Научи меня

Ульяна Нестеренко
«И твоя голова всегда в ответе за то, куда сядет твой зад»
Наутилус Помпилиус

Усталость – пожалуй, единственное, что я чувствовал в то время. Дни сливались в настолько однообразную кашу, что иногда впору задуматься: «Сегодня вторник, пятница или может просто день сурка?». Менялись только лица на фотографиях, но и те быстро забывались, пеплом оседая на асфальте. Если бы меня спросили, хочу ли я изменить жизнь, наверное, я бы даже не смог ответить: у меня была работа, у меня была крыша над головой, ноутбук и полное собрание «Наутилуса Помпилиуса» в отдельной папке. Это была моя жизнь, и я не сразу понял бы, зачем её менять.
Но никто меня о таком не спрашивал, хотя бы потому, что никто о моей жизни толком ничего и не знал. Пожалуй, это меня тогда полностью устраивало.

Я не помню, чего мне хотелось тогда, когда я вышел прогуляться вечером – может, размять ноги или проветрить голову. Зато хорошо врезались в память какие-то мелкие детали той прогулки: на темно-синем, глубоком небе уже начали появляться первые звезды; в кустах подле дороги по-летнему звонко скрипели свою песню сверчки, навевая воспоминания о детстве и каникулах у бабушки в деревне. А ещё вокруг царила почти непроницаемая, для городской суеты, тишина, прерываемая разве что скрежетом в кустах, ну и может далеким звуком редких машин на трассе. Это было странно, учитывая, что в моём районе я просыпался от криков за окном даже в четыре утра. И сейчас я думаю, что эта тишина была будто полотном для спектакля – непонятного и совершенно не подходящего моей привычной жизни.
– Э-эй, ну куда же ты! – нетрезвый голос разорвал пасторальную картинку вечера на мелкие клочки. Мысленно ругнувшись, я перешел на другую сторону – пересекаться с пьяными выродками, ищущими приключений, мне совершенно не хотелось.
И в тот самый момент я увидел эту девочку, вывернувшую из-за угла и быстрым шагом двинувшуюся в сторону жилых домов. Тощая, нескладная и испуганная, она так же не вписывалась в этот район, как и мирное стрекотание кузнечиков в зарослях акации.
Вслед за ней вышло трое мужчин – кажется, именно кто-то из них помешал мне насладиться вечером.
«Не успеет убежать», – подумал я, провожая её тоненькую фигурку взглядом. А потом, зачем-то, повернулся.
– Эй, мужики! У вас спичек не найдется?
Меня проигнорировали, так что пришлось трусцой нагонять их.
– Прикурить, говорю, не будет? – Я тронул одного за плечо, поворачивая к себе. Двое других тоже притормозили, ошарашено глядя на меня. 
– Ты чо, борзый? – протянул тот, которого я схватил и скинул мою руку. На девушку уже никто не смотрел и внутренне я вздохнул с облегчением, хотя признаться честно, раньше я за собой такого безумного альтруизма не замечал.
– Ну нет – так нет, – Я примиряющее вскинул руки и тут же отпрыгнул, предсказав удар в так удобно открывшийся живот. У пьяных, как известно, всё дурное: и сила, и голова. Поэтому бить будут, пока тело не перестанет двигаться, но только если поймают. А в случае меня это им было сделать сложно – для меня их движения были чересчур уж заторможенными. Я легко мог убежать, но теперь мне уже основательно захотелось размяться.
Бить я их не собирался, ну, или, по крайней мере, сильно бить: не было резона, мне за это не платили. Но мои планы, уже во второй раз всего за последний час, грубо прервали.
Краем глаза я видел, как девчонка зачем-то возвращается, но если бы крикнул ей убегать, то явно заметили бы и мужики. Да и поднялось бы много шума, привлекая к окнам старушек, а это было бы мне совсем не на руку. Но вот настолько большой глупости я от этого ребенка совсем не ожидал: она вытащила из кустов какой-то дрын (и где нашла?) и со всего размаха припечатала ближайшего бугая по спине. Наверное, насмотрелась боевиков, где после этого противник картинно падает, а никак не поворачивается к бьющему с явным намереньем отплатить той же монетой.
Бить их, как я уже говорил, я не хотел. Но шума, который подняла бы эта глупая девка, я не хотел ещё больше, поэтому наименьшим нежеланием пришлось пренебречь.
– Спасибо, – пискнула она мне в спину, когда всё уже было кончено.
– В следующий раз, если у тебя есть шанс драпать – пользуйся им, – раздраженно буркнул я, не снижая шага: хотелось поскорее убраться оттуда, и от неё в том числе. Этот инцидент вызывал у меня чувство смутной тревоги – я давно не делал ничего внезапного, и это казалось настолько неправильным, что казалось дурной приметой.

Впрочем, на следующий день я убедился в том, что эта встреча действительно была злым роком.
Она ждала меня. На том же месте. И, что хуже всего – она как-то сумела меня узнать.
– Извините! – Голос у неё оказался звонким, дрожащим.
 Я попытался обойти её, но девчонка преградила мне путь.
– Пожалуйста! Одну минуту, – Вид у лохматой и порядком грязной девчонки был жалким и отчаянным.
На нас начали оборачиваться люди, и мне пришлось остановиться.
– Вот, – Она протянула мне коробочку. Не без удивления, я обнаружил, что это пластыри. Обычные такие пластыри из ближайшей аптеки, ничего особенного и уж тем более ничего такого, ради чего нужно торчать здесь неизвестно сколько времени поджидая меня.
– Это глупо, я знаю, – она улыбнулась, глянув на меня большими голубыми глазами. Как у щенка, ей богу. – Просто у меня больше нет ничего, а вы руку разбили из-за меня.
– Иди домой уже, а то придется твоим родителям звонить, – буркнул я, обходя её. Девчонка тихо рассмеялась:
– Некому звонить-то.
– Тогда к опекунам, в приют, да куда угодно.
Я уже пожалел, что вообще начал этот разговор. Что теперь с ней делать прикажете? В некотором роде я работаю с людьми постоянно, но в ситуациях, когда дело касается меня, а не образа – я полный профан. С детства общение с людьми у меня выливалось в драку. А с девушками в обиды и слезы. Впрочем, за последнее время я, кажется, даже как расстраивать забыл. Или эта просто странная.
– Простите, – тихо и виновато раздалось за спиной. Вот и что она теперь извиняется? Вроде бы ничего мне плохого не сделала. Хотя, это была уже не моя забота – отстала и ладно.

«Вы издеваетесь?», – промелькнула у меня мрачная мысль всего через две недели после этого странного инцидента, когда я уже о нём и думать забыл.
 На сей раз, я наткнулся на девку не в переулке, а в парке, причем на другом конце города и поздно вечером. Как раз возвращался с задания.
Она спала на лавочке, крепко прижимая к животу тощую сумку. Короткие русые волосы даже шею не прикрывали и я отчетливо видел позвонки, выступающие под кожей.
И ровно так же как и в ту ночь: я повернулся и уже почти ушел, как вдруг обнаружил себя трясущим это недоразумение за плечо.
– Ты что тут делаешь?
– Сплю, – она зевнула, потирая глаз. Узнала меня и смущенно вжала голову в плечи. – Да всё нормально, я тут уже спала. В эту часть никто не заходит. Тут тихо.
– Пошли.
Пожалуй, этим словом я и подписал себе приговор. И ведь нельзя сказать, что я этого не понимал, когда звал её! Просто её было жалко. Даже мне, хотя я думал, что это слово давно исчезло из моего лексикона. 
– Сколько тебе лет-то? – Я смерил взглядом щуплую фигурку: на вид не больше пятнадцати, но она явно недоедает.
– Двадцать, – вздохнула девчонка.
– Врешь.
– Могу паспорт показать, – насупилась она. Я закатил глаза.
– Ещё и дура. Во-первых, с чужим мужиком куда-то идти – это идиотизм, а в большинстве случаев ещё и самоубийство, во-вторых, доставать при нем документы на безлюдной улице тем более. Сомневаюсь, что у тебя с собой все бумажки для его восстановления.
– Я вам верю, – пожала она плечами. – Если бы я не умела чуять, когда от меня хотят чего-то… такого, то долго я бы не прожила на улице.
– А давно ты на улице-то?
– Уже пару лет. В семнадцать сбежала из детдома – там совсем плохо стало, ещё год бы не выдержала.
–  И что, с тех пор на улице? А почему не работаешь? – не то чтобы мне было так уж интересно, но во время разговора девочка успокаивалась и выглядела не настолько несчастной.
– Работаю, – она удивленно покосилась на меня. – Уборщицей. До недавнего времени получалось в ночные смены выходить, но теперь эту лавочку прикрыли. В сторожа больше мужиков зовут, так и получилось, что сегодня ночевать негде.
Она оказалась не такой ветреной, как я думал. Чаще всего такие сбежавшие дети лодыри по жизни. Они клянут родителей, правительство, опекунов, да всех подряд в том, что плохо живут, даже не пытаясь что-то сделать самостоятельно. Она пыталась, и это вызывало уважение.   

– Вы только переехали? – Девчонка стояла в коридоре, неловко держа в руках сумку, будто не зная можно ли её положить. Она пыталась поддержать разговор, хотя и выглядело это как-то натянуто.
Кроме меня в мою квартиру уже давно никто не заходил. Лет пять как минимум, а может и больше. И её вопрос заставил меня осмотреться – попробовать понять, как другой человек видит место, в котором я живу.
Обои на стенах, палас на полу были – я знал, что не буду заниматься ремонтом, поэтому взял сразу с ними.
Мебели немного, но набор полный. В коридоре полочка для обуви и шкаф для одежды. В комнате диван, кресло, компьютерный стол и шкаф для одежды. Я однозначно не понимал, почему она так сказала.
– Давно живу, – пожал я плечами.
– Странно. Тут нигде нет ваших вещей, – Она всё же поставила сумку и стащила кроссовки. Потом будто спохватилась. – Я не буду с вами спать. Если вы для этого меня привели, я лучше сразу уйду.
– Нашла чем соблазнять. Мой руки, поможешь с ужином.
На вид этому тощему цыпленку даже при ближайшем рассмотрении нельзя было дать не то что двадцать, она и на семнадцать не тянула. Пожалуй, её захотел бы только педофил или подросток, который счел бы ровесницей. Но я не относился, ни к тем, ни к другим, поэтому девчонка вызывала у меня только легкий интерес и может, немного жалости. Уже что-то, впрочем – последние месяцы я и эти чувства  потерял.
– Как тебя зовут? – только когда мы сели есть, я вспомнил, что так и не знаю её имени. Я бы мог называть её «эй ты», но кажется, это не очень вежливо.
– Лада, – она улыбнулась, терзая вилкой котлету, превращая её в ароматный фарш. Смешала с картофельным пюре и отправила в рот. Как ребенок, который приправляет невкусную картошку вкусной котлетой. Или наоборот.
– Я Олег. Спать будешь на кресле, оно раскладывается. Простынь и одеяло я тебе выдам. Подушки пока нет, завтра куплю. Полотенца тоже пока нет.
Она медленно подняла на меня глаза, глядя настолько растерянно, что я испугался: не сказал ли я что-то оскорбительное или пошлое. Но вроде бы никаких намеков на постель или перехода на личности. Да и что может быть оскорбительного в полотенце? Или дело в его отсутствии?
– Мне завтра не надо уходить? – наконец, справившись со своим изумлением, недоуменно спросила девчонка.
– Благотворительность на одну ночь – глупое занятие, – пожал плечами я. Какой смысл оставлять её на одну ночь, если завтра она опять будет спать на той же лавочке? Тогда бесполезно было вообще её тащить домой. Я это понимал. Никогда не любил делить жилье с кем-то, но в данном случае был не против. Пусть будет.

Она была тихой квартиранткой. Готовила, убирала, даже постирала и погладила занавески, которые аж посветлели от такой благодати, хотя я её ни о чем из этого не просил. Кажется, она хотела оправдать своё пребывание в моей квартире. Из-за несколько плавающего графика моей работы, я мог уйти в полночь, а вернуться через три дня утром, поэтому вскоре я выдал Ладе ключи. Мне показалось, что она не из тех людей, которые будут кусать руку, которая их кормит, да и выносить-то у меня толком было нечего. Точнее, конечно, было что, но это на виду не лежало. И вряд ли кто-то нашел бы это даже при тщательном осмотре квартиры.
Мы не разговаривали. Совсем. Но и меня и, кажется, её это полностью устраивало – нам было так комфортнее. Наше общение ограничивалось короткими: «захватите мусор» или «на ужин хочу спагетти – деньги в тумбочке». Её можно было попросить о любом блюде – если она не знала, как его готовить, то находила в интернете рецепт и училась. Со временем так устоялось, что уборка и еда стали её платой за проживание. Мне было это удобно – питаться полуфабрикатами не слишком полезно, а готовить я считал излишним, если можно обходиться без этого.
Когда девчонка сказала, что нашла квартиру, то я лишь пожал плечами, хотя кажется, всё же немного расстроился. Привык, что когда прихожу домой, то меня кто-то встречает. Обычно так говорят про домашних животных, но она была лучше – могла сама о себе позаботиться в моё отсутствие. 

Через месяц я понял, что вспоминаю о ней. Тихое существо в кресле, в сером свитере и черных домашних штанах. Это сложно объяснить, но когда она была в квартире, у меня было ощущение, что здесь живут, а когда ушла, появилось чувство, что я прихожу ночевать в гостиницу. Я понимал, что для меня это странно – переживать по такому необычному поводу, но списал это на слишком долгое одиночество. Пожалуй, даже мне иногда хотелось, чтобы где-то неподалеку был кто-то живой. А то при моей жизни это бывало крайне редко. И, пожалуй, ненадолго.
Вообще, если честно, тогда я не знал, что она думает о моей работе и догадывается ли, чем я на самом деле занимаюсь. Я прикинул тогда, что даже если она о чем-то догадается, то вряд ли сможет это как-то доказать. Найти мой рабочий инструмент очень трудно – я никогда не снижал бдительности, а уж с чужим человеком в квартире и вовсе поднял её до максимума, проследить за мной она тоже никак не могла – я бы заметил. Да и стороннему человеку эта информация не дала бы ровным счетом ничего. А в то, что её кто-то подослал, мне верилось с трудом, с моим послужным списком как-то странно было бы думать, что я на неё поведусь. Я и сам до сих пор был удивлен, что это вообще произошло. Впрочем, даже если бы она действительно была «казачком», то ничего плохого бы не случилось. Ну, только немного беспокойств прибавилось бы со сменой квартиры и замётом следов. Я слишком долго этим занимался, чтобы меня могло выбить из колеи что-то подобное.

Как бы то ни было, через полгода, когда я уже начал постепенно забывать о её существовании и даже выкинул уже, наконец, тот злосчастный свитер, который она у меня забыла, Лада появилась у меня на пороге и просила о разговоре.
Разговор состоялся на кухне. Перед этим она нервно мерила шагами коридор, отказавшись от чая и с нервным смешком попросив водки. Водки не было, так что пришлось ей ограничиться четвертью бокала виски. Наконец, так и не присев, она решилась:
– Научи меня.
Её ясные голубые глаза смотрели на меня с невыносимым упрямством. Даже поза говорила о том, что она не собирается сдаваться: руки уперты в стол, спина выгнута, как у дикой кошки. Губы поджаты и на носу появилась маленькая морщинка. Очень милая.
– Чему? – я прекрасно понимал, о чём она, но делал вид, что я тут проездом.
– Убивать.
Не скажу, что это прозвучало как… да что это вообще хоть как-то прозвучало. Сказала и сказала, будто попросила ей вышмат решить за некую копеечку. Наверное, поэтому я настолько спокойно всё и воспринял.
– И зачем тебе это?
– Я сама толком не понимаю, – Лада пожала плечами и, наконец, села. Некоторое время она молча изучала свой пустой бокал, а затем медленно подняла на меня глаза.
– Научи. Я хорошая ученица. А тебе нужен преемник. Тебе рано, конечно, но когда-нибудь он будет нужен. А пока у тебя есть достаточно времени, чтобы меня обучить.
Если честно, на тот момент я слабо понимал, что вообще здесь происходит. Как она узнала о моей работе, зачем пришла с требованием научить её. Но с этой девчонкой у меня вечно были какие-то проблемы, причем не она была в них виной, а скорее что-то странное и необъяснимое во мне.
– Если скажешь, откуда узнала – научу, – Естественно это был просто предлог. Она бы и так мне всё рассказала, но я должен был хоть как-то обставить своё согласие. Если уж оно казалось странным мне, то ей будет и подавно.
– Легко, – расцвела девчонка. – Однажды вечером, когда тебя не было, к тебе кто-то долго ломился, а потом кинул конверт под дверь. Он был не запечатан, так что я открыла и посмотрела. Нехорошо, я знаю, но мне было очень интересно, чем ты живешь. Там было фото, данные и краткие рекомендации как нужно «убрать» объект.
Я помнил тот день. Тогда ещё пришлось достаточно быстро хватать девчонку подмышку и переезжать. Я столкнулся с тем мужчиной в дверях и помнится, он сильно пожалел, что попробовал соваться ко мне домой. Когда я пришел, то Лада была в душе, так что я наивно решил, что конверт она не видела. Конечно, тот отправился в шредер, даже не удостоившись прочтения: так глупо я задания не брал. В общем, можно было догадаться, как она меня вычислила: рядом с ней я странным образом, хоть и немного, но расслаблялся. Впрочем, на работе это не сказывалось, так что и неудобств не причиняло.
Я посмотрел на свою новую ученицу. Лицо симпатичное, фигура стройная, стрижка ей идет. Позже исправим последнее – девчонка должна полностью сливаться с окружающей толпой. Мазнешь взглядом и мимо пройдешь, будто и не было этой встречи никогда. Вот цвета волосы были удачного – русого, такой у половины страны. Если продолжит работать в России, то и перекрашиваться не придется. И рост хороший – средний. Каким угодно можно сделать для задания, хоть высоким, хоть низким, если правильную одежду подобрать. Мужчинам в этом плане сложнее, но с другой стороны, на мужчин и внимания реже обращают, особенно если они выходят из автобуса, а не из «лексуса».
– Завтра начну учить, – коротко бросил я и поднялся. Подумав, добавил:
– Привези вещи, удобнее жить тут.

Я действительно начал учить её. Пожалуй, она была права, и мне нужен был преемник. Хотя у меня и не было потребности оставлять что-то после себя, ну, кроме тел, разве что, всё равно я посчитал, что какой-то тыл мне не повредит. Она была чистым и очень гибким материалом, из которого я мог вылепить всё, что мне захочется. Неглупая, но и не слишком умная – золотая середина. Со временем ей придется поумнеть, дураки в нашей профессии долго не живут, но не сейчас: во время обучения лишние мысли только помешают и отвлекут.
Она должна была многому научиться. Редко кто становится убийцей, придя с улицы – чаще всего это люди прошедшие что-то. Службу или тюрьму, но чаще первое. Что-то такое, где даются навыки выживания, где лучше учишься контролировать и чувствовать своё тело. У Лады не было знаний и хоть какой-либо базы, на которой можно было выстроить хорошего киллера, но у неё было упорство и желание учиться. Я чувствовал себя несколько самоуверенным, но мне казалось, что этого достаточно. Может, она не дотянет даже до моего уровня, но может, кто знает, перерастет учителя и станет самой крупной рыбой в этом маленьком пруду. Пожалуй, я был не против такого расклада – мне осталось сил на десяток лет, потом уже лучше уйти в подполье, и лучше, чтобы на сцене появился знакомый игрок, который не поприветствует тебя пулей в лоб.

Девчонка хватала на лету. Драки давались ей непросто, сказывалось хрупкое телосложение и плохое питание в прошлом, но зато в стрельбе она очень быстро стала делать успехи. Почти сразу я понял, что её оружием будет винтовка. В общем-то, неплохой выбор: хотя женским оружием традиционно и считался яд, но им много не наработаешь, а бывают такие заказы, что только выстрел издалека поможет. А потом быстро смываться. В тех же самых ядах она тоже начала разбираться достаточно легко – голова у Лады всё же была на месте. Не обремененная лишними знаниями, она впитывала информацию как губка. Девчонка не умела отделять себя от потока нового, поэтому постепенно стала с ним сливаться, но это было мне на руку – так легче вылепить необходимого человека. Лишние эмоции в нашем деле тоже могут помешать. 
И со временем, может не сразу, может не через месяц и не через два, но постепенно её присутствие в доме стало чем-то привычным и расслабляющим. По жизни я никогда не знал, что будет, когда я войду в квартиру, но теперь это стало неким элементом игры. Я поймал себя на том, что мне интересно, что же ждет меня сегодня: это мог быть горячий ужин или любопытный фильм, предварительно скаченный ей из интернета, а может быть латте из кофейни на другом конце города и маленький тортик. Не потому что праздник, а потому что просто ей этого захотелось.
Я отдавал себе отчет, что такое поведение сильно помешает ей в будущем – она слишком старалась получить какое-то удовольствие от жизни, так что осознание, что она будет жизнь отнимать, может ударить сильнее, чем она рассчитывает, но никак не мог заставить себя разъяснить ей, что к чему. Наверное, меня самого радовали эти маленькие знаки внимания – мне самому хотелось этих крупиц её внимания. Но, делать что-то было нужно – поэтому я и сводил девчонку на первое в её жизни задание.
Кандидата я отбирал внимательно. Поначалу хотел взять кого-то стороннего, просто ради тренировки. Кого-то из группы риска, возможно первого попавшегося бомжа из подворотни, но подумав, решил, что если уж учить – то учить в настоящих условиях.
Недавно мне попался заказ на опытного гипнотизера. Уж не знаю, кому он перешел дорогу, но задание было – значит, нужно было его выполнить. Я мог бы сделать это сам, но раз уж попался такой прекрасный шанс, то зачем его упускать? Мне показалось, что заказчикам будет всё равно, чья именно рука выпустит пулю парню в лоб. А вот мне это было важно.
– Так скоро? – она нервничала, меряя шагами небольшую комнату. Полы поскрипывали под её босыми пятками, наполняя воздух привычным звуком, который, кажется, её успокаивал.
– Что тебя смущает? Ты с самого начала знала, что когда-нибудь это произойдет. Если не можешь – уходи.
Правда, это было бы нежелательно: пришлось менять имя, переезжать и скорее всего далеко не в соседний город. Проще было её убить, но я не был уверен, что смогу это сейчас сделать – уж слишком много вложено в эту девчонку.
– Нет, – она села напротив меня. – Я не уйду, ты же знаешь! Когда мы выходим?
– Когда ты перестанешь истерить. Он проснется часа через три, так что время пока есть.
Девчонка глубоко вздохнула и посмотрела на меня.
– Я готова.
Картинность момента портили только лохматые волосы, которые придавали ей сходство с насупленным воробьем – по моему совету она решила отрастить их, чтобы можно был легко завязать хвостик и не выделяться в толпе, но пока они полностью не собирались и постоянно вылезали из-под резинки, неаккуратными прядками обрамляя её лицо.
Когда мы подходили к квартире, мне пришлось признать – я волновался, и, пожалуй, сильнее, чем на своем первом задании. На мгновение промелькнула мысль, что я зря это затеял и нужно бы наоборот вытащить девчонку, пока не погрязла по уши. Но это значило отпустить её и уже никогда больше не видеть, а этого я, пожалуй, сделать не мог.

Всё прошло хорошо. Она замешкалась на мгновение, но затем всё же сделала то, ради чего мы пришли. Мужчина грузно повалился на пол вместе со стулом, а я отправил девчонку в машину. В первый раз, пожалуй, ей не стоило участвовать в уборке – я вполне мог заняться этим и сам. Вот потом да, придется постигать и эту науку, потому что оставлять трупы на съемных квартирах не всегда удобно. Если такого пункта не было в заказе, конечно, тут уж не попишешь. Но это всегда подставляло киллера, всегда. Когда человек просто пропал, то это одно, а вот когда его находят с пулей в сердце у себя дома – это совсем другое. Ну, и тем более нельзя было оставлять тело в том случае, если ты снял квартиру у парочки алкашей только для того, чтобы убить в ней кого-то.
В то мгновение, когда я остался наедине с трупом, я вдруг почувствовал смесь вины и торжества, что было для меня не характерно. Хотя, надо признать, мне и эмоции в общем были как-то в новинку, но с этой девчонкой всё вставало с ног на уши. Иной раз я спрашивал себя, зачем я вообще во всё это влез. Ну, как ни крути – ситуация была несколько бредовой… да хватит врать! Если бы мимо меня сейчас прошло стадо единорогов дружно срущих радугой, то, пожалуй, я бы не удивился, но вместе с этим я будто почувствовал вкус к этой жизни. Не знаю, может быть увидел, что в ней существует что-то кроме вереницы заказов и монотонного исполнения – после кого-то очередного просто престаешь относиться к убийству как к чему-то особенному. Ломаются все, но ломаются по-разному: кто-то спивается, кто-то уходит в монастырь, кто-то ожесточенно лезет в пекло, только чтобы всё это закончилось. У меня же в какой-то момент просто кончилась способность что-либо испытывать, и только сейчас что-то подавало сигналы в глубине груди, будто намекая, что теперь всё может измениться. Я не знал, хочу я этого или нет, но в этот раз решил плыть по течению, даже если оно приведет меня к безумию – в любом случае это будет лучше того, что есть у меня сейчас.

Девчонка ждала в машине, как я и попросил. Бледная, тихая, будто тень себя, но когда я садился, она подняла на меня глаза и улыбнулась. Я подумал в тот момент, что пожалуй мне не хватало те месяцы, что её не было, именно этого. Улыбка у девчонки была легкой и всегда искренней, даже если это совсем не подходило к ситуации. Но из-за этой улыбки всё сразу менялось, и ты будто попадал в какой-то другой мир, где у тебя в багажнике не человек по частям, а набор для пикника. Кстати о пикнике.
«Может свозить её на шашлыки в лес?», – подумалось мне, но короткого взгляда на Ладу хватило, чтобы я с трудом удержался от нервного смешка. Да уж, молодец – романтика так и хлещет, из всех щелей фактически. В лес. Может сразу в тот же, в который мы сейчас везем труп закапывать? А что, совместим приятное с полезным, так сказать. Закопаем быстренько, потом разложим на свежий холмик покрывало, разведем костер и поджарим говядинки. А хотя зачем говядинки, у нас же в багажнике килограмм шестьдесят отборного мяса.
Кажется, я слишком увлекся, потому что на мой глухой булькающий звук Лада отреагировала взволнованным взглядом.
– С тобой всё хорошо?
– Не ссы, здоров, – отмахнулся я, внутренне потребовав у себя быть сдержанней. А то так она решит, что я свихнулся и пристрелит ещё ночью чего доброго, во имя безопасности и покоя. И вряд ли будет так уж не права – порой я сам начинал себя пугать, хотя бы этим странным желанием сделать ей что-то приятное. Зачем мне это вообще надо? Она выполняет свою работу, не жалуется, быстро обучается – чего ещё надо? Зачем тащить её куда-то, чтобы она развеялась, может ещё и веник ей приволочь?!
Мне стоило большого труда удержать на лице беспристрастное выражение, потому что в тот момент я понял, что и эта мысль тоже кажется мне симпатичной. Интересно, какие ей цветы нравятся? Скорее всего что-то простое, со слабым запахом.  Герберы, анютины глазки, ромашки? Какие они вообще-то ещё бывают, ну, кроме роз. Розы ей точно не подойдут.
Воображение рисовало Ладу закутанной в лоскутное одеяло и скорее с охапкой осенних листьев, чем каких-то цветов, но я точно помнил, что девушкам они должны нравиться. Хотя, пожалуй, она бы сильно удивилась, если бы я ей их подарил – всё же, у нас было сотрудничество, и портить его я не имел права. Вот если бы тогда, на требование учить я бы отказал ей, тогда всем было лучше – и ей не пришлось бы ломать себя, и я мог бы притащить ей букет, а теперь что? Теперь это принесет только неудобства нам обоим. Так же как и всякая ерунда в виде пикников, походов в кино и страстных ночей.

Я и до того не слишком сближался с девчонкой, но после осознания того, что нужна она мне далеко не только как старательная ученица, и вовсе закрылся. Всё, что она знала обо мне – это то, что я умею убивать людей и люблю Наутилус. Ну, впрочем, по сути, она знала всё, потому что творящееся внутри меня безумие с чувствами я сам только начинал узнавать.
Невольно я начинал присматриваться к ней и начинал понимать, что она далеко не такая же как и я. В этой девчонке были эмоции, да что там – в ней было море эмоций, которые не находили выхода в холодных стенах моей квартиры. Она всегда пыталась обжить то маленькое пространство, которое у неё было – на этой квартире это было уже не раскладное кресло или софа, а целая комната. Обычно я туда не заходил, но она никогда не запирала двери и часто оставляла её открытой, так что я иногда туда заглядывал.
Нет, там не было вереницы плюшевых мишек и розовых занавесок, но там было нечто большее.
Когда мы въехали, в её комнате был шкаф, стол и диван. Комнатка была небольшая, к тому же комнату с выходом на балкон взял я – так было безопаснее для девчонки, хотя по комплектации моя комната мало чем отличалась от её, разве что у меня ещё был книжный шкаф. Теперь же, по прошествии какого-то времени, моя комната так и не изменилась – разве что постельное белье появилось, а вот её претерпела значительные изменения. Стол был накрыт длинным платком с кистями, под столом она разложила цветастый коврик, на окне появились растения, на маленьких декоративных подушках с дивана симпатичные чехлы, а сам диван был прикрыт пледом. На столе, возле ноутбука, стояла высокая чашка с рисованной кошкой, а на шкафу появились крючки с рожицами, на которые она вешала то кофту, если лень открыть шкаф, то полотенце на просушку, то ключи. Изменилось совсем немногое, но глядя на её комнату, я понимал, что там действительно живут и все эти мелкие вещицы подбирались не потому что нужно произвести впечатление, а потому что они ей попросту понравились. Для остальных людей такое, возможно, и не казалось фонтаном эмоций, но для меня это был не просто фонтан, а настоящий потоп. И я понимал, что этот потоп может унести в итоге и её и мою жизни, хотя сам по себе будет совершенно в этом не виноват. Кто винит стихию за то, что она вообще есть? Винят только людей, которые не предприняли меры для того, чтобы бедствия не случилось. И тем человеком, который должен был принять меры – был я. И я ничего не делал.

– Я ухожу, – вдруг заявила она вечером. Почему-то я сразу понял, что она не о задании и не о походе за хлебом. Внутри что-то болезненно сжалось и хотелось не просто остановить её, хотелось запереть её в комнате и забить окно, чтобы она не смогла выбраться. Ещё и приковать к чему-нибудь – к батарее, например.
Вещи девчонка собирала медленно, будто дразня и одновременно с этим невольно устраивая мне настоящую пытку. Я смотрел на неё и мне мучительно, как пятнадцатилетней идиотке полной переходного возраста по самые уши, хотелось включить тоскливую песню на ноутбуке. Желательно «Хочу быть с тобой». Когда-то Бутусов ляпнул, что это, мол, совсем не о любви песня, а о Боге и фанаты радостно подхватили, разнося благую весть по всем захолустным окраинам. Я и тогда не верил, а уж потом до меня дошли слухи, что он это с дьявольским хохотом опроверг.
Хотя сейчас она, пожалуй, казалась для меня чем-то большим даже, чем религией. Слишком похоже по состоянию, хотя я никогда не был склонен к такой пафосной истерии, которая там описывалась.
 В общем и целом, можно сказать одно – кошки на душе скреблись.
– Слушай. Если ты попросишь, то я могу остаться, – Она замялась у порога и оглянулась на меня. Что мне казалось тогда в её глазах? Возможно снисхождение. На мгновение промелькнула паническая мысль, что она таинственным образом узнала и о том, что творится у меня в душе. Это было бы совсем плохо – жалости я не хотел.
– Удачи тебе, – я улыбнулся, пожалуй, впервые за всё время, что мы общались.  Через мгновение хлопнула дверь, и я открыл шкаф. Бутылка с виски там ещё стояла – отлично. 

Я не виделся с ней пару месяцев. Забросил даже работу, последний кусок идиота – всё время пил. Она ничего не знала, но это и хорошо – иначе приехала бы, иначе сидела и смотрела своими большими глазами, возможно, взяла бы за руку… вот тогда-то я всё ей и выдал бы. И может быть, потом убил, потому что услышать её ответ не захотел. Я проклинал тот момент, когда вообще решился выйти тогда погулять, проклинал себя, за то, что взял её домой и тем более за то, что начал её учить. Хотя, наверное, даже зная, что всё будет так – я поступил бы точно так же. Кажется, со мной всё было кончено тогда, когда я впервые увидел её испуганное лицо. Какой же я всё-таки дурак. Дожил до таких лет и ничему не научился. Женщины – зло. Самое привлекательное и самое губительное из всех существующих зол. Сигареты там и рядом не валялись.

Только через полгода, я вышел на неё. Пожалуй, действительно не выдержал – мне хотелось увидеть как она, знать, жива ли. Конечно, девчонка сразу ответила, и мы договорились встретиться на нейтральной территории, в снятой на час квартире.
Она выглядела так же, как и в день нашего расставания. Разве что осенние сапоги сменились на зимние, ну, и с курткой произошла та же метаморфоза.
– Зачем звал? – Стащив сапоги, она прошла в комнату и устроилась в кресле. Я сел напротив. Я знал, что мне нужен какой-то повод и придумал его из воздуха.
– У меня для тебя задание. Справишься? – Конечно, я и сам отлично справлялся со всей своей работой, но другого предлога у меня, увы, не было. Не говорить же ей, что мне вдруг страстно захотелось кофе, который она приносила из кафе, и я совершенно не представляю, где то самое кафе. Хотя, это можно оставить на особый случай, когда я совсем отчаюсь.
– Ты сначала его покажи, а потом я отвечу, – рассмеялась девчонка. Я кинул на стол папку, и она с интересом начала листать дело.
– Ничего сложного. А почему сам не выполнишь?
– Он мужчина. Тусовщик. Женщине легче подобраться, – безбожно соврал я, но кажется, её это удовлетворило.
– Хорошо. Исполню к сроку. Здесь не написано, а предпочтений для убийства нет?
– Лучше яд. Моя личная просьба – тогда будет всё чисто.
– Да-да, выпил палёный коктейль в клубе, и поплохело, знаю, – она улыбнулась. – Я пойду?
Хотелось бы мне сказать нет, но я не мог.

В итоге, всё так и продолжалось. Я приносил ей задания, постепенно даже перестав выдумывать причины для этого, она их выполняла и отчитывалась. Деньги получала от меня же. Конечно, я ничего не брал за посредничество – да если бы нужно было, я бы ещё и доплачивал.
Чувствовал себя идиотом, правда. Каждый раз как набирал её номер это чувствовал, да пожалуй, и когда думал о ней тоже, но и поделать с собой ничего не мог. Она как заевшая песня: всё крутилась в голове и никак не хотела оттуда исчезать, даже когда уже вызывала только раздражение. Если бы я верил в магию – я бы решил, что она что-то сделала, но я не верил и продолжал монотонно всё дальше откладывать следующую встречу. Я знал точно, что чем дольше я её не увижу, тем скорее забуду и смогу уже по-настоящему отпустить. Но всё сводилось к тому, что я лишь с садистским удовольствием рубил собаке хвост по кускам.
Но, по крайней мере, так мне удавалось не пить или пить намного реже, чем раньше. Спиться при моей профессии было плевым делом, но к тому же и опасным. Те, кто спивался – уже не были работниками, они были мясом, которое рано или поздно убьют. И по правде сказать, скорее рано, чем поздно.

И постепенно, не сразу, нет, только через пару лет, у меня получилось. Встречи с Ладой стали чем-то вроде традиции. Традиции, которая отдает теплым воспоминанием о прошлом, но никак не душевными муками. Мы говорили только о деле, я смотрел, не устало ли она выглядит, и мы расходились. Больше не было того зуда в груди, того желания её скорее увидеть. Рано или поздно могу увидеть, почему нет? А раньше и незачем, у меня же нет для неё работы, так что пусть пока сама крутится. Хотя я немного лукавил – рядом с её квартирой жил мой информатор, который докладывал мне, если у неё в жизни происходит что-то странное. Периодически информаторы менялись – последний задержался чуть дольше, возможно потому, что Лада перестала скакать с места на место и осела в небольшой квартирке на окраине. И обычно от него не было никаких новостей, но вот в то утро ошарашенный голос в трубке протянул:
– Слушайте. Это не так важно, скорее всего… но за весь год это впервые. Она сегодня домой с букетом цветов вернулась, да и сама была в платье. Волосы распустила. Я у неё платье-то видел только раз, но давно и вечернее, а тут обычный такой сарафанчик. Вы извините, я вот говорю и чувствую, что с ума сошел – ну цветы, ну сарафанчик. Но для неё это как-то… непривычно.
Поблагодарив, я попросил сообщить, если будет что-то ещё подобное и повесил трубку. Это было действительно несколько странно – последнее задание у неё было от меня. И это была женщина, причем уже средних лет. А такие быстро примечают симпатичных девушек с букетом – о чем на вообще думала? Нет, может быть дело было в парке, но тогда у неё должен был быть кавалер. Интересно, где она его взяла. Хотя, дело её, конечно, но мне её выбор прикрытия совершенно не нравился. Женщины всегда оценивают тех, кто моложе и привлекательнее, а порой и хорошо запоминают.
Через два дня информатор вновь позвонил. На сей раз, по его словам, она приехала опять с букетом, но джинсы были щедро испачканы травой. Это уже ни в какие рамки не лезло – я проверял объект перед тем, как вручить его Ладе и поездок на природу там не было. И откуда букет, черт побери?!
Не выдержав, я решил за ней проследить.

Лада выглядела непривычно чужой. Ей шло розоватое платье, стянутое на талии белым ремнем; шли распущенные и завитые волосы; шли каблуки, которыми она бодро отбивала от асфальта звонкий ритм. А ещё она улыбалась. За последние годы я редко видел её улыбку, а уж такую кажется вообще никогда. Предвкушающая, смущенная и счастливая.
Она помахала кому-то рукой, и я проследил за её взглядом. Парнишка. Молодой, растрепанный какой-то, младше Лады. Лицо было мне смутно знакомо, но никто из посредников такого возраста быть не мог.
«Может мелкий мошенник или карманник»,– подумал я и двинулся вслед за ними. Было не похоже, что они говорят о деле – Лада тихо смеялась, а парень размахивал руками и что-то возбужденно рассказывал: его восторженный голос долетал иногда даже до меня, но слов разобрать не получалось.
Когда они зашли в небольшую кофейню я окончательно осознал, что это встреча не по работе. Кажется, у Лады было свидание.
Мне хотелось проследить за ними до конца, но именно поэтому я ушел домой. Мне не нужно было, чтобы только утихнувший ад внутри меня вновь растревожился, на сей раз распаленный древним как мир собственническим инстинктом. В конце концов, наверное, и в такой жизни как наша можно найти кусочек личного счастья – возможно, ей будет трудно, но если она решит уйти из дела из-за этого, я лично буду только рад. Всё же, не смотря на её изворотливость и гибкость, эта работа была не для неё. Вот где-нибудь в маленьком магазинчике с какими-нибудь сувенирами или может быть антиквариатом, я уже мог её представить – там, как мне кажется, ей было бы уютно и спокойно. А с той работой, что она выбрала… сколько ещё продержится её психика? На каком по счету сломается эта девчонка? Это только лишь вопрос времени, так что парень в её жизни появился как нельзя кстати. Пока она молода, красива и у неё есть шанс всё изменить: она влюбится, они поженятся, может она родит ему ребенка и выкинет рабочий телефон от греха подальше. И переедет. И мы больше никогда не встретимся и будем спокойно жить, больше ничем не связанные, кроме общего и порядком дерьмового прошлого.

Дома я вдруг осознал, что будто зачарованный открываю шкаф, где хранилась початая бутылка с коньяком и закрытая с виски. Посмотрев на два некогда любимых средства забыться, я отвинтил обе крышки и вылил содержимое в раковину. Ещё мне не хватало спиться из-за такой мелочи, и так один раз я уже стоял на краю и почти потерял себя. Сейчас я должен был собраться – если у девчонки всё получится, это прекрасно. Если что-то пойдет не так, то я должен быть свеж и трезво мыслящ, чтобы подстраховать её – она бы сделала для меня тоже, не смотря на то, что для неё я просто мужик, который её учил. И возможно сломал жизнь, но это уже были детали, которые вертелись лишь в моей голове – я сильно сомневался, что Лада может винить меня. Хотя ей и следовало бы, по правде говоря, но она всегда была слишком… мягкой в этом плане, как бы абсурдно это не звучало при учете нашей работы.

На следующий день я понял, что мне необходимо позвонить посреднику, потому что я метался по квартире как оглушенный зверь – не понимая, что со мной происходит, но страстно желал хоть что-то сделать. Стены давили, мне хотелось что-то разбить или заявиться к Ладе и запретить ей звонить мне, хотя она и раньше никогда этого не делала. Возможно после я потребовал бы у неё убираться в новую жизнь и под угрозой смерти забыть о работе. Да, пожалуй, мне этого хотелось. И даже хотелось настолько сильно, что ещё немного – и я бы действительно поехал.
Задание у посредника нашлось сразу, через пару городов от моего собственного, что было только на руку. Дома меня не было несколько дней, а когда я вернулся, в почте было новое сообщение от информатора. Девчонка пила.
«Не выгорело», – мрачно подумал я, стирая сообщение и выключая компьютер.
 Я не знал, что чувствовал в тот момент – всего внутри было слишком много. И злость, и разочарование, но и где-то в глубине немного постыдного и гадкого облегчения.
Я выждал немного, надеясь, что она одумается и выкарабкается сама, но когда пришел, то картина предстала безрадостная. Она лежала на кровати: подушка была мокрая от пролившегося коньяка и слюны, по квартире были раскиданы вещи, стаканы, тарелки с присохшей едой и пустые бутылки, а сама девушка, судя по всему, даже не мылась нормально уже какое-то время. Она перекрасилась в более темный цвет, подстриглась, и это яснее всего давало понять, что она пыталась спрятаться – значит, точно всё. По крайней мере с этим парнем.
 На мгновение появилось желание найти этого сопляка, чтобы он ответил за неё, за то, что сунул свой нос, куда не следует и не смог понять, что там происходит, и только всё испортил. Но это могло подождать. Для начала нужно было её вытащить.
Я сам прошел это же, только в одиночестве и с помощью интернета, так что методы мне были уже знакомы и первым из них был ледяной душ. Потом промывание желудка. А после еда, чтобы нейтрализовать остатки отравы. Хорошо пошел бы куриный суп, но я сомневался, что у неё дома есть курица, да и варить бульон было долго, а результат мне нужен был сейчас.
Нужно было как-то её отвлечь. Я хотел, чтобы она отошла от дел, но не такой ценой. Сейчас лучше ей было переключиться на что-то знакомое: что-то, что она умеет делать лучше всего. А это было, увы, то, чему я её обучил.

Понимания в её взгляде я добился не сразу, а когда оно появилось, то отчего-то мне захотелось, чтобы оно вновь исчезло. А желательно чтобы она вообще уснула и проснулась, когда всё плохое кончится. Глаза девчонки были совершенно трезвыми, но настолько опустошенными, что мне самому становилось дурно. Хотелось встряхнуть её, дать пощечину, в конце концов, может наорать – главное, чтобы она пришла в себя и вновь посмотрела на меня своим чуть растерянным, но всегда теплым взглядом. И, может быть, улыбнулось. Почему-то в тот момент мне очень остро не хватало её улыбки; возможно, потому что я понял – девчонка всё же сломалась. И это будило во мне настоящий глубинный ужас. Я не знал, что с ней делать.

Каждый раз, как я заходил к ней дать новое задание – я видел всё те же пустые глаза. Она брала папку, смотрела и уже ничего не спрашивала, как раньше. Я с тоской вспоминал те дни, когда она интересовалась какими-то мелочами, которые есть на листах, а я с удовольствием отвечал. Эта тихая игра была нашей маленькой традицией, чем-то неуловимым, составляющим наши сложные отношения – скрепляющим их как тонкая нить слюны скрепляет птичьи гнезда.
Но теперь исчезла и она, оставив между нами только работу. Наверное, это было к лучшему – к тому же, Лада ещё не до конца восстановилась, но всё равно иногда хотелось вернуть хотя бы те небольшие встречи на съемной квартире. Хотя бы те редкие её улыбки и блестящие глаза. Хотя я и знал, что это уже невозможно.
 Нужно собрать по кускам хотя бы то, что осталось. Да и мне самому сейчас было совсем не с руки расклеиваться – я знал, дам слабину и она тут же ухнет обратно в алкогольное марево. Иронично, кстати, что своим фаворитом она выбрала виски.
Постепенно развалы у девчонки на квартире начали исчезать – кажется, она начинала приходить в себя и спиваться не собиралась. Второе же, что меня беспокоило – это хаотичность её заданий. Нет, она работала всё так же слажено, как и раньше, но количество… это было даже слишком. С каждым убитым она будто пыталась убить что-то внутри себя и, кажется, у неё начинало получаться, потому что взгляд становился всё холоднее и отстраненнее, хотя казалось бы куда уж.
В итоге со скрипом в сердце пришлось запретить ей и это, хотя такой запрет и означал, что мы больше не будем видеться. В конце концов, у неё были деньги, и это был её шанс начать всё заново и суметь-таки отказаться от этой неприглядной стороны жизни. По крайней мере, я мог надеяться, что она так и поступит, а не сорвется – я всё ещё верил, что эта девочка достаточно сильная, чтобы склеить себя и подняться в полный рост. Я бы хотел сделать это для неё, но такое было не в моих силах. Я мог только не дать ей убить себя и подсунуть кого-то ещё для этой цели.

Судя по словам информатора, она не пила и в странное время из дома не выходила. Значит, послушалась – умный малыш. Я даже испытал гордость за неё в тот момент и облегчение – такое, какое появляется у родителя, когда у их ребенка наконец-то стягивается первая ссадина на колене. Хотя и ребенком-то я её никогда своим не считал.
 Она начала другую жизнь и я должен был радоваться за неё. И я радовался. Но вместе с этим, как в издевку, у меня вновь начало что-то болеть в груди.
В этот раз я не стал пить, а просто добыл блистер таблеток, которые, по словам дилера, это убирали. Они влияли на координацию, но не значительно и я мог пойти на такой риск. Я знал, что боль и желание её увидеть пропадут – рано или поздно я научусь жить без неё. В конце концов, когда-то я спокойно жил и так, хотя толком уже и не помнил те далекие светлые времена душевного покоя и простой монотонной работы, вместо романтических терзаний и слежки за влюбленными. И до чего я докатился за эти годы? Стыдно со стороны на себя смотреть. Унылый мужик в пустой квартире, который уже который год таскает в зубах молоденькую идиотку. Сценарий, конечно, распространенный, но у нас хоть декорации всё же отличались от общепринятых. Да и «идиотка», в отличие от стандартных случаев, творила беспредел совершенно не подозревая, что у неё есть такой вот сомнительный престарелый воздыхатель.
С этого момента она должна была искать себя – если она решит вернуться в дело, я уже решил, что выдам ей пару заданий, чтобы вспомнила, что это не романтика из подворотни, а самое обычная грязная работа, а потом попробую всё же вправить мозги. Это было совсем не по моей части, но не к психологу же её отправлять, ей богу.


Не знаю, сколько времени прошло к тому моменту. Год или может чуть меньше – постепенно я перестал считать. Её голос стал чем-то далеким, как воспоминание о некогда прочитанной книге. Казалось бы – всего год, кто-то расстаётся и на большее время, но даю руку на отсечение никто из них так не старался забыть как я. Вокруг медленно стал сужаться монотонный круг из работы и дома, быстрых обедов и пустого растворимого кофе – это была моя настоящая жизнь, та, к которой я наконец вернулся. Не могу сказать, что она была прекрасна, но в ней не было ни роялей в кустах, ни затаённых патронов в бутафорском ружье.
Она появилась у меня на пороге так же привычно, как будто приходила сюда каждый день. И, как я и подозревал, явилась за работой. Почти через год и почему-то лично, даже без предварительного звонка. Волосы у неё успели отрасти почти до плеч, хотя каштановый оттенок она оставила – хотя, может мне просто так показалось: на улице шел дождь, и девчонка насквозь промокла, волосы же не были исключением.
Глаза на исхудавшем бледном лице светились как два ярких голубых мазка. На сей раз они не были пусты, но в них застыла только усталость и чуток грусти. Смешно, но в тот момент девчонка сильнее всего напоминала мне меня.
Я помнил, как разговаривал с ней, помнил, как выдал ей задания и думал – не отпустить ли, не переехать ли куда подальше, чтобы действительно всё это уже наконец-то закончить.

Не знаю, когда я понял, что нужно поставить точку и дать себе волю хотя бы однажды. Может, когда она взяла задания или когда начала одеваться и я понял, что сейчас она вновь уйдет. А может, я решил это уже давно, просто не признавался самому себе, что собираюсь это сделать.
 С ней всегда и всё происходило как-то внезапно, по велению сердца возможно, а может быть по велению природной мужской глупости, которая щедро разрешает нам время от времени быть капризными детьми.
– Останься, – сказал я наконец то, что хотел многие годы, глядя в её спину. Она замерла, медленно повернувшись – как монстр из фильма ужасов.
 Но перекошенной хари там не было, там были глаза. И даже в самых смелых мечтах я не мог вообразить такое их выражение.
Глаза, только что отстраненные и спокойные, стали даже более живыми, чем много лет назад, когда она жила со мной и укрывала пледом диван. Губы Лады подрагивали, она нервно сглотнула – напряженная как тетива лука, и как стрела готовая сорваться и убежать, если услышит что-то не то.
– Ты действительно… хочешь? – девчонку трясло, она так судорожно потянула шарф с вешалки, что даже не заметила, что тот намотался на крючок и уже начал рваться. Взгляд на мгновение стал жалобным, глаза намокли. Она сейчас была похожа на того нескладного испуганного подростка, который протягивал мне пластырь. Когда же это было? Кажется, что где-то в прошлой жизни.
«Какие же мы идиоты», – вдруг подумал я и сделал шаг к ней.
На душе, наконец-то, было спокойно.