На полпути к счастью. 7. Соглашение сторон...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 7.
                СОГЛАШЕНИЕ СТОРОН.

      – …Вот примерно всё так и обстояло. За две недели до маршрута в Россию я буквально вытолкнул её из этого дома и моей жизни.

      Грусть была просто физически ощутима – резала сердца и Стаса, и самого рассказчика без ножа: медленно, долго и мучительно больно, до изуверства!

      – Посчитал, что это будет честно по отношению в тебе, – глубоко вздохнул. – Если так можно выразиться, позволил нагулять девственность. Чтобы, наконец, сошли синяки от моего невоздержанного темперамента. Нет, в буквальном смысле, из-за последнего срыва, постель мне была противопоказана, – смутился, что такие вещи рассказывает, но и понимал: он имеет право знать, – но никто не запрещал любить и ласкать её… – потерянно и глухо прошептал последние слова, – что я и делал. Только наши весовые категории… Синяки не сходили. Вот и нашёл в себе силы: отвёл к родителям, объяснив и ей самой мою точку зрения, и им. Поняли. «Спасибо» сказали, – тяжело вздохнул. – Всё закончилось. Мне оставалась лишь работа и… любовь глазами. Понемногу стал отучать себя от неё, – с болью выдавив, поспешно отвернулся.

      Резко встал и направился на кухню. Не справился с грустью. Не смог. Готовя кофе, смахивал торопливые молчаливые горькие слёзы. Предчувствовал, что этот раз всё обернётся для Ланы счастливо, чувствовал, но никак не мог смириться с потерей любви и мечты: жить семьёй и растить совместных детишек. Готов был даже побочных признать, только б была его женой! Смирился заранее с тем, с чем ни один настоящий итальянец не смирится! Не вышло. Дэйзи вернулась с сияющими глазами, и он сразу понял: проиграл и потерял. А когда стало известно, что ждёт от Стаса ребёнка, дико закричал у себя в саду! Теперь-то ничем не убедить её стать женой и зажить семьёй. Не пойдёт на это. Будет в одиночку растить малыша от возлюбленного, если тому не удастся вырваться из России. Самое большее, на что мог рассчитывать – остаться бодигардом при них, изредка любовником, когда ей захочется любви из-за очередной неудачи.

      Справившись с отчаянием, ополоснул лицо в ледяной воде, достал из морозилки несколько кубиков льда, приложил к векам. Собравшись с силами, понёс кофе в гостиную к камину.

      – Прости, задержался.

      – Я всё понимаю. Сам срывался в России постоянно. Сколько раз грозили с работы выгнать, а для меня это могло означать только одно – Афганистан. Там бы и сгинул. Когда Афган кончился, «горячих точек» не стало меньше – не выжил бы. Спасибо начальнику бюро и друзьям. Ну, и любимым, конечно. Они удержали от края. Перед самым концом…

      Захлебнулся воздухом, вспомнив жуткое время, погрустнел, помолчал, взял эмоции под контроль.

      – Я запил. По-настоящему. Как выражаются русские, «по-чёрному». Запой. Спасла от смерти последняя возлюбленная, Лиза: вернулась неожиданно с маршрута, сорвалась на три дня раньше, что-то почувствовав. И спасла. Умер бы от остановки сердца. Буквально откачала, реанимировала. Мне вообще везло на настоящих, искренних, любящих женщин. Наверное, потому что каждый раз влюблялся, честно отдавая сердце и душу. Оставлял себе только ту их часть, в которой всегда, постоянно жила Светка, Ромашка Хотьковская, судьба. О ней кричал, когда срывался опять в пике.

      Медленно пил чудесный насыщенный горький кофе, смотря в пылающий камин.

      – Она никогда во мне не умирала. Это я без неё гибнул, пропадал, истончался. Приезжая, заставала меня на последнем вздохе. Буквально! Ещё бы день…

      Покачал головой, поражаясь: «Как удержался от самоубийства? Не раз стоял над пропастью».

      – Перед последним маршрутом, едва выжив, решил: не приедет, вернусь и прекращу безобразную, бесчеловечную пытку для себя. Хватит жить в вечном ожидании того, чего не может быть. Не верил, что смогу вырваться из лап спецслужб. Они были за плечами неотрывно. А однажды, прямо на маршруте, меня арестовали.

      Поднял серые глаза на Тони. Он выпрямился и побледнел. Стас грустно кивнул.

      – Я тоже так подумал: «Конец». Боялся только одного: Светка, узнав об этом, наложит на себя руки. Этого и страшился. Даже не собственной смерти, а того, что моя девочка никогда не будет счастлива, не родит детей, не станет бабушкой. О себе не задумывался – похоронил, едва посадили в их машину. Только о единственной молился всю дорогу. Тогда повезло: предупредив последний раз, отпустили, но понимал – до конца маршрута. Стоит группу иностранцев сдать коллегам – все головы полетят. Моя первая, – вскинулся, внезапно кое о ком вспомнив. – Джордж Коуллз куда делся? Где он?

      Увидев медленное покачивание головы хозяина, тяжело и порывисто вздохнул.

      – Что-то странное с ним произошло, чувствую, а у кого узнать, не знаю. Не подскажешь?

      – Только сама Лана может быть в курсе.

      – Летели разными рейсами. Тоже в недоумении, не просветил никто. Тишина. Может, жив-здоров. Но куда девать чувство тревоги?

      Энтони согласно кивнул: также отчего-то тревожно было на душе.

      – Вот и я не могу от него отделаться. Ладно. Разберёмся. Ты не ответил на мой вопрос, Тони!

      Хозяин удивлённо поднял брови.

      – Как видишь дальнейшую жизнь? О чём мечтаешь? Чего хотелось бы? Пусть маленькое сумасшествие – озвучь! Я выслушаю без улыбки, обещаю…

      Ещё не договорив, заметил грустное покачивание коротко стриженой головы визави.

      – Почему?

      – Она всё решает. Мы – подданные Её Величества, Гения Ланы Вайт. Будем ждать высочайшего указа, – невыносимая печаль пробилась сквозь тёплую улыбку.

      – Навести её. Сейчас. Не как бодигард, как друг.

      Стасу было так жаль славного парня! Всеми фибрами души понимал и сочувствовал, а как смягчить боль потери не мог сообразить. Лишь вздохнул с сожалением: «Бедный Тони!»

      – Поговори. Теперь она другая. Осторожная. Мудрая. Сможет трезво всё обдумать. Стоит попробовать.

      – А ты о чём мечтаешь, Ромео? – пропустив предложение мимо ушей, засмеялся приятным низким рокочущим смехом.

      – Я лишь подданный – жду указа!

      Рассмеялись вдвоём, хлопая друг друга по плечам.

      Стасик хитро прищурился.

      – Слушай, а ведь она хулиганка. Вот опомнится и заявит, что хочет жить с нами двумя. Что будешь делать? Откажешься?

      – Да.

      – Откажешься?! – поразился до глубины души, задохнувшись воздухом от изумления.

      – Да. Вы заслужили нормальную семью. Довольно экспериментов. Живите в законном и церковном браке, рождайте детей. Радуйтесь им и тихой семейной жизни. Вы об этом мечтали там, в том маленьком городке России? Вот и осуществите, наконец, давнюю мечту. Пришла пора.

      Повисла такая тяжёлая тишина, что ранила оба сердца тяжестью, недосказанностью и мукой. Эта тишина была похожа на палача.

      Долго сидели, думая о своём, пока не опомнились – утро!

      – Спасибо, Тони, что выслушал меня. За твою откровенность – земной поклон по-русски.

      Отвесив его, Стасик порывисто обнял великана, едва обхватив могучие плечи длинными ручищами.

      – Время покажет. Пока всё подвешено в воздухе. Зыбко и неустойчиво. Никто не знает, чем оно обернётся для всех нас, – заглянул в золото глаз атлета. – В качалке поможешь? Я форму потерял почти. Не было возможности заниматься последний месяц.

      – Вообще-то, хиляками я не занимаюсь… – начал с кривой усмешкой, но получил тумак. – Ладно, по-родственному помогу уж слабаку…

      Расхохотался, схватившись с парнем шутливой схватке.

      Звонок в дверь их остановил.

      – Кто это в такую рань?

     Тони, ринувшись к двери, впустил… взволнованного Сержа.

      – Тебя потеряли и, скорее всего, похоронили уже! – озорно рассмеялся, оглянувшись на Стаса.

      Стас подхватил ржач, на что отец погрозил ему кулаком.

      – Мать с ума сходит! Ты, как с вечера ушёл молчком, так и пропал! Записку не мог оставить? Да мы всех подняли звонками! – кипел праведным гневом, взирая с осуждением на ухмыляющихся парней. – Выгляните на улицу, дети неразумные великовозрастные! – простонав, рухнул в кресло.

      – Мадонна…

      Тревожно метнувшись к зашторенным окнам, осторожно выглянув, хозяин опять загоготал.

      – Да тут вся пресса! Решили, что я тебя убил!

      Подмигнув заговорщически, обнявшись со Стасом, вывалился в шутливой силовой схватке на широкое крыльцо дома, давая возможность папарацци сделать побольше потрясающих снимков.

      Серж, мгновенно сообразив, поддержал игру, азартно мутузя бока обоих, смеясь и искоса поглядывая на недоумевающих репортёров.

      Так, втроём, и закатились обратно в холл, хохоча, толкая друг друга плечами, локтями, головами, бёдрами. Едва отдышались, прыская вновь и вновь, краснея возбуждёнными дурашливыми лицами.

      – Через час мы станем звёздами таблоидов, друзья! «Драка на пороге дома бодигарда! Вайты избили беднягу “Большого Тони”! Сенсация – соперники не смогли договориться миром и завершили спор дракой!» – гоготал итальянец.

      С трудом справившись с новым приступом смеха, Тони был вынужден отвечать на сорвавшиеся беспрестанные телефонные звонки друзей, знакомых. Махнув рукой, отпустил гостей, продолжая разыгрывать абонентов, хохоча тайком, зажимая крупной ладонью рот, сияя лукавыми глазами.


      – Ничего не изменилось: то Светка жару давала, теперь приехала смена – Стасик! Всё началось и столь же благополучно продолжилось!

      Ворча и смеясь, Серж тащил задами Стаса домой.

      Войдя задами в свой сад, заметили Соню на пороге веранды – изнывала от любопытства, нетерпения и беспокойства.

      – Сейчас ещё от матери дружеский нагоняй получишь, окончательно успокоишься и убедишься: дома!

      Беззастенчиво хохотали в две лужёные глотки, вызвав женщины сначала ступор, а потом смешливую истерику.

      – Софи, они там болтали-трепались всю ночь, затем устроили дружеский матч армреслинга, а потом выкатились на ступени и давай тискать да мутузить друг друга! Пресса взвыла: «Драка!» Посмеёмся через час!

      Серж обнял смеющуюся жену горячими руками.

      – Лане позвони, предупреди: её мужчины не подрались по-настоящему – хорошие новости.

      Несколько раз вздохнул, успокаиваясь, и, дождавшись, когда она ушла, насторожённо обернулся к зятю.

      – Надеюсь, на «шведскую семью» не согласились, друзья?..

      – Тони отказался.

      – А ты?.. – опешив, ошалело уставился. – Бог мой… Нет, вы со Светкой ненормальные, точно! – нервно рассмеялся. – Спасибо Тони – адекватный мужик оказался, отказался.

      – Не совсем так, папа, – коварно и нахально ухмыльнулся, засунув руки в карманы куртки. – Мы оставили решение этого вопроса Светику. Как скажет, так и будет.

      Отец замер, как в немой сцене «Ревизора». Долго не мог закрыть рта…

      – …Так-так. Если Серж в ступоре, мне и спрашивать не стоит – обморок обеспечен, – беззлобно проворчала, вернувшись, Софи. – Опять что-то Светик выкинула? Или Стасик не отстаёт от неё?

      Глухо – муж не очнулся.

      – Понятно: имели одну проблему – Лану, получили две – Стаса в придачу… – звонко рассмеялась, – и не удивлюсь, если к ним за компанию не прибавилась ещё одна – Тони! Общая семья! «Шведская»!

      Стас и Серж одновременно бурно покраснели.

      – Угадала, ай, да я! Вот так троица! Вот это нас ожидает весёлая жизнь! Прощай, спокойный добропорядочный Торонто – Стас приехал!

      Обессилев от смеха, привалилась к зятю, обнимая и лаская пальчиками его пунцовое лицо.

      – Рада тебе, родной, а то скучно стало в местном буржуазном болоте канадском! Давненько что-то репортёры не ломали нам ворот! Тоска зелёная!

      Хохотала от души, чем вызвала сердечные улыбки мужчин и… детей, высунувшихся в приоткрытые прозрачные двери гостиной.

      Заметив деток, опомнилась – материнский инстинкт сработал.

      – Ладно, идёмте внутрь – малышей застудим.

      Тихо посмеиваясь, всё не могла до конца успокоиться, обнимала Стаса за мощную талию, прижималась.

      – Кстати, ты здорово разработал мускулатуру, мой большой мальчик. Настоящий атлет!

      – Тони берётся за моё воспитание. Сказал, что я слабак, – насупился картинно.

      Семья громко рассмеялась.

      – Чуть не заломал, пришлось дать отпор громиле!

      Детвора просто визжала и висла на шее смешного дяди.

      – За это я ему тумак дал! Пусть не задирается!

      Показал свой кулачище детям. Стали мерить свои, детские, хохоча и дурачась. Покосился на тестя.

      – Назначит время – придётся ходить на занятия, вновь лепить и наращивать тело.

      – Ты и так не хилый, – Соня накрывала завтрак. – Ланочка любит качков – не прогадаешь, мой родной.

      Загадочно улыбнувшись, горделиво-любовно осмотрела мощную фигуру покрасневшего Стасика и ушла на кухню, метнув непонятный взгляд на странно притихшего Сержа.

      – Серж… мне показалось или?..

      – Показалось!

      Та поспешность, с какой был дан ответ, только выдала с головой: Соня тоже «подсела» на атлетов, а Сергей стал настолько ленив, что и угроза развода не подействовала бы на него.

      Стас понял и рухнул с тихим сдавленным смехом на диван в углу столовой, ловя на себе негодующие и возмущённые взгляды тестя.

      – Мы могли бы вдвоём туда ездить: ты – для общего укрепления, я – для скульптуры, – через силу задавил смех, сообразив, как трудно приходится сейчас отцу. – Можно и детей брать – детский комплекс тоже существует, – улыбаясь, мирился с сопящим родичем. – Мне одному лень, а Светик переметнётся к Тони. Не мне с ним тягаться – проиграю. Выпаду из конкуренции. Опозорюсь… – жалобно заныл, скривил красивое лицо в плаксивую мину, смеша до икоты детей.

      – Убью… – Серж прорычал и… захохотал.

      Стасик сгрёб в охапку детей и порадовал новостью:

      – Теперь вся семья начнёт новую, спортивную жизнь! Репортёрам будет о чём писать, а мы станем знаменитостями! Ваши фото появятся в газетах, маленькие Вайты! Хотите славы и денег?

      Дети ответили оглушительным восторженным визгом: «Да!»

      У отца выбора не осталось: придётся возить детей и самому поневоле заниматься. Почесав голову, матюгнувшись на старом и добром русском, сдался, обняв любимых вымогателей и шантажистов вместе взятых: и маленьких, и больших.


      – …Это ещё не все новости, родные…

      Ехидно улыбаясь, Стасик заранее забавлялся, когда родители, сев после завтрака на диван, обречённо приготовились слушать, сложив ручки на коленях со словами: «Валяй уж».

      – Света требует настоящих, домашних, свойских пельменей.

      – Никогда не лепила, – тревожно прошептала Софи, – и не видела даже.

      – Я научу и покажу! – посмеялся над искренним удивлением родни. – Я же из простых, как и Ланка, нам ли не уметь всё и вся? Навык не забывается, стоит только начать. Кто закупит необходимое? Хотя, лучше я сам.

      Встал и пошёл звонить Тони.

      – Не разбудил? Прости. … Лана требует равиоли. … Не забыл, как их делать? … Тогда заезжай за мной – в супермаркет поедем. … Будешь объяснять – у нас не такой выбор. Растеряюсь! – ухмыльнувшись, положил трубку.

      Тут же увидел малышню, стоящую рядом и просительно глядящую такими жалобными глазками! Прыснул от смеха в уме, едва сдержавшись снаружи.

      – Нет, простите – без вас. В следующий раз, идёт?

      Вздохнув, грустно кивнули.

      – Клянусь!

      Приложил руку к сердцу, сделал торжественное и серьёзное лицо – сработало: улыбнулись, кивнули. Поднял глаза на Соню.

      – С Тони всё привезём. Обеспечьте рабочие руки. Придумайте что-нибудь завлекательное для обывателей!


      До вечера в доме был сущий ад и бедлам.

      Серж съездил в клинику на пару часов, потом вернулся и сообщил, что и Николь захотела попробовать русского блюда.

      Хохоча, травя анекдоты, лепили пельмени до самой темноты!

      Стас и Тони, облачившись в передники, с важным видом делали заготовки, показывали, рассказывали. Слепили несколько видов: и пельмени, и вареники, и равиоли, и слепленные на верхушке по-китайски – вонтоны, и мелкие, и средние, и с горошину.

      Дети очумели от радости, вымазались в муке и фарше по самую макушку! Взрослые не лучше.

      Почему-то самые терпеливые и старательные были мужчины: сопели, ворчали, шептали под нос извечное и родное на разных языках, но не бросали этого грязного и муторного дела. Налепили несколько мешков пельменей, замораживая в морозилках, потом ссыпая в упаковки.

      Разошлись далеко заполночь, съев на прощанье по большой тарелке русского изысканного лакомства с хреном и томатной «растрёпой» – Стас сделал по-собственному рецепту. Оставшиеся замороженные полуфабрикаты работяги разобрали по домам: завтра, на свежую голову и голодный желудок, сварят и поедят в удовольствие. Обещали сообщить мнение позже, через внутренние ощущения и последствия.

      Для Светика пельмени делал Стасик лично: маленькие, аккуратные, с мелко порубленным фаршем, как она любила.

      Сварив, тут же с Тони отвёз блюдо в больницу, как раз подгадав под ужин. Внесли вдвоём, сильно волнуясь. Стас быстро вышел, шепнув несколько ласковых слов любимой. Оставил с ней Тони – им есть о чём поговорить. Сел в машину итальянца и… «угнал»!

      Тони вернулся через час с одним из сотрудников клиники – соблазнил экзотическим русским угощением. Войдя на кухню, показал кулак сопернику и, как ни в чём не бывало, принялся лепить дальше.

      По тонкой дрожи рук друга Стас понял: «Разговор был трудным и, вероятно, ничем не закончился – время не пришло. Даа, как бы любовный узел не затянулся у вас троих на шеях! Вы настолько одинаково неистовы, темпераментны, непредсказуемы – добром не закончится. Чёрт, да тут кровью пахнет! Выход есть – “шведская семья”, но как уговорить на неё Энтони? Отказал твёрдо и, ясен пень, не отступит от слова. Чёрт-чёрт…»

      Очнулся от тяжёлых мыслей, когда Софи тихо окликнула, показывая глазами, что пора тесто раскатывать – работа стоит.


      Провожая гостей, в холле обрадовал всех сообщением.

      – Дорогие друзья и соседи! Энтони согласился стать нашим семейным тренером в фитнес-центре. Дети тоже могут участвовать в программе – есть направление. Даже будущим мамам там будет интересно – добро пожаловать семьями! О времени и тренерах можете узнать либо у Тони, либо в самом центре – будут рады!

      Мэнниген опешил, когда на него все друзья накинулись с объятиями и благодарностью, зарычал, сверкая на провокатора «страшными» глазами поверх голов.

      – Вот, он этому тоже так рад – дар речи потерял даже. Столько родных лиц будет рядом! – едва увернулся от увесистого тумака гогочущего великана. – И я тебе сердечно рад, друг!

      Расходились, разъезжались долго, переговариваясь и перекрикиваясь через улицу, прижимая в себе детей и внушительные полотняные мешочки с замороженными русскими пельменями.


      Началась новая жизнь в районе – спортивная. И раньше не сидели без дела, но теперь по определённым дням машины устремлялись вереницей по улице к новенькому фитнес-центру, и пассажиры быстро расходились по группам: детскую, будущих мам, возрастную и атлетическую.

      С детьми работала талантливая молодая тренер, сама недавно ставшая в очередной раз мамой – понимала крох с полуслова. Не важно, сколько клиенту лет: год или десять, всем находилось время и занятие по силам и интересам. Понаблюдав и понервничав пару первых занятий, мамочки расслабились и ушли в свои группы.

      С беременными занималась тренер в таком же положении – о правильной нагрузке и понимании не стоило и волноваться, что делали первые занятия папочки.

      Только убедившись, что с их располневшими «половинками» всё хорошо, нехотя пошли к тренеру по коррекции оплывших животов и ягодиц.

      Три занятия Стас занимался с мужчинами, медленно входя в ритм нагрузок и растяжек, а с четвёртого посещения за него взялся Мэнниген. Началась настоящая работа над телом. Занимаясь с профессионалом, понял, что всё делал неправильно дома! Пришлось начинать с нуля – ад.


      В клинику к Свете приходил раз в три дня, звонил каждый день и старался не нарушать режима в больнице и центре. Постепенно лепил нового человека, западного, вытравляя остатки Совдепии из крови и сознания. Понимал – будут только мешать в адаптации. Смог сломать.

      Серж помогал, предостерегал, рассказывал, ограждал от стереотипов и штампованных ошибок всех эмигрантов, учил на опыте собственных конфузов и ляпов.

      Софи вкладывала свою лепту в воспитание, вводила в общество, формировала из советского джентльмена западного. Оказалось, есть разница.

      Со временем его стали приглашать в дома и как жениха мисс Ланы Вайт, и как приятного и эрудированного человека – сказался опыт профессии и знание многих языков и культур.

      Всё общество Торонто ожидало появление г-жи Ланы Вайт и официального объявления о её помолвке со Стасом Вайтом.


      Она появилась сначала в обществе своего района: Николь Эме оправилась после родов и устроила вечеринку, всенепременно возжелав видеть там Лану с женихом.

      Стас внёс на ступени дома Эме свою суженую на руках, чем вызвал бурные аплодисменты и настоящий ажиотаж среди папарацци, буквально облепивших кованые высокие ворота Николь – подарок от молодых Вайт.

      Полицейским пришлось несладко, пока разогнали «стервятников» и с трудом вернули на противоположную сторону улицы – оговоренное адвокатами расстояние для пишущей братии.

      Так и появилась молодая пара на обложках мировых таблоидов: высокий мощный Стас в элегантном костюме, держащий на руках хрупкую фигурку в соболиной шубке, Лану Вайт, которую целовала радостная и взволнованная виновница торжества – Анна-Николь Эме. Лиц на фото почти не было видно: в профиль, сквозь очень густой снег, издали, но и эти снимки наделали шума.

      Софи тайком радовалась: «Сама природа в тот вечер помешала репортёрам! Не время вам ещё “светиться”. Наши службы не спят – не стоит дразнить их неудачей. Так всем будет спокойнее».

      С того вечера на улице молодые никогда не снимали больших чёрных очков и головных уборов: Стас – кепки, Лана – капюшона.

      Знали бы они тогда, почему долгое время службы ГБ не искали ни Стаса, ни Лану, и вообще навсегда забыли о них, то удивились бы очень сильно. Разгадка пришла много позже, только через пять лет, и принесла не удивление, а настоящий шок.


      Продолжалась простая жизнь.

      У г-жи Вайт были контракты с ювелирной и косметической компаниями, и, даже находясь на больничной койке, она изыскивала возможность работать.
      Раздавался звонок в кабинете Сержа, и представитель фирмы назначал время их встречи.

      Переговорив-договорившись-согласовав, лишь тогда агент на цыпочках подходил к палате мисс Ланы, робко стучался и, когда получал снисходительное «войдите», проскальзывал внутрь.

      Если чувствовала себя сносно, через полчаса в коридоре была передвижная телестудия и фотомастерская: вся обслуга в халатах, масках и бахилах; ходили тихо, неслышно передвигая аппаратуру, осветительные приборы, что запитывали от передвижного генератора, находящегося в закрытом фургоне под окнами во дворе – звук не тревожил больных и посетителей клиники; сновали менеджеры, специалисты, ассистенты, охранники фирмы с пристёгнутыми наручниками к рукам переносными сейфами с драгоценностями, косметологи высшей квалификации и элитные костюмеры, в основном – молодые красивые парни.

      Это забавляло до слёз Майка, Сержа, Стаса и Энтони:

      – Лана остаётся истинной женщиной даже на одре болезни!

      Но именно нездоровье добавляло изысканного шарма и поселяло в её глазах оттенок трагизма и страданий, ощущение скорой кончины и такое чувство хрупкости и незащищённости, что делало снимки просто щемяще-волшебными!

      Каждая фотосессия становилась уникальной и неповторимой, а за негативами велась самая настоящая шпионская война, что заставляло компании привлекать к охране рабочего материала «спецов» из определённого ведомства.

      Заказчики сходили с ума от радости и гордости!

      Мужчины семьи лишь смеялись:

      – У всех нормальных мужиков обеих Америк мозги «плывут», свихиваются набекрень, когда выходят журналы с такими фото нашей мисс!


      Однажды, не выдержав, в клинику приехал сам Филипп Менье в глухо тонированном длинном лимузине, насмешив Лану до колик.

      – Филипп, Вы бы ещё в белом «Кадиллаке» прикатили! Да Вашу машину за милю видно!

      Протягивая для поцелуя тонкую ручку в милых конопушках, второй ласково ерошила густые каштановые волосы отчаянного влюблённого мужчины.

      – Вы не способны прятаться. Ваш удел – царить, сиять и ослеплять. Не представляю Вас в скромной маленькой спортивной черной машинке!

      Отдала в плен губ обе ручки, тонко пахнущие духами в её честь – он сдержал слово.

      – Спасибо за волшебный аромат, Филиппе!

      Низко склонившись, поцеловала макушку сияющего и ошалевшего от счастья француза.

      – Едва вдохнув, влюбилась в него навсегда.

      Заставила его сердце «ухнуть» вниз от её тихого хриплого низкого голоса, омыла сердце и глаза синим омутом, утопив навечно и надёжно, приподняла тоненькими длинными пальчиками белое с чёрной щетиной мужское лицо, нежно поцеловала в уголок губ.

      – Спасибо, Филипп!

      Глаза в глаза, душа в душу – иглой: больно, сильно, остро, сладко!

      – Лучшего подарка никто и никогда мне не дарил! Память и страсть, запечатлённая в самом воздухе – чудо…

      – Это Вы – настоящее чудо, Лана, – прошептал.

      Быстро выпрямился, предусмотрительно скромно отступил, услышав в коридоре деликатное покашливание Софи Бейлис.

      – К Вам мама приехала?

      Грустно кивнула огненной головкой, дрогнув взглядом жалобно и виновато.

      Судорожно вздохнув, поцеловал ей руки и, шагнув вплотную, притянул в быстром, жарком и жадном поцелуе-укусе. Покраснев, отступил, поклонившись, быстро вложил в девичьи ручки маленькую коробочку и вышел, полыхнув-окатив страстными глазами цвета лунной ночи вожделенную миниатюрную фигурку.

      – До встречи, волшебница.

      – Пока, Фил, – еле слышно прошептала дрожащим трепетным голоском.

      Это заставило споткнуться опьянённого радостью мужчину, абсолютно уверенного теперь в ответном чувстве.

      Выйдя в коридор, низко поклонился мадам Софи, галантно поцеловал руки и наговорил кучу изысканных комплиментов и ей, и её дочери. Шёл по коридору упругой лёгкой походкой юного влюблённого, окрылённого счастьем взаимной любви.

      – Ты неисправима, – войдя в бокс, мать рухнула на стул. – Что ты творишь? Стас уже здесь! Чего добиваешься?

      – Небольшой аванс. Задел на завтрашний день. Уверенность, что не останусь без средств на ближайшие три года, – спокойно смотрела, не отводя бессовестного взора. – Что тут такое?..

      Надменно вскинув бровь, раскрыла коробочку. Нахальная улыбка медленно сползла с побелевшего враз лица, из глаз полились слёзы раскаяния и жгучего стыда, ноги подкосились, упала на кровать.

      Соня насильно вынула из стиснутых дрожащих пальцев бархатную коробочку, заглянула внутрь и… ахнула.

      – Кажется, я переиграла, мама…

      – Ты хоть понимаешь, что это за вещь?! Да ему она просто не по карману! Потребуется продать компанию! Стать вором! – с негодованием вложила подарок в руки дочери, нависла. – Верни. Позвони и верни. Хотя, если правильно поняла – не примет обратно, – тихо, горько. – Истинный аристократ: сядет в тюрьму, а не возьмёт. Доигралась, Светка? Ты же никогда не была жестокой и бездушной! Верни! – с окриком вышла, заплакав навзрыд.

      Плачущая Света опять раскрыла коробочку.

      На ложе чёрного бархата сияло кольцо редкостной красоты: четыре «лепестка» из огромных голубоватых бриллиантов, «сердцевина» выполнена из уникального красного бриллианта, который прошлый год продавался на самой престижной ювелирной выставке.

      Вспомнила сумму, за которую он был продан.

      «Да, Филиппу такой подарок обернётся смертью и позором, несмываемым пятном на репутации и его самого, и его рода, да и на всей компании и индустрии в целом, – круто выругавшись, зарычала безмолвно. – Заигралась, Белова? Кем себя возомнила, дура Хотьковская! Назад в “Совок” захотела? Ты буквально в шаге от аэропорта, не сомневайся, тупица!»

      Встав с кровати, положила подарок в карман домашнего костюмчика и подошла к телефону.

      Через пятнадцать минут водитель Менье получил под расписку презент обратно. Записка покоилась внутри: «Я стану твоей!»

      Ей пришлось это пообещать, иначе не принял бы обратно.

      Невинный флирт на той выставке обернулся многолетней связью, которая закончится спустя много лет и обернётся трагедией.

                Октябрь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/10/21/1869