Местность, в которой Михельсон нагнал Пугачева, не позволяла ему занять выгодной позиции для отражения атаки. Выбирать было не из чего. Емельян приказал выстроить в одну линию все орудия, за ними поставить пехоту. Яицких казаков во главе с Перфильевым оставил при себе, всадников Идыра Бахмутова приказал держать в резерве.
Чумаков, отвечавший за артиллерию, расставил пушки в передовых порядках войска перед оврагом. Было ли это непреднамеренной тактической ошибкой или он, встав на путь предательства, сознательно сделал это, чтобы ускорить трагическую развязку, - сейчас судить трудно. Возможно, и в самом деле уже не было времени переправить артиллерию за этот естественный защитный рубеж. Только Михельсон сразу увидел эту оплошку и использовал ее в полной мере. В центре он расположил пушки и пехоту, на правом фланге – Чугуевский конный полк, на левом – донских казаков.
Обозленные многодневными утомительными форсированными маршами, казаки были настроены решительно, если не сказать остервенело. Каждый думал, – пора кончать! Масла в огонь добавили язвительные упреки командиров, - не можете, де, справиться с толпою мужиков-лапотников. А тут еще пришло известие, что отряд Михельсона передают под команду прибывающего с турецкого фронта по личному повелению императрицы генерал-поручику Суворову – герою последних сражений с турками. Все это сыграло свою роль.
Повстанцы начали первыми, открыв огонь из орудий. Наступавшие ответили залпом, и сразу же пошли в стремительную, с криком "ура", атаку всеми силами. Удар был страшным, неудержимым. Конница смяв фланги повстанцев, летела, сверкая клинками к отборным сотням Пугачева и Перфильева. Удар по центру расстроил ряды восставших, они, слыша нарастающее "ура" со всех сторон, смешались, и, бросив свои пушки, кинулись к оврагу. Напрасно Овчинников, ругаясь на чем свет стоит, и чуть не плача, скакал среди бегущих, пытаясь их остановить. Все было напрасно.
Хорошо была видна эта цель, – цветасто одетый всадник на вздыбленном коне, размахивающий саблей. Пожилой седоусый солдат, бежавший к пушкам с ружьем наперевес, приостановился, встал на колено, приложился к своему оружию. Грянул выстрел. Всадник, вскинув руки, завалился на спину и соскользнул с седла, но нога застряла в стремени. Испуганный конь понесся вскачь, волоча за собой безжизненное тело и топча его копытами.
Солдат встал, удовлетворенно крякнул, расправил усы и принялся перезаряжать ружье. Сделав дело, по-стариковски неторопливо побежал вдогонку миновавшим его однополчанам.
*
Идыр со своим отрядом, укрывшись за склоном оврага, вслушивался в звуки разгоравшегося боя. За ним нестройными рядами толпились его конники. Слыша звуки сражения, ржанье столкнувшихся в смертельной схватке лошадей, кони нервно перебирали копытами, шевелили ноздрями, всхрапывали. Всадники с трудом сдерживали их. Сами настороженно вслушивались в доносившийся гул, с нетерпением поглядывали на Идыра. Но тот медлил. Государь приказал ему без приказа не входить в бой и не обнаруживать себя. Обещал прислать за ним посыльного. Но вот уж смолкли пушки, слышались только разноголосые крики людей, конский храп, звон стали, да частые хлопки ружейных выстрелов. Все это сливалось в сплошной несмолкающий гул.
Наконец Идыр не выдержал. Он даже не закричал, он завизжал резко и пронзительно, как визжат башкирские всадники, несясь лавой в конной атаке. Сотни глоток ответили ему многоголосым боевым кличем. Кони вздыбились, услышав призыв, остервенело взрыли копытами землю, понеслись. Засверкали на солнце клинки, стремительной волной выплеснулся отряд по пологому склону оврага на его кромку, – навстречу бою.
- Держись рядом, - только и успел крикнуть Идыр, скакавшему за ним Балтаю. Звуки боя захлестнули все.
Перед Идыром открылась страшная картина. Еще недавно стоявшее стройными рядами между пушками повстанческое войско беспорядочно бежало, стекая в овраг. А там уже, - он успел это заметить, с двух сторон по дну оврага неслись вражеские конники, кромсая саблями бегущих. Кричали и падали люди, опрокидывались на крутых склонах кони, судорожно двигали ногами и руками беглецы, пытаясь выбраться из овражной западни, и один за другим сползали вниз окровавленными, сраженные кто саблей, кто пикой, кто ружейным выстрелом.
Идыр несся впереди своего отряда, судорожно вцепившись одной рукой в скомканный повод, другую, с саблей, вытянув назад, пригнув голову к самым конским ушам. Что-то кричал, ощерившись по-звериному, и не слышал своего голоса, всхлипывал от ярости и обиды. "Опоздал!", - стучало в воспаленном мозгу, - "опоздал, пропадет государь!".
Впереди, в самой гуще рубящихся всадников мелькнула красная с золотым позументом шапка государя. Идыр оглянулся назад, увидел распластавшиеся контуры скачущих за ним всадников, крикнул поотставшему в этой гонке Балтаю: "Не отставай!" И сходу врезался в бушующий круговорот потных конских и человеческих тел, рубя направо и налево, с трудом различая своих и чужих, стараясь как можно быстрей прорваться туда, вперед, - к государю.
Вклинившийся в кольцо окружения отряд расчленил его, на какое-то время ошеломил противника. Рубившиеся здесь чугуевские и донские казаки заоглядывались, пытаясь понять, - велика ли опасность. Пугачевцы, наоборот, увидев помощь, стали напирать. Рубились яростно, уже не стало слышно боевого визга башкиров. Слышались только звон стали, предсмертные стоны, предупреждающие крики друзей, матерная ругань, да надрывные хрипы, которые непроизвольно вырываются из груди всадника, когда он, вкладывая в удар все свои силы, молниеносно с оттяжкой опускает клинок наискось на плечо противника, рассекая его, бывает, до самого пояса, - звуки тяжкой, кровавой, неприглядной, изнурительной мужской работы.
Идыр прорвался, наконец, к Пугачеву. Тот, увидев его, коротко и благодарно кивнул бородатой головой, распялив рот, крикнул что-то ободряющее. Идыр за шумом сражения не расслышал что. Рядом с Емельяном, почти плечом к плечу бились Творогов и Чумаков, бились умело, старательно выгораживая государя.
Кольцо окружения распалось. Пугачевцы, растянувшись широкой лентой, дрались теперь в коридоре, с одной стороны тесня противника к оврагу, с другой – отбиваясь от наседавших со стороны степи. Часа два уже шла эта схватка. Обе стороны обессилили, физически вымотались. Каждый теперь старался лишь защититься от удара, нападали редко. Напряжение боя стало спадать. Но противники не разъезжались, держали друг друга в напряжении, толпились стеной против стены, перебрасываясь руганью и едкими замечаниями, изредка то там, то тут вступая в схватку.
Идыр, пользуясь передышкой, оглянулся, ища взглядом Балтая, но его нигде не было видно. По всему полю валялись в беспорядке тела павших, опрокинутые пушки, кое-где еще толпились сражающиеся конники. Из оврага, заваленного телами погибших, кое-где еще карабкались по склону выжившие. А там дальше, - за оврагом, насколько мог охватить взгляд, вся степь была усеяна телами поверженных. Только в самой дали, почти на всю ширину горизонта, видны были группы всадников, скачущих за бегущими людьми, с блиставшими под солнцем клинками.
Бросив взгляд в обратную сторону, Идыр увидел вдали, у самого горизонта клубы пыли. Из Царицына на помощь Михельсону скакал конный отряд.
- Государь, смотри, - крикнул Идыр, указывая саблей в сторону отряда.
Пугачев услышал его призыв, оглянулся по сторонам, все понял.
- Отходим, - раздался его властный приказ.
И враз ожила, затихшая было схватка. Зазвенела сталь, раздались крики командиров: "Не выпускать, держать злодея!". Но повстанцы, отбиваясь, уже скакали по коридору вслед за Пугачевым, все убыстряя бег. Их сначала преследовали, потом преследователи стали отставать, разворачивать коней. Разрыв между противниками все увеличивался. Наконец и последний, совсем уже малочисленный отряд, в основном из офицеров, замедлил бег, и, сбившись в кучу, остановился.
Далеко впереди, растянувшись по степи, усеянной трупами, брошенным оружием, какими-то сломанными повозками, в беспорядке скачущими без седоков лошадьми, уходили в сторону Волги жалкие остатки пугачевского войска.
Потерявшее золотой блеск солнце кроваво-красным шаром коснулось горизонта. Вокруг него ширились, заливая небо, зловещие краски багрового заката. Над степью опускалась тишина.