Многие из читателей согласятся с тем, что есть на свете магические места, где происходят чудеса, добрые или злые; поселившегося в таком уголке навещают добрые духи или, напротив, беспокоит всякого рода чертовщина. Выстроишь в такой точке дом – и в подвале его шуршит, ползает, скребется домовой; в ночи по коридорам блуждают бесплотные тени, призраки; хозяев беспокоят стуки за стеной. А иной раз случаются и вовсе жуткие истории. И остается горемычным обитателям только одно: съехать прочь с этого места, куда глаза глядят. А старый дом со временем снесут, построят новый. И что тогда? Быть может, в новом доме вновь поселится нежить, и привидения будут пугать население пятого или девятого этажа, и слышатся неясные шорохи, и смутные, таинственные очертания видятся за занавесками, и неясные фигуры скользят по лоджиям.
Дом новый да место-то старое, темное. История, которую я поведаю вам, выбивается из общего ряда. Того дома нет уж, почитай, больше полувека. Долгое время на месте старого купеческого особняка был пустырь, потом здесь устроили автостоянку. Никакие духи не являются по ночам на охраняемую стоянку, не шалят, не пугают сторожей, не выводят из строя автомобили. А дом? Дом был, если судить по воспоминаниям старожилов города и по немногим сохранившимся фотоснимкам, весьма приметным: с симпатичной башенкой, венчанной флюгером, выступающим эркером, причудливой резьбой наличников, высоким крыльцом – таких в старом Поморске немало было, да каждый со своей особинкой, изюминкой. Когда сломали его (а это случилось в послевоенную пору) никто не всплакнул по нему – мало ли в теремов-хором осталось. Только в конце прошлого века, когда на заповедную улицу стали свозить немногие уцелевшие старинные строения, решили восстановить и особняк купца Стернина – в изначальном виде на новом месте.
Новодел, скажете вы, ни единого прежнего бревнышка, ни досочки. Вот только трагическая история, происшедшая в нем ноябрьском вечером 20…года, поразительно напомнила мне загадочный случай, имевший место в 1908 году в старом доме. О нем я некогда прочел на страницах «Белого Поморья» - газеты времен Интервенции. Автору статьи поведал о происшедшем сын покойного владельца дома Захара Стернина.
…И кто надоумил состоятельного купца-галантерейщика воздвигнуть свой особняк не на Торговой улице или в близлежащих к ней кварталах, где обосновались многие воротилы тогдашней поморской экономики, а на самом отшибе, над грязной канавой, величественно именуемой Обводным каналом, фасадом на Мхи. За окном – бескрайнее болото (ныне эти места плотно застроены), с Обводного канала веет гнилостным духом, мешающимся с болотными испарениями. Пейзаж уныл и безрадостен. Тоскливо и тревожно. Что за буржуйский каприз, что за причуда заставила богача поставить свой дом на глухой окраине города? Но так уж вышло. За особняком выросли хозяйственные службы, потом гараж – одним из первых в городе купец Стернин обзавелся мотором. Каждое утро, пыхтя и фыркая, безлошадный экипаж выруливал со двора и уносил сына Семена в гимназию.
- Не люблю городской суеты, - говаривал отец на недоуменные вопросы деловых партнеров, зачем он решил строиться у черта на куличках. – Тишь, гладь, Божья благодать, да и родное пинежское село больно напоминает – та же картина за окнами.
Мрачно и неприютно. Вонючая яма, за ней – болото с чахлыми кустиками. По осени Семен бегал туда с соседскими ребятишками собирать клюкву, бруснику, голубику, царь-ягоду морошку. Балансируя на сырых, пружинистых мостках, перебегал канал и потом часами бродил с туеском, приминая серые подушки лишайника и болотных трав. В сером небе тянулись к югу гусиные косяки да журавли, выстроившись латинской V, печально переговариваясь, летели под низкими облаками. Зимой голую равнину накрывало снежное одеяло. И бурной весной, и буйно-цветущим летом вид Мхов был не менее безотраден, особенно в пасмурные дни. Из окна детской открывалась скучная панорама болот.
…Папа купил для интерьера детской изящное трюмо красного дерева. Позолоченная резная рама обрамляла зеркало, навершие украшал вензель неведомого короля с пышным наметом и короной. Прямо напротив окна стояло оно, и плыли по зеркальной глади величавые облака, и солнце играло на стекле, и луна ясными ночами смотрелась в него.
Поздней осенью, во время полнолуния, и случилась эта история. Отец привык допоздна засиживаться в своем кабинете: проверял счета, составлял деловые письма, прошения на имя городского головы. Ночью ему хорошо работалось. Скрипнувшая за спиной дверь заставила Захара Стернина обернуться. На пороге стоял десятилетний Сема в пижаме, босиком и загадочно улыбался.
- Тебе что не спится? – спросил отец, приглаживая соломенные вихры мальчика.
- Луна в окне, в зеркале… - будто сомнамбул бормотал он.
- Так завесь окошко, если мешает, - невозмутимо ответил отец. – Спать давно пора, далеко за полночь уже.
- Луна в окошке, а в зеркале белая женщина. Знаешь, как в сказке…как такая называется…да, фея. Она пришла оттуда, из Мхов, – он указал за спину (окна отцовского кабинета выходили на двор).
- Ну и приснится же тебе, - усмехнулся отец. – В болотах нет фей, там кикиморы водятся.
- Нет, наяву видел, - загадочно улыбнулся мальчик.
- Это белая занавеска под ветром колеблется. Видать, форточка не закрыта? Холодно, наверно? Пойду закрою.
- Да нет, папа, не холодно, и не занавеска это. Женщина в зеркале. У ней лицо белое, и волосы, и глаза белые, и вся одежда, и руки. Длинное платье вот так струится до полу, что ног не видно. И говорит со мной таким чудным голосом. Я, дескать, из ями пришла.
- Из ямы? Приснится же! - Отец поежился, припоминая, как в детстве ребята пугали друг друга рассказами об оживших покойниках и покойницах, о привидениях.
- Не яма, а ямь! Это был народец такой. А потом русские пришли, и заставили их во Мхи уйти. Там они долго жили. Но русские и там их настигли, хотели заставить Христову веру принять. А они Деревянной Бабе кланялись. И не захотела ямь новую веру принять и
в болоте утопилась.
- Бр-р. Ну и страсти ты рассказываешь!
- Да не я, а мне. Пойдем, покажу тебе эту женщину из болот.
- Пойдем уж, - нехотя пробормотал отец. Часы приближались к двум пополуночи, а половина дел оставались еще не разобранными.
По скрипучей узкой лесенке поднялись они в детскую. Отец заглянул в зеркало.
- Ну и где твоя белая красавица? – насмешливо протянул он. – Ушла и не попрощалась?
В зеркале трюмо ярко белела полная луна, от окна тянулась серебристая дорожка, колыхалась под ночным ветерком занавеска. В детской было тепло – вечером хорошо истопили камин. Но отец все равно закрыл форточку, задернул занавеску. Вместо четких очертаний луны в зеркале теперь можно было лицезреть лишь бледное круглое пятно.
- Привиделось тебе. Бывает такое. Счастливых снов, - отец похлопал Сему по щеке и спустился в кабинет.
Утром мальчик ни словом не обмолвился о виденном ночью.
В следующую ночь Сема вновь потревожил отца. Лицо сына было непривычно грустным.
- Что опять приснилось? – отец оторвался от стола.
- Она мне все рассказала, - печальным голосом ответил Семен. – Как русские их Деревянную Бабу свалили да сожгли, как жреца убили, жилища все разорили. И тогда ямь в трясины ушла. Как нырнули – так и нет их…
- Эх, ты, а еще в гимназии наукам обучаешься, - укоризненно произнес папа. – Веришь во всякие сны, хоть на дворе двадцатый век.
Он опять поднялся и побрел с сыном в его комнату, чтобы еще раз развеять детские страхи. Окно было занавешено, форточка закрыта. В зеркале – серо-белый квадрат окна, расплывчатый круг луны.
На другой день отец выкроил время, чтобы поговорить с Семиным учителем словесности насчет этой злосчастной ями, мешающей мальчику спокойно спать.
- Было такое племя, финское, ямь или емь – по-разному звали. От него пошел город-крепость Ямбург, в наших краях – село Емецк, речка Емца.
- Ну а на месте Поморска они тоже жили?
- Не исключено… А почему вас так заинтересовала эта тема?
- Так, сын спрашивал. Он у меня любознательный, в десять лет уж научные книжки да журналы листает, все-то ему интересно.
О ночных видениях сына купец и словом не обмолвился.
В третью ночь бледный, казалось, насмерть перепуганный Семен влетел в кабинет отца.
- Черт! Ну и что там опять стряслось? Тебе, Семен Захарыч, десять лет уже, а ты все снов дурацких пугаешься! – раздраженно почти прокричал отец.
- Папа, папа, – захлебывающимся от волнения голосом тараторил мальчик. – Там вот эта женщина. Она…она злая стала. Говорит: мы вернемся еще. Вас русских не будет на этой земле, а мы вернемся, и займем ваши дома. Говорит, воскреснем из мертвых и тогда… Вы нашу землю заняли, отняли, мы на ней тысячи лет…
- Да замолчишь ты, наконец! – потерял терпение отец. – Пошли давай, в третий раз убедишься, что никого там нет, в последний раз, - внушительно закончил он.
В зеркале, как вчера и день назад, белела луна – только чуть сместилась и не была уже идеально круглой – фаза полнолуние заканчивалась. «Надо бы белые шторы темными заменить, - подумал отец. – Завтра же распоряжусь, чтобы горничная это сделала». Он посмотрел на дрожащего, будто в лихорадке, сына. – Вот что. Ты спустись в мой кабинет и ложись на диван, а я здесь вместо тебя посплю. Хорошо?
Сын, тяжело вздохнув и пугливо поглядывая на зеркало, согласился. Отец спустился в спальню, рассказал жене о ночных страхах сына и поднялся наверх. Семен еще был в детской и смотрел в окно.
- Что там? – спросил отец. – Луны боишься? Стыдно, молодой человек!
- Там…шаги слышны…будто через канал кто-то прошел на ту сторону. Мосточки, слышу, скрипят, вода булькает – и никого нет, а шаги удаляются. Странно… - он зябко поежился.
В эту ночь сын спал спокойно. Отец долго лежал, не засыпал, думая о том, почему вдруг ни с того ни с сего дитя стали посещать кошмары – и такие странные. Чертовщина…
Следующая ночь тоже была ясной и лунной. Утром моросил мелкий дождик. Вечером опять воссияла луна, уже убывающая. Уступив просьбам сына, отец решил провести и эту – «слышишь, последнюю, трусишка!» - ночь в детской кровати, в которой едва поместился, свесив ноги на пол. Окна были закрыты темно-коричневыми шторами, сквозь которые едва-едва пробивались лучи луны.
…Посреди ночи адский крик разбудил всех обитателей дома, переполошив даже кота и кенарей. Он донесся из детской. Вбежавшие слуги обнаружили перед зеркалом мертвого отца семейства. Его лицо исказила гримаса ужаса. Окровавленная правая рука была сжата в кулак. Нижняя половина зеркала трюмо разнесена вдребезги. Врач констатировал смерть от сердечного приступа. После этого обломки зеркала выбросили, трюмо сожгли.
Вот такую историю прочел я в старой газете. Корреспондент пересказал то, что поведал ему молодой белый офицер Семен Стернин, отправлявшийся воевать с Красной Армией.
…Почти век прошел с тех пор, как эта жуткая история повторилась, даже в деталях.
В восстановленном особняке Стерниных на заповедной улице поселился известный предприниматель Вадим Соловьев. На втором этаже, в рабочем кабинете бизнесмена, где тот привык засиживаться допоздна, стояло высокое старинное зеркало, купленное у антиквара и прекрасно отреставрированное. По рассказам тех, кому доводилось бывать в доме Соловьевых, оно стояло в простенке напротив окна.
Всего неделя оставалась до выборов нового состава горсовета. По всем прогнозам Вадим Алексеевич безоговорочно побеждал в своем округе: в новом составе Совета его прочили на место спикера. В эту ночь он поздно возвратился из избирательного штаба и, быстро поужинав, отправился в свой кабинет, где проводил долгие часы, разбирая бумаги. В три ночи страшный крик потряс особняк. Когда разбуженная жена вбежала в кабинет, она увидела мертвого мужа перед разбитым зеркалом; в его осколке отражалась полная луна.
Анатолий Беднов