I
Считается, что роль дьявола, добравшегося до "Кампо Императоре", сыграл гауптштурмфюрер CC Отто Скорцени. Ну, он действительно был храбрым и предприимчивым человеком, и к тому же дьявольски удачливым - самолет, на котором он летал инспектировать с воздуха островок Понца, на обратном пути упал в море - и если бы Скорцени не выудил тогда из воды итальянский катер, на этом его приключения и закончились бы.
Но они, конечно, не закончились.
Bесь мир знает, что 12-го сентября 1943-го года немецкие планеры, несущие роту десантников под командой Отто Скорцени, приземлились на крошечном пятачке у горного отеля, где держали Муссолини.
И дуче вместе со своим освободителем улетел в Германию, на встречу с фюрером.
Такова легенда - но, как всякая легенда, она коротка, одномерна и лишена подробностей. В конце концов, и при самом поверхностном взгляде становится понятно, что планирование такой операции делалось не на уровне ротного командира.
Нет, это было частью крупной общевойсковой операции. Конкретно за нее отвечал генерал-полковник Люфтваффе Карл Штудент, командующий парашютными частями Рейха - именно к нему стекалась вся разведовательная информация, связанная с поисками местонахождения Муссолини.
Так что когда дуче погрузили в маленький "Шторх"- единственный тип самолета, который только и мог взлететь с крошечного пятачка у отеля "Кампо Императоре" - этот экспромт был хорошо отрепетирован, вплоть до такой детали, что Муссолини посадили на пол самолета, поместив его между ног Отто Скорцени, сидевшего на пассажирском сиденье.
Тщательность подготовки и безупречность исполнения вообще были характерны для итальянской операции вермахта. Германское верховное командование, конечно же, знало о том, насколько шатко положение в Италии, и меры по удержанию контроля над страной принимало загодя. Считалось, что главной задачей будет разоружить вовремя итальянскую армию и не дать ей возможности оказать организованное сопротивление.
Успех оказался полным, выше всех ожиданий.
Итальянская 4-я армия, задача которой заключалась в оккупации части Юга Франции, при известии о капитуляции Италии просто рассыпалась. С транспортом у нее было плохо - но организовать отступление в Италию - в воинском порядке и с оружием в руках - никто даже и не попробовал. Солдаты и офицеры 4-й армии больше всего боялись попасть в плен к немцам - так что все они врассыпную кинулись к итальянской границе, заботясь только об одном - как можно скорее избавиться от мундира. Был случай, когда немецкий патруль в потоке беженцев перехватил генерала, переодетого монахиней.
В самой Италии картина была ничуть не лучше.
Солдаты бросали оружие и разбегались, оставляя военные склады на разграбление.
Толпы народа кинулись туда в первую очередь за продовольствием. Это в военном министерстве Тейлора и Гарденера кормили телятиной и блинчиками а-ля-Сюзетт - а вообще-то в Италии норма хлеба, выдаваемого по карточкам, составляла 250 граммов в день. А вскоре дошла и до 150 граммов - ниже уровня выживания.
Поэтому мешки с мукой и рисом с армейских складов стали растаскивать немедленно, и прекратить этот процесс могли только немецкие патрули - они начинали стрелять без всяких лишних церемоний, вроде предупреждений или призывов разойтись.
В задачи немецких войск в Италии входило не только обеспечение защиты военного имущества - все итальянские солдаты теперь считались военнопленными, их следовало собирать вместе и брать под контроль. Захват живой добычи не был особенно трудным - один из итальянских полков, не успевший разбежаться, был захвачен в казармах немецким мотоциклетным патрулем в составе четырех человек. Разоруженный полк был отконвоирован к железной дороге, погружен в вагоны для скота, и через пару часов поезд ушел в Германию.
Рейху требовалась рабочая сила.
II
"Шторх"был таким маленьким и легким, что мог взлетать с полосы всего в 60 метров длиной, но его дальность полета была ограничена, да еще к тому же он был сильно перегружен. Так что пилот не стал рисковать, а приземлился на аэродроме возле места под названием Пратика ди Маре, где Скорцени перегрузил дуче в ожидавший их "Хейнкель", который ближе к полуночи и доставил их в Вену. В Мюнхен Муссолини попал только 13-го сентября, где ему дали возможность встретиться с семьей и немного отдохнуть.
Фюрер принял своего друга 14-го сентября - и они обнялись.
Потом они два часа проговорили наедине, и никакой записи беседы не сохранилось. Выдвигались предположения, что дуче пытался настоять на том, что его активная политическая жизнь окончена, и что его единственное желание - воссоединение с семьей.
Говорили также, что Муссолини согласился взять на себя некую политическую роль только под угрозой того, что иначе Рейх захватит долину реки По, а в действиях против итальянских мятежников применит ядовитые газы. Угроза, кстати, была отнюдь не пустой - вермахт уже попробовал нечто в этом духе на Восточном Фронте.
Но после угрозы Черчилля, что газовые атаки на русском фронте будут рассматриваться так же, как если бы они были направлены против англичан, делать это прекратили.
У Черчилля были веские аргументы - в самом конце июля 1943 в ходе операции "Гоморра" союзная авиация буквально смела с лица земли огромный город Гамбург. Больше сорока тысяч человек оказались убитыми, втрое больше - ранеными, без крова осталось больше миллиона немцев - и если ко всему этому присоединились бы и газы, ситуация для Германии стала бы невыносимой.
Так что использование газов против союзников англичан оказалось исключено - но итальянцы союзниками Великобритании не являлись …
По сей день существует версия, согласно которой Бенито Муссолини пожертвовал собой в надежде "... спасти Италию от ярости тевтонов ...". Скорее всего, это слишком щедро - дуче был привезен в Мюнхен буквально как мешок, и согласно всем очевидцам, выглядел он ходячим трупом, сломленным и безвольным.
Сидя в "Кампо Императоре", Муссолини, может быть, больше всего боялся того, что его выдадут союзникам для публичного суда. От этого страха Скорцени его избавил - до поры - но теперь он боялся Гитлера, эсэсовцев, и немцев вообще.
Da, сопротивляться настойчивым призывам фюрера "... возобновить свой славный путь ..." дуче бы не решился.
Но, как бы то ни было, на следующий день по радио был обьявлен декрет:
“… всем верным товарищам по всей Италии: с сегодняшнего дня, 15-го сентября 1943-го года, на XXI году фашистской эры, я возобновляю свое верховное руководство фашизмом в Италии.
Подписано - Бенито Муссолини …”.
Дальше былo зачитанo и продолжение, тоже в виде декретов.
Алессандро Паволини провозглашался секретарем обновленной фашистской партии - теперь она именовалась еще и "республиканской". Поправка была отнюдь не мелочью - Королевство Италия как государственный организм окончивало свое существование, и заменялось так называемой Итальянской Социальной Республикой.
18-го сентября Муссолини выступил по радио - уже не через диктора, а сам.
Говорил он из Мюнхена, что было красноречиво само по себе. Ну, и дальше последовало то, чего и следовало ожидать - призывы к верности германскому союзнику, обещания беспощадной мести предателям, запятнавшим само имя итальянского фашизма, и обещания вечного счастья народу, избавленному наконец от плутократов и коррумпированных стяжателей.
Передачу слышали по всей Италии, кроме разве что 30-километрового отрезка морского побережья у Салерно. Tам шли ожесточенные бои между союзными десантами и немецкими войсками, и солдатам c обеих сторон, право же, было не до радиопередач на итальянcком.
Но на аэродроме около Брешии передачу услыхала Кларетта Петаччи - ее как раз в это время германские власти сажали в самолет, направлявшийся в Мюнхен.
Она узнала голос Муссолини - и упала в обморок от счастья.
III
B речи Муссолини от 23 сентября 1943 года было объявлено, что "... переворот Бадольо ..." потерпел полную неудачу, что король Виктор Эммануил - предатель и изменник, и что новый фашизм, очищенный от скверны, теперь возродился вновь.
Столицей Итальянской Социальной Республики как бы был Рим, но немцы этого не позволили, и Муссолини поселился неподалеку от Сало;, маленького городка на севере Италии.
Это было поближе к границе с Рейхом - в Берлине посчитали, что так будет спокойней.
Более того - были приняты меры, затрудняющие консолидацию нового режима в Италии в одних руках. Министерства были намеренно раздроблены, и даже разбросаны территориально по всей северной Италии. Скажем, Палату Kорпораций разместили в Венеции - и там же оказалась государственная радиовещательная корпорация - а вот министерство коммуникаций оказалось в Вероне. Что до министерства юстиции, то его почему-то отправили в Кремону - ну, и так далее.
В Сало;, помимо резиденции Муссолини, находился еще и МИД, и министерство народной культуры, и центральное телеграфное пресс-агентство, и штаб-квартирa Национальной республиканской гвардии, и штаб Республиканской полиции, и командование так называемого “автономного мобильного легиона”.
Республиканской гвардией командовал Паволини, полицией - Буффарини, партийной милиией - Риччи, и все эти формирования носили характер "частных армий”, и не имели отношения к министерству национальной обороны, которым ведал маршал Рудольфо Грациани.
Базой армии служили четыре дивизии, подготовленные немецкими инструкторами, и теоретически пополнялись по рекрутскому набору. Но набор давал не больше половины намеченного числа призывников - они прятались где только могли.
А из тех, кого все-таки удавалось собрать, больше половины "конфисковывалось" немцами для отправки в Рейх - там уже было 700 тысяч итальянских солдат "… армии Бадольо …".
Oни считались военнопленными, использовались на тяжелых работах - ну, так почему бы не добавить к их числу и новобранцев армии Республики Сало ?
Не все ли равно, раз они так или иначе всего лишь итальянцы ?
Геббельс вообще говорил:
“… в Италии есть один великий человек, настоящий римлянин - это Бенито Муссолини. А все остальные - ничуть не лучше цыган …”.
Примем во внимание, что цыган в Третьем Рейхе отправляли в лагеря уничтожения, и что даже и о "... римлянине Бенито Муссолини ..." Йозеф Геббельс говорил столь любезно, скорее всего, только потому, что не хотел противоречить фюреру - и картина получится вполне наглядной: Итальянская Социальная Республика была чем-то вроде кукольнoгo театрa.
И Муссолини был в нем такой же марионеткой, как и все прочие.
IV
1-го октября 1943-го года, в 9:30 утра aнгло-американские войска вошли в Неаполь. Немцы сдали город без боя - фельдмаршал Альберт Кессельринг посчитал, что его цель - выиграть время для организованного отступления на новые позиции - полностью достигнута.
И фронт действительно стабилизировался, движение союзных войск к Риму остановилось.
Италия оказалась разрезана на две части - Сицилия, Сардиния и южная треть континентальной части страны попали под англо-американскую оккупацию, а северные две трети "итальянского сапога" были оккупированы войсками Рейха - теперь уже официально, вплоть до введения так называемых "оккупационных марок".
2-го октября 1943-го года газета "La Stampa" вышла с фотографиями новых банкнот.
Их курс был назначен - “… согласно распоряжениям германского командования …”, одна марка стоила 10 лир. Торговаться по поводу сравнительного курса лиры и оккупационной марки было трудно - "покупатели" были обвешаны оружием, и при случае вообще забирали все, что им было надо, со словами:
"Счет пришлешь Бадольо ...".
Понятно, что даже тот скудный товар, что еще имелся в наличии на севере Италии, живо исчез с прилавков.
Но плохо было и на Юге. На интендантов союзных войск пали заботы и прокормлении гражданских лиц, а война шла и шла, и порт Неаполя теперь бомбили опять - только уже не английские, а немецкие бомбардировщики. Железные дороги были разрушены так, что однажды в Лукании сильно перегруженый поезд встал в туннеле - и счет задохнувшихся пассажиров шел на сотни.
Воровство приняло совершенно немыслимый размах - со складов крали все, что только можно было сдвинуть с места, угоняли даже нагруженные грузовики, если они следовали без вооруженой охраны и и ходили даже непроверенные слухи, что из порта увели целый пароход.
Барышня в хорошо оборудованном борделе стоила 25 лир, что по официальному курсу составляло 25 центов, а по неофициальному вряд ли больше 10-15. Девушку на улице можно было "снять" за пару сигарет, или за еду - и солдаты американских и английских частей, стоявших в Неаполе, этим широко пользовались. Количество венерических заболеваний в армии стало весомым фактором снижения боеготовности.
Военная администрация билась с коррупцией изо всех сил - и не сказать, чтобы побеждала.
А 13-го октября 1943-го года на железнодорожной станции Трами, недалеко от Салерно, состоялась особая церемония - король Виктор Эммануил и маршал Бадольо, стоя перед строем из 3-4 сотен итальянских солдат, салютовали флагу Королевства Италия.
Они только что обьявили войну Германии. Немногочисленная аудитория, мокнувшая под дождем, состояла в основном из местных детишек - англо-американское командование к идее получения таких “союзников” отнеслось холодно. Cвары на юге Италии достигли такого градуса, что ни король, ни Бадольо не годились даже на роль политической “ширмы”.
B Сицилии вообще выдвинули идею о присоединении острова к США, в качестве 49-го штата.
V
Отгороженный от всех этих проблем линией фронта, Бенито Муссолини стал понемногу приходить в себя. Германские врачи обследовали его и несколько подлатали. Следов сифилиса они нашли, рак желудка как диагноз исключили, добавили в рацион больше витаминов и стали колоть что-то стимулирующее - и дуче значительно приободрился.
Вел он себя осторожно - германскому послу мог написать записку с просьбой уделить ей 10 минут его драгоценного времени - и вообще понимал, кто на самом деле правит в Республике Сало. Мудрено было бы не понять - дуче находился под охраной караула, состоявшего из солдат СС, а их командир, лейтенант Ганс Генрих Дикерхофф, просто жил на вилле Фельтринелли, где было размещено все семейство Муссолини.
Переписка дуче проходила германскую военную цензуру - и он, по-видимому, знал об этом.
Рабочий день Бенито Муссолини теперь пунктуально начинался в 8:45 утра и продолжался до 2:30 дня. Потом следовал часовой перерыв, и работа продолжалась до 9:00 вечера. Она состояла в чтении газет, разметке их синим карандашом, а также в написании статей для “Corriere della Sera” – “Вечерний Курьер”, в которых разоблачались "... происки монархистов ...".
Особое внимание уделялось разговорам с посетителями.
В число посетителей Муссолини включал и людей из своего окружения, в частности, своих немецких врачей. Чисто теоретически он мог выезжать с виллы - но охрана этого очень не рекомендовала, ссылаясь на возможность покушения. Вместо поездок дуче был рекомендован телефон - в чем у охраны имался и дополнительный плюс в виде полного контроля над всеми разговорами Муссолини с его сотрудниками - он в принципе не мог поговорить ни с кем из них наедине.
Ко всему этому прибавлялись еще и семейные проблемы.
Ракеле Муссолини очень скоро выяснила, что неподалеку от ее виллы поселили и Клару Петаччи. Она жила на вилле, третий этаж которой занимало японское посольство при Муссолини - и он довольно часто навещал свою подругу. Ее тоже охраняли люди из СС - Гитлер был в курсе дела, и полагал, что поскольку Кларетта при Бадольо попала в тюрьму за связь со своим возлюбленным, то дуче, как благородный человек, не может теперь оставить ее совсем одну.
Ну, у Ракеле Муссолини на этот счет имелись свои воззрения - и она явилась к сопернице на дом, и закатила ей такой скандал, что дуче пришлось пригрозить ей, что он попросит охрану вывести синьору прочь …
Высадка союзников в январе 1944 в Анцио, позади линии германских укреплений, Бенито Муссолини не обеспокоила - в конце концов, отражение атаки входило в компетенцию Альберта Кессельринга, главнокомандующего войсками Рейха и истинного "короля" Италии.
Фельдмаршал Кессельринг оправдал свою высокую репутацию.
Aмериканцы промедлили - и он этим немедленно воспользовался. Они оказались заблокированы на своем плацдарме, прорыв не удался, a потом пошли дожди, со снегом и сильным ветром - и атаки прекратилиcь.
Кризис прошел - союзники решили подождать весны.
Но в марте 1944-го года случилась y Муссолини другая беда – он принял наедине некую синьорину по имени Елена Курти. Девушка была хорошенькой блондинкой, одно время работала в Палаццо Bенеция машинистской, и там-то дуче с ней и познакомился.
Eй было тогда 19 лет.
Почему-то этот факт показался Кларе Петаччи особенно оскорбительным, и она решила, что дело еще хуже, чем просто измена - синьорина Курти наверняка дочь какой-то бывшей возлюбленной Муссолини. Поскольку факт свидания с Еленой Курти стал известен не только гражданской жене дуче, но еще и его законной супруге, то в марте 1944 он получил двойной скандал с двойной порцией буйных истерик.
Тут уж его не смог выручить даже фельдмаршал Кессельринг.
**