что фермент вырабатывается только, когда я вижу женщину, которую считаю самой красивой в мире.
- Почему – только предположение?
- Эксперименты запрещены международной конвенцией. К тому же добровольцев-красавиц нет, да и где гарантия, что она – лучшая в мире?
- А я? Почему вы считаете?..
Я развёл руками:
- Да не считаю я. Просто, вижу.
- Вы видите?
Я сокрушённо кивнул.
- Итак, я кажусь вам самой красивой…
- Боюсь, это так.
- Послушайте… А вы не сумасшедший?
- Да не действует этот фермент на мужчин! Я, конечно, не целовался – бррр - но от моего рукопожатия мужчины просто десять минут несут ахинею о своих проблемах, политике и футболе.
- Боже! Как мне это знакомо! Может быть, и у меня есть похожий фермент?
- Ваши знакомые женщины…. Говорят нечто унылое, когда видят вас? Думаю, здесь не фермент – просто ваша необыкновенная красота.
- Необыкновенная?
- А где вы видели обыкновенную?
- Слушайте… вы преувеличиваете.
- Точно?
- Точно.
- Оглянитесь. Вот стекло витрины. Что вы видите в нём? Вон там, рядом с неуклюжим мешком в зелёных шёлковых брюках? Смотрите внимательнее! Что – вы – видите?
Она задумчиво разглядывала своё отражение.
- Нет, я сдурела, - честно призналась она. – Я вижу необыкновенно красивую дуру.
- И вам срочно нужен интеллект?
- Да зачем, зачем он?
- А если я преподнесу вам вон те цветы? Не кажется ли вам странным, что бабушка сидит на трамвайной остановке с розовыми розами?
- Очень странно, - согласилась прекрасная незнакомка.
Я галантно преподнёс ей огромную розу, каждый лепесток которой требовал поцелуев.
- Но что вы думаете о любви? – спросила печально девушка, рассматривая розу так, будто гадание по её лепесткам надёжнее, чем по ромашке.
- Любовь! – сказал я со слезой в голосе. – Есть древняя легенда, что Любовь способна исцелить мужчину от самого страшного изъяна…
- И у вас – от фермента?
- Нет, - коротко пояснил я. – Мой случай безнадёжен. От любви концентрация фермента повышается.
- И что же происходит с несчастной, которая имеет неосторожность позволить себе всего лишь один…. ну, два – малюсеньких! – поцелуйчика?
- Да она слепнет. Прежде всего.
- Слепая?
- Да. Она смотрит на мир, и даже если на улице туман и морось – ей легко и светло. А когда смотрит на меня – видит легкомысленного двадцатилетнего атлета с интеллектуальным уклоном.
- Нет, я дура, - вздохнул красавица. – Я вижу в вас опытного соблазнителя глупых девочек.
- Вы несправедливы к себе, - коротко ответил я. – Что это меняет в вашей красоте?
Она озадаченно посмотрела на меня.
- Я уже сошла с ума? Ваш небезызвестный профессор Загоруйко… возможно, ошибся насчёт ваших гормонов… Но почему он – профессор по бабочкам? И вы сами очень похожи на этого пресловутого профессора Загоруйко!
- Видите? Вы способны легко сопротивляться! Разве это не доказательство полной безопасности? Можете, допустим, взять меня за руку – вы себя полностью контролируете.
- Нет, - отдёрнула руку она. – Я не уверена!
- Напрасно. Мысленно пройдите всё своё тело. Полная тишь, верно?
- Какой вы коварный, - печально вздохнула незнакомка. – Я не более спокойна, чем муха в паутине.
- И при этом в сердце – ни капли любви?
- Верно…
- Но трамваи не перестали ходить.
- А если я вас больше не увижу?
- Не будет и паутины… А я вам вот что скажу: на этой неделе вы встретите такого замечательного мужчину – лет сорока… Словом, – мечту…
- И он познакомится со мной?
- Я не могу предвидеть незначительные подробности.
- А почему бы вам не достать нож и просто вонзить его в моё сердце?
- А если ваше сердце – каменное? Вы давно снимали кардиограмму?
- Никогда. Но оно бьётся! Хотите?..
Она осеклась.
- Это очень опасно, - печально сказал я.
- Ещё бы, - не без иронии заметила она. – Всё. Это временное умопомрачение. Знаете, вы спросили в начале: не верится, что бывают такие красивые женщины.
- Да?
- Я теперь точно вижу, что вас-то точно не бывает – только не вздумайте прикоснуться ко мне!
- А роза?
- Роза? – она растерянно посмотрела на прекрасный бутон.
- Да. Роза.
Он жалобно взглянула мне в глаза:
- А расколдовать меня вы… согласны? Я же погибну.
- Сейчас будет трамвай.
- Но я не хочу!
- Вы вернётесь.
- И опять увижу вас?
- Нет. Собственно, вы правы: меня не существует. Я – иллюзия. А иллюзия… не так подвластна уму, как иногда кажется. Трамвай.
- Вы не едете?
- Иллюзии остаются и даже умирают.
Она – глупая – быстро коснулась своими очаровательными губками меня.
И поднялась в трамвай.
Я стоял на остановке, и какой-то странный фермент разъедал мне сердце подобно серной кислоте.
Я, честно, не был профессор Загоруйко.
Я просто был несчастный принц, превращённый когда-то поцелуем нежной феи в стареющего мужчину, любящего всех красивых женщин, – обманщица – она обещала, что я – счастливейший из всех.
+++