Проект Идеальный Мир

Книга - Проект "Идеальный мир" - это любовно-политический роман-олицетворение истории России от ее основания, до настоящего времени.

(Редактура и корректура авторская).


От автора

Все лгут. Я тоже лгу … и Вы лжете. Банально, не правда ли? А стоит ли говорить о лжи, беря на рассмотрение политику какого-нибудь государства? Глупо даже звучит, честная политика. Все знают о смехотворности системы и том, что рабство никуда ни делось.
К чему я это все? А к тому, что история Россия была многократно переписана, и переписывается уже сегодня, наши дети будут знать другую «правду». Возникает неуверенный вопрос: как сохранить нашу историю неизменной? В творчестве, зашифровано. Типичная любовная история может заключать в себе, и Великую Отечественную Войну и Крещение Руси, лишь было бы желание. Конечно, историю что я пишу нельзя назвать истинной, как и 300 лет назад ее сфабриковали для своего правителя. Однако, в наше время еще живы ветераны и это ненадолго, так что у нас мало времени, чтобы передать будущему поколению хоть какую-то правду.
Суть данной книги, призыв сохранить историю в чистоте, без цензуры. Что нужно делать? Писать о том, что есть сейчас, на самом деле. О прошлом правды мы все равно не узнаем. Дальнейший же текст, пусть послужит для Вас примером.
Для обозначения своего труда, как историко-достоверного, будем обозначаться ПИМ (Проект Идеальный Мир).


Глава I

Когда я придумывал идеальное общество, я и не думал, что будет так сложно. Достаточно трудно учесть пожелания всех и притом не обидеть никого. Вот как можно соединить две противоположности? Как соединить огонь и воду, мир и войну, добро и зло… Я много размышлял о дуализме и определился на том, что нужно убрать условия, которые способствуют появлению причины кого-то убивать, или творить добро, условия при которых нет нужды бояться, или противостоять другому, такому же, как ты человеку. Я проследил весь путь детерминации и добрался до источника, который открывал идеальный мир!
Дело мне приходилось иметь с 2013 годом. Это было общество, в котором были резко противоположные интересы по разным крайностям. Данные обстоятельства, конечно, значительно усложняли работу; нужно было собрать всех воедино, и сделать это так, чтобы люди верили в идею, и поэтому я начинал с самой перспективной страны, России. Хотя,  если признаться, выбора у меня не было.
- Что управляет человеком? – Произнес как-то на собрании мой ставленник. Все отвечали разные соображения на этот счет и были одновременно правы, и одновременно далеки от истины.
- А управляет нами убежденность! Вы думаете, это и так ясно, но, знаете ли вы, насколько глубоки эти слова?! Знаете ли вы, что в каждом из нас, есть голос, и этот голос мы слышим с рождения, - он осмотрел толпу людей, выдержал пяти секундное молчание и продолжил, - вот с ним-то нам и предстоит иметь дело!
Эти слова меня сопровождали на протяжении всего проекта. Я не был всегда верен ему, но я чувствовал, что Гимлер говорит наши мысли, о которых мы всегда думали, но не решались их отстаивать по разным обстоятельствам. Со временем я узнал, что это не обстоятельства мне мешали заявить о себе, отстоять себя, а простая трусость. Страх осуждения, неприятия. Мы все боялись говорить, придя на первое собрание, но с каждым последующим приобретали веру в себя, заряжались энергией независимости и были готовы осуществить проект. Но нас было всегда мало, как говорил Гимлер, и потому люди все ждали, теплясь верой в лучшее будущее.
Начиналось все с вербовки. Мы собирали круг лучших людей, самых преданных делу и верных своим словам. Постоянных. Наверно, постоянство выбрано было самым главным критерием, на котором существовала головная часть проекта. Ведь нельзя доверять что-то важное ветреным людям, они по своей природе всегда предают. А возможно, первым была сдержанность, этого мы не знали наверняка, отбирали не мы, а сам проект. Секретность для всех сохранялась предельная. Это иногда вызывало сомнения у людей, но Гимлер на собраниях всегда умел развеять туман недоверия.
В проект я пришел довольно таки заурядно и на тот момент еще даже и не подозревал, что за мной ведется наблюдение уже несколько месяцев. Как оказалось, людей отбирают, используя нумерологию в содружестве с астрологией; мне всегда раньше это казалось абсурдным, но когда я пришел в проект, когда встретился с Гимлером и был ознакомлен с некоторыми планами, а также многой скрываемой информацией, я переменил свою точку зрения на диаметрально противоположную.
Чтобы человек принял новую идеологию, а главное открылся, для него нужно было создать условия, которые делали его сознание беззащитным, а подсознание более открытым. Для таких случаев чаще использовалась несчастная любовь, и очень часто она была купленной. Это значит, что находили человека, неважно какого пола, а затем привлекали, опираясь на вкусы выбранного кандидата. Купленный человек влюблял в себя, так называемую жертву, а затем подготавливал почву для промывания. У каждого человека потеря была своя, для кого-то легче было идти вопреки старым устоям – расставание через множественные измены и т.д., для кого-то поддержав аналог прошлых взглядов – смерть любимого человека. Иной раз приходилось убивать купленного человека, поскольку это шло вопреки заготовленной идеи и могло помешать реализации проекта. Финальной стадией нередко использовалась как раз таки смерть объекта любви, это всегда было проще, быстрее и надежней.

Глава II

Пятью месяцами ранее.
- Почему зрелый человек, влюбляется в зрелого человека? – Задал мне вопрос Гимлер.
- Наверно, ему он больше нравится, - растерявшись, ответил я.
- Почему?
- Ну, … я никогда не думал об этом.
- Честный ответ, но, правда, в том, что мы не можем любить людей, которые не созвучны с нами, ведь они не такие как мы внутренне. Вот ответь, почему старик не влюбляется в ребенка? Младенца, например? Ты знаешь такие случаи?
- Нет, не знаю.
- Они разные внутри. Каким бы ни был молодым внутри старик, он не влюбится в младенца. Так же в младенца не влюбится и любой другой человек находящийся в сознании. Родители будут любить, но не будут влюблены в отрока. Потому что они не созвучны. Понимаешь?
- Да, но не совсем понимаю, как это связано со мной? С тем, что я потерял Юлю.
- Вы стали разными по звучанию. Она это поняла и потеряла к тебе интерес, ты не смог это заметить и уцепился за память, в которой ты видел ее прежней, хотел вернуть все к исходному состоянию. К великому разочарованию, это невозможно сделать. Ситуация инертна, - говоря это, он что-то умолчал в мысли, я это почувствовал по голосу, но ничего не стал говорить на это счет, мне было куда интересней услышать решение, - и что мне теперь делать? – спросил я.
- Нужно сделать всех людей созвучными. Тогда мы сможем достичь рая, идеала, того что описывают порой старики и обещает религия за благие дела и праведную жизнь.
- Но как я смогу это сделать? У меня ведь ничего нет! Я не талантлив и ...  и являюсь таким же обычным как все, - растерялся я.
- Многие люди не до конца понимают, что они из себя представляют в конечном результате. Сейчас ты можешь стать частью истории, которую мы будем писать заново, мы создадим новый мир. Мир, в котором есть настоящая любовь. Жизнь, в которой нет нужды ставить замки на дом, идеология в которой нет надобности, обращаться к адвокатам. Это мир, где нет страданий!
- Но в нашем мире это невозможно! Всегда кто-то будет что-то желать, всегда будут различия.
- Нет. Различия можно стереть. Даже Гитлер говорил: Если мы перестаем видеть различие между расами, то это приводит в дальнейшем к игнорированию различий между отдельными народами, а затем логически и к игнорированию различий, существующих между отдельными людьми. А ты знаешь, что это дает?
- Ммм … наверно, созвучность?
- Именно! – Воскликнул Гимлер.
Мы еще долго говорили на эту тему, и он мне рассказывал, казалось невероятные вещи, притом, судя по его словам вполне реальные и возможные. Я и сам начал верить в это. Рассказывая, он не говорил, что мир плох, он не говорил о грязи, он лишь иногда упоминал, что мир несовершенен и его нужно исправить; причем эта миссия выпала на наш век и на нашу долю. Гимлер оказался вдохновителем, слушая его, хотелось меняться самому и менять мир вокруг себя. Перед тем, как мы простились, он дал мне тетрадку со своими записями.
- Приходи тогда, когда почувствуешь, что должен придти, - произнес он, протягивая мне руку.
- А если этого не случится?
Он улыбнулся и с серьезным видом погрузился в ноутбук.
По улице я брел имея надежды, что все изменится, что все будет иначе когда-нибудь. Придя домой, я начал просматривать тетрадь с мыслями Гимлера.
«Тело данное тебе, не меняй и не корректируй. Оно именно такое, какое может сделать тебя совершенным. Тебе следует за ним ухаживать и заботиться о нем, но не следует его менять. Не стоит усложнять себе жизнь косметическими вмешательствами, ибо человек так перестает видеть себя реального, а значит, уже не может достичь идеала».
«Пустота невозможна. Всегда есть что-то еще. В комнате без предметов, есть пространство. В опустошенном человеке – рождение нового, но еще мало заметного. Оно проявляется через дни».
«Есть два вида боли. Счастье и несчастье. Они оба вредны, если не иметь над ними контроль. Лишь путь аскетизма способен уберечь человека от духовного разрушения. Чрезмерная радость развращает, чрезмерная боль убивает. Мы, должны найти ко всему противовес, но не во вред другим, а только себе. Лишь имея равновесие, можно достичь совершенства через тело».
Записей было много, и поэтому я предпочел читать либо самые короткие цитаты, либо те, что затрагивали мною наболевшую тему. Затем я поглядывал на корни собственной надежды и вместе с этим выбирал себе дорогу. Хотя, скорее всего я уже знал куда направлюсь, нужно было лишь время, чтобы решиться.
Через пару дней я решил встретиться с Гимлером. Он предложил мне побывать на собрании и послушать речь, ну а после уже лично переговорить.
Зайдя в зал, я увидел группу людей, сидевшую на стульях, их было около двухсот. Все они являлись одновременно разными и одновременно одинаковыми на вид. На стенах бытовала иллюзия окон с красными шторами, а внутри них подсвечивалась золотистая цитата на черном листе. Помещение излучало уют, было теплым и имело добрую атмосферу благоденствия. Хотя больше всего меня удивило другое, ни один человек не посмотрел на меня, когда следуя вдоль рядов, я запнулся о неаккуратно поставленный стул. Мне, конечно же, было дико стыдно, но все делали вид, будто ничего не произошло.
- Подобно ранним, революционным крестьянским движениям, мы начнем свою пропаганду сначала внутри страны, а затем уже перейдем на мировой уровень, - эмоционально голосил с трибуны, Гимлер, -  мы провозгласим идею имущественного равенства, с борьбой против роскоши господствующего класса первичной! Дадим людям повод взволновать власть, главам озираться и бояться нападений. А нужно это нам для того чтобы мы могли влиять на господствующий класс. Затем нам обязательно понадобится мировая война! Необходимо сократить количество людей в мире, чтобы создать новых, совершенных, не запятнанных гиеной несовершенства индивидуумов! Мы будем создавать новое, идеальное общество, а с ним и идеальный мир!
После яркой речи, началось обсуждение методов достижения войны, составлялись планы создания условий по преобразованию уже целого мира, рассматривались фигуры, которых нужно исключить уже до начала агитационных действий. Казалось, все люди в этом помещении действуют подобно едино слаженному организму.
Только я подумал о том, чтобы подойти к Гимлеру, как он вновь взобрался на трибуну.
- Александр, - сказал он, после чего все замолчали, - сегодня ты находишься на тайном собрании, ты слышал речь, слышал, кто и что выдвигал, а теперь мы тебя просим высказать свое мнение по поводу нашего проекта.
Он замолчал, и мне нужно было что-то говорить этим людям, но слова будто встали комом в горле.
- Ты должен что-то сказать. Никто тебя здесь не осудит, - подбадривал Гимлер.
Я промолчал, мне нечего было сказать этим людям, к тому же страх перед публикой меня сопровождал еще с детства; спасибо школе за это и моим учителям, которые требовали высмеивая мою скованность, а, не поддерживали и не помогали мне.
Спешно выйдя из зала, я помчался по коридору на улицу. Теплая майская погода и легкий ветерок убедительно успокаивали расшатанные за эти дни нервы. В этот момент я решил, что больше никогда не вернусь обратно. Мне было слишком стыдно перед сотнями незнакомых людей. Я чувствовал себя униженным и оскорбленным.

Глава III

С тех пор прошло больше месяца. Я прогуливался по городу, в котором июньское солнце дарило золотые лучи, и отстранено осматривал витрины магазинов. Тогда я не знал, сколько еще нужно было пройти километров, чтобы успокоиться. Мало изменчивый антураж усугублял положение, постоянно уводя мысли в себя. Я еще помнил звонкую речь Гимлера, говорящую о созвучности людей и том, что мир может быть идеальным. Только что он подразумевал под идеалом, не было ясно. Так появился новый вопрос, и снова на него не было никакого достоверного ответа, лишь одни догадки.
По двору бродило лето, я был одиноким в беспощадной жаре, все думал и капался в случившемся, пытался себя утешить оправданиями, но постоянно скатывался к одной мысли, у меня нет цели. Гимлер предлагал новый взгляд, какие-то действия, решения, и потому я отправился домой, попытаться найти хоть какие-то ответы.
«Мужчина без идеи, все равно, что птица без крыльев. Существует, а не живет. Куда могут унести его крылья, если он привязан цепями к земле!? Это не более чем самообман не только себя, но и женщины, что будет рядом с ним. А это уже двойное убийство судеб с последующим множителем на количество детей. Что жизнь, если в жизни – нет жизни!»
В конце тетради была надпись зеленой пастой:
 «Если тебя покинула любовь, приди ко мне, вместе мы создадим мир любви и закроем ответами все возможные вопросы».
Меня не столько заинтересовала любовь, сколько ответы на вопросы. Тогда его идея казалась реалистичной и заслуживающей внимания, но не настолько сильной, чтобы я вновь вернулся на обозрение тем людям. Вероятно, бремя общественного мнения еще лежало грузом на моих плечах. Нужно было еще немного подождать, чтобы его скинуть.
К вечеру, когда душа человека особенно чувствительна к боли, я вновь испытал жжение расставания. На самом деле это было странное чувство, болело то, чего не было материально. Сдавливало голову и грудь, казалось, что находился в запертой комнате. Терпеть не было сил, и вопреки своим решениям я отправился к Гимлеру. Мне было больше некуда идти, ведь у меня не было друзей. Всех кто были забрала жизнь, а с родителями об этом я не мог поговорить, не получилось бы  просто понять друг друга. Да и сложно доверять советам людей, которые на твоих глазах совершали ошибки.
Когда я пришел к Гимлеру, он не начал меня наставлять на какие-то пути, порицать или ругать за случившееся, а просто пригласил войти в дом и напоил чаем. Антураж имел минималистские черты характера, в нем не было ничего лишнего, а только универсальность и сдержанность.
- Когда боль накатывает, - начал Гимлер, - нужно понять ее природу; невозможно вылечить голову, перемотав руку. Сейчас все твое внимание направлено вовнутрь себя и это естественно. Человек устроен так, что, прежде всего, думает о себе, хотя это неправильно. Твоя боль начинается от головы, там заперты твои мысли, которых становится довольно таки много, и они не уходят никуда, а только наращивают давление, от этого давит голову в моменты душевной боли. Так же находится комок в горле, с ним сложно говорить, а это уже защитный механизм самой природы, чтобы человек не злословил. Сдавливает грудь, поскольку именно сердцем мы привязываемся к другим людям, и если сравнивать с материальным миром, то это будет выглядеть так; нам оторвали руку, но мы можем на ее место пришить новую, она срастется, но это все равно будет требовать времени на заживление. Мы можем так же перетерпеть боль, но это принесет множество страданий. Можем начать что-то себе колоть, наркотик например, но это вызовет лишь привыкание, а боль будет все равно иногда о себе напоминать. Люди прирастают к любимым душой и после удивляются, почему больно после расставания. Ране нужно время чтобы затянуться, так же и боль нужно перетерпеть. Легче это дается, когда человек отвлекается на что-то другое. Однако страдает еще и желудок, человек перестает кушать, это и есть аскетизм, отход от чувственного, ключ к выходу из ситуаций, где существует душевная боль. Жизнь предусмотрела намек, а как мы воспользуемся им это нам решать.
Я был удивлен, Гимлер говорил такие вещи, о которых я, даже и подумать, не смел. Внутри стало немного легче, горло чуть отошло, и я понял, что теперь можно говорить.
- Мне стало лучше, - неуверенно произнес я.
- Это пройдет, - заметил Гимлер, после чего я начал испытывать подходящее чувство боли, - тебе нужно выразить свои эмоции в одном стихе, пусть он будет короткий и нескладный, и даже не о тебе, но ты должен его написать.
- Зачем?
- Просто сделай это.
Долго промучившись с началом, я все-таки сумел что-то выдавить из себя, и, на мой взгляд, получилось очень даже не плохо:
Вы знаете, сегодня я обиделся на бога.
На это я имею тысячу причин,
Сегодня гаснет солнце понемногу,
Сегодня в этом мире я один.

Здесь все вранье,
И нет ни радости, ни счастья,
И только лишь мое молчанье яркий свет
Сегодня я обиделся на бога,
Сегодня я умру в 12 лет.
- Двенадцать лет? – Спросил Гимлер.
- Ну, у меня не было подходящего словосочетания, и я использовал это. А что такого?
- Стих двусмысленный, он из подсознания. Что с тобой случилось в 12 лет?
- Ну … я в детстве думал будто не способен найти себе кого-то, что никому не нужен и решил когда-то давно, сниму проститутку, а затем предложу ей выйти за меня, мы создадим семью, и никогда не будем говорить о прошлом. А то, что она проститутка, ну и что? Это ведь всего лишь тело, оно лишь обложка, а у книг с потертой обложкой, всегда есть чему поучиться.  По крайней мере, нам будет, о чем молчать вместе. Не прошлое делает людей, а люди прошлое.
- Вообще, проститутки фригидны, но не суть, почему ты думал, что не сможешь себе кого-то найти?
- Детство состояло из унижений, самооценка естественно упала ниже некуда, правда я не страдал от этого особо, просто не думал, что буду кому-то нужен, вот и все.
- Почему?
- Не знаю, - опустив стыдливо глаза на ножку стола, произнес я.
Мы какое-то время помолчали. Видимо Гимлер не ожидал такого услышать и на тот момент решал, что делать дальше со мной. Затем он, молча, встал со стула и отправился на кухню. Через пару минут вернулся с наполненным стаканом из под виски и дал мне его со словами:
- Выпей, это поможет уснуть. Завтра большой день
Я молча послушался указаний, осушил стакан, поморщился и лег на указанное место. Мне снился сон и в этом сне я был счастлив; мне снилась светловолосая девушка, которая улыбалась, глядя на меня. Я ее раньше никогда не видел, но помню с тех пор всегда. Гимлер упоминал, что добрые сны это хороший знак, говорящий о внутреннем перерождении человека, но переродился ли я или только начал, это был сложный вопрос.
С тех пор я засыпал гораздо легче, простота наполняла мои мысли, отрешенное чувство свободы давало о себе знать. Но было легко еще и от того, что я был не один, со мной был еще один человек, который не был босом надо мной, он был лидером.

Глава IV

Первые лучи солнца, коснувшиеся моего лица, разбудили меня. На душе было уже спокойней. Гимлер одиноко стоял на балконе с кружкой кофе и смотрел вниз.
- Доброе утро, - сказал я ему, но в ответ ничего не услышал, - что-то случилось? – В ответ была все та же тишина,- эм-м, - не понимая в чем дело, я подошел к нему и тоже начал смотреть вниз.
- Видишь? – Наконец отозвался Гимлер вполголоса. В ответ ему я промолчал. Так прошла минута, мы смотрели вниз и будто бы как дети из принципа не разговаривали друг с другом.
- После каждой осени однажды все равно приходила весна, и трава вновь была зеленой, – продолжил говорить Гимлер, - теперь ты видишь это? – Услышав его, я задумался. 
- Вы хотите вновь посадить мир, но только на этот раз, вложив в почву нужное семя?
- Схватываешь на лету Саш, - улыбаясь, ответил он, - я знал, что не ошибся в тебе. И стоит говорить «Мы хотим», ведь ты тоже теперь с нами.
- Ну, я не против этого, только вот одно не могу уяснить, идеал ведь понятие размытое, его невозможно достичь в принципе! Он настолько далек для людей, что даже думать о нем бессмысленно!
- Почему? – Сквозь улыбку произнес Гимлер.
- Как почему? – В недоумении отозвался я, - каждый человек уникален и не повторим и идеал для каждого такой же, собственный. Невозможно удовлетворить одинаково полно желания коммунистов, империалистов и либералистов. Это не меньший фарс, чем сорока под водой!
- Почему?
- Я уже ответил и мне незачем повторяться!
- Почему люди убеждены, что уже существующая политика пригодна в принципе для жизни? Часть, конечно, от каждой политики войдет, но, ни одна из них не будет полностью интегрирована в идеальную систему.
- Выходит вы, в смысле мы, - запнулся я, - собираемся создавать идеальную политику, которой будет по силам обеспечить удовлетворенность народа и не создавать при этом общественного резонанса?
- Мы посадим новые зерна, перепишем историю, усилим религию и сотрем разнообразие мнений. Мы повторим железный занавес, общий для всего мира. Начнем всемирную войну и удалим все непригодное. Развалим Россию, Европу и прочие государства, ведь они нам больше и не нужны, нам совсем не к чему это дробление. Мы живем на земле, это общий дом для нас всех и не стоит разделять нашу планету на расы, народы, религии, мнения. Не должно быть слов хочу или ни хочу, не должно быть слов долг, необходимость, рынок и прочих, которые будут сеять семя дробления. Ведь именно раздробленность и смута ослабляли сильнейшие государства.
- Но, есть одно чувство, которое в не взаимном расположении ведет к вопросам. Люди все равно вернутся к прежнему образу жизни, если любовь будет несчастной, если будет существовать смерть, сексуальное влечение, желание нравиться и возможность доминировать. Человек даже на примере животных вернется к обратному образу жизни. Это бессмыслица! Просто непродуманная забава человека жаждущего власти и мирового господства. Как же быть с теми же предметами быта, которые будут напоминать о прошлом!?
- Почему некоторые люди верят в Бога, а некоторые нет? – Опустив взгляд, ответил Гимлер.
- Ну, это сложный вопрос, считаю, что причина кроется в вере.
- Ты веришь в Бога, Саш?
- Я … как это связано?
- Ты спрашиваешь меня, как создать идеальный мир, я тебе пытаюсь объяснить доступно, только и всего. Ты веришь в Бога?
- Я агностик, человек который не делает фундаментальных выводов за неимением фактов. Я могу склоняться к тому, что его нет, но не буду этого утверждать, у меня нет достаточно информации, чтобы делать выводы.
- Так, - улыбнувшись, начал мой собеседник, - почему ты считаешь, что это правильно?
- Что именно?
- Не верить в бога?
- Я сказал, я склоняюсь.
- Почему ты склоняешься к тому, что его нет?
- Это разумно!
- Почему?
- Я верю в это!
- Почему?
- Может, хватит?!
- Нет, продолжим!
- Мне не известно достаточно фактов, чтобы считать иначе!!! – Закричал я.
- То есть, ты взял в расчет те факты, которые на твой взгляд прозвучали достоверно и заключил, опираясь на то, что показалось правильным? То есть поступил точно так же как верующие, которые верят только благодаря тому, что им сказали верить? Аналогом пусть прозвучит слово - конформисты.
-Я сделал вывод из логически построенных связей!
- Выходит, если тебе предоставить, какие-то доказательства, а то есть всего лишь убедить в истинности доказательств, то ты будешь считать, что бог есть?
- Если они будут точными, то да.
- Как ты проверишь точность?
- Все зависит от самих доказательств, сейчас я не могу ничего сказать, потому что все проверяется по-своему. У всего есть свои особенности и что-то конкретное утверждать глупо.
- Теперь ты понимаешь, как мы создадим идеальный мир?
- Эмм … нет, совсем нет! Я вообще не понял, к чему этот разговор о боге!
- Человек верит тому, что кажется ему достоверным. А значит этим способом можно создать идеальный мир. Если людей убедить в определенном смысле жизни, они будут следовать ему.
- Но, могут ведь возникнуть сомнения, - перебил Гимлера я.
- Разумеется, возникнут, если не использовать аскетизм, как важнейшую деталь мировоззрения!
- А именно?
- Чувства нужно подавлять. Чтобы это сделать, нужно будет болезни связать с поведением человека. К примеру, раковая клетка работает только на себя, организм считает ее лишней и убивает. Что может быть синонимом раку? Эгоизм! Таким образом, мы сможем корректировать поведение людей. Если человек действует подобно раку, то он мучительно умирает от раковых болезней. Нашей главной задачей является отодвинуть человека от мира материального, при этом разбавить это этикетом и красиво, и убедительно подать всему миру.
- Но человечество так просто не примет новую идеологию.
- Ну, теперь я думаю можно сказать, зачем уничтожать страны. Мы прежде доведем их до вымирающего состояния, в таком положении их легко победить, затем развяжем войну, люди будут в панике, им надоест война так или иначе и они готовы будут меняться. И тут на сцены мы вытащим нашу новую, переработанную религию. Мы убедим, весь мир встать под эгидой нового века и стереть прошлое.
- Но, вспоминая того же Николая II, мы не сможем долго продержаться, против правящего класса. Против нас соберут заговор, никто ведь не хочет терять власть. Это веками закабаленный народ согласиться, а властвующая составляющая никогда.
- Вот потому мы и собираемся стереть с лица все правящее сообщество.
- Но даже, если и так, то кто-то будет должен наставлять народ, оставаться авторитарной личностью, учителем, наставником, идеологом, -  не унимался я, - а после его смерти что? Снова «царские» перевороты?
- Знаешь, как этот вопрос решили буддисты? Они уверовали в то, что их наставник будет переходить из одного тела в другое. Тем самым мудрый правитель всегда будет держать общество в рамках своей идеологии. И никто не посягнет на его место. А со всеми заговорщиками, будет работать тайное общество, призванное следить за порядком; мы их так же убедим в праведности их действий и назовем этих людей старожилами мира сего.
- Ну …
- Звучит весьма дерзко, но, тем не менее, это вполне реально, - перебил меня Гимлер.
 Проговорили мы долго, после чего разошлись. По дороге домой я все думал о сказанном Гимлером, но так и не уяснил одного, что он имел в виду под идеалом. Вполне ясно, что вера в идеал его определяет, что можно его добиться путем создания единого образа мыслей. Однако даже так, нельзя сказать, что мир будет идеальным. В идеале нет ничего, что могло бы не нравиться, а как может нравиться аскетизм!? Мыслей было много и следуя древней еврейской мудрости: «В любой не понятной ситуации ложись спать», я поступил именно так.
День прошел насыщенно и поэтому мне приснился странный сон. Я был в поле с девушкой сильно похожей на Юлю, у нее был дивный голос, и я не мог на нее налюбоваться. Мы бурно вели любопытный диалог на тему идеала.
- Идеала нет, - говорил я.
- Ошибаешься милый, - отвечала девушка.
- Докажи.
- Ты несчастлив?
- Я не могу назвать себя счастливым и потому да, я несчастлив.
- Как ты понял это, Саш?
- Я это чувствую.
- Ты считаешь, что человек способен понять идеал, опираясь на органы чувств?
- Думаю и органы чувств, должны быть удовлетворены положительным ощущением.
- Как долго способно прожить твое тело? 70, 80 лет? Быть может 90?
- Ну, ведь ты сама сейчас признаешь отсутствие идеала.
- А ты не понял? Тело человеческое рождено для страданий, для работы над своей душой, чтобы достичь идеала. Мы сможем добиться только внутреннего благоденствия, но никогда внешнего. Невозможно удовлетворить человеческое тело, ведь оно по природе эгоистично и потому никогда не будет бессмертным! Клетка становится раковой, когда тянет одеяло только на себя.
- Ммм …, - задумался я, после чего проснулся. Наступило утро. Впереди был новый день и новые вопросы, казалось, сон объяснял мне бытие идеала, но он не давал в таком случае ответа на любовь, ведь любовь сильнейшее чувство, ради него люди способны приносить себя в жертву, а значит, отвергают в себе рак. Выходит, человек должен достичь благоденствия, но на деле бессмертно человеческое страдание, люди так или иначе страдают, а что дает лишь с годами любовь, так это только свое угасание. А за ними муки и вопросы, за что и почему я прожил эту жизнь наполненную бессмысленной болью!?

Глава V

Когда я захотел поговорить с Гимлером на тему, которая меня интересовала, он ответил, «не сейчас». Затем он повел меня на кухню и усадил на стул, поставленный посреди комнаты.
- Волосы это носители информации и чтобы избавиться от груза прошлого, тебе нужно подстричься, затем сменим стиль одежды, и только после будем начинать новый виток в твоей жизни. В таком случае тебя ничего не будет тяготить от прошлого, и мы сможем спокойно начинать свой проект.
- Проект? – Спросил я.
- Да, об этом позже. Сейчас нам есть чем заняться. Не крутись.
Я сидел на стуле и наблюдал, как падали мои волосы. По словам Гимлера это летели кусочки моей памяти, которые уже привнесли в мою жизнь необходимый опыт; он говорил, что не стоит больше хранить эти фрагменты, и не важно, приняли ли мы это учение или нет, это не такая уж и проблема, необходимое все равно закрепится подсознанием само.
Если со стрижкой было просто, всего лишь укоротить длину волос, то с одеждой было гораздо сложнее. Гимлер стоял возле окна, смотрел на меня и думал, щурился, подходил ближе, отходил дальше и все время молчал. Затем подошел вплотную, сел на корточки напротив меня и произнес:
- Как ты относишься к классике?
- Я? К классике?
- Да.
- Ну … никак, я ее можно сказать никогда и не носил.
-Великолепно! Иди, ополосни голову от волос и пойдем.
В этот день было прохладно. В магазине он одел меня в светлые брюки, лиловую рубашку, черно-лиловый джемпер, пальто и шляпу. Выглядел я весьма необычно для себя и немного вызывающе. Уже в магазине поймал на себе десятки взглядов продавцов, покупателей и простых зевак. Поначалу было непривычно и даже неудобно, мне, казалось, будто я облит керосином, а затем подожжен. После как-то попривык к вниманию и шел уже отстранено. За это время я ощутил всю глупость существующего мира. Достаточно выглядеть иначе, чтобы изменить отношение к себе. Диалог с кем либо, был уже встречен на вы и никакого намека на фамильярность, не было. На тот момент я еще и не подозревал истинного предназначения нового стиля и меня это собственно устраивало.
Мы зашли в бар. Вероятно, Гимлер хотел, чтобы я больше ему открылся и вытащил все камни из себя наружу, но не тут-то было. После четвертого стакана виски, диалог зашел о семье, и я спросил его:
- У тебя есть жена? Дети?
Он опустил взгляд на стол, на пару секунд остановился и коротко ответил:
- Нет.
- Я рассказал тебе о себе, теперь твоя очередь.
- Очередь?
- Да, закон «ты мне - я тебе», знаком?
- Потребитель, - усмехнулся он, - мне нечего тебе рассказать.
- Совсем? Ты чего-то боишься или стесняешься? Ну, расскажи!
- Нет у меня семьи, и никогда не было. Все, хватит об этом.
Он был раздражен и поэтому я не стал вытягивать из него эту информацию, видно было, что он не хочет вспоминать прошлое. Осмелившись предположить для себя, я решил, что он просто не знает свою семью, и создать не смог, поэтому и придумал проект; это по силам только затворникам, людям пожертвовавшими всем ради общего блага. С тех самых пор я был к нему внимательней и относился более заботливо. Человеку в нашем мире очень важно осознавать, что он кому-то нужен, что кто-то о нем заботится.
- Гитлер говорил, - произнес Гимлер, перед тем как мы вышли из бара, - «Никого не любить — это величайший дар, делающий тебя непобедимым, т.к. никого не любя, ты лишаешься самой страшной боли».
- А как же создать мир любви и тому подобное? Ты ведь сам говорил!
- Ты любил, так же как и Адольф, но не любовь это вовсе, это искусственное приручение себя к человеку. Служение.
- Но я Юлю …
- Ты! Не любил! Ты не знаешь, о чем говоришь, - вторил Гимлер по дороге до дома.
- Да? Удиви меня! Что же такое любовь?!
- Любовь – это абстрактное понятие того, что люди считают высшим благом, в то время как это главное испытание в жизни человека. Так называемый перекресток судьбы и только тебе решать, как ты проведешь эту жизнь. Люди видят лишь поверхность чувства, в то время как истинная сущность прячется глубже.
- И что же не видят люди?
- Рак!
- Что?
- Рак.
- То есть?
- Человек себя ограничивает одной сущностью, в то время как за этим окружением прячется эгоистичное желание управлять этим человеком, хотеть его, быть им. Весь мир становится не нужным, а это рак, самоубийство иными словами. Так называемая ваша любовь, не становится счастливой именно по этой причине. Нельзя отвергнуть все, ради чего-то одного. Все должно иметь аскезу и общность, единство, со всем видимым и не видимым.
- Рак? Самоубийство? Мы каждую секунду приближаемся к смерти, так почему бы и не порадоваться этому чувству?!
- А ты радовался?
И тут меня как током дернуло.  В этом пьяном бреду, кажется, нашлась истина, я и, правда, был настолько озабочен любимой, что не замечал ничего вокруг себя. Как привел пример Гимлер: Если кушать много сладкого, через время нам нужно будет больше сахара, чтобы его почувствовать, и мы не сможем замечать прежней нормы. Со временем все больше и больше, а это лишний вес, сахарный диабет, кариес …
- Не зря любовь сравнивают с наркотиком, - продолжил Гимлер, - речь лишь о том, что наркотик воздействует на материю, а любовь на душу. Поначалу это радость, после же боль. Разве было когда-нибудь иначе? Вспомнишь ли ты, как выглядит твоя первая любовь через годы? Нет! А знаешь почему? Вы никогда не будите вместе.
- Но некоторые ведь вместе, - оторопел я.
- А ты думаешь, они любят друг друга? Это не любовь, это дружба и сила привычки. Ты разве уйдешь от своих родителей, если с ними поссоришься? Не думаю. Вот и тут так же. Люди просто срастаются духовно и потому не могут быть готовыми к идеалу. Нужно быть созвучным с целым миром, а не только с одним человеком.
- И что в этом плохого?
- Человек навсегда остается в теле человеческом и будет рождаться до тех пор и мучиться с этим телом, пока не будет созвучен с целым миром.
- Ты предлагаешь быть всем одинокими?
- Нет, я предлагаю быть созвучным.
- То есть одиноким?
- То есть свободным от страстей материи.
- А разве любовь не чувство духовное?
- Любви не существует. Это самообман и самоубийство. Лишь испытание, вся наша жизнь испытание.
- Я не верю, - протестовал я.
- Это сложно принять, - продолжил Гимлер.
- Тем не менее, ты активно пользуешься мирскими благами, ведь даже если так, можно просто себя убить на определенном этапе, когда будешь ближе к нужной точке и делу конец!
- Ахаха, так нельзя, если ты выйдешь из игры раньше времени, ты не пройдешь ее, ты просто проиграешь и начнешь заново. Новая жизнь в новом теле, только условия более сложные.
- Бред какой-то! С чего ты взял вообще, что все именно так?!
Гимлер улыбнулся, ему явно было знакомо мое чувство, когда все во что верил, рушится на глазах. Человеку очень сложно отказаться от привычного мировоззрения, ему нужны всегда причины, чтобы иметь возможность принять изменения.
Мы помолчали.
- Люди ведь даже после несчастной любви начинают развиваться, - продолжал я, - любовь просто не может быть раком!
- Может. Влюбленные отрываются от одного человека и начинают искать причину, почему же все так произошло – вот оно саморазвитие о котором ты говоришь. Вот смотри, если ты ударишься о стеклянную дверь, ты начнешь искать ручку, чтобы продолжить путь. Так же и тут. Однако некоторые личности пытаются сломать дверь и тем самым убивают себя; осколки сильно увечат человека, и он умирает – фанатичная любовь. Те, кто стоят возле двери и любуются своим отражением, навсегда остаются по эту сторону, никогда не пересекая границ. Они бесконечно живут в этом мире – это полюбившие эгоисты, которые ревниво относятся к любимым, нарциссы. Понимаешь? Достаточно найти ручку, чтобы избежать повтора этой жизни, а именно отказаться от любви чего-то одного. Настоящий мир всегда внутри нас!
- Звучит абсурдно! – Заявил в ответ Гимлеру я.
- Ты так говоришь, только потому, что привык к иному мнению об окружающем мире, и я не думаю, что сейчас ты сможешь это принять. Я обещаю, я предоставлю тебе такие условия, которые заставят тебя взглянуть на жизнь иначе и это не будет внушением, это будет переосмыслением. Тебе просто нужно с ней встретиться … ты все поймешь.
- С ней? С кем? – Встрепенулся я.
- Увидишь, завтра об этом поговорим, а сейчас пора спать, ты уже знаешь, что и где лежит. Спокойной ночи, Саш.
Может это пьяная речь, которая, кажется, всегда такой умной на меня подействовала, может это были и правда великие слова, но я задумался. Ведь и, правда в этом мире невозможно уберечь тело, и невозможно быть всегда веселым или всегда грустным. Все не постоянно и потому опереться здесь на что-то определенное невозможно. Жизнь – море. Еще мне не давала покоя последняя фраза, а еще я не мог понять, в каком проекте я участвую, о чем молчит Гимлер, есть ли у него семья, реально ли осуществление проекта и еще множество вопросов накопившихся за это время. Лишь в одном я был уверен, я достиг измененного состояния сознания – напился.

Глава VI

За окном текла жизнь, мир по-прежнему жил своей жизнью, а мы небрежно разбросанные по квартире видели сны. Решили создавать идеальную парадигму, а сами подверглись тривиально замученному сценарию деградации. Мечта и цель, лишь дуалистические понятия того, что может нас сподвигнуть к действию. Чего в нас больше станет позже, то и определит наше движение вдоль коридоров будущего. И так для каждого.
Утро. Больная голова. Душа, лишившаяся томившейся энергии. И это все что нас встретило.
- Зачем я тебе на самом деле? – Спросил я, - ведь у тебя есть сторонники, деньги, идея, а ты нянчишься со мной, будто это и правда имеет значение. И будто это оправдывает средства.
- Ты мой приемник, - коротко ответил Гимлер.
- Я? Боже нет!
- Послушай, я сам прошел через это и так же отказывался, считал абсурдом, но, тем не менее, я был и остаюсь продолжателем, по сей день.
- Я не умею управлять толпой. И вообще, не хочу этого, - отпирался я.
- Ты просто не помнишь ничего, поэтому протестуешь. А между тем она ждет тебя, она должна тебе все рассказать, не я. Ты сам так хотел.
- Что? Ты совсем рехнулся? А?
- Наука шагнула далеко вперед известной обществу грани. В 1993 году был придуман красный препарат, который, мог, попадая в организм, обработать память человека и сделать копию. Однако ученые столкнулись с серьезной проблемой, вытащить препарат из организма было невозможно без вреда для человека. Прошли годы, шли исследования. Препарат научились извлекать, но при этом часть данных терялась; можно было записать поведение, реакции, эмоции, идеи и другое, но информация не приживалась в новом человеке. Решение было таковым: создавали доработанный препарат, который после введения в организм, генерировал сенсорную депривацию, затем брал подсознание с сознанием и создавал диалог. В результате смешения двух, человек впадал в кому, затем вел диалог с сущностью из прошлой жизни. Некоторые были в этом мире впервые и потому иной раз видели монстров, которые их убивали. Это их прошлая сущность и раз они умирали, то это было заслужено.
- Зачем ты мне это рассказываешь? Я же сказал, что мне это не интересно!
- Вчера, я подсыпал тебе этот препарат и если ввести второй, ты отключишься, после достигнешь диалога с собой. Решать тебе. Хочешь ли ты что-то действительно изменить в жизни или для тебя это балтовня? Все в твоих руках.
- Я …
- Лишь действия и поступки определяют людей, болтать мы можем что угодно. У многих дрожат коленки. Я видел многое, и если ты откажешься, ты об это забудешь, и не будет ни меня, ни твоей памяти, в которой что-то было связанное со мной. Решать тебе. Думай, это серьезный шаг. Назад пути не будет.
Сначала мне казалось, что я сплю, но щипать себя было бесполезно больно, я не просыпался. Жить, как раньше теперь уже казалось скучным. Пробовать диалог с собой, опасным. Перепутье. Наверно, Гимлер знал, что верх одержит любопытство, к тому же было и правда интересно поговорить с собой.
- Что же, я согласен.
- Нет. Прежде ты должен кое с кем увидеться и только после дать ответ. То, что ты решил сейчас не имеет значения, тобой правит банальное любопытство. А то, что ты увидишь и услышишь, если скажешь уверенное да, может многое изменить. Ты уверен, что готов к этому?
- Да, уверен!
- Ну, тогда пойдем.
Как порой томительно время. То оно тянется, то стоит на месте. В этот момент я внутренне согласился с Гимлером, - «В мире мы не для счастья, а для совершенствования».
Мы выехали за город. Шум стих. Повсюду слышался стрекот кузнечиков, в окно задувало жаркий запах травы, вперемешку чувствовался одеколон Гимлера. Ехали мы минут тридцать. Пейзаж особо не менялся. Редеющий лес, смешанный лес, поле, дорога, причем не всегда хорошая, что вполне типично для России; летний асфальт обычно тает вместе со снегом. Все-таки широка душа русского человека именно благодаря огромным пространствам, думал я.
Только в машине я понял, что прощаюсь с прошлым. Оно скоро станет другим для меня, хотя и не изменит событий, людей, той музыки, которой один утешался. Наверно, оно и к лучшему, счастлив ли я, имея его? Нет, не очень. Просто несколько счастливых моментов, немного радости, крупица доброты от незнакомых людей, и это все что осталось в моей памяти, кроме еще одного. Юли. Я любил ее, я любил быть под ее взглядом, мне было теплее находиться в ее руках и сейчас ее ладони я выпускаю. Все что я сейчас чувствую, это опустошенность и то, что у меня крутит живот.
- Мы скоро уже приедем, - произнес Гимлер.
От этих слов мое сердце дрогнуло. Затем нам пришлось остановиться, от волнения меня стошнило. Теплый ветер меня немного успокоил, и мы продолжили путь.
- Ты нервничаешь, потому что боишься, а бояться в этом мире нечего, - добродушно произнес Гимлер.
- Просто живот крутит, ничего страшного, - ответил я.
- Человек – это книга и я тебя читаю. Врать ты не умеешь, так что перестань лгать и себе и мне.
- Зачем мне это?
- Защитный механизм. Животно-человеческое. Ты не контролируешь это.
На этих словах мы снова замолчали. Текла дорога под колесами, целый мир окружал нас, а я этого не видел, пытался надышаться, как преступник перед казнью. У меня словно забирали воздух, затем мрак. В отсутствие сознания я снова увидел ту девушку, она хранила легкую улыбку на лице, кажется, была довольной всем. Так беспечно я относился к жизни, так уж вышло, я это понял.
- Мне предпочтительней грязь чистоте, - произнесла она, - по крайней мере, грязи есть к чему стремиться.
- Кто ты? – Озадаченно спросил я.
- С чего ты взяла, что чистота не может стремиться стать грязью? – Произнес голос за спиной. Я обернулся и увидел себя, от испуга отпрыгнул и снова мрак.
- Просыпайся, слышишь? Проснись! – Воскликнул Гимлер.
- А! Что? – Испуганный воскликнул я.
- Приехали, дальше пойдем налегке.
В горле першило, на теле проступали соленые капельки пота, я чувствовал себя проспавшим целую неделю. Дороги до места не было, и мы шли пешком по полю, затем по лесу, пока не вышли к небольшому озеру; по берегу, мы добрались до дома. Уставшие и изнуренные душной прогулкой мы развалились на диване.
- Ну что, давай, что ты там хотел, - сказал Гимлеру я, - надеюсь это того стоит.
- Завтра, - ответил он, - сегодня отдохнем.
Вечером я вышел проводить солнце, оно падало закатом. Было немного грустно, и некоторая печаль одолевала изнутри. В руке я сжимал песок, который мерно высыпался сквозь пальцы.
- А этот мир все-таки красив, черт побери! – Произнес Гимлер.
Теперь мы уже вместе сидели босые, рассматривая уходящий красный диск. Так мало спокойствия в наших днях, ведь у нас нет времени хотя бы иногда провожать солнце. Вечная спешка, расписание, глупые планы, мы спешим что-то сделать, но не обращаем внимания на смысл действий. Субъективные выводы и не больше.
- Не бойся ждать, бойся проснуться и понять, что ожидать больше нечего, - продолжил говорить Гимлер, после того как солнце пропало с горизонта.
- Я слышал иную версию.
- Это глупости, людей стремятся лишить мечты, а человек без мечты пленник чьих-то идей. Не думаю, что ты хочешь пропасть в паутине иллюзий.
- А что сейчас не иллюзия?
- То, что жизнь нельзя назвать однобокой. Человеку необходимо ждать своего совершенствования, стремиться к совершенству, а не достигать его чьими-то уроками и объяснениями. Именно собственная победа имеет смысл.
- А семья?
- А что с ней?
- Как на счет семьи?
- Семья это как раз таки то, что готовит к совершенству. Нужно выбирать того человека, с которым ты хочешь быть душой, а не телом.
- И это говоришь мне ты? Человек, у которого нет семьи?
- Да, я. Лучше быть одному, чем с кем попало. Я не настолько жалок, чтобы стремиться к совершенству идя в противоположном направлении. Если меня ни к кому не тянет, это не значит, что я не буду совершенным, это значит, что я должен достигнуть совершенства один. Если человека тянет к одному человеку, а идет он к другому, по любой причине, он теряет себя и уже не достигает совершенства.
- Тянет, в смысле любовь?
- Да нет же! Тянет, в смысле хочется заботиться, помогать, просто говорить с человеком внутренне таким же, как и ты. Но это не любовь, это созвучность. Когда любишь, сходишь с ума, срывает крышу просто, а это далеко не то чувство, которое нужно. Два ребенка не смогут воспитать третьего.
- Говоришь ты складно, но в голове это не укладывается.
- Уложится, - уходя с улыбкой, произнес Гимлер. Напоследок  махая рукой, он напевал какую-то песню.
Алый закат прогнала темнота. Теплый ветер теперь был прохладным, а я все смотрел вдаль, ожидая чего-то нового, но ничего не происходило. На что стоит рассчитывать, я не знал, и не совсем было ясно, зачем Гимлер так тянет со встречей; что он имел в виду, когда произнес, - «я сам этого хотел». Опять неизвестность. Остается только ждать нового дня, и я решил этим вечером, что если он и на следующий день не раскроет все карты, я уйду, теперь уже, правда, навсегда.

Глава VII

Во время сна я почувствовал чье-то нежное прикосновение к своей руке. Затем услышал шепот:
- Проснись, Саш, просыпайся, - звучал женский голос. Я открыл глаза, увидел девушку, она мне улыбалась, - доброе утро, Саш.
- Доброе, - сонно ответил я.
- Ты что меня не узнаешь?
- Нет, - потирая глаза, ответил я, - а должен?
- Конечно, - улыбнулась она, и в этой улыбке я рассмотрел Юлины черты, ее взгляд, движения. Только смех был другим, лицо немного отличалось и волосы имели другой цвет.
- Нет, не узнаю, - продолжил я, не веря своим глазам. Она подсела ко мне, провела внешней стороной ладони по лицу, а затем поцеловала. В этот момент я впал в ступор, так впервые меня целовала Юля, но эта девушка не могла быть она или я просто на просто не верил своим глазам.
- Ну, теперь то, ты узнаешь меня?
- Юля? – Неуверенно произнес я.
- Да! – Воскликнула она и бросилась меня обнимать. Мы упали, она смеялась, а я все еще оставаясь в шоке, пытался понять происходящее. Вроде бы я должен восторженно кричать, обнимать ее с неистовой силой, целовать, носиться по комнате с ней на руках, но этого совсем не хочется делать. Если это и она, то тело вовсе не ее.
- А где Гимлер? – Спросил я ее.
- Он уехал по делам. Саш, мы одни, - взбираясь на меня, произнесла она. Затем начала целовать, мы приняли горизонтальное положение …

***

Секс был другим. Хотя действия были похожими, словно подсунули совсем другого человека, с выученным сценарием поведения.
- Гимлер мне говорил, что я должен встретиться сегодня с кем-то, этот человек ты?
- Да, я. Мне нужно многое тебе рассказать, но давай сначала позавтракаем, а, то ты наверно проголодался. Гимлер ведь готовить совсем не умеет, хотя и утверждает обратное, - последнюю фраза она произнесла холодно.
Я послушался. Весь завтрак мы сидели, не отпуская взгляда, верно, боялись потерять друг друга, несмотря на некоторое расхождение. Сейчас это отходило на второй план и переставало иметь какое-либо значение.
- Черт возьми, как я соскучился! – Не сдержался я, бросился к ней, обнял, словно времени без нее не существовало, и обронил слезу. В памяти всплывали обрывки воспоминаний, было сначала больно, а затем боль словно вышла, растворяясь в воздухе. Я терся об нее щекой, целовал и вдыхал ее аромат. Любовь существует, несмотря ни на что, думал я и нежно прижимал Юлю к себе.
- Не говори, где пропадала, я не хочу знать причин, просто будь рядом, хотя бы этот день, останься просто собой, - вопрошал я, на что она улыбнулась, обняла мою голову рукой и поцеловала, затем прижалась всем телом со словами:
- Я сама не хочу говорить, что было …
В ее голосе звучала боль, она немного дрожала, но я не придавал тогда этому значения.
- Пойдем, прогуляемся по берегу? – Произнес я. Она кивнула, мы вышли, держась за руки, и еще долго не могли друг друга отпустить. Ветер ворошил наши волосы, запах ее волос притягивал, руки нежно сжимались в замок, взгляд горел. Мы влюбленные, гуляли босиком по песку. В этот момент я подумал, что она ангел; белый цвет ей безупречно подходил, а это платье сводило меня с ума. Уже вечером мы лежали на пляже, перед нами горел костер, мы смотрели на огонь и просто молчали. Алкоголь в нас давал о себе знать, и это приятное чувство спокойствия было таким великим, что жалкий треп Гимлера об аскетизме был невыносимо занудным. Словами неудачника, не сумевшим полюбить никого в своей жизни.
- Знаешь, - начала она, - я спала с Гимлером.
- Что!? – Вскричал я.
- Я не хотела этого … мне пришлось, - опустив взгляд, говорила она, - я бы никогда тебя не бросила и больше того, никогда бы тебя не обманула и потому не могу молчать.
- Но, как? Почему?
Она заплакала, прижала руки к животу, наклонилась вперед и стыдливо отвернулась. Я ожидал чего угодно, но не этого, еще недавно человек, которому я мог доверять, который помогал прожить без Юли, который помог как-то встать на ноги, оказался последней сволочью. На тот момент я бы убил его и вероятно, поэтому Гимлера в этот день с нами не оказалось.
- Что ему нужно от нас? – Перешел к сути я.
- Твои знания, - сквозь слезы отвечала она, - они думают, что тебе по силам найти способ как развалить Россию. Они тоже самое делают и с людьми других стран. Они не перед чем не остановятся.
- Значит, это я виноват …
- Нет! – Юля бросилась ко мне и со слезами твердила, что я не причем.
Целый мир фантазий растворился белым туманом. Что же, мечтать много и не стоило. Обидно было больше всего за одно, Юли досталось совершенно ни за что. Все эти политические распри, в которые всегда попадают родные и близкие участников, никогда не закончатся. Нам нужно было что-то решать, и я предложил самое простое. Бегство. Оно, конечно, не решает проблемы, но помогает порой избавиться от сложившейся ситуации.
- Давай убежим? Мы вместе, что нам еще нужно?
- Это не выход, они не выпустят нас. Это военная территория по бумагам, а на деле здесь всем заправляют фашисты.
- Фашисты?! – выпучив глаза, произнес я.
- Гимлер, это последователь того самого Генриха Гиммлера. Можно даже сказать далекий родственник. И третий рейх никогда не останавливал попыток овладеть властью над миром. Они, имея какие-то расчеты ученых, сумели добиться точного поиска людей способных помочь достижению их цели. Вот только помощь эта совсем не добровольная. Тебе не казалось странным, что он часто цитирует фразы из книги Адольфа Гитлера? Что он наверняка держал тебя в неведении до этого дня? Что финансы, которыми он располагает, превышают честный уровень заработка? Я не знаю, сколько ты о нем знаешь и что он тебе говорил, но он просто промывал тебе мозги, чтобы затащить сюда.
- Но зачем? Если он имеет, как ты говоришь финансовую независимость, то зачем ему ломать комедию помощи, а не притащить меня сюда банально силой?
- Промывание мозгов! Все это время он тебя обрабатывал. Тебе он кажется умным, а на деле это все слова людей, которых они так же заставляют работать на них. Не верь ни единому слову из того что он говорит тебе.
- Если это так, то не лучше нам его просто убить? Стадо без вожака развалится!
- Ход хороший, вот только он сам, вовсе не первое лицо.
Ситуация была куда сложнее, чем казалось, на первый взгляд. Ложь, третий рейх, насилие. Куда это заведет, если отправить все по стечению обстоятельств? К смерти! Выход, говорят, есть всегда, но видимо его пока просто не видно, потому что, ни одной по-настоящему дельной мысли не пришло в голову. Радует лишь одно, Юля моя жива и она рядом со мной.
Костер тихо потрескивал, ветер доносил холодный воздух с озера. Мы молча сидели разглядывая угли в огне, думали о том, что будем делать дальше. К сожалению, надеяться на русское «авось» не приходится, это уже известный сценарий неминуемого проигрыша. Идея помощи фашистам, даже не рассматривается. Бегство невозможно, некуда будет бежать, а если они одержат верх, что, не исключено учитывая нынешнее положение, мы все равно умрем в пределах этого года. Остается не посрамить отцов и найти в себе силы, чтобы повторить подвиг героев сороковых годов.
- Я люблю тебя, - сказал я, прижимая Юлю к себе. В ответ она улыбнулась, закрыла глаза и, кажется, впервые за долгое время была довольна.

Глава VIII

Еще в детстве, я был счастлив от того что за окном другое время, что не являюсь рабом и что могу беззаботно бегать босиком. Время шло, годы нарастали, принося знания, и я понял, что рабство не ушло, оно стало всего лишь более цивилизованным. Возможно бы и можно было это терпеть, но сама мысль оставить ту же узду детям, тревожила сердце. Людей настолько загнали в угол, что испачканный хлеб – еда, вода с очистителями – норма, и вся жизнь на протяжении веков такова, что, «То людей учат читать, то забирают книгу»! Немое нет, всегда сопровождает несправедливость. И лишь горстка объединившихся под эгидой настоящей мысли освобождения, со временем изживают сами себя. Так каждый раз, система работает отлажено. Миру просто не хватает лидера с чистым сердцем, людям некому довериться.
Утро я встречал на берегу с бутылкой виски. Созидая в одиночестве у меня было много времени на размышления. В этом сумбуре, я пришел к тому, что женщина, с которой я провел ночь, не та, что я когда-то полюбил; что Гимлер действительно водил меня за нос, пользуясь моим уязвленным положением. Теперь мне, оставалось только ждать решительных действий с их стороны. Хотя, я больше боялся оказаться участником какого-нибудь эксперимента.
Заметив, блик солнца на воде, меня посетила любопытная идея. Наврятли уж это чья-то дача без дорог, так что возможно, что в доме могут быть послания от прошлых посетителей. В любом случае, дом  должен что-то хранить о прошлом, ведь он не новый. С этой мыслью я отправился на поиски.
Пройдясь по дому я не нашел ничего, что могло бы мне помочь разобраться в ситуации. Типовое строение, выполненное в минималистических стандартах. Не долго думав, я пришел к одному, вытащить больше информации из Юли. Набравшись решительности, я вошел в комнату и увидел ее мирно приютившейся на краю пастели. Ее мерные вдохи и выдохи как-то  притупили мои намерения. Я смотрел на нее и потихоньку понимал, что какая разница кто она, пусть играет свою роль, а я буду тешить себя иллюзией любви к человеку, которого забрала жизнь. Забросив мысль выбивания информации, я подошел к пастели, забрался под одеяло и осторожно уперся ей в волосы носом. Иллюзия пахла оригиналом.
Проснулся я уже один. Спустившись вниз, я не обнаружил Юли, но увидел сидящего в кресле Гимлера.
- Она вернется, если ты сейчас молча, сядешь и выслушаешь, что я тебе скажу, - холодно произнес он. Я послушался, выбора все равно не было. Умереть я всегда успею, а момента выбраться живым может больше не представиться.
- За всю свою жизнь, я не видел ни одного счастливого человека. Все утверждавшие свое счастье, делали это либо на показ, либо называли счастьем то, что, по сути было скукой, в которой просто не было видимой причины для расстройства и они убеждали себя в том, что они счастливы, но просто забыли об этом. Люди не созданы для счастья, и это не только мое мнение, так зачем ломать комедию об идеальном мире?! Ты и сам это прекрасно понимаешь. Все эти «человеки» орущие о счастье в детях, просто не могут сделать свою жизнь счастливой и думают, что через детей получится это реализовать. Жалкие.
- К чему эта лирика? Говори, что тебе нужно и убирайся. Зачем ты меня сюда притащил? Кто ты? Зачем я тебе? – Не выдержал я.
- На твоем месте лучше бы быть вежливым.
- Ни тебе говорить о моем месте, мы по разные стороны.
- Так уж по разные? Уверен?
- Я не держу людей взаперти и не обманываю их.
- Так разве я тебя обманул? Я держу тебя взаперти?
- И, правда, чего это я, пойду поем, - саркастично иронизировал я слова Гимлера.
- Все шутишь, а между тем не видишь дальше своего носа. Оглянись! Я сделал тебе подарок. Ты с той, которую любишь, вам никто не мешает, чего тебе еще нужно?
- Я не люблю эту девушку, она не настоящая.
- Правда? Ну, значит, мы ее заберем.
- Не нужно, - опустив уязвлено взгляд, произнес я.
С минуту мы промолчали, Гимлер по отечески смотрел на меня, а я не мог поднять взгляда. Он поймал меня, мне действительно нужна была эта девушка, кем бы она ни была. Я хотел что-нибудь сказать, но не знал что, и потому молчал.
- Что дало тебе твое государство? – Спросил Гимлер.
- Не знаю, наверно ничего.
- Ты патриот?
- Нет, - с пустотой внутри ответил я.
- Чего ты хочешь от жизни?
- Свободы.
- Ты говоришь о свободе, потому что тебе сейчас ее мало или потому что ты к ней всегда стремился?
- Просто я не хочу ограничений.
- Ограничения суть механизма мирных взаимоотношений.
- Не в том плане. Свободы передвижений. Это мне нужно.
- А ты свободен.
- Но …
- Ты ведь не пробовал, так ведь? А между тем дорога в девяти километрах от тебя. Ты хочешь свободы, не приложив к этому усилий, нужна ли она тебе на самом деле?
Гимлер был прав, мне не нужна свобода, я вообще не знаю, чего хочу, и у меня нет цели, нет мечты, стремлений. Все слова, что я произношу пустой звук, живу минутными волнениями и утешаюсь плагиатом на любовь. Хотел узнать больше информации от Юли, а сам, увидев ее, спрятался под одеяло. Я ведь знаю, что настоящая просто исчезла, так зачем теперь пытаться ее заменить?!
- Помоги нам, дай обществу достойную жизнь. Ты ведь сам видишь, что в России творится. В любом случае народ сможет поднять восстание, если что-то будет из ряда вон выходящее.
- Помочь вам?
- Да, нам. А заодно и себе.
- Помочь себе?
- Ты несчастен, потому что не можешь реализовать свой талант, так же происходит с каждым человеком, так что крылья в твоих руках. Твой выбор. Научись летать, или всю жизнь смотри как летают другие.
- Юля назвала вас фашистами.
- У нее предвзятое представление о нас. Мы давно пересмотрели политику, которую хотим реализовать и назвать это фашизмом абсурд, какая-то мания преследования. Третий рейх, это третье царство, люди любят дуализм, и потому мы выбрали ад, рай и середину.
- А как же Гитлер?
- Он хоть и злодей, но политик гениальный.
- Хмм … мне нужно ознакомиться с тем, что вы хотите сделать.
- Все интересующие тебя бумаги в этом портфеле, - указывая на лежащую, на столе маппу, ответил он, - что же, ты пока ознакамливайся с документами, а я пожалуй пойду. Юля скоро вернется.
С этими словами он удалился, а я озадаченный продолжил сидеть в кресле. Не так я себе представлял эту встречу и не такого результата я ожидал. Выходит либо мне промыли мозги, либо он действительно прав - Россию пора менять, но стоит ли доверять людям, которые являются участниками третьего рейха?! Прошлая их идея делала из россиян рабов, и, наверное, это получилось, вот только другому лагерю. И снова будет борьба, снова будет покорение, много крови и я должен принять участие в этом спланированном сумбуре. Кто будет определять Россию, тот будет управлять миром, это уже давно всем известно. Против этой страны, нужно собрать как минимум три других, чтобы уравновесить шансы.
В этом доме я не мог находиться долго, меня отталкивала сама энергетика здания, мне приятнее было бродить по окрестности, что я обычно и делал. Немного по богатому лесу, немного по одинокому берегу, уверенно в прохладную воду и это все рождало мне сил.
Придя в себя после встречи, я решил взглянуть на документы. Портфель был забит различными бумагами. Я вынул первый лист.

Das project: Hilfreiche Menschen.
(Проект: Полезные люди).
На основании расчетов ученых выбирается определенная группа респондентов для создания проекта Красный луч. Их главная цель, предоставить способ по развалу и сбору общественной силы. Так же они должны составить среднестатистический психотип гражданина своей страны.
Данные полученные от избранных людей передаются в комиссию для изучения. Дальнейшее будущее их способа определит вышестоящая инстанция.
Избираются именно респонденты, то есть люди принявшие решение на добровольной основе. Принуждение карается смертью. Личная привязанность, карается лишением должности. Никакой личной информации и никаких давлений. Только человек, верящий в свое дело, способен предоставить уникальную систему по объединению общественности в единое целое.
…
 Данный документ многое объяснял, но не давал уверенного подтверждения полученной информации. Не долго думав, я достал все содержимое и нашел проект: Красный луч.

Проект: Красный луч.

Данный проект является пролегоменом к обществу способному достойно держать себя перед лицом будущих поколений. Основой его, является нравственность, равенство, братство. Регулировать его берется строгость выполнения указаний прописанных в «Сводник-е».
Для осуществления данного проекта используется проект «Полезные люди».  …
Просидев больше часа за документами, я сделал немало важный вывод, прежде чем принимать окончательное решение, нужно переговорить с Юлей. Необходимо узнать, кто она на самом деле и откуда вообще знает о проектах. Так в раздумьях прошло еще немного времени, я лежал на берегу, подложив под голову маппу с бумагами, но что-то заслонило мне солнце, я открыл глаза и увидел Юлю во всем белом, она стояла надо мной, улыбаясь.
- У меня есть к тебе вопросы, - произнес я. Она отошла в сторону и сказала стоя ко мне спиной:
- Я знала, что этот момент настанет, - остановившись на секунду, продолжила она, - поначалу мне казалось, что можно будет избежать этого разговора, но теперь понимаю, что он необходим.
- Кто ты? На самом деле, - перебил ее я.
- Ты будешь смеяться, но я Юля. Настоящая. А ты встречался с актрисой, исполняющей мою роль. Той девушки нет, и она тебя не любила никогда, на самом деле ты верил не самой лучшей актерской игре.
- Я думал все наоборот.
- Да. Мы часто принимаем за оригинал и истину то, что видим первым. Хотя я тоже, немного подыгрывала здесь, почему-то думала, что так будет лучше, легче для тебя.
- Зачем тебе это? – Спросил я
- Зачем мне что? – Ответила Юля.
- Быть здесь.
- Ах, это, - она села рядом со мной, положила свою руку на мою и ответила:
- Этого хочет мой отец. Да и я сама не против, быть здесь. Ты мне действительно нравишься.
- Твой отец? Кто он?
- Гимлер.
- Гимлер?! Ты же говорила, что с ним спала! – Вскричал я, в ответ на что, она рассмеялась.
- Я солгала. Ты просто должен был быть готов к этому разговору. Я не хотела тебя потерять. В наше время мало романтиков.
- И ты так просто и романтично отдалась мне при первой встрече?
- Ахаха … глупый, иногда вместо актрисы была я. Это не первый раз, ты просто не заметил, потому что был влюблен и не видел мелочей. Это с тобой я лишилась девственности, это с тобой я была в первый раз.
- В первый? А во второй с кем была?
- Мужчины! – Улыбаясь, произнесла она, - я пока пойду, что-нибудь приготовлю, а ты для начала перевари информацию, прежде чем приняться за пищу.
Да уж, жизнь просто оторвалась на мне. Я чувствовал себя актером в театре. Тогда еще не понимал, что все театральные сцены взяты с реальной жизни и все происходящее на сцене, не больше чем художественный плагиат. Меня сейчас больше интересовало, ее ли я полюбил, или быть может ту, другую.
- Помнишь, - начал я, - мы говорили о богатстве? – Уже в доме продолжил я.
- Ну, может, а что?
- Это была ты, тогда?
- Когда ты спросил, когда бы я больше счастья нашла, имея деньги или живя без них?
- Да.
- Нет, Саш, это была не я. Но я бы больше счастья нашла, не имея их, потому что была бы независима от купюр.
- Ты видишь несчастье в зависимости?
- Я вижу счастье там, где деньги не на первом месте.
- Но речь ведь об этом и не идет.
- Я, как и отец, сторонница минимализма, я не вижу смысла в роскоши, а деньги это лишь змеи развратители. И вообще, кушай, давай, остывает.
За эту короткую беседу я понял, что это не та девушка, которую я когда-то полюбил, однако, она была мне ближе, чем любые другие. Терять, снова? Нет уж, не буду! Тем более что Юля оригинал, а значит, та, что мне нужна.
Время шло, нужно было принимать решение, в каком лагере остановиться. Хотя, имея такие знания, никто бы меня не отпустил так просто, поэтому выбор был очевидным, искать способ разрушить Россию.

Глава IX

«Россия сильна тем, что люди ее за чужое счастье умереть счастливы. Жертвенность, это более чем привычное явление и оно является, по меньшей мере, обыденностью. Люди далекие от этой великой страны, считают, что Россия давно испортилась, погрязла в эгоизме и похоти, но это предвзятое мнение. Виной всему лишь пропаганда аппозиционных групп, которые пытаются развалить страну. И это глупо. Люди на такое не купятся.
Главная сила России заключается не в жертвенности, она лишь ветка, целого дерева. Основой всего является земля. Огромные пространства дают широту души, богатства земли – щедрость, красота природы – внешнюю красоту, энергетика местности – заряжает людей добротой, а уникальной силой люди обладают благодаря постоянной смене времен года, это закалывает и делает тело и дух крепкими.
Вспоминая Курскую дугу, когда советские люди были  уже готовы умереть, когда они простились с жизнью, началось сражение. Такова была мысль советов, но какие были мысли у фашистского псевдо превосходства? Пара поражений, сломили дух солдат, и им стало ясно, что они не настолько сильны и непобедимы. Земля у них другая, кровь перфекционистов, одно поражение сламливает всю идею и вводит в депрессию. В то время как Русь первые два года раскачивалась.
Страна непобедима, пока под ногами земля. Силой Россию не взять. Находясь в шумном мегаполисе, невозможно почувствовать всей мощи русской земли и поэтому невозможно оценить ситуацию, находясь далеко за пределами данной страны.
Возможна подмена идеалов. Но и это является очень сложным, поскольку энергетика местности располагает к укладу, который не меняется веками. В X веке, крещение Руси дало лишь большую жертвенность, что лишь усилило страну. Как оставалось в язычестве: - «Свобода, Равенство, Братство», так и осталось в христианстве, и даже усилилось. Принцип: «Живи по совести и в ладу с природой». Жив до сих пор. Некоторые люди даже собираются в общины и живут по языческим традициям, как раньше жили.
Россию можно было бы победить смешением крови, но на родной земле русские сами ассимилируют все приходящие народы, разбавляя свою кровь. А, как известно в генетике, кровь нужно обновлять. Вот и получается, что многонациональная Россия только крепнет, несмотря на то, что в ней есть практически все нации мира. По сути, национальность просто формальна.
Так и получается, что методом исключения, остается два возможных способа. Это смена властвующей верхушки страны, а ее невозможно сменить без раскулачивания господствующего класса, что наверняка уже не повторится в России. Хотя можно было бы взять за принцип травлю власти. Начать убивать отдельных лиц, тем самым спровоцировать цепную реакцию, добавить обвинений и народ сам начнет вместе с пропагандой убивать депутатов и чиновников, пока не доберется до президента. Однако этот план почти не реальный, народ нужно раскачать, тем более к убийству, а у славян развито прощение.
Второй способ, самый возможный, это религия. Высок уровень верующих в стране и чем страшнее время, тем больше будет потенциальных участников православной конфессии»…
Так мысль развивалась листов двадцать.  Закончив, я отложил планшет в сторону, ветер стал забавляться с листами бумаги, кузнечики играли свои трели, лес шумел, а птицы восторженно пели. Я сидел в поле один и наслаждался симфонией. Затем откинулся назад, положил руки под голову и стал рассматривать небесную постель, по которой бежали перистые облака, а за ними поползли тучи, небо налилось свинцом. Послышался гром. Я понял, что пора возвращаться домой, спешно собравшись, я позабыл шляпу аккуратно положенную в метре от себя. Начался дождь. Прикрывая планшет рубашкой, я бросился бежать. Через пятнадцать минут бега я оказался у цели. Юля меня встретила горячим чаем, теплыми объятиями и колючим пледом.
- Еще носки шерстяные одень, не хватало, чтобы ты еще у меня простудился, - с заботой произнесла она.
Через пару минут мы сидели, уже обнявшись, под пледом слушая, как дождь барабанит по крыше. Цивилизация? Зачем? Она делает людей несчастными. Счастье в простоте, нам нет необходимости обкладывать себя сложностями, чтобы со временем ничего не делать. Холоден будет тот век, в котором труд для себя сменится работой. И пуст дом, в котором нет времени побыть вместе хотя бы световой день. Очень важно чувствовать, для кого ты стараешься, и кто хранит твое счастье вместе со своим на одной полке.
Вечером нас посетил Гимлер, в руке у него была моя шляпа.
- Кажется, ты потерял, - протягивая мой головной убор, произнес он.
- Да, но откуда … - не успел я договорить, как он меня перебил.
- Есть какие-нибудь мысли по нашему делу?
Юля вышла из дома, с виду она явно не разделяла то, чем занимался ее отец. На веранде она пробыла все время, что мы говорили с Гимлером.
- У России есть слабое место, - произнес я.
- Да, и какое же?
- Вера. Вера в правое дело, вера в бога, вера в светлое будущее. Влиять нужно именно на это.
- И что это даст?
- Управление народом.
- Я хочу услышать более подробно эту мысль, - строго смотря, ответил Гимлер. Уже сейчас я почувствовал недоброе.
- Убиваем главного патриарха. Подсовываем своего наместника, создаем вокруг него доверительные отношения с народом. После начинаются катастрофы, разные бедствия, болезни во всем мире, неимоверные цены, творится, просто черт знает что. Народ обращается к вере стоя практически на пороге войны. Организовываем охрану вокруг самозванца, он провозглашает врага у власти и то, что его пора сменить. Народ в негодовании. Появляется сильный лидер из народа, который начинает вещать взрывные речи, все это вновь подрывает авторитет властителя. Патриарх говорит о коммунизме, что пора раскулачить и вернуться к делу, которое практически умерло вместе с СССР. Многие согласятся к переходу к прежнему режиму, но говорить стоит о мировом коммунизме, что и остальные страны к этому перейдут, что собственно нужно тоже провозглашать и в других странах. Активно пропагандировать. Уставший народ от бедственного положения и не желания возвращаться к капитализму, в котором многие не сводили концы с концами, согласится к переменам. Начнутся беспорядки, раскулачивания, убийства. Вместо президента, на пост главы взойдет патриарх. Люди охотней поверят светлому будущему. Затем можно будет менять как угодно власть. Главное искоренять подпольщиков и масонов. Если упростить, то доведенные до края россияне пойдут за верой. Пример 1991 года я думаю, в данном вопросе актуален.
- Почему вера, а не допустим физическое подавление? – Задумчиво спросил Гимлер.
- Победить Россию? Я вас умоляю! Это не реально.
- Почему?
- Люди живут можно сказать в военных условиях, терпят любую погоду, жертвуют жизнью ради другого.  Как можно победить человека, который не боится смерти и больше того, умирает, улыбаясь, твердо веря, что делает правое дело?
- Тогда подмена идеалов. Сделать людей эгоистичными.
- Не в России, люди здесь широкой души благодаря пространствам родной земли. В крови записано щедро помогать другому. К тому же стоит начаться войне, как все обиды уйдут далеко назад, злость друг к другу преобразится в стремление к победе и еще большую жертвенную помощь.
- Не совсем понимаю.
- Россия это медведь. Большой, сильный, но спокойный. Нужно время, чтобы раскачаться, разозлиться зверю.
- Вы русские странные люди.
- Потому и живы.
Такого метода Гимлер явно не ожидал, и метод правда, казался как минимум странным, но другого варианта просто не существует. Какое-то время подумав, он встал, походил по комнате, затем произнес:
- Это нужно записать.
- Уже записано, вот, - протягивая планшет с записями, ответил я.
- Оу, превосходно, - нам нужно время на изучение.
С этими словами Гимлер удалился из дома. Юля так и не заходила. Я смотрел на нее и не понимал, как могут разные люди сходиться и объявлять себя парой или супругами. Мы такие разные, но все равно находим причины, чтобы быть единодушными. Из этого образуются семьи; но что держит людей вместе - Слово, данное другому человеку. И это не мало, это больше чем тысяча звезд. Верность, она велика.
Вскоре Юля заболела. Я часами сидел у ее кровати, мы много разговаривали, играли в шахматы и в один из этих дней она мне сказала:
- Саш, там, в ящике, лежит белая штучка, принеси мне ее.
Я последовал просьбе, но когда открыл ящик, побледнел. Такого я, конечно, не исключал, и оно бы могло быть, но так, чтобы сразу, без подготовки. Это была сложная неожиданность, с одной стороны нужно радоваться, но условия явно не те, чтобы открывать шампанское.
- Ты станешь папой, - улыбаясь, произнесла Юля. Шок так и не отпускал скованное тело. Я, конечно, пытался выразить свои эмоции, но это не получалось, она смеялась, а я принимал ситуацию, такой, какая она есть.
Неожиданности любят людей, и если сердце ни о чем не беспокоится, они приятные. Они случаются с нами каждый день, но не всегда в той мере, в которой мы придаем им значения. Впечатления от них должны быть умеренными, и даже радость, чтобы не навредить человеку, должна ограничиваться. Так что страхи или сомнения, радости или счастье, нужно отложить в сторону, ибо завтра произойдет лишь то, что было раньше заслужено. И нас настигнет та неожиданность, коей заполнено сердце. Жизнь справедлива.
Я боялся одного, что Юлю Гимлер заберет от меня, и не зря. Тревога терзала, хотелось убежать, но я слепо отнесся к этому. Это произошло следующим днем, а в этот мы танцевали.

Глава X

Свет из окна освещал комнату, и вроде бы эта заурядная обыденность была ничем ни приметна, но эта обыденность сегодня была дороже тысячи слов. Когда я проснулся, я думал о том, что больше мне ничего не нужно, ведь все у меня есть, что еще просить у жизни?!
- Я пойду, прогуляюсь, - сообщил уже в обед я Юле.
- Угу, - ответила она, после чего поцеловала. Поцелуй был таким же, как и всегда.
Одинаковые дни порой пугают, в них нет ничего нового, они привычны и уже, ждать чего-то нового от них нет смысла, просто проверенная временем серая повторяемость. По этой же причине я изменил маршрут своей прогулки. Местность сменилась на скалистую; от дома я забрел наверно километров девять на север. Удивительным было то, что вопреки словам Гимлера о моей свободе, я находился на огороженной территории. По слабости любопытства, я отправился вдоль забора и набрел на необычный трансформатор, провода были замкнуты на забор, оказалось, что высокий забор из сетки находился под статическим электричеством и, судя по размерам трансформатора, агрегат был не очень мощным. Это, разумеется, удивило меня, хотя этого стоило ожидать. Осмотрев щитовую я обнаружил, что кабель уходит в землю.  Немного прокопав вглубь, я наткнулся на кирпичи, это означало, что кабель лежит, не глубоко. Пройдя вдоль предполагаемой линии, я наткнулся на овраг, который скрывал густой лес. А в овраге находилось то, чего я боялся.
Всю дорогу до нашего прибежища я думал об увиденном. Стоит ли доверять Юле? Быть может, она не причастна? Что там происходит? Спокойная размеренность сменилась на тысячи вопросов, которые не выходили из головы даже рядом с ней. Ее я не стал спрашивать, чтобы не ломать то, что уже имел; я боялся того, что мое времяпрепровождение может закончиться и этот вопрос просто напросто все испортит. Пусть лучше думают, что я нахожусь в неведении.
- Ты какой-то молчаливый, - заметила Юля.
- Просто утомился. Наверно на солнце перегрелся, ничего страшного, - отговаривался я.
- Вот, положи на голову, станет полегче, - протягивая смоченный холодной водой платок, добавила она.
- Угу …
Ночью я так и не смог уснуть, увиденное днем слишком сильно взволновало меня. Попытавшись успокоить мысли, я поел перед сном, затем вспомнив одну из медицинских заметок, даже принялся за мастурбацию, но волнение так и не спадало. Легкий сон настиг только часов в девять утра. Затем Юля сменила позу и я проснулся. Сна как не бывало. Разумеется, пришла раздражительность, ее я сбивал сытым желудком, но страх перед неизвестностью сильно тревожил.
Взяв замеченный еще в первые дни бинокль, днем я вновь отправился на волнующее место.  Ноги уставали больше обычного, даже закололо бок, сил было явно недостаточно для столь дерзких вылазок. Побеспокоившись о конспирации, на обувь я намотал тряпку, чтобы даже если бы и были замечены мои следы, то было бы неизвестно, кому они принадлежат.
Добравшись до места, я начал разглядывать ранее увиденное. С виду это напоминало небольшой городок, можно даже сказать крохотный, но под охраной и загороженный. Огромные ворота имели какую-то надпись, которую было невозможно с такого расстояния разглядеть,  я подобрался ближе, но по не знанию немецкого не смог понять написанного. Во дворе хаотично бродили люди, по краям сетчатого забора имелись вышки. Вышел командир, судя по поведению всех находившихся, собрал в одну шеренгу, затем назвал чьи-то имена, вперед вышли несколько человек. Следом последовал приказ на немецком языке, речь было не разобрать, да и немецкий я не понимал, так что приходилось довольствоваться лишь визуальным наблюдением. Трех мужчин застрелили, а девушка осталась стоять, она заплакала, я приблизил и впал в ступор. Девушка была идентична Юле,  разве что неухоженной и худой, но в остальном повторяла ее. Я вскочил. Затем командир, что-то произнес и к девушке вышли два солдата, они схватили ее, сорвали с нее одежду, добавив к этому пару ударов рукой. Затем вновь какая-то команда, и о боже, они начали ее насиловать на глазах у всех, она кричала, пронзая криком напряженную глушь, брыкалась, первые пять минут, но потом, выбившись из сил, что вполне логично учитывая ее физическое состояние, просто молчала, мне показалось, что она плакала. В это время я сходил с ума, но еще надеялся, что это не та актриса. Хотя актриса ли она была!?
- Саша! Я люблю тебя! – Вскричала она. Сердце у меня екнуло, взглянув в бинокль, я увидел, как народ начал суетиться и тут не выдержав, один мужчина бросился на солдат, но прозвучал выстрел, спаситель получил пулю и распластался на земле. А я бездействовал … бездействовал будто наблюдал привычную сцену. Почему? Валить трусость на шок глупо, всему виной безысходность и страх. Холодной головы не было, я не продумал то, что меня просто убьют на подходе к забору. Просто одержимость страхом заставила бешено колотить сердцу и стоять на месте.
После сцены изнасилования, солдаты, смеясь, начали отходить от бледного тела девушки. Затем прозвучал выстрел, это была пуля капитана, она встретила замершее от ужаса лицо девушки, в которую я влюбился. Я заплакал как мальчишка, не выдержав  накатившей боли, затем вскричал, что было сил какую-то невнятную фразу. Солдаты встревожились. Людей начали загонять в здание, а из ворот выдвинулась группа солдат. Я побежал что было сил к реке. Бежал так сильно, как будто делал это в последний раз; возможно, это могло быть и так.
После реки я уже схватившись за бок, добрался до дома, предварительно сняв тряпки с ног. Но оказавшись перед самым домом, я не смог войти внутрь, отвернулся и отправился вдоль берега. В голове повторялся акт насилия. Глаза уже ничего не видели, в этот момент вся накопившаяся боль от Юлиного ухода вырвалась наружу. Я ненавидел мир, я кидался песком, кричал, всхлипывал …
- За что сука!? – Кричал я в небо, - чего ты от меня хочешь!? Почему ее!!!!!!
Это были бессознательные действия, которые я уже не контролировал. Гнев не знал пределов. Я ненавидел все.
- Саша! Саша! Что с тобой?! - Кричала Юля, подбегая ко мне. Я не выдержал, увидев ее лицо; еще только полчаса назад девушку такой же внешности изнасиловали, а затем убили на моих глазах и сейчас вновь эти черты. Прозвучал шлепок.  Я в порыве гнева ударил ее, она упала, по ее губам потекла кровь, ее шоковое состояние меня на секунду остепенило, она вскочила и одарила меня пощечиной. Я окончательно пришел в себя, но она не унималась крича:
- Ты совсем сдурел, что ли! Ты что делаешь!
Я с силой обнял ее, мы упали, а она заплакала, пытаясь вырваться.
-Никогда больше так не делай! – Успокоившись, произнесла, она ответно обнимая. Затем перевела гнев на секс. В голове у меня повторялось изнасилование, и потому секс был жестким, спина покрылась кровавыми царапинами. Так выявилось мое извращенное начало, о котором я не подозревал.
Вечером она спросила меня о случившемся. Я, помолчав, ответил:
- Где сейчас та девушка?
- Какая?
- Актриса, твоя пародия.
- Она? – Озадаченно произнесло Юля, - не знаю, эти сведения от меня скрываются. Зачем она тебе?
- Интересно, - коротко ответил я.
- Ты меня не любишь? – Спросила она, заглядывая мне в глаза. Я помолчал секунд десять, а затем ответил:
- Люблю …
Дальше Юля не стала меня расспрашивать ни о чем. Она ушла наверх, а я остался сидеть один на кухне, думать о случившемся. Но я больше не хотел держать это в голове и чтобы занять как-то мысли взял с полки одну из книг, на обложке ничего не было написано, но первая страница меня поразила, она рассказывала о том, что это личный дневник Гимлера. Ночь я провел, безотрывно читая записи не пропуская ни строчки, рассматривая рисунки и просто кляксы, заботливо оставленные Юлиным отцом.
Время пролетело быстро, но плодоносно.
«12 марта 1996 года. На часах 3 часа ночи.
Ничто не поможет мне лучше, чем время. Я это понимаю, но смириться все равно не могу … потому и пишу это. Маргарет была безупречной женщиной, но главное ее достоинство было скрыто от меня на долгие годы. Я скучаю по ней. В 1990 году мы впервые встретились, мне было 20 лет, ей 21. Если бы я не сбил ее на велосипеде, может быть, все сложилось совершенно иначе. Люди склонны утверждать, что какое же это счастье, что все сложилось именно так, а не иначе. Вроде как встретил ее, побыл счастливым, иные же всегда несчастны. Но я не хочу, чтобы было так, я не настолько эгоист, чтобы ради счастливых дней, умирал человек. Я хочу, чтобы все сложилось иначе…»
Так заканчивалась первая запись в дневнике.
«Осень 1999 года.
Дочка растет, у нее замечательное имя, Юля. Она так похожа на Маргарет.
А еще, совсем недавно я вступил в подпольную партию. В ней как-то легче жить, понимаешь, что пусть и подпольно, но помогаешь расцвести Германии. Меня, конечно, удивляет, что они зовутся третьим рейхом, но их идеи дают надежду на светлое будущее. А оно ведь нужно, у меня дочь и я хочу подарить ей мир, которого я не видел.»
«Зима 2003 года.
Счастье должно достигаться любой ценой, иначе какой смысл от него. Дисциплина! Строгость! Участие каждого члена нашего тайного общества обеспечивают нам залог успеха. Мы вернем былую славу Великой Германии и Третьему Рейху!
Адольф Гитлер как-то сказал гениальную фразу: Что бы ни ожидало нас в будущем, пусть весь мир сразу узнает нас по тому знамени, которое мы подымаем!»
«Лето 2009 года.
Какими наивными мы были, не имея плана и программы, пытаться достичь власти. Стоило нам ее получить, как никаких шансов удержать ее не осталось...
Я больше времени стал уделять дочери, с этой подпольщиной я совсем забыл, что она у меня есть. Но она уже взрослая и протестует против выражения чувств. Я понимаю, что не смог стать тем, кем хотел быть для нее, я не смог дать ей желаемого счастья, но, по крайней мере, у меня еще есть шанс дать вырасти моим внукам великими людьми. Сегодня мы начинаем новую программу, я становлюсь ближе к власти и теперь могу принимать решения как действовать».
«Зима 2011 года.
Мы сумели разработать обширную сеть, стать монопольной системой не только у себя в Германии, но и в Европе. Теперь мы можем влиять на Россию, но нам мешают другие масоны. Люди даже и не подозревают, что творится на самом деле и какая дележка происходит за их глазами. Каждое бедствие спланировано, каждая катастрофа вызвана, все болезни легко регулируются, особую утку заслужил «свиной грипп». Это смешно, если вдуматься, но чем смешнее, тем больше веры люди испытывают к фикциям. Инопланетяне, климат, какие-то плиты, вода на марсе. Ученые лишь оформляют официальные версии».
«Зима 2012 года.
Россия стала нашей главной целью, если раньше мы думали, что ее можно захватить через запад, то мы глубоко ошибались. К сожалению, здесь особо усиленно действуют другие группы, многие мы устранили, на данный момент осталось всего две. Это странно. Русским совершенно безразличен захват власти, а создание собственного идеального мира не имеет для них значения. Они другие. Глупые, но сильные и добродушные.
Вот уже полгода моя дочь иногда встречается с одним из них. Командование узнало об этом … и больше того, сегодня мне сообщили, что он один из людей проекта «Полезные люди». Как объяснить это дочери … я не знаю, но против командования я не могу пойти».
«Осень 2012 года.
Она согласилась на актрису, но пожелала все равно с ним быть, хоть иногда. Я слышу, как она иногда плачет. Да уж, пусть это и дико звучит, я ведь отец, но то, что с тем, кого она любит порой спит ее пародия, какой-то жалкий плагиат - ужасает. Не этого я хотел, когда вступал в сообщество.
Она вроде бы смирилась. Но, когда узнала, что актриса влюбилась в ее возлюбленного, просто взбесилась. Уже неделю толком не ест. Я беспокоюсь. Ужасный из меня отец.»
В записной книжке было много вырванных листов, оставалось не больше пятидесяти, но они были столь значительными для меня. Немало я узнал о случившемся, а главное, что не все здесь строится на лжи. Юля действительно оригинал, а Гимлер на самом деле подчиненный с развязанными руками, он оказывается тоже человек со своими чувствами и эмоциями. Больше поразило то, как он менялся на протяжении этих лет. От романтика, до исполнительной силы в масонском сообществе.
Мы начинаем понимать людей, когда только узнаем их, раньше же они для нас просто люди, сделавшие какой-то поступок. Сейчас я это понимаю, когда ненависти стало меньше, хотя она наверно уже совсем ушла. Мы должны стремиться к идеальному миру, основываясь на понимании, друг друга. Иначе  мы уничтожим себя как вид, как расу и как общество.
Перед тем как лечь спать, я много думал о том, что Гимлер писал, и одна строчка застряла у меня в голове надолго.  «Русским совершенно безразличен захват власти, создание собственного идеального мира не имеет для них значения.» И тут я понял, почему народ в нашей стране закабаленный. У него нет желания быть свободным! Я тому яркое подтверждение. Сижу в клетке с Юлей, хотя скоро побег будет уже невозможен из-за беременности, а ее слова я даже не пробовал проверить, я даже не пробовал освободить себя, не говоря уже об устройстве идеального мира.
Вчера я потерял Юлю, но сегодня я обрел ее новую, верную и настоящую. Сегодня будет положено создание нового мира, идеального и именно мы будем его родоначальниками. Проект «Идеальный мир» изменит жизнь людям.

Глава XI

Передо мной расстилалось желтое поле, солнце уходило в закат. В дали на меня надвигалась девушка, я стоял неподвижно. Через пару минут оказалось, что это Юля, но она была другой, бледной, на одежде потеками кровь, а в руке она сжимала какой-то листок.
- Что с тобой? – Испуганно спросил я, но пошевелиться не смог. В ответ она протянула бумаги, ничего не говоря, а моя рука, не поддаваясь командам мозга, сама взяла листы. Посмотрев на них, я увидел то, что писал Гимлеру, но снизу была еще одна надпись – Умирающая Россия. Я хотел ответить ей, но рот мой будто исчез, паника накатила на меня. А она развернулась и направилась обратно. Бросив взгляд на место, где она стояла, я увидел ребенка, лет трех, он протянул мне руки и произнес:
- Папа …
Я проснулся. По телу моему проступал холодный пот. События последних дней совсем выбили меня из колеи. За окном было пасмурно, чувствовался запах озона, который обозначал приближающуюся грозу. Подойдя к окну, я увидел спешащего в дом Гимлера.
- Уф, еле успел, еще бы чуть-чуть и дождь настиг меня, - произнес Гимлер.
- Привет, будешь горячий чай? – Спросила его Юля.
- Я бы кофе, если есть.
Меня удивляло то, что он никогда не здоровался. На нем не было ни цепочек, ни браслетов, ни колец, ни даже часов, что совсем не свойственно педантичным немцам. Наверно глупо мыслить стереотипно, но даже в шаблонном мышлении есть истина, против которой порой не пойдешь.
- Я тоже буду кофе, - спускаясь по лестнице, произнес я.
- Угу, - ответила Юля и отправилась на кухню. Мы же прошли в гостиную.
- Зачем вам Россия на самом деле? – Спросил Гимлера я.
- Нам нужен весь мир, а не только Россия, - ответил он.
- Зачем?
- Мы хотим всех объединить и дать людям идею, чтобы жить не было страшно, не приходилось бояться за детей, чтобы у каждого отца и у каждой матери, было время, чтобы побыть со своим чадом, со своими родителями, со своей семьей.
- Вот только этот мир будет стоять на костях.
- Он всегда стоял на костях.
- Благие основы не должны исходить из убийств невинных людей!
- Невинных? Мне кажется, тебе есть, что сказать по этому поводу. Так говори, зачем ходить вокруг да около.
- Лагерь с пленными в девяти километрах к северу отсюда. Там на днях убили девушку, похожую на Юлю, прежде изнасиловав! Как ты это объяснишь мне?! А?
В комнату вошла Юля с подносом, но когда услышала наш разговор, впала в ступор, будто увидела приведение, Гимлер посмотрел на нее и опустил глаза.
- Это командование … тут я не властен. Чем-то приходится жертвовать, - с еще большим сожалением в голосе произнес он.
- Как ты мог так поступить со своей дочерью!!! – Вскричала Юля, - человеческая жизнь для тебя уже ничего не значит, да? Ведь это я должна была быть на ее месте!!!
Тут я совсем запутался в Юлях. И чтобы хоть как-то понять ситуацию просто слушал обнаженную правду из уст обоих.
- Они убили бы вас обеих, Юля все равно бы умерла, а у тебя сердце здоровое! Ты можешь жить! Зачем теперь жалеть и причитать, ведь ты жива и находишься в тепле! А она отмучилась, и все равно бы не пережила эту осень. Так будь благодарна хотя бы за это!
- Благодарна!? Мою семью убили! Ты сам был в тот день в доме! Думал, я не помню этого? А вот черта-с два! Я бы убила тебя и всю вашу поганую шайку, если бы могла. Как ты вообще можешь так жить?! Ты ведь совсем один и все веришь, что твое лживое командование вправду стремится создать светлое будущее? Ты жалок! Они пользуются тобой! И воспользовались твоей дочерью! Изнасиловали! Что вообще у тебя в голове! Как ты так можешь жить!?
Юля все кричала, а Гимлер, кажется уже и не слышал, быть может, ему просто уже не было смысла говорить, ведь он потерял самое дорогое и только сейчас это осознал. Маргарет, Юля, он сам себя уже потерял, что уж говорить об идеалах. Его стремление сделать мир лучше лишь разрушило его собственный мир, он и, правда, оказался послушной пешкой в руках умелых махинаторов. Конечно, он сильно оступился, но какой смысл наказывать виноватого, если он уже сам наказал себя. Я подошел к нему и обнял его. Юля впала в ступор, а Гимлер начал просто рыдать навзрыд.
За окном бил дождь. Обстановка разрядилась. Юля поднялась наверх, а мы с Гимлером откровенничали за бутылкой виски.
- Еще не поздно все изменить, - подбадривал Гимлера я.
- Поздно …
- Чем Юля тебе не дочь?
- Она ненавидит меня и она мне не родная.
- А ты измеряешь людей кровью? – Он молчал, - нет смысла опускать руки. Если раньше ты старался для семьи, то сейчас старайся для всех людей, мир, ведь не ограничивается двумя людьми. Да, человек это целая вселенная, но только, когда он связан со всеми. В небе горит не одна звезда, так и стараться стоит не только для себя и своего маленького круга.
- Какой смысл?
- Смысл? – Удивился я, - закончить начатое хотя бы, дать Юле то, что хотел дать раньше. Знаешь, а ведь я читал твой  дневник.
- Так ты все знаешь …
- Знаю, и скажу, что к своему счастью, ты почему-то идешь огородами.
- В смысле? – Подняв глаза, ответил он. Я тяжело вздохнул.
- Мы можем создать свой проект и уничтожить третий рейх раз и навсегда.
- У нас не получится, они практически уже везде.
- Придется искать выход. Потому что ты скоро станешь дедушкой, и хотя бы ради этого стоит не опускать руки.
Гимлер снова опустил взгляд, в этот момент в его глазах что-то переменилось.
- Не обязательно ждать одобрения от людей, которых ты любишь, чтобы сделать задуманное. Сейчас или никогда! Все равно, какой смысл тебе быть в третьем рейхе, если они забрали у тебя родную дочь, а возможно и Маргарет. Они способны на все. Ты сам знаешь, она вполне могла закончить как твоя дочь.
Бутылка пустела. Дождь уже совсем прекратил лить, и лишь мокрые деревья игриво шумели на ветру. Что дереву дождь? Жизненные силы, очищение листьев от пыли. Так почему нам бояться дождя, если он несет очищение. Мы все боимся изменений. Так же и Гимлер боялся выйти под дождь со своими идеями.
- У меня есть вопрос. Россию пытаются уничтожить? – Спросил его я.
- Россию? Ммм … как бы объяснить. Ее хотят подмять под себя, но уничтожать народ – нет; поработить, конечно, но во главе России стоят тоже не глупцы, так что так и идет, не прекращаясь, масонская война.
- А как же снижение уровня рождаемости, навязывание матерям рожать одного ребенка? Феминизм?
- Утка, только и всего. Людей сталкивают лбами, чтобы отвлечь внимание от главного, от эксплуатации. Пока они борются против друг друга, они не борются против власти, а значит, не мешают властвовать и закабалять народ. Вообще где это видано, чтобы свободный человек платил за свою землю?
- А как же статистика?
- Статистика? Ты ей веришь? Садики переполнены! Количество людей впору переселять на свободные земли.
- Ну а почему никто не пытается вразумить народ?
- Изредка встречаются люди с идеей, но их, как правило, предают, а затем сажают в тюрьму, чтобы другим было неповадно. Один, правда, начал действовать из-за решетки, но его по случайным обстоятельствам не смогли найти даже в базе данных. Просто все стерли, вырезали весь род, а среди друзей и знакомых оформили как переезд за границу.
- Зачем всех то?
- Чтобы никто не искал.
- А друзья?
- Друзья, как правило, в курсе, так что не рыпаются, боясь за свою семью.
- Так, получается, прорваться невозможно?
- Для меня невозможно, но твоему уму под силу придумать способ. Все зависит от тебя, насколько ты хочешь создать свой идеальный мир.
Ситуация оказалась сложнее чем я предполагал изначально. Мне предстоял сложный путь, на который я еще не мог решиться, ибо, как я могу говорить об идеальном мире, пока у меня не все в порядке со своей семьей. Прежде чем разобраться с третьим рейхом, нужно было узнать всю правду, о том кто рядом со мной.
- Расскажи теперь мне всю правду о Юле, такую, какая она есть, - начал я.
- Правду? – Стыдливо опустил взгляд Гимлер, - в дневнике все написано, верно.
- А как же то обстоятельство, что твоя дочь мертва? Почему это произошло?
- Они не знают, что убили мою дочь, они думают, что это актриса, а то есть лишний свидетель.
- Но как?!
- Юля сама так решила. О тебе беспокоилась. Говорила, что толку ей оставаться, если она все равно умрет скоро, не лучше ли быть похожей девушке рядом с тобой. Ты ничего не узнаешь, к тому же актриса тебя любит, она уступила тебя другой, пожертвовав своей жизнью. Для третьего рейха они одинаковые, а для меня, конечно же, разные, и Юля это знала, потому и уговаривала меня поступить именно так, чтобы я не сорвал ее план. Оставшаяся в живых Юля, даже и не знала об этом плане никогда раньше.
- У меня нет слов, - шокировано произнес я, затем сделал большой глоток виски, поморщился и добавил, глядя куда-то в пустоту, - нет, мне все это снится …

Глава XII

- Не верю я в те политические убеждения, которые есть, - заявил я Гимлеру, - они все собраны так, будто должны сталкивать людей. Скажем так, дуальны друг для друга и я больше того, уверен, что это не случайно. Очень удобно таким образом дифференцировать массы, а затем нагнетать обстановку в стране, чтобы замазывать пробелы политики и не давать народу, скажем так «зажраться».
- «Зажраться»? О народе никто и не думает! Народ сам по себе ничего не стоит, потому что нужна организация, а ее не будет, пока не будет лидера из народа. Только вот человек смертен и его запугать не сложно; к примеру, можно еще воздействовать через семью, в данном вопросе ничем не гнушаются. Так что аспект властвования и заполучения власти довольно щепетильный.
- Значит выход один, сделать лидера из народа и сделать так, чтобы он мог управлять народом, чтобы люди ему поверили.
- Это-то понятно, вот только вопрос в другом, как это сделать!?
- Влезть в уже существующую партию, перенять власть на себя и затем начинать разжигать революцию. Политика - это шоу, и кто убедительней и ярче играет свою роль, тот и становится идеологом. Обстановка вполне располагает к переворотам.
- Вот только кто будет лидером? – Озадаченно спросил Гимлер.
- Ты, – уверенно ответил я.
В комнате повисла тишина. Еще два дня назад мы откровенничали на тему личной жизни, сейчас же мы уже искали попытки подмять под себя власть. Это сложный процесс, мы осознавали это и понимали чем рискованно данное предприятие, но терпеть больше не могли. Гимлер потерял семью, а я потерял любимую, хотя и имею в своих объятиях ее копию, безупречный плагиат, который я тоже полюбил. В его случае быть лидером лучший вариант, у него ничего нет, а значит, и терять нечего, а вот, я стою на пороге семейной жизни, мне есть что терять и поэтому я буду бороться.
Остро вставала необходимость поиска партии, однако открытые нам не подходили, они, разумеется, отслеживаются и потому начинать в них свою деятельность будет глупо, их быстро подавят. Имеет смысл найти масонское политическое объединение, и внедриться в него, втолковав свои убеждения со своими идеалами, затем развить идею до крупномасштабного состояния и отследив оппозиционных диссидентов подавить возмущение любым способом. Может, конечно, показаться, чем мы лучше оппозиционных групп, поступая не лучше чем они? Однако разница весьма велика; цели, которые преследуем мы, являются похожими на жизнь, а не прячут рабские оковы за завтрашними обещаниями. Мы не дадим иллюзию, мы дадим достойное благополучие.
- Как на счет третьего рейха? – спросил Гимлера я.
- Н-е-е-т, что ты, - улыбаясь, ответил он, - третий рейх большой уже, нам же нужно начать с чего-то среднего, ну или как минимум маленького. Большое, уже имеет своих закоренелых лидеров, так что нет смысла даже пытаться.
- Хмм … тогда нам нужно выбираться отсюда.
- Верно. Только мне нужно будет задержаться, иначе нас тут же поймают. Скажу, что ты разрабатываешь новый способ, мол, неожиданно посетила новая идея, а сам тем временем отвлеку внимание от себя. Затем обнаружится, что вы пропали, и я возглавлю отряд по вашим поискам, затем мы встретимся.
- Выходит расстояние до цивилизации значительное?
- Да.
- А как же девять километров?
- По этой дороге ездят машины третьего рейха, ловушка, только и всего.
- Хм, а на этой территории, есть люди, попавшие в такую же ситуацию?
- Нет. Так что переживать, что вы кого-то оставите тут не нужно.
Таким образом, мы решились объединить силы и противостоять третьему рейху, он, как и прежде угрожал стране. Теперь оставалось поговорить с Юлей, она могла отказаться от идеи, но ждать, когда она решиться сама мы не могли, действовать нужно было незамедлительно, радикально меняя ситуацию в свою пользу. Мы свободные люди и так повелось априори, ничто не может держать нас взаперти!
Войдя в комнату, где находилась Юлия, я ощутил теплоту, нежность и уверенность в своих силах, это приятное чувство взволновало меня, и я не пренебрег желанием обнять любимую.
- Саш, - улыбаясь, произнесла Юля, - а кого ты хочешь, мальчика или девочку?
Вопрос сбил меня с толку, об этом я действительно не успел подумать. События развивались стремительно и потому, мне не хватило времени размышлять о таких мелочах. И действительно, ведь это мелочи, есть ли разница в том, кто родится первым!? Мальчик? Девочка? Какая разница, если дитя любимо.
- Мальчик родится, - вспоминая сон, ответил я. Она улыбнулась.
- Я боюсь за нас, Саш, - уже с тяготой проронила Юля.
- Да. Нам нужно уходить, сегодня, Гимлер мне сказал какого курса нужно держаться. Нужно собрать еды в дорогу и всего необходимого.
- Я не доверяю ему, у меня плохое предчувствие, ты ведь сам знаешь, женское сердце более чувствительное и редко оно беспокоится понапрасну.
- Если останемся, нас точно убьют и вероятно, мы не дождемся даже первой весны.
- Давай не сегодня, а? – Обеспокоенно говорила она.
- Нет, Юль, нам нужно уходить, сегодня. Я пойду, соберу необходимое. Собирайся, у нас мало времени.
Юлины слова заставили и меня беспокоиться, но ведь это естественно, мы покидаем дом, к которому привыкли, в котором вновь обрели друг друга, хотя и с переменами. Впереди неизвестное будущее, оно конечно еще туманное, но я уверен оно великое.
До самого вечера мы шли по указанному Гимлером пути, на ночь остановились в скалистой местности. Природа была благосклонной, но вот сердце было не спокойным. Я не говорил Юле о тревоге, потому что не хотел ее беспокоить, ведь наша жизнь и без того состоит из потрясений.
Ночь наступила быстро. Мы сидели, обнявшись, грелись теплом друг от друга больше чем жаром от костра. И, несмотря на всю окружающую меня теплоту, мне казалось, что мы согреваемся этим вечером в последний раз. Последний раз тепло дарить тому человеку, с которым тебе спокойно, последний раз обнимать того, с кем сердце успокоилось. Костер легко потрескивал, мы смотрели в огонь как загипнотизированные, как бы прощаясь, но не решались сказать об этом друг другу. Есть вещи слишком дорогие, чтобы их нарушать, и если уж дано проститься, то пусть это будет именно так. Это сравнимо с последней речью со сцены, которую человек так и не решается закончить, потому что завтра он уже никогда не начнет.
Грянул гром, но дождя так и не было. Я протянул руку, ожидая капель, но все что ощутил это тепло. За что такие испытания, человеку, который еще не нашел себя и утвердительно не может сказать кто он? Треск костра. Человек без результата поиска себя – я, тот, кто не рожден для счастья, но нашедший его вопреки законам жизни. Я люблю эту женщину, как любил оригинал.
Проснулся я в грузовике, который вез меня в неизвестном направлении, Юли не было рядом, судя по стуку об крышу, на улице шел дождь. В кузове было грязно, легкие разъедал насыщенный запах солярки. Что произошло, и как я тут оказался, было известно только тем, кто находился сейчас в кабине. Примерно через полчаса мы остановились, послышался голос на немецком языке, затем мы продолжили путь. Видимо проезжали блокпост. Меня терзала смутная мысль о верности Гимлера, но больше тревожило состояние и местонахождение Юли. Я боялся, что ее больше нет в живых, а меня везут в тот самый лагерь, который я видел на днях. Если так, то жить мне осталось не долго…
По телу пробежалась усталость, затем озноб, я отключился.
Стоя на берегу, я смотрел в огонь, который поглощал бумаги с фашистской символикой, я был один, а внутри бушевала ненависть. С чем она связана я не мог понять. Затем меня подбросило на кочке, я стукнулся головой о пол и увидел новую картину. Присев я поправлял одежду на мальчике, которого уже однажды видел во сне, а затем он спросил меня:
- Пап, а где мама?
И я ему ответил:
- Сынок, а мамы больше нет …
Он не заплакал, не задал больше вопроса, а просто обнял меня и произнес:
- Она вернется, как вернулась однажды. Ты только жди …

Глава XIII

Мне ничего не говорили, да и кто я для них, чтобы передо мной отчитываться. Находился я в помещении больше похожем на склад казарменного типа, в нем были люди, оборванцы, с виду, но каждый из них был чем-то примечателен по-своему.
- Как тебя зовут дружище? – Произнес один парень моих лет.
- Александр, - ответил я.
- А меня Василий, - протягивая руку, произнес он, - я думаю у тебя полно вопросов?
- Да, где я? Что это за место? – Оглядываясь, оторопел расспросить я.
- Это лагерь, здесь проводят испытания, мы тут все испытуемые. Еще вчера ты был в коттедже, а сегодня тебя привезли на каком-то старом грузовике и бросили в эту дыру? Наверно, когда ты ехал, ты слышал дождь?
- Да …
- Это нормально, дождь слышали все мы. Никто не говорит, зачем и как это происходит, но я думаю, они так глушат звук дороги, по которой нас перевозят. Так называемая «глушилка», чтобы человек не слышал куда едет, а затем отключился во время перевозки и не смог считать повороты. В грузовике все видят сны. Я тут тоже совсем недавно появился, думаю твой предшественник, наверно, поэтому мне еще интересно говорить о том, что здесь происходит, да еще и хватает смелости говорить о способе, чтобы выбраться отсюда.
- Стоп, а девушка?
- Девушка?
- Да, девушка, она тоже часть плана?
- Ну да, - с некоторым сожалением произнес Вася.
Я впал в ступор, как же это возможно так просто играть чувствами человека. И, правда, испытуемые, удачно сказано. В этот момент я ее возненавидел, но не смог перестать думать о ней, уж так любима, уж так любил. Но шлюха! Думал я, а на фоне моей брани говорил мой новый товарищ по несчастью. Говорят от любви до ненависти один шаг, но он скорее не один, их целое расстояние длинной в предательство, в котором были приемлемы для нас раньше маленькие отступные шажки. Кого винить, если слеп, был я сам!?
- Девушка, - произнес я, еще с некоторой надеждой на верность, - здесь недавно изнасиловали девушку, а затем застрелили, кто она?
- А … Юля … бедная … случайно попала сюда. Красивая девушка, жалко ее …
- Ну, рассказывай же, не томи!
- Она оставила записку, о ней все здесь знают, но никто не трогал ее. Это своего рода личное послание человеку, которого она любила. Уж не знаю, зачем она это здесь оставила, наверно, крик души, но он разве что немой, его ведь никто не услышит.
- Где она?
- Кто, Юля?
- Записка!
- Эй, друг, не нервничай, мы все тут пленники и не нужно зло срывать на тех, кто с тобой в одной лодке. Мы замучены и потому можем тормозить, ну сенсорная депривация, ты сам понимаешь ...
- Просто дай мне записку и все!
Через минуту лист бумаги оказался у меня, но я не успел его прочитать, началось построение, нас всех выгнали из помещения и построили перед командиром. Двор изнутри казался гораздо больше, примерно в разы больше того, что я видел раньше. На земле, по пятнам крови ползали зеленые мухи, выглядело это зрелище отвратительно.
- Мне нужны способы! – Звонко произносил командир, ходя из стороны в сторону, - способы захватить Россию! И если вы их мне не предоставите, вы все умрете! Каждый из вас! Каждый!!!
Акцент был ужасным, а еще командир явно нервничал. Затем осмотрев всех, удалился, а солдаты начали раздавать удары дубинками. Это было скорее обидно, чем больно. Находиться на собственной земле и быть чьим-то пленником, невыносимо!
- Гораздо страшнее дождаться того дня, когда терять будет уже нечего, – прокричал старик, после чего получил дубинкой по шее. Вот оно лицо войны – никакого уважения, никаких ценностей, никакого сожаления. Человек со скромным отличаем от одной из сторон противоборствующих лагерей становится вещью. Люди, цивилизованный вид в отряде приматов?!
Когда уже все успокоилось, я взял в руки лист бумаги, и тихо сжавшись в углу начал бегать глазами по строчкам. Я улыбался и морщился от боли, уже не плакал, нечем, да и уже не было сил и смысла лить слезы.
«Привет мой хороший, ты извини, что я тебя впутала во все это… ты наверно меня ненавидишь, я принесла столько боли тебе, а сколько еще может быть ее в твоей жизни. Как бы я хотела, чтобы это были не мы, а кто-то другой, хочется иного, порстецкой любви, которую никогда не ценила. Ты сейчас наверно сидишь насупившись как обычно при чтении, но улыбнись Саш, давааай улыбайсяяя!!!! Ну вот … пишу это и сама улыбаюсь как дура, а самой хочется кричать, плачу сижу как наивный ребенок, совсем не о том думаю, мне жить осталось не долго, а я все о любви да о тебе. Как я по тебе скучаю … не, все же я бы перенесла все это вновь, чтобы быть рядом еще немного …
Наверно ты для меня навсегда останешься этим персонажем сказки, и когда говорят Пьеро, я всегда вспоминаю тебя. Дети, мы так и не выросли)))
Может это неуместно сейчас, но очень тяжело отдавать тебя другой. Очень больно представлять, как она тебя целует … утешает разве что то, что ты целуешь ее думая обо мне…
Пора наверно заканчивать, скоро уже за мной придут, а я тут в слезах вся. Ой, как же сложно принять, что у нас все разбилось. Как бы хотелось быть вместе при других обстоятельствах, ведь живут же люди и не ценят друг друга … наверно, как и мы в те дни. Знаешь, я не обиделась на самом деле тогда на тебя, просто капризничала…
Все Саш, за мной пришли, прощай, я тебя люблю и я всегда твоя Мальвина … =**
PS: мы обязательно встретимся снова ))»

У влюбленных всегда есть то, что могут понять только они, и многие глупые слова и фразы зачастую очень значимы. С этим трудно не согласиться и сейчас я это понимал как никогда. Записку могли отследить, ведь здесь вероятнее всего есть свой стукач, так что доверять, особо не стоит. Так же размышляя над последней фразой, мне показалось, что Юля возможно жива, а раз так, то нет смысла хоронить человека. Вот только что я видел тогда?
В голове, конечно, был еще бардак, но времени терять, больше нельзя было. Чтобы выяснить, где Юля и выбраться, я начал оценивать ситуацию.
- Расскажи мне об этом месте, - подойдя к Васе начал я.
- Все-таки интересно стало, да? – С пренебрежением ответил он.
- Ты ведь сам был в такой ситуации, должен понимать, к тому же, не думаю, что тебе есть еще, чем заняться.
- Давишь фактами. Нет, чтобы выбрать иную стратегию.
- Мне эта ближе.
- Выбирать нужно ту, которая лучше, даст больше результата.
- В умелых руках, даже малоподходящая стратегия творит чудеса.
- Ладно. Как ты заметил это лагерь и здесь с нами не церемонятся, используют все методы, чтобы получить главное, наилучший способ заполучить Россию. Конечно, у них способ уже есть, это дали им все мы, но сейчас они изучают противодействие всем полученным. А все, потому что теперь им никто хорошего не подкинет, любой будет с подводными камнями.
- С чего ты это взял? – Спросил я, в ответ, на что Вася потыкал себе пальцем в висок, указывая на - думай головой, рассуждай логически.
- Куда потом деваются те девушки, которые нас заманили сюда? – Продолжил я.
- Куда? Не знаю. Вопрос наверно нужно задавать иначе, когда, - он посмотрел в низ, затем повторил, - когда …
Окинув людей объективным взглядом, я оценил, что народ тут явно уже тронулся умом, и меня ждет тоже самое, если я не выберусь отсюда.
- Новенький, - войдя в казарму, произнес один из солдатов вермохта, - да ты, - указывая пальцем на меня, - за мной!
Я проследовал за ним.
- Не смотреть в окна! – Скомандовал второй, идущий позади меня. Видимо, осознают, что чем меньше мы знаем, тем меньше шансов на побег.
Меня привели в довольно уютное помещение, строгое, но уютное. На стене красовалась свастика, на столе, как и во всей комнате, было аккуратно все убрано. Капитан явно следил за собой, был тверд и верил в то, что делает, учитывая то обстоятельство, что на полках красовались идеологические книги третьего рейха. Некоторые авторы были незнакомыми, по-видимому, были написаны подпольно, лично для вербования лучших кадров.
- Еще в детстве я ходил с отцом в больницу, - начал капитан, уже без немецкого акцента, - мы ходили в отделение реаниматологии и однажды я остался в нем один. Я попробовал поговорить с одним из лежавших, потом пощекотать, но он никак не реагировал на меня, затем я подошел к его голове, в этот момент в палату вошел мой отец, он сказал мне тогда: если ты не сопротивляешься, это не значит что ты мертвый, это значит, что ты имеешь цель. Я посмотрел в лицо лежавшего, тот неожиданно открыл глаза, затем вскочил и рассмеялся вместе с отцом. Меня разыграли, но я запомнил на всю жизнь, что человек, который даже не подает виду, может таить в себе много зла, - рассказ капитана был поучительным, он хотел мне донести одно, не пытаться бежать, а я понял другое, доверять никому нельзя. Он смотрел на меня с ухмылкой, решил, что я его недооценил, но мне было плевать, как плевать и на то, кто он и что он.
- Где Юля? – Уверенно произнес я.
- Юля? – Повторил он, - Юля тебя больше не должна интересовать, тебе стоит позаботиться о собственной безопасности.
Мы смотрели друг другу в глаза минут пять, не моргая, глаза изрядно устали, невыносимо хотелось пить. Мне нужно было проиграть в этой схватке, чтобы капитан счел меня хоть и хорошим соперником, но соперником слабее себя. Лучшее, когда враг тебя недооценивает. Именно этого я придерживался. Я моргнул.
- Она в лазарете, но вы никогда не увидитесь, - произнес капитан, делая жест доброй воли. Победитель часто опьянен своей победой и потому невнимателен к мелочам. Он даже не заметил, что указал мне точное ее месторасположение.
- Что мне нужно сделать, чтобы увидится с ней?
- Она в коме, - опустив взгляд, произнес он.
- Что? Как в коме?!
- Я вижу, ты не готов к разговору, - он тяжело вздохнул, видимо соболезнуя, а затем крикнул, - увести!
Конечно, я хотел знать, как это случилось и так ли это?! Брыкался, меня били, а в мыслях было совсем не патриотическое настроение. Девушка, которую полюбил, это дочь рейх стаговца,  ситуация напоминает картину У. Шекспира, Ромео и Джульетта и я искренне беспокоюсь за ее здоровье. Вперед на революцию! Кричала в голове фраза Ленина.
Через время я успокоился, в карцере было холодно и темно. Что будет со мной, мне было плевать и потому, я пел российский гимн, находясь в фашистском лагере. Меня, конечно же, снова избили. Но я не успокаивался.
Очнулся я в лазарете. В палату вошла санитарка.
- Девушка?! – Позвал ее я, - вы мне не поможете? – Она спешно вышла, я попытался встать, но в палату вошел доктор.
- Лежите-лежите, вам нужен покой, у вас множественные гематомы и сильное сотрясение.
- Доктор, здесь лежит девушка? Доктор?
- Вам сейчас не об этом нужно беспокоиться.
- Я вас очень прошу, мне нужно знать.
- Да с ней все хорошо. Лежите.
- Но она же в коме?
- В коме, но ситуация налаживается, лежите…
Верить или не верить? Довольно сложный вопрос, остается только догадываться так ли это. Я решил дождаться ночи, чтобы лично проверить, здесь ли она.
К вечеру меня ожидал сюрприз. Пришел капитан, который собирался забрать меня и отправить в казарму. Врач уверял его остановиться, но он был непреклонен. Понимая, чем это грозит мне не оставалось другого выбора, как навредить себе самому. Быстро смекнув, я выпрыгнул из окна второго этажа. Конечно, это было глупо, прыгать в охраняемый двор, но это, по крайней мере, оставляло меня в больнице на еще небольшой промежуток времени. Охрана всполошилась, упал я, несмотря на все старания неудачно.
Очнулся я на следующий день, но теперь уже на первом этаже. На окнах были решетки. Через некоторое время в палату вошел доктор.
- Что же вы за человек такой? Вот чего вам не хватало? Вы же могли сломать себе шею!
- Я просто хотел подышать свежим воздухом.
- Подышали?
- Не совсем, как-то не успел, быстро занесли обратно, - смеясь, договорил я.
- Отдыхайте … и без глупостей.
- Доктор! Что с девушкой на самом деле?
Он опустил голову, теперь понимая, почему я выпрыгнул в окно, в ответ ничего не сказал, только помотал головой и молча, удалился из комнаты. Время шло неумолимо медленно, ветер за стеклом качал ветки деревьев, а я наблюдал за ними, уходя в транс. Словно поддаваясь гипнозу. Где находясь в себе и отрешившись от суеты, я вспомнил один момент. Гимлер принес мою шляпу, подобрав ее там, где не ступала нога человека, не было ни следов, ничего, а значит, за мной следили. Выходит, они знали, что я видел лагерь и скорее всего, прослушивали дом, то есть в таком случае они знают о нашем разговоре с Гимлером. А раз знают, либо его поймали, либо он обманул меня. К тому же, немец, писавший личный дневник на русском?! Нонсенс! Вывод не уверенный, но звучит как Гимлер предатель. Но так ли это?
Взгрустнув, я попытался успокоиться. Нужно было как-то дать понять Юле,  что я жив, ведь когда она очнется, она должна попытаться найти меня. А значит нужно оставить что-то, что она сможет понять. Бросив взгляд на стол, я увидел ручку. Оторвав из книги лист, предназначенный для заметок, я написал:
«Где ты умерла, я там,
 Молчу про то, что я не знаю
К тебе вернусь я сам,
Ходи всегда от края и по краю.»
Глава XIV

Дождавшись ночи, я начал действовать. Основная охрана была на улице, двери запирались на ключ, чтобы выбраться мне пришлось вскрыть стену. За полтора часа я сумел вытащить часть замка находящуюся в стене наружу. Я, конечно же осознавал, что на утро меня заметят, но это решительно не имело никакого значения. Суть была в том, чтобы убедиться, что Юля находится в коме, дальше же вернуться обратно и лечь спать.
Далеко пройти мне не удалось. Навстречу мне вышел доктор, мы стояли друг напротив друга, между нами было полтора метра свободного пространства, и никто из нас не решался их нарушить. Затем вышел один из солдат третьего рейха дежуривших по больнице.
- Вернуться в палату! – Скомандовал он мне. Я не двигался, солдат начал идти на меня, но доктор его остановил.
- Я должен поставить больному укол, возвращайтесь на свой пост.
- Не положено находиться в коридоре во время отбоя.
- Рядовой, - грубо отозвался доктор, - вы будите спорить со старшим по званию?! – Вопрос, конечно, был риторическим, солдат отправился на свое прежнее место. Мы с доктором смотрели друг другу в глаза еще секунд тридцать, затем он мне сказал:
- Она того стоит?
В ответ он ничего не услышал, я просто смотрел ему в глаза и молчал.
- Пройдем за мной, - поворачиваясь, ответил он.
Доктор шел уверенно, явно понимая, что я ему ничего не сделаю. В этот момент мне показалось, что он меня в некотором роде даже понимает и поддерживает. Но, может он просто осознавал, что из больницы я не выйду пока не увижу Юлю, а значит, наделаю ему лишней работы.
Доктор указал на дверь, я вошел, а он остался снаружи. На кровати лежала девушка, я узнал в ней Юлю. Закрыл глаза, затем открыл их в надежде увидеть другого человека. Я провел рукой по ней от ног, вдоль тела пытаясь восстановить воспоминания полученные с ней. Затем взял руку, раскрыл ладонь и приложил к ней свою щеку. Все в ней было незнакомым, новым, будто чужим. Говорят некоторые люди при появлении любимых и близких проявляют внутреннюю активность, сердцебиение, пульс и прочие импульсы, но ничего подобного не происходило. Она меня не признавала. Я положил записку ей в руку, не сознавая, что она останется, конечно же, замеченной. Так ничего не сказав, я сел на стул находящийся неподалеку, смотрел на нее и вспоминал, как когда-то раньше мы неумело танцевали на пляже, падали на песок, смеялись, у нас играла не совсем романтичная мелодия, но дело и не в романтике, дело было глубже за верностью чувств и глубиной эмоций. Мы бегали друг за другом, кусались, было все, но все это оставалось лишь в прошлом…
В эту ночь я перестал верить в бога. Почему? Мне нужно было на кого-то сорвать злость. Я стал злее, строже, решительнее. Какой смысл бояться?! Теперь нет ничего святого, хоть чего-то что сдерживает, так почему не сделать одно, отомстить. Принести революцию в этот лагерь с людьми, у которых забрали главное в жизни, свободу. Я помню любовь, она будет огнем внутри разжигать ненависть, потому, что у меня ее отняли те, кто ее не давал.
Из комнаты я вышел другим человеком. Шагом уверенным пройдя к себе в палату, я не мог успокоиться, все продолжал ходить кругами по комнате не желая останавливаться. Мысли приходили сумбурные, разные, великие и низкие. Из этого нужно было выделить главное, победу. Зачем вообще жить, если приходиться во всем себе отказывать, быть чьей-то пешкой, подстилкой. Человек априори свободен и свободу его ограничивает лишь убежденность в правильности деяний. Пусть придет смерть, но жить в кандалах на своей земле недопустимо.
Когда на следующее утро заметили, что дверь вскрыта, меня избили, в очередной раз. На этот раз я не остался в больнице. Меня отвели за территорию лагеря, вывели к какой-то электрической подстанции, затем поставили на колени, ударили прикладом автомата, выдали лопату.
- Копай, - произнес солдат вермахта. В ответ я послал его куда мог, плюнул в его сторону, в ответ получил берцем. В памяти обрывками мелькала реальность. Рыхлая земля, прилетевшая в лицо; чьи-то ноги; туфли; подстанция; мужской голос, который я слышал очень плохо; затем слова:
- Он нам нужен живым … ставь укол … он дышит … тащи его сюда …
Затем послышался женский голос, я увидел Юлю, она осматривала меня, сказала, что-то вроде: - зрачки расширенные, все нормально.
Очнулся я в пустой казарме на койке. Голова сильно болела, по телу расползлась скверная слабость, потрогав лицо ладонью, я понял, что оно распухшее, вид у меня был явно не товарный. Так, жизнь дала понять, что торопиться нельзя, я ведь не в песочнице в детском саду играю. Воевать сейчас с третьим рейхом было конечно же невозможно, да и нужна была пища для ума; подумав, я решил, что нужно прочитать книгу Адольфа Гитлера – Моя борьба.
Через час все пришли, наверно, каждый посмотрел на меня сочувствующим взглядом. Затем подошел Вася со своими расспросами.
- Как ты себя чувствуешь?
Я молчал, но, не потому что не хотел говорить, а потому что не мог произнести, ни слова. В ответ я мыкнул, легко мотнув головой на книгу, Вася ее подал, я показал рукой, что нужно чем-то писать. Через несколько минут он пришел с тетрадкой и ручкой. Вновь спросил как я.
- Лучше чем кажется, - написал ему я.
- Выглядишь ужасно, как будто попал под машину. Что ты сделал, что тебя так?
- Сказал куда идти паре солдат, - продолжал я, с трудом улыбнувшись.
- Ты психопат, тебя же убьют, долго твоя голова этого не выдержит и нянчится с тобой здесь, никто не будет.
- Они отняли то, что по праву принадлежит мне. Мы ведь все равно умрем, так чего же жить как скотина в загоне?!
Ручка оставляла дрожащие предложения, однако, сам смысл текста был уверенным и гордым. Вася смотрел с сожалением, но ничего не говорил на этот счет, не пытался меня отговорить, возможно, полагая, что это всего лишь ненависть и пыл этот временный сойдет вместе с синяками.
Вечером зашел доктор. Осмотрел меня, помотал головой и сказал:
- И что тебе это дало? Смирись. Лучше уже не будет. Я бы и сам рад отсюда сбежать, но не могу. У них моя дочь …
Доктор и, правда, был другим человеком, его слова были достойны внимания, но все равно я еще никому не верил. Каждый обман приносил свои уроки, что-то было теперь легко, что-то сложно, но вывод я делал один, доверять никому нельзя. Набравшись смелости, я написал ничем, по сути, не рискуя:
- Я захвачу этот лагерь и подарю людям свободу, это будет началом конца третьего рейха. Они забрали у меня все, так вот теперь моя очередь сделать то же самое с ними.
Доктор улыбнулся, глубоко вздохнул, пытаясь вместе с воздухом выдохнуть принудительно приобретенное бремя. На какое-то время он замолчал, я осмотрелся по сторонам и увидел, что у людей нет ненависти в глазах по отношению к нашему врачу, он словно пастор, пришедший к своей пастве. Это внушило мне уверенности, очень важно иметь человека на другой стороне баррикад, это может определить исход целой войны. Он, было, хотел уже уйти, но я остановил его.
- Как Юля? – Написал я.
Он стыдливо опустил взгляд, поморщился, будто хотел что-то сказать, затем все-таки ответил:
- Лучше забудь ее, если ты и, правда, думаешь сбежать отсюда … просто забудь. Все не так как ты думаешь касательно ее.
- То есть?
- Тебе столько раз пудрили ей мозги, что, правда, уже совершенно потеряна для тебя. Пойми, так будет лучше. Я бы хотел тебе рассказать, но не могу, они убьют мою дочь. Эти масоны мне кажется, давно уже потеряли в себе все человеческое. Прости, но я не могу.
Казалось, это были последние слова, но видимо у доктора накипело, и он продолжил говорить. С печалью, разочарованием и немного скрепя уставшей душой, он оголял безумные факты фашистского режима.
- Убито столько хороших людей, порой кажется, что уже все они мертвы, но появляются новые и новые. Однако их так же встречает смерть. Я часто вижу их трупы … они все любили и были любимыми кем-то. Это невозможно, мне по ночам снятся кошмары, приходится жить на таблетках. Жена со мной не разговаривает, поговорить ни с кем не могу, да и тебе это тоже как-то ненужно все слышать. Я, пожалуй, пойду …
Слова доктора изучали сумбурный окрас, ему сложно было смириться со сложившейся ситуацией. Муки сожаления особенно страшны, когда изменить что-либо не в силах. Его я не осуждал, я сам виноват перед Юлей, и вообще, я видел то, что не должен был видеть, а именно ее смерть; что бы там ни таилось за секретами, одна из Юль мне была верна и любила меня не менее сильно, чем я ее. В обществе я сыскал бы осуждение; не отличить одного человека от другого, как же возможно?! Но это так, я потерял многое из-за слепости любви, которую испытывал. Прощение? Я никому не обязан кроме своих детей, которых еще нет.
Когда доктор было уже, хотел уйти, я взял его за запястье, затем написал на тетрадном листе, что мне нужна книга Адольфа Гитлера, дабы остановить идеологическую машину третьего рейха. Он взглянул на меня с некоторым удивлением, в его глазах читалось - какой я наивный; но он все же поручился ее принести.
В этот же день мне принесли то, что доктор пообещал. Теперь я все время, проводил за изучением книги; анализировал, делал выводы, заключал свои мысли в одно целое. Многое было, с чем я был солидарен, но не все считал правильным, далеко не все. Тем временем организм потихоньку восстанавливался, я мог уже понемногу кушать твердую пищу, а со временем и выздоровел. За этот период натаскал себя, меня уже было сложно сломить политически; я смело выводил свои идеи идеального мира, и они не случайно назывались идеальными. Прошлые абстракции, превратились в проработанный план общества, которое сможет существовать, имея цель и смысл к развитию собственного самосознания. Артель, способный быть устойчивым без диктата.
Боль по Юле сменилась энергией к цели, я начинал действовать по заготовленному сценарию.

Глава XV

Меня привели к капитану. Его заинтересовало, почему мне понадобилась книга Адольфа Гитлера. Как оказалось, я был первым человеком за все годы существования лагеря, кто попросил ее прочесть.
- Я хотел понять вас, - отозвался я.
- И как успехи? – Строго смотря на меня, спросил капитан, - Понял?
- Гитлера понял, вас не очень.
- Что же вам не понятно?
- Смысл вашего существования, политика, бесчеловечные методы, тут много всего.
- Существовать должна одна высшая раса, остальные должны прислуживать. В мире много рака: евреи, цыгане, гомосексуалы, различного рода больные. Это лишняя опухоль. Все человечество пользуется плодами высшей расы, особенно евреи, которые аккумулируют чужие культуры и выдают за свою.
- То есть арийцы высшая раса?
- Да.
- Почему?
- Только мы способны создавать новое, великое, лучшее. Мы способны жертвовать собой, являемся идеалистами. Педантичны. В высшей мере перфекционисты.
- Зачем вам мир?
- Достичь идеала.
- Идеала через смерти и рабство?
- Чем-то приходится жертвовать ради великой цели.
- Кто вам дал право судить?
- Судить рабов? – С отвращением произнес капитан.
- Называйте, как хотите, суть не изменится, кто дал право судить?
- Мы на своей земле, это наш мир и мы возвращаем себе свою землю и свою власть.
- И как такая великая раса смогла ослабнуть?
- Эксперимент.
- Откуда такая уверенность?
- Есть то, что не позволено знать рабам.
- А вы уважаемый, не раб системы?
- Что?! Как ты смеешь!!!
Теперь я послал уже капитана, плюнув в его сторону. Меня снова избили. Через время ко мне пришел доктор, который смеясь, рассказывал, как бесился капитан от услышанного. Он уже понял, что насильственно меня не подавить и это было с одной стороны плохо, а с другой хорошо. Теперь стоило бояться, что он что-то сделает с Юлей в поисках лучшего давления. Необходимо было начинать революцию, всполошить людей, чтобы иметь шанс на победу в этой войне.
Ближе к вечеру, когда нас вывели на построение и капитан снова требовал результатов, я сделал шаг вперед.
- Есть что сказать герой?
- Я решил вашу проблему, вот тут все написано, - протягиваю свернутый лист бумаги, сказал я.
Капитан быстрым шагом подошел, спешно развернул лист и увидел огромную фигу. Все засмеялись, капитан взбесился, ударил меня, в ответ его ударил я, с криками: Вперед на революцию. Народ было хотел что-то предпринять, как вдруг прозвучали выстрелы из АКМ, это остудило пыл. Меня увели снова в карцер. Жестоко били, а я смеялся, стараясь, все попытки наказания сделать бессмысленными.
Через какое-то время я очнулся привязанный к стулу, на меня светил фонарь, такой банальности от третьего рейха я конечно не ожидал. В комнату вошел капитан.
- Ты знаешь, зачем ты здесь? – Спросил капитан.
- Теряюсь в догадках, - продолжал язвить я.
- В тебе умирает великий воин, воин похожий на арийца. Свободолюбивый, жертвенный. Кто твои родители?
- Славяне! – Гордо отозвался я.
- Конкретней.
- Русские. Так же есть в роду украинская кровь, где-то совсем далеко противная вам цыганская. Но я не думаю, что это имеет какое-то значение. Люди не разделяются по крови, и измерять их именно этими параметрами – это невероятно глупо!
- Мы составили твое генеалогическое дерево, и знаешь что?
- Что?
- Ты ариец. В тебе наша кровь, действительно, это твои настоящие родители, но твои дед и бабка сменили нацию, во время победы советов, над фашистской Германией.
- Что? Зачем?
- Высоко было гонение немецкой расы в то время, они сделали это чтобы спастись. И действительно, далеко в тебе есть цыганская кровь, вот только основа вся арийская. Твой характер это доказывает.
- Да плевать мне кто я, важно лишь, куда я иду и с кем одной дорогой приду к победе.
- Ты свободен, мы не можем держать арийца в клетке. Ты волен идти куда хочешь, так же волен остаться здесь.
Затем меня развязали, капитан и солдаты вышли. На столе осталась папка с генеалогическим древом; рассматривая его, я увидел настоящие фотографии своих родителей и их предшественников. С черно-белых фотографий улыбались мои родные прадед и прабабка на фоне немецкого флага. Дед в форме солдата третьего рейха. Родители же были не связаны с Германией бытовыми атрибутами. Как и оговаривалось, они не знали своих настоящих корней. Это было сложно принять, всю жизнь прожить во лжи, и сейчас непонятно против кого воевать. По существу против своего же народа.
На стуле, возле которого сидел капитан, я увидел свою одежду. Ту самую шляпу, брюки, рубашку. В углу стоял вещь мешок, в нем был сух паек, карта и какая-то теплая ткань небольших габаритов. Меня отпускали, просто потому, что я имел определенную кровь; никаких принуждений бороться за третий рейх, или что-то выдумывать для них. Важное звено, из проекта «Полезные люди» легко и просто отсеялось.
Весь день я бродил по лагерю, пытаясь куда-то прибиться. То сидел на лавке, то смотрел на заключенных людей, солдат. Все они сейчас были для меня безвредны, ведь я имел определенный нейтралитет у них. Вечером, уже ближе к ночи, я пришел к Юле. Ничего не изменилось с тех пор, она так же и лежала на кровати. Только в руке уже не было записки, она лежала рядом с ней. Кто-то прочел и даже не старался этого скрыть.
Всю ночь я провел возле нее. Было сложно после всего случившегося просто так расстаться. Улегшись рядом с ней в последний раз, я закрыл глаза стараясь представить, что нас нет, что мы никогда не встречались, и этого дня никогда не было. Если бы не я, она была бы в порядке. Эта мысль терзала до того момента пока я не уснул. А утром, собрав вещи, я ушел … за мной закрыли ворота. На табличке была надпись: Auschwitz.
Все утро и весь день я шел по полю. Природа теперь казалась чужой, не такой родной, будто встретила враждебного пришельца. Это поразительно, насколько убеждения могут влиять на нас и наши ощущения; если бы все люди это осознавали, было бы проще жить. Возможно, мы бы пришли к одной идеи, и до нас наконец-то бы дошло, что все, что делает людей разными, это мысли. Именно мысли создают тело, меняет и указывает путь развития. Мысль от убежденности, убежденность от ассоциаций, ассоциации из детства. Наше детство это залог дальнейшего развития целого мира. «Меняя мир, меняй детство своих детей». При этом невозможно воспитать ребенка отличным от себя.
В сбивчивом раздумье закончился день. Сидя у костра, я размышлял и все время приходил к тому, что нужно сбежать; весь этот кошмар ужасно надоел. Ложась, я боялся проснуться снова в лагере. Еще я вспоминал, как ночью я целовал Юлю, а она была словно восковой фигурой. Не реагировала на меня, на мир, ей было плевать, она ничего не чувствовала. Я любил ее и снова утром я боялся снова проснуться в злосчастном лагере.
К обеду я оказался дома, в своей квартире. В ней творился обычный бардак. Сев за стол на кухне, я налил себе чаю. Выпил и лег спать.
Утром я не нашел себя прошлого. Не возможно было вернуться к прежней жизни. Я сильно изменился и не мог быть теперь иначе. Так прошло еще два дня, в которые я надеялся, попривыкну, но ничего не менялось. Меня ужасно тянуло обратно. Я пытался найти по карте и памяти тот самый дом, но на том месте ничего не оказалось, даже деревья были не те. Только пляж оставался таким же и вторые берега. Лагерь так же безуспешно остался потерянным. С этим было тяжело смириться, но выбора мне не оставили. Все закончилось.
По дороге домой, я шел по тротуару, затем услышал стон колес, позади меня остановилась черная BMW х5, из нее выбежали два человека в масках, один был с автоматом. Последовал удар прикладом, затем меня забросили на заднее сидение автомобиля и накинули черный мешок на голову. По-видимому, в мешке был хлороформ или что-то похожее на него, поскольку я быстро отключился.

Глава XVI

Я не редко задаю себе вопрос почему, и каждый раз я не могу ответить достоверно, что так будет лучше, поскольку я не знаю, как бы было в другом варианте развития событий. Но что остается? Лишь покориться судьбе, не все в жизни оказывается можно изменить по велению сердца.
Открыв глаза, я увидел Гимлера. Он был зол.
- Где Юля?! – Воскликнул он.
Я был шокирован. Он требовал от меня того, что я бы хотел знать сам.
- Что? Я не знаю. Ты с ума сошел, да?!
- Мне сообщили, что ты вместе с ней покинул лагерь, где она?!
Я рассмеялся. Оказывается, третий рейх ведет совсем какую-то безумную игру, в которой правды не знает никто. Гимлер как это водится, меня ударил, но что еще смешнее, толку это не принесло. Он было хотел продолжить бить, но я его остановил начав говорить.
- По крайней мере, одна из них находилась в лагере, в коме. Это все что я знаю. А вот куда пропал ты, и куда дели вторую Юлю, это я бы хотел услышать от тебя сам!
- Я … мне … - понимая, что его обманули, тихо произносил Гимлер.
- Может, уже развяжешь меня? Эй!
Через некоторое время Гимлер развязал меня. Я попытался вытащить из него хоть что-то, но он был будто в трансе. Мне было ясно, что что-то стряслось серьезное, но что!? Это был извечный вопрос в этой запутанной истории, где все основано на обмане. Не найдя стаканов я налил коньяк в кружку, дал Гимлеру, а затем стал ждать. Он поморщился.
- Где она? – Начал я.
- Тебе столько раз пудрили ей мозги, что, правда, уже совершенно потеряна для тебя.
- Ты говоришь как доктор.
- Да-да, знаю … это стандартная речь, которую мы должны говорить. Однако сути это не меняет, ты не поверишь.
- А ты попробуй сказать хоть раз правду, может и поверю.
- Юля одна, а все что ты видел это спектакль. Она не могла поступить иначе, ее заставили и теперь она в коме, а может, ее уже нет … я не знаю.
- Что? Как такое возможно? Я своими глазами видел, как ее насиловали, а когда вернулся я увидел …
- Ты увидел спектакль. Никто не ожидал, что ты сможешь скрыться от охраны лагеря. Все обычно бросаются к своим любимым, но ты второй человек, который поступил иначе.
- Второй? Первый наверно ты, я угадал? Не банально ли звучит? – Взбешенно говорил я.
- Нет. Доктор. Всех нас здесь что-то держит. Нет никакого лагеря на самом деле, третьего рейха, проекта красный луч и полезные люди. Все это часть одной игры. Она повторяется и повторяется, и ничего ты не можешь с этим поделать. Вернувшись домой, понимаешь, что жить как прежде уже не можешь, собственно это понимают все и потому многие заканчивают жизнь самоубийством, некоторые, кого еще что-то держит, возвращаются в проект и потому как есть возможность видеть любимых, остаются внутри него всю жизнь. Те старики, которых ты видел, они тоже все через это прошли, каждый из них был участником.
- Проекта?
- Проекта: Идеальный мир. Да знаю, название весьма странное, для такого ужаса, но, тем не менее, он так называется. Ты должен помнить, что тебе уже вбивали в голову идею идеального мира и прочее, но все это лишь часть плана, чтобы оставить в проекте.
- Почему никто не пытается это все остановить?
- Не знаю.
- Почему ты не стал останавливать?
- Я боялся за дочь.
- Доктор тоже так говорил, может вам нравится играть в эту садистскую игру, а!? Может, сейчас ты вешаешь мне очередную лапшу на уши! Разве вообще такое возможно!? Куда делся дом, лагерь? Я ведь своими глазами все видел!
- Что ты видел? Лагерь? Сколько часов ты прошел до дороги, которая находится в двадцати километрах? Ты не добрался до дома, пока не уснул, разве нет? Тебя усыпили и почти сутки перевозили на вертолете, затем перенесли твою отметку на карте. Местность просто похожая. Никто не стал бы делать фашистский лагерь под самым носом у целого города. Он бы был сразу же обнаружен. Тем более забор под электричеством, а ведь его нельзя делать вблизи от населенных пунктов. По периметру хотя бы должна быть охрана, разве не так? Что ты видел?! Ты ничего не видел, если на чистоту! Только проект! И все!
Услышанное ввело меня в шок. Я многое предполагал, но до такого абсурда я бы никогда не дошел. Это абсурд, но абсурд реальный, самый настоящий и иначе это назвать нельзя. Как быть и что делать, извечный вопрос России, и мой.
- А Маргарет? – Вспомнив про дневник, спросил я, - она действительно была или это все выдумка?
- Маргарет? Боже … она для меня все равно, что для тебя Юля. Это замкнутый круг. Юля беременна была, они должны вернуть ее к жизни, им дорог этот ребенок. Вот только правильно ли это, ведь тогда круг продолжится.
На секунду я задумался.
- Тебе было разрешено видеться с ребенком?
- Хочешь, я озвучу твои планы? Ты думаешь, что сможешь сначала пожить со своей семьей спокойно, а потом в последний момент убьешь всех, но этого не случится, ты слишком сильно привяжешься к ним. Рука просто не поднимется. Я сам через это прошел. Ты не представляешь как это тяжело. Потом ты будешь цепляться за каждую возможность увидеться, дочь твоя ничего знать не будет до последнего момента, пока сама не влюбится и не влюбит в себя. Вот тогда проект вновь заработает и все повторится.
- Зачем это все? Какой смысл проекта?
- Этого я не знаю.
- Ну, а я могу поговорить с основателем, главным или руководителем.
- Теоретически да, но я не уверен.
- Ты не пытался, значит.
- Я не видел смысла, - с сожалением ответил Гимлер.
- Это хоть твое настоящее имя, прозвище, я даже не знаю, как это назвать?
- Гимлер? Нет, это должность.
- Должность?
- Да, во времена фашистской германии, жил такой человек Генрих Гиммлер. Он ужасен был по своей сути, собственно как и эта должность. Так и повелось, разница только в одной букве «М», в имени их две. Когда Гиммлер остался без фюрера, он начал строить новые планы. Он уже видел себя фюрером послевоенной Германии. Но с продвижением войск союзников его претензии становились все меньше и меньше: он хотел быть канцлером при рейхспрезиденте Дёниц, затем — начальником полиции и, наконец, — премьер-министром. Однако Дёниц категорически отказался предоставить Гиммлеру хоть какой-нибудь пост в своём правительстве. После этого Гиммлер принял решение скрыться. Надев повязку на глаз и мундир унтер-офицера полевой жандармерии, он направился к границе с чужим паспортом на имя Генриха Хицингера, незадолго до этого расстрелянного и немного похожего на самого Гиммлера. Ему удалось пересечь границу.
- Связь реального человека и должности?
- Это олицетворение.
- За всем этим стоят фашисты?
- Нет, - рассмеявшись, отвечал Гимлер, - это все постановка, в проекте нет определенной национальности, здесь есть все. Я сам русский и лишь на четверть немец.
- Хм … - устало произнес я, после чего задумался, мы замолчали.
За все это время, мне было уже привычно отсутствие Юли. Она по-прежнему была мне нужна, даже необходима, и только жизнь не считала так. Мы разделены судьбой, я верю в нее, но что должно быть дальше непредсказуемо, всего лишь туманная иллюзия с самообманом.
Позже Гимлер согласился устроить встречу, но для этого нужно было немного подождать. За это время я пришел в себя, как то попривык просыпаться не по сигналу, и жить боле менее вольно. Но одно было мне противно, скука. Спастись от нее я не мог, все видеоигры казались глупостью, фильмы фальшивыми, а люди лживыми. Я понимал, что все не так плохо, что люди не настолько прогнили, но постоянная ложь участников проекта повлияла на меня. Теперь был грубее, принципиальней, волевее, но был при этом грубым, строгим и по мученически одиноким.

Глава XVII

Мне всегда была приятна дорога, но не в тех количествах, что мне стали суждены. Около восьми часов мы ехали на машине, я смотрел на бегущий под колеса асфальт и думал над собой прошлым, до проекта. Я готов был быть кем угодно, но только не собой, и я готов был быть где угодно, но только, ни здесь и сейчас. То находился в будущем, стремился быть на кого-то похожим, собирал себя по осколкам чьих-то мыслей, не создавая своих, то сидел в интернете, читал разные цитаты и верил в них. На тот момент я был сборищем чужого текста, который мне показался правильным. Иной раз был в прошлом, вспоминая подобно старикам, которым больше ни о чем не остается поговорить в компании таких же стариков, как о своих молодых, порой не всегда удачных похождениях. Жалел годы, что-то хотел исправить, но ничего не делал сейчас, когда я еще совсем юн. Затем придет время жалеть об этих годах и так пока не истечет срок жалкой жизни.
Пейзаж сменился, мы заехали в густонаселенный лес, через километров двадцать безупречно ровного, несвойственного России асфальта мы заехали в огромное поместье. Дом был выполнен в староанглийском стиле. Ни камер, ни охраны не было видно нигде и даже домика при воротах не стояло. Никто не собирался меня проверять, или хотел, сделать видимость, что не хочет проверять.
Дверь нам открыл швейцар, затем пригласил пройти в гостиную, мы молча послушались. Через минуту к нам вышел статный мужчина лет сорока.
- Знаю, вы бы хотели увидится не со мной, но наставник пожелал, чтобы вы прежде отдохнули с дороги, а завтра утром зашли к нему.
- Хорошо, быть посему, - ответил Гимлер.
- Чувствуйте себя как дома, дворецкий покажет вам ваши комнаты.
Дом был огромный, угрюмый, но в тоже время прекрасный. Он был словно материальное проявление самого проекта; поначалу он пугал, вводил в паническое состояние, но затем, приглядевшись, одурманивал своей строгой безмятежностью. В комнате мне стало спокойнее, легче, но на секунду показалось, что я потерял себя бесповоротно; тревогу я попытался смыть водой, затем посмотрел в зеркало, но себя в нем не узнал. Это был новый человек, переродившийся, претерпевший изменения, без былого страха в глазах, не боящийся будущего. Что любовь? Когда я о ней думал? Былого романтика не стало, я перестал быть тем, кого любила Юля. Этот дом завершил мою трансформацию, но кто я теперь?
Вечером мы с Гимлером прогуливались по саду.
- Мы видим фальш там, где сами фальшивим, - говорил Гимлер, - вот ты видишь этот сад, он естественен для тебя, чист, но он такой ровно до тех пор, пока ты сам к нему чист и естественен. Что касается людей, то ты можешь видеть в них агрессию, желание тобой воспользоваться, но это все лишь по твоей же вине, ты тоже желаешь ими воспользоваться. Как это банально не звучит, но подобное притягивает подобное.
- Но и противоположности притягиваются, разве нет? – Ответил я Гимлеру.
- Противоположности не настолько противоположны, как может показаться, скорее то, что мы считаем противоположным лишь иллюзия субъективного мнения.
- То есть?
- К примеру, возьмем парня разгильдяя и девушку отличницу. Они притягиваются по причине желания быть похожими, но смогут они остаться друг с другом, если будут стремиться к общему психоэмоциональному состоянию. Они противоположны внешне, но подобны внутри. Разница в стеснении, это качества человека, а не внутреннее состояние. Так что говорить о том, что противоположности притягиваются это говорить о поверхности. Как я тебе уже говорил раньше, мы не влюбляемся в ребенка, если сами не являемся им. Подобное притягивает подобное на том уровне, на котором встречаются души или правильнее сказать внутренний мир, это будет более предметно.
Сидя в парке, мы говорили больше о сторонних вещах, чем о том, что нас ждало на следующий день. Свежий ветер сопутствовал беседе, принося новые мысли. Мы потихоньку забывались, увлекшись диалогом. Два человека, спокойно разговаривающих на лавке, и собственно дико то, что нас связывает один человек, Юля, она в коме, а мы даже и не думаем об этом.
Ночью мне приснился сон. Я стоял в поле, а на меня смотрела Юля, она была с черным зонтом, неожиданно раздался взрыв, западали бело-красные хлопья непонятного содержания. Затем я сам держал зонт, а она уходила. Сны всегда были странными и редко поддавались логике, впрочем, как и этот. В нем она ничего не сказала мне, и я молчал, но ощущения были подобны прощанию. Возможно сейчас, я ее потерял, и это произошло ни вчера, ни когда она впала в кому, а именно этой ночью. Так разрушилась последняя связь, и остались только воспоминания.
Днем меня привели к наставнику. Это был старик, прикованный к кровати. Седой, морщинистый и как должно быть болезненный. Глаза его были яркими, в нем еще горел былой огонь воина, но тело его уже износилось. Он не казался усталым, но встать уже не мог. Видя таких людей, понимаешь, этого человека можно слушать.
- Я ждал тебя, - произнес он, видя меня, - верно у тебя есть вопросы, так задавай, пока у нас еще есть время, - улыбаясь с облегчением, говорил он. Мне было не по себе от мысли, что мой визит это давно спланированный итог игры, в которой я все потерял, включая себя.
- В чем смысл проекта? – Начал я.
- Достижение идеала, он ведь так и называется, проект «Идеальный мир».
- Но каким образом? Идеал ведь понятие настолько многозначительное, что его невозможно достигнуть. Я раньше думал, что он реален, но сейчас, придя сюда, я сомневаюсь.
- Идеал? – Прокашлялся старик сквозь смех, - как же глуп человек ища идеал, он ведь под носом, он здесь и сейчас.
- Но …
- Суть идеала в том, что он не идеален, идеал это процесс достижения идеала, это бесконечная дорога, в которой бегут два человека, один из них человек сознание, второй человек подсознание. Пока они раздельные и не взаимодействуют, друг с другом каждую секунду времени и не корректируют друг друга, это не идеал. Это лишь зачаток. С тех пор, когда дуальные вещи соединяться, начнется путь к достижению идеала, а то есть, можно сказать, идеал, но это немного утрированно. Люди привыкли видеть материальное и потому считают, что идеал так же прост как вещи вокруг, так же осязаем, видим, распознаваем и всегда должен приносить что-то приятное. Но само по себе приятное легко корректируемо в детстве. Так что идеал это не конечный продукт, как многие думают, это постоянно меняющийся к лучшему, процесс совершенства.
- Пусть так, но какой смысл проекта? –Я задал тот же вопрос, понимая, что если задам другой, он так и не объяснит мне в чем дело.
- Ответ в тебе, и ты знаешь его, но зачем задаешь мне этот вопрос снова и снова? – Услышав это, я начал раздражаться, как же достали эти старики со своими абстрактными бреднями.
- Не понимаю, - расстроено ответил я.
- Поймешь. Я вижу, что тебе не нравятся неоднозначные ответы, но лучше чем есть не могу сказать.
- Зачем я здесь?
- Заменить меня, но сначала ты должен побыть в шкуре Гимлера.
- А если я не хочу этого?
- А ты не хочешь? – Старик улыбнулся. На самом деле я сам не знал, чего теперь хочу, и он видимо знал это.
- Могу я увидеть Юлю? – Неловко проронил я.
- Можешь, но не сейчас. Сначала ты побудешь Гимлером, а после ты займешь мое место, и я смогу отдохнуть.
- Что мне нужно делать?
- Гимлер тебе все объяснит, иди к нему, а после приходи ко мне.
Выйдя с комнаты, меня встретил Гимлер, как и говорил наставник, он все объяснил. Сутью было то, что нужно было провести по той же дороге что и я другого человека. Я сделал это за два месяца, мой подопечный покончил жизнь самоубийством в лагере. Вечером, когда все уже легли он повешался, в кармане была обнаружена записка.
«Я знаю, что вы делаете с людьми, вот только я остался собой, а вы давно потеряли себя. Кто победил? Я победил!»
Записка была короткой. Но меня интересовал другой вопрос, знал ли он все, что тут происходит? На счет изменений он не ошибся, или я был плохим Гимлером, но возможно он подошел к сути, но почему тогда напугался? Не был готов? Любое рассуждение приводило лишь к вопросам, он многое мне не договаривал, а в этом моя вина, я не смог прочувствовать подопечного. Я винил себя в его смерти, но скорее по причине своей неудачи, чем по его самоубийству. Гимлер говорил, что это частый исход, но мне все равно было сложно принять промах.
Политика нужна была, чтобы человек смотрел шире, чем он сам. Третий рейх это довольно таки хорошее решение данного вопроса, в людях затрагивали патриотические нотки, но они не звучали мелодией, они угасали, звук прекращался. Дом был результатом проверки, способен ли человек думать и решать конкретные задачи; развалить целую страну? Как? Хоть одно бредовое решение, но должно быть, иначе человек бесполезен, всего лишь результат ошибки координаторов, таких убивали. Лагерь был нужен для воспитания силы воли. Любовь как идея, причина не сдаваться. Постоянная ложь, как суть жизни, нужно уметь просчитывать варианты и уметь действовать. Таким был проект, он отсеивал людей, в год по нему проходило человек двадцать, оставались лучшие три, четыре. Эти люди присоединялись к нам и были готовы служить идеи. Идея была создать идеальный мир; мне не все договорили при встрече, я единственный после наставника, кто слышал другое. Полностью все я услышал только когда пришел во второй раз, за это время я успел ознакомиться с проектом.

Глава XVIII

- И вот я пришел во второй раз, как вы и пожелали, - настойчиво начал я, - говорите теперь все.
- Правда в том, - отвечал старик, - что ты можешь делать все что угодно с этим проектом, тебя будут слушать, тебе будут подчиняться, ты можешь его даже уничтожить, вот только принесет ли тебе это счастье? К этому ли ты стремишься? Знаешь, я был уже на твоем месте, мне хотелось все разрушить, первое время … я тогда выбежал спасать возлюбленную, я ненавидел этих людей, всех, готов был убить, но меня встретил приклад, я лежал, а меня пинали; и в этот момент на моих глазах продолжался спектакль. Она хорошая актриса, а я был влюбленный глупец. В тот день я не выдержал, потому что был слабее тебя, залез уже было в петлю, но один из стариков остановил меня, он рассказал мне о проекте; об этом не знает никто кроме тебя, он сделал это из-за жалости, а я отблагодарил его смертью, когда уже стал во главе. Он же радостно принял избавление, я убил его собственноручно в одну из ночей, когда светила убывающая луна, за окном было светло, и я помню, как поблескивал мой нож. Тогда я задумался о сути того, что делаю и не смог прийти к другому решению, как просто оставить проект таким, каким мне его передали. Я старел, даже очень быстро старел, и ждал, того кто меня сменит и вот дождался, в тебе достаточно храбрости, чтобы взять на себя эту ответственность и достаточно знаний, чтобы обновить проект, изменить начало, суть, улучшить. Можешь в этом не сомневаться, проект делает именно это, он ищет лидера и верных людей своему лидеру. Бремя не зря выпало на тебя. Это собственно все, что тебе нужно знать от меня, проект не просто злая игра, это система отбора, я думаю, ты это выяснил, пока был Гимлером. Ну да ладно, хватит разговоров, я не для этого столько ждал, чтобы дождавшись бесконечно говорить. Теперь я могу идти на покой, но не без твоей помощи. Ты поможешь мне? – Уставшим голосом пробормотал старик.
- Ну, да, - неуверенно произнес я.
- Открой шкатулку на тумбе.
Когда я открыл шкатулку, я увидел нож, с блестящим лезвием.
- Это тот самый. Ты знаешь что делать, - произнес он.
Мне не было жалко старика, он сам этого хотел … я убил его без промедлений, а нож оставил себе. Так было задумано изначально, но теперь что должно быть с проектом решаю я. Первым делом я решил увидеть Юлю.
- Где она? – Спросил Гимлера я, покидая комнату.
- Саш, ты бы присел, - начал он, - тут такое дело…
- Говори как есть. Что с ней?
- Она умерла, еще перед тем как ты был Гимлером, я хотел сказать, но мне запретили, я не мог …
Какое-то время я не слышал речь, но виду не подавал, просто стоял молча, и не шевелился, но затем произнес:
- Вези к месту, где она похоронена. Ты отец, ты должен знать.
Он безоговорочно меня послушался. Во время поездки я сидел на заднем сидении и вспоминал, как мы стояли на берегу, совершенно голые и держались за руки. Мы тогда говорили, что будем вместе до самой смерти, обменивались приятными банальностями, но были честны друг перед другом. Пусть она играла, но о чувствах не врала никогда. Мы, то танцевали, то бегали, еще раньше бродили по городу, идя туда, где светофор зеленый; мы всегда выбирали зеленый свет, а если его не было, возвращались обратно; чтобы ни случилось, не останавливались. Сейчас это смешно, по детски представляется, но счастье за дурачество было вполне ощутимым. Как менять жизнь теперь? Как быть? Что делать? Ведь нет моей любимой, а что за монарх без счастья. Выбирать цели? Они скучны. Я превращусь в тирана или развалю все.
Приехали мы быстро или мне так казалось, теперь уже давно потерян этот фрагмент памяти. Я помню, в глазах не было воды, но горло держало ком. Неуверенно ступил на кладбище, пошатнулся, медленно проследовал за Гимлером. Проходя через ряды, бросал взгляд на имена, фамилии, года; было так много людей, увидел множество разных могил и думал, что каждый похоронил здесь любовь.
Затем мы остановились, я поднял глаза, на памятнике были Юлины года. Гимлер недолго посмотрев, ушел, оставив на лавке бутылку виски. Это его дочь, это моя любимая, это ее последнее пристанище. Я взял горсть земли, пересыпал в другую ладонь и тихо произнес:
- Помнишь, я обещал тебе быть счастливым, - легко ухмыльнувшись, вспоминая тот самый момент обещания, произнес, - я не смогу сдержать своих слов … без тебя не смогу.
Затем сел на лавку, открыл бутылку и дальше накатанный сценарий. Я никого так не любил и потери больше этой не испытывал. Годами были привязаны воспоминания, я часто ездил к ней, но это не из верности, это из-за того что я так и не смог открыться чтобы полюбить другую. Тем вечером как по заказу пошел дождь, дорогу сильно размыло, одна из них была земляная, мы встали посреди поля. Я вышел под дождь, он тушил мой пожар изнутри, но не унимал боли. Казалось, что все, я перестал чувствовать, но нет, еще есть чувства и любовь в этом теле.
Время шло, проект жил в прежнем режиме до тех пор, пока я не отошел от личной драмы и не начал преобразования. На тот момент я уже понимал, что идеологом должен быть Гимлер, хорошо промывающий мозги и имеющий двадцатилетний опыт за спиной. Его назначил главой вместо себя, он говорил речи на собраниях, призывал обращаться к внутреннему голосу людей и говорить с ним. Это дает убеждение, ведь именно внутренний голос, то шепчет, то кричит внутри  каждого человека, призывая к действию или его отсутствию.
Если нацеленность мы сменили, то стратегию вербовки оставили как прежде. Она, не смотря на всю свою жестокость, создает и отбирает лучших.
- Нас мало, но мы сильны! – Говорил на собрании Гимлер.
До конца речи я не смог досидеть, мне не хватило воздуха, вся эта бесконечная борьба утомляла меня; нельзя бесконечно вести войну без побед, люди начнут сомневаться. Проект становился все больше, мы разрастались, но продолжали сидеть в ожидании. Гимлер явно тянул.
Собрание закончилось, я сидел в коридоре на лавке, ко мне подошел Гимлер и сел рядом.
- Так и не пришел в себя? – Тихо спросил он, словно обращался не к моему сознанию, а к моей душе.
- Дело не в этом, - отвечал я, - это все не то. Ты сам видишь, сколько нас; что мы можем сделать, а что нет, но, тем не менее, тянешь. Почему?
- Потому что это не моя война. Людей должен повести ты, а не я.
- Я не могу, … у меня нет мотивации, желания, сил. Живу словно в вакууме, весь внешний мир мне безразличен, нет, это не потому что Юля …, - я опустил взгляд, - просто во мне погас огонь, который горел все это время. Я изменился. Во мне просто ошиблись.
- Это тяжелое бремя, я знаю, но люди не ждут от тебя этих слов. Все мы что-то потеряли в этой войне, ты просто не дай потерям быть пустыми. Они должны что-то значить, хотя бы для людей, пусть не для тебя, дай им смысл. Хотя бы просто начни и все изменится и для тебя и для них, ты увидишь огонь, и этот огонь зажжет и тебя!
- Легко говорить, особенно тебе, ты опытный.
- А тебе нужно сделать что-то большее? Говори, будь искренним, верь в то, что утверждаешь и тогда увидишь, что ты тоже можешь вести за собой. Самое главное верить в то, что ты говоришь, а сторонники найдутся.
- К чему эти компромиссы? Зачем идти против себя? Если я этого не хочу, значит мне это не нужно, так ведь?
- А что ты хочешь?
- Я? – задумавшись, переспросил я, - новую жизнь.
- А что тебя останавливает?
- Мир не изменится.
- Так чего ты сидишь? Вперед! Меняй! Ты рожден для этого! Это твоя страна, это твой дом, это твоя новая жизнь!
В словах Гимлера звучала истина. Чтобы жить по новому, нужно сделать это новое, и для этого нужно действовать, а не ныть. Так во мне зажегся огонек.
Прежде чем выйти к людям, я решил проведать доктора. На следующий день я приехал к нему.
- А, Александр, проходите, - увидев меня, произнес он, - какими судьбами в нашей обители?
- Помните доктор, вы говорили о своей дочери, - посмотрев на стол с фотографией, произнес я, - где ваша дочь на самом деле?
- Ох, она, - бросив взгляд на ту же фотографию, отвечал удивленно он, - она в проекте, она тоже здесь, но не по принуждению, а по собственной воле, - доктор подошел к окну, - вон же она, играет жертву, для очередного новобранца.
Прищурившись, я оторопел, подошел к окну и увидел вновь ту страшную картину. Двое солдат насиловали девушку во дворе, только с этой стороны видно было, что это спектакль. В груди екнуло, это был тяжелый момент, он помучил меня определенное время и уже не мог бесследно уйти. Парень выбежал, его схватили солдаты и избили. Перед тем, как он отключился, он увидел, как его возлюбленную застрелили. В его глазах я прочитал ненависть.
- Почему люди соглашаются идти в проект, ведь они его ненавидят? Посмотрите ему в глаза, - сказал доктору я.
- Самые крепкие чувства человек приобретает через конфликт. Именно конфликт, заставляет увидеть, почувствовать и рассмотреть чужое мнение. Люди по своей природе садомазохисты, просто об этом никто не говорит. Женщину бьют, а она любит. Мужчине изменяют, а он любит. Те, кто на нас плюют, нами любимы. Это порок общества. Но в мире бытует другое мнение, не всегда правда на слуху. Сами ведь знаете.
- Боль разве не плохо? – Улыбнувшись, спросил я.
- Не давайте ни одной ассоциации отвернуться от того, что вам нравится; они все навязаны, лишь благодаря жесткому анализу, можно добиться боле мене верной информации об окружающем мире. Суть того, что вы видите, это ломание ассоциаций. Человек видит сейчас лишь негатив, но что потом? Отчего он пришел? Куда он идет? Вот вопросы, которые он задает себе, это многозначительное действие. Здесь проверяется сила воли, ломаются стереотипы, общественное мнение, все навязанное.
- Но как? Каким образом ломается? Тут лишь сплошной негатив!
- Смотрите глубже. Что происходит уже здесь? Поддержка. Он понимает, что не один в этом мире. Ну и когда человек соглашается или приходит к тому, что нужно создать революцию, он готов.
- Да … жестокая система, - удивленно произнес я.
- Так просто от многолетних стереотипов не избавиться.
Тем временем во дворе солдаты понесли парня в казарму. И я вдруг вспомнил, что именно доктор, поступил так же как и я, остался на склоне.
- Мне сказали, - начал я, - что не я один воздержался от попытки спасти девушку.
- Да, это так, я тоже остался наверху, - нахмурившись, ответил доктор.
-Почему?
- Я мог бы вам соврать, что остался, потому что понимал, что не смогу спасти девушку, но это ведь не так, я просто испугался. Страх парализовал меня, следом выбежали солдаты, немного отойдя, я попытался скрыться, но они меня быстро настигли. Много времени потерял, когда находился в ступоре. Так бы может и был шанс. Хотя я бы просто отсрочил неизбежное, ну ты знаешь собственно все.
Уходя от доктора, я еще раз посмотрел на стариков и не увидел их счастливыми. Этот проект просто губил судьбы, люди привыкали к нему и уже не могли жить иначе, или просто не было возможности. Это обстоятельство коренным образом повлияло на мою речь, которую я произнес перед множеством людей на следующий день.

Глава XIX

День начинался неспешно, я нервничал как какой-то школьник. Чтобы успокоиться взял фотографии и вышел на улицу. Расположившись на лавке, я рассматривал снимки себя и Юли. В такой момент ее не было рядом, это пугало и я сильнее нервничал, вроде и привык уже без нее просыпаться, жить, но от тяготящего чувства не мог избавиться. Взяв один из снимков, где мы были вместе, я улыбнулся краешком губ, посмотрел на себя до проекта, затем поджег фотографию. Снимок неспешно горел в моей руке, пламя пожирало мое прошлое, а я лишь смотрел уставшим взглядом, проводя в последний путь свою жизнь.
Стоит ли быть кем-то другим, если хочется остаться собой? Думал я. Лишь утопические иллюзии на тему лучшей жизни порочат настоящий образ.
Время неумолимо подходило, желудок жгло изнутри, я нервничал, через пару минут ко мне подошел Гимлер поддержать меня.
- Страшно только первый раз, - сказал он.
- Живот крутит, - пытаясь сохранить спокойствие, отозвался я.
В ответ Гимлер дал мне таблетку от болей в желудке. Через несколько минут нервы успокоились, желудок пришел в норму. Подходило время моей речи. Уходя, Гимлер сказал, что всегда перед чем-то важным употребляет эти таблетки, они успокаивают и беспокойство отступает на пару часов.
Выйдя на сцену, я окинул взглядом многолюдный зал, все ждали от меня громких слов, но еще не знали, что я им преподнесу. Находясь у ораторской трибуны, я выждал некоторое молчание, затем приступил к речи:
Мы помним свое прошло, порой лихорадочно вспоминаем его, но знаем ли мы ответ на единственно важный вопрос: куда я иду, переставая быть собой.
Проект уникальная вещь, с этим невозможно поспорить, но что он нам дал, ведь каждый из нас хотел вернуться к прежней жизни, почувствовать былые радости, но этого так и не произошло. Почему, вы спросите меня? Ответ прост - Мы другие. Стали лучше? Это относительно. Сколько человек нужно еще ждать, чтобы все изменилось? Или к нам должен придти целый мир? Мы так и будем сидеть! Сама суть проекта ожидание, нужно задействовать весь мир, но проект уже дал серьезную трещину, а значит, он не идеален. Исправить его? Зачем? Ради чего мы отдаем свою жизнь? О чем мы думаем перед сном? Пустота. Лишь ожидание, что скоро все будет хорошо, ведь мы уже чисты и стоит подождать еще немного, мы ведь не сидим на месте, мы многое сделали, многое позади.
Я вспоминаю перед сном ту, что люблю и чем больше отхожу от проекта, тем больше о ней думаю, но уже без боли. Какая розовая банальность, но это единственное делает меня человеком и не дает погрузиться без остатка в проект. Я его радикально меняю, потому что он давно уже не тот, ваш прежний лидер лишь по счастливой случайности не убил себя.
Куда мы пойдем, вы спросите меня. Я вам отвечу! ЖИТЬ! Жить уже сейчас той жизнью, которой бы мы хотели жить. Быть с теми, с кем бы мы хотели быть и помнить тот день, когда освободились. Но мы не перестанем быть участниками проекта, мы все его продолжим, но уже в другом звене, в обществе, меняя его изнутри. Что правители до нас? Они что-то решают? Пока мы не подкупные сердцем мы непобедимы и будущее лежит в наших руках. Да, нам оболгали ситуацию в стране, нам только врут о том, как все плохо, определенный канал, показывает определенные новости и события. Первый - как все хорошо, НТВ - как все плохо, РЕНТВ - сплошная мистика, ТНТ – чисто молодежный. Каждый канал лишь выполняет роль в рамках правительственной программы, вталкивает в головы разную брехню. Программы с обсуждениями лишь катализатор, где люди послушав, поговорив, успокаиваются, все отходит на второй план, что-то обещают, будет, конечно же лучше. Результат - ничего не меняется, народу лгут.
Вам до этого говорили надо воевать с этим, сменить власть, но это не так. Власть не сменить так просто, и все изменения исчезнут через время, мы придем к прежней ситуации. Остается вопрос, как быть?
На этих словах я перестал читать подготовленную речь. Остановился, окинул зал взглядом, затем непринужденно скомкал лист с речью и бросил через плече.
К черту! – Воскликнул и посмотрел на линии, на руке, - я готовил речь много часов … во мне говорили великий оратор погиб, но я не чувствую себя им, выходит мне лгали значит. Потому что, если и говорить, то от сердца.
Живите в борьбе, в стремлении, но не стойте на месте, не делайте только одно дело. Спешите жить, будто вам дан один глоток воздуха перед смертью, ведь на вас движется буря. Скоро вас разорвет, вас не станет, кто вспомнит о жизни одного маленького человека? Перестаньте считать потери, ушедших людей; вообще, забудьте о том, что на вас наводит грустные мысли. Делайте то, что считаете нужным, пусть добро или зло, неважно, это ваш выбор как распорядиться с будущим. Только не жалейте, никогда ни о чем не жалейте. Любите искренне, но не говорите о любви, иначе вас бросят. Делайте добро, но без ожидания отдачи, или вам пришьют лицемерие. Стремитесь к высокому, но не забывайте о полете и планировании, или разобьетесь под грузом чьих-то осуждений. Не слушайте мелких людей, их высота не дает увидеть большего, чем просто удовлетворение базовых потребностей. Пока есть жизнь, есть возможность, пока есть возможность, есть цель, пока есть цель, чувствуется, что есть, зачем жить. Смысл жизни интересует только тех, кто не справился с жизнью, а значит, человек слаб, и слушать его жалкие измышления и нытье нет смысла. Забудьте о нем.
Однажды о вас скажут: ты изменился, после того как  чего-то достиг, зазнаешься, но так ли это?! К чему вообще слушать человека, который сидит на месте и довольствуется тем, что ему дали. Жалкий, не развивающийся индивид без маяков и стремления. Будьте с теми, кто вас развивает, кто вам интересен, не жалейте прошлое, бросьте его, оно будет неизменным и только утянет назад.
Ну, вот и все, проект закончен, вы готовы жить. Я знаю, вы не этого ждали; я так же знаю, чем вы пожертвовали прежде чем оказались здесь, но давайте сделаем так, чтобы потери, которые были здесь, были не напрасными. Меняйте мир изнутри, а не кровью. Лишь война заканчивается войной. Спасибо…
Я уходил со сцены, увлекая за собой тысячи взглядов. Так просто все закончилось, столько лет существования проекта и все, он прекращен. Мало кто меня поймет. Имея огромную власть, несметное состояние взять и уйти в подполье. Нет, я не безумец, перед собой я свободен.
Выйдя на улицу, я почувствовал легкость, свежий вечерний ветер игриво тянул за собой, в воздухе витал колоритный запах цветов. Следом за мной вышел Гимлер, он остановился, увидев меня, я проследовал к машине, сел на пассажирское сидение, он подошел и сел на водительское.
- Такого я не ожидал. Да что там, никто не ожидал, - начал он немного нервничая.
- Это единственный выход, - ответил я, опуская взгляд.
- Единственный? - Переспросил Гимлер.
- К сожалению.
- Но?!
- Люди отчаянно теряют себя, в их глазах нет счастья. Зачем такой проект? Он убивает простое, человеческое чувство свободы. Таким путем мы снова придем к империализму, а как мы знаем люди разные, попадет какой-нибудь плут, и все будут плясать под его дудку, он ведь избранный. Нужно менять не верх, нужно менять людей. К черту закабаленность, эгоизм, ненависть, можно жить иначе. Если изменимся мы, изменится верх, это естественный процесс.
- Каким образом изменится верх?
- Кто является полицией? Охраной президента? Врачами? Можно перечислять бесконечно. Эти люди простой народ, можно говорить что угодно про связи, что им наплевать на людей, лишь бы быть самим в тепле, но это лишь ложь и профанация недалеких умов. Небольшое количество людей способно менять целый мир.
- Но кто будет менять? – Удивленно произнес Гимлер.
-Смотри, - ответил я, указывая пальцем, на людей, выходящих на улицу.
Выходящие были удивленными, немного уставшими, но довольными. Кто-то торопился уехать, кто-то уже обнимался, а кто-то просто лежал на газоне. Затем вышел доктор с дочерью, он осмотрел двор, выдохнул, что-то ей сказал, затем прижал к себе. Гимлер удивленно посмотрел на меня, а я ответил, что это дурман свободы, просто никто из участников проекта до конца не осознавал, что необязательно чего-то ждать. Промывание было сильнейшим.
- Куда ты теперь? – Спросил меня Гимлер.
- К нашей Юле …
Улыбнувшись, я вышел из машины, Гимлер непонимающим взглядом посмотрел мне в след.
Так закончилась моя история, я обрел свободу, но в своей свободе всю жизнь был одинок. У меня были дети, была в женах та девушка из сна, очень похожая на Юлю, не подозревавшая ничего о проекте, и был я, тот, который так и не забыл персонажа из известной сказки. Я тот, который полюбил родной дом, навсегда потеряв его внутри себя.






Отдавай, чтобы получить.




22 июля 2013 год.

Эпилог

Я люблю Россию! Каждый по-своему отнесется к этим словам, и отношение это будет строиться из собственного восприятия страны. Многие считают, что страна должна дать им, но они ничего не должны сделать для нее, кроме как отслужить, допустим, в армии. Как бы не так! Именно те люди, которые  с таким отношением жили в 80-х и 90-х годах развалили страну. Почему? Потому что бездействовали, когда их любимый СССР, о котором они любят говорить, разваливался. Сейчас только и слышно, как раньше было хорошо, а сейчас кругом воры и сами знаете кто. Это поражает. Но давайте не будем на этом заострять внимание, потому что, сколько ни говори, а гора к Магомеду не двинется.
Обстановка в стране сами знаете какая, так что рассказывать как все плохо Вам дорогие мои не буду. Перейдем сразу к причине. Виновен, конечно, государь, может показаться, но это не так. Виноваты мы сами! Да, вы не ослышались. Вот представьте, один человек управляет страной, дума прогнила, а это было всегда так, царя окружали бояре и т.д. и т.п. и влияли на него, часто сами ставили, решали за него и т.д. И получается так, что сам царь был жертвой. Сейчас кто-то подумает, я защищаю Путина, нет, мне на самом деле не так важно кто президент, мне важно, чтобы жилось хорошо, а чтобы жилось хорошо, нужно решить корень проблемы, а не бить макушку и ждать когда взойдет новая, но более сильная. Так вот, нужно в первую очередь самим измениться, действовать, участвовать в политической жизни страны, а потом уже и решать будет нечего, потому что вопрос будет решен.
А как нужно решать проблему? Нужно научиться помогать друг другу! Если возникает проблема, то решать ее нужно вместе, а не оставлять на произвол судьбы человека. Если произошло убийство, или изнасилование, нужно поднять общественный резонанс, митинг, марш протеста, возле того места, где заключена проблема. 100 человек это мало, 200 мало, 300 как мы знаем могут задержать, а вот если будет 500, то это уже будет здорово! Так что любую проблему можно решать, просто решать ее нужно вместе. А для этого, нужно помогать друг другу.
Вот смотрите, президент, допустим, сменится, и что с того? Менталитет у людей тот же, придет новый, наобещает, люди поверят, он ничего не сделает и все. Тишина, как жили, так и живем, цены на бензин растут, жизнь дорожает. Так что революция мало что изменит, если мы не будем помогать друг другу. Пусть даже радикальные изменения, мы все равно придем к обратному, рано или поздно.
Единственный вариант, это помощь, честь, достоинство, нравственное воспитание и возрождение культуры!
Миграционный вопрос тоже можно легко решить, но если мы не будем вместе, мы просто напросто вымрем как вид. И не из-за перенаселения мигрантов, а из-за эгоизма. Не бойтесь помочь, быть может, вы сможете спасти жизнь человеку. В другой раз он поможет спасти Вашу. Иногда это становится началом крепкой дружбы. А хороших друзей найти не просто.
Мы все изменим, нужно только держаться вместе и ни терять чести!
МЫ это большая страна, а это многое значит!

Письмо к Юле

Странно, что прежде чем встретить свое, мы теряем в себе человека. Быть может это норма, но уж больно болезненная. Через время начинаешь чувствовать себя скотиной от происходящего. Мир строится из таких вещей, что без крайностей в борьбе с отрицательным, долгой победы не стоит ожидать.
Я люблю природу, русскую, естественную, просто растворяюсь в пейзаже, глядя в машинное окно. Скорость, посмотришь вниз, асфальт мелькает, а посмотришь вдаль, открывается величавая панорама. Вечером, спеша с работы, попадаешь под осенний закат и … захватывает!
А вот человеческая природа мне не по нраву. Что мы делаем? Мы называем себя теми, кем не являемся. Любовь … сильное чувство, приравненное к дерьму. Что же, заслуженный финал множества историй.
Я любил девушку … не так … я любил 7 девушек в разное время своей жизни. Всегда вспоминаю только одну; удивительную, уникальную, лучшую … в книге, конечно же описана она. Идеал с большой буквы. Остальные просто шлак, раз память к ним не столько снисходительна. Грубо … понимаю … добрее быть не могу.
Зачем же ты, Юля, исчезла. Не удивлюсь, если ты заплачешь, читая это … Многое, хотелось сказать, а как дело дошло до слов, все не так и все потерялось. Слышал, ты замуж вышла, где-то в тысячах километрах обосновалась. А я все там же.
Знаешь, с тех пор я все сильнее ненавижу Буратино … деревянная сволочь, слов нет. Ахах, может хоть тут улыбнешься. Улыбайся, ты прекрасна, когда улыбаешься … Ну что же, мне пора заканчивать, пока не нагородил какой-нибудь ерунды. Надеюсь, ты счастлива с ним …
Бесит, что уже долго не могу успокоиться и забыть тебя …

18 октября 2013 г.

Контакты:

Страница ВКонтакте: http://vk.com/id68517584
Группа ВКонтакте: http://vk.com/aspectus_loves
Почта: www.osachev_9@mail.ru
Тел: +7-908-588-07-25