Савельева училась совсем не на инъязе, но немецкий язык она знала неплохо. У их школьной учительницы по немецкому этот язык звучал настолько мягко и ласково, что даже отпетые троечники, бывало, без усилий запоминали что-нибудь из стихов Гейне или Гёте. «Дас фон ин ирем зинген ди Лёреляй гетан!»( «Это всё Лорелея сделала пеньем своим!») – Звучало порой на перемене в их классе. Откуда у педагога такое чарующее произношение – для учеников оставалось тайной. Правда, однажды Аня своими ушами слышала, как их «немка» запросто разговаривает дома со свекровью на чистом немецком языке. Но почему? – Этого Аня не знала, а спросить стеснялась. Муж «немки», сын той самой свекрови, по-немецки, кажется, ни слова не понимал. Во всяком случае, техническую документацию с немецкого на русский ему переводила жена.
И вот в один прекрасный момент язык Гёте сыграл свою роль в жизни Ани Савельевой. Надо сказать, роковую роль. Не ожидавшая от судьбы никаких подвохов Аня спокойно училась на физмате Костромского педуниверситета, готовясь стать учителем физики в родном Мантурове. Жила она на квартире. Бывшая землячка, хорошо знавшая аниных родителей, сдала ей комнату в частном доме на улице Шагова, маленькую, холодноватую, но с отдельным входом. Дом был очень старый, с низкими потолками и скрипучим щелястым полом. В комнате стояли железная кровать, комод, рассохшийся письменный стол и древний чёрно-белый телевизор. Убогая, конечно, обстановка, но и такой скромная Аня была рада. Многие её однокурсники, приехавшие в Кострому из районов, устроились куда хуже. А тишина… Господи, какая там была тишина! Соседки, две глуховатые, высохшие от старости сестры, добродушные и верующие, не нарушали аниного покоя, изредка Аня встречала их у калитки, вежливо здоровалась, они отвечали тем же, ласково улыбались ей. На этом общение с соседями заканчивалось. Училась она превосходно, здоровья хватало, подрабатывать не приходилось. Родители снабжали единственную дочь продуктами по первому разряду и немного ссужали деньгами. Да и без стипендии старательная девушка не оставалась ни одного семестра. Словом, жилось ей в Костроме неплохо. Она бы, конечно, очень скучала по родным, но каждое воскресенье её навещал кто-нибудь из многочисленной мантуровской родни, чаще всего папа с мамой. На курсе Аня держалась особнячком. Шумных студенческих сборищ она не любила, выпивку и курение не понимала.
Вот поэтому она поначалу брезгливо обошла незнакомого мужчину, который нетвёрдо стоял на ногах, руками придерживаясь за забор дома, где жила Аня. Ей были неприятны и расхристанный вид незнакомца: на морозе в расстёгнутой куртке, без шарфа и рукавиц, в сдвинутой набекрень вязаной шапке, и сивушный запах, вылетавший с клубами пара при дыхании из его приоткрытого рта. Так бы и прошла девушка мимо него, но до слуха её донеслись знакомые слова. Аня остановилась: пьяный бормотал по-немецки! Представьте, посреди заснеженной Костромы хватается за забор пьяный немец! Однако, речь его показалась Ане слишком отчётливой для пьяного.
Она прислушалась, смысл речи был невероятен: бедняга жаловался какой-то тёте Гретхен, что ему жарко! Стоит человек на двадцатиградусном морозе, налетает на него порывистый, ледяной, пронизывающий, архангельский ветер Сиверко, а человеку жарко! Аня шагнула к незнакомцу, потрясла его за плечо - тщетно, он её не замечал, продолжая жаловаться кому-то невидимому. Лицо его пылало, от него веяло жаром, как от печки. «Да он болен!» - Поняла Аня и не решилась оставить больного человека на ледяном ветру. Бережно отняла она его руки от штакетин забора и аккуратно повела бедолагу по тропинке меж сугробов в жильё. Он жаловался уже Ане, называя её тётей Гретхен и доверчиво улыбаясь. Полагал, должно быть, что тётушка явилась волшебным образом в стылую Кострому, чтобы его спасти. Ане повезло, ей удалось довести незнакомца до своей комнаты, если бы он упал, ей ни за что бы его не поднять из сугроба.
А так упал он уже на кровать, аккуратно застеленную стареньким покрывалом. Кое-как Аня стащила с него ботинки, совсем не подходящие для морозной зимы, куртку, что называется «на рыбьем меху» и вязаную шапку, шарф и варежки бедняга, видимо, потерял. Аня без особых усилий выпоила гостю таблетку аспирина и вызвала скорую по мобильному телефону и стала готовиться к завтрашним занятиям в университете. Незнакомец ей не мешал, он даже бормотать перестал: не то впал в забытьё, не то заснул.
Через час врач скорой помощи осмотрел больного, поставил диагноз «грипп», сделал жаропонижающую инъекцию и вынес вердикт: «Лечите дома фервексом, клюквенным морсом и апельсинами!» «Но он мне никто!» - Попробовала возразить Аня: «Я его просто подобрала возле дома час назад! Тем более, он иностранец, говорит только по-немецки, он в беспамятстве, нельзя ли его в больницу?» «В нашем городе грипп госпитализируется только осложнённый, койко-мест в инфекционном отделении не хватает, а у вашего протеже осложнений нет, в себя он придёт, как только спадёт температура!» - Заявил врач и уехал. Так и остался несчастный немец на попечении незнакомой девушки.
Делать нечего, пришлось Ане готовить клюквенный морс, поить больного и прикладывать к его горящему лбу целлофановый пакетик со снегом. Пересохшими губами он жадно припадал к чашке с морсом, не открывая глаз. Как только немец напился морса, запах, который Аня приняла за сивушный, пропал. Наверное так неприятно пахло его воспалённое горло. Вскоре жар спал и незнакомец уснул. Утром Аня на старенькой электроплитке поставила вариться бульон из свежей лосятины, которую привёз накануне отец. Впервые в жизни она спала на полу, отчаянно зевала и впервые же пропустила занятия в университете, будучи здоровой. Сонная Аня и не заметила, когда её подопечный проснулся, случайно обернувшись, она наткнулась взглядом на его жёсткий, неприязненный взгляд.
Проснувшийся незнакомец сердито смотрел на неё голубовато-серыми глазами, недоумённо хлопал белёсыми ресницами и молчал, видимо, мучительно пытаясь сообразить, где находится и как сюда попал. Сознание вернулось к нему утром, но прошедшие сутки в мозгу не зафиксировались. «Как вы себя чувствуете?» - По-немецки спросила Аня. Белёсые бровки незнакомца поползли вверх. «Гут,» - растерянно сказал он. Аня старательно объяснила незнакомцу, что с ним случилось и где он находится, благо, школьного словарного запаса ей для этого оказалось достаточно.
А, между тем, на старенькой электроплитке поспевал бульончик из лосятины, по комнате плыл аппетитный, чуть смолистый аромат лесного мяса. Вся анина мантуровская родня лечилась таким бульоном от простуды, похмелья и ещё бог знает каких напастей. Немец по-русски знал не более пяти слов и очень ослаб – Аня видела, как дрожали его руки, когда он на них опирался, присаживаясь в постели. «Ничего,» - подумала она: «Лосиный бульон и мёртвого поднимет.» И подала больному огромную чашку с бульоном. Тот едва удержал её в ослабевших руках, вдохнул аромат, сделал глоток и тихо произнёс: «О, гот!» («О, боже!») Глаза его поголубели и смотрели на Аню с благоговением. «То-то!» - Удовлетворённо подумала девушка: «Раз попробуешь - на всю жизнь запомнишь, на то он и лосиный бульон!» Немец осторожно прихлёбывал из чашки горячий бульон и силы его прибывали, казалось, с каждым глотком.
После завтрака он отправился умываться, ещё немного пошатываясь от слабости. Потом попытался выяснить, где его вещи. Аня подала его куртку, шапку, ботинки. Карманы куртки оказались пусты. Аня дала гостю свой мобильный телефон, по которому тот и сообщил кому-то о своём местонахождении, прочитав по бумажке адрес, написанный Аней по-немецки. Да, наконец, они познакомились. К удивлению Ани, немца звали вовсе не Фриц и не Ганс, а очень уютно: Михель.
Через полчаса за Михелем пришла машина от фирмы, где он работал. Низенькая дама средних лет с недовольством и недоверием поглядывала вокруг, слушая рассказ Михеля о происшедшем. Когда Аня дополнила его несколькими фразами по-немецки, лицо дамы вытянулось. «Откуда вы знаете язык?» - Быстро спросила она. «Моя школьная учительница любит свою работу!» - С тайной гордостью по-немецки ответила Аня, а про себя подумала: «Да, это не тётушка Гретхен, уж больно сурова.» Дама пожала плечами и поторопила аниного гостя. Тот послушно шагнул к порогу, на прощанье тепло-тепло посмотрел на Аню небесно-голубыми глазами и тихо сказал по-немецки: «До свиданья, спасибо!»
Через неделю Михель сидел в тётушкиной мюнхенской квартире, в своём любимом старом кожаном кресле и рассказывал старенькой тётушке Гретхен, сестре матери, единственной своей родне, как в студёной России милая девушка лечила его от простуды. «Она сварила мне бульон с розмарином, точь в точь, как мама!» - Восклицал сентиментальный Михель. Старая тётушка не удивлялась, её покойная сестра тоже была сентиментальна, а Михель пошёл характером в мать. Гретхен, по обыкновению, слушала племянника, улыбаясь и тихо покачивая головой. Её мудрый старый кот лукаво щурил зелёные глаза и довольно мурлыкал, сидя возле Михеля на широком подлокотнике старого кресла. Он тоже любил Михеля, как и его хозяйка. «Значит, теперь и в России готовят говяжий бульон с розмарином?» - Только и сказала она.
Больших хлопот стоили Михелю следующие поездки в Россию. Его непосредственная начальница, забиравшая его из убогой аниной квартирки в Костроме, не очень-то поверила в его тяжёлую болезнь, полагала, что молодой глупец завёл любовную интрижку с туземкой в чужой стране и очень не одобряла такого поведения.
А каким гневом отреагировал поначалу отец Ани на его сватовство! Дело в том, что упрямый немец вбил себе в голову, что с Аней свела их судьба неслучайно, другой жены он для себя не хотел. Приступил он к делу несколько неловко, начав не с ухаживаний, а прямо явившись в дом аниных родителей в Мантурове с целью сватовства. Почему-то Михель решил, что будет правильно поставить в известность родителей девушки о его намерениях незамедлительно. Адрес он испросил в деканате её факультета, для того, чтобы написать благодарственное письмо за своё спасение, что, собственно, и сделал. А потом явился сам на порог их дома и был изгнан аниным отцом и чуть не избит. Суровый мантуровский охотник счёл оскорбительным сватовство какого-то презренного немчуры и учинил дочери форменный допрос по такому поводу. Только убедившись, что Аня не то что не крутит никаких предосудительных романов, но даже ни сном, ни духом, как говорится, не ведает о намерениях чудака-немца, он успокоился.
Михеля неудачное начало его предприятия не остановило. Он принялся за дело с другого конца: прислал ей с курьером скромный, но свежий букет цветов и записку с предложением о совместной поездке на экскурсию в один из старинных монастырей под Костромой в ближайшее воскресенье. С тем же курьером Аня, не усмотревшая ничего предосудительного в поведении Михеля, отправила ответную записку с согласием на экскурсию и номером своего мобильного телефона. Договорились встретиться у автобуса на территории фирмы. Фирма Рейн-Вестфалия, с которой Михель сотрудничал, организовывала такие экскурсии для тех костромичей, кто признаёт себя этническим немцем, или имеет среди предков немца. Для чего это надо фирме? Да, бог его знает! Официально фирма заявляет о стремлении поднять культурный уровень, так сказать, соплеменников, проживающих в России.
Как на грех, именно в то воскресенье к Ане приехал отец и, разумеется, не пустил её ни на какую экскурсию, да ещё грозился побить её иностранного ухажёра. Но тот ждал Аню возле экскурсионного автобуса, вовсе не намереваясь заходить за ней домой, поэтому обошлось парой грозных фраз по телефону, когда обеспокоенный Михель позвонил на мобильный телефон Ани, полагая, что она опаздывает, потому что заблудилась на территории фирмы.
Аня потом по телефону жаловалась маме, что ей неловко перед вежливым Михелем за ужасно грубое поведение отца. Обе они, впрочем, понимали: для отца немцы до сих пор в первую очередь враги, убившие деда. Анин дедушка по отцу скончался от последствий боевых ранений лет через десять после Великой Отечественной войны, отец Ани живым его и не помнил, но тяжко переживал своё сиротство. Бабушка бережно хранила всю жизнь пожелтевшие письма деда с фронта и целый иконостас его боевых наград. Теперь бабушки уже тоже не было в живых и реликвии хранились в семье аниных родителей. Мир менялся, а российская глубинка до сих пор жила памятью военного лихолетья, доблести дедов и гордости за победу над жестоким врагом.
Аниной маме тоже поведение Михеля не казалось дурным, напротив, она всё больше и больше проникалась к нему симпатией и полагала, что дочери, пожалуй, может быть и полезно общение с таким положительным человеком. А что? Работает, да ещё в чужой стране, не курит, не пьёт, цветы подарил, пригласил не в ресторан, а на экскурсию. Что же в этом плохого? Да ведь экскурсия в древний монастырь не поход в ЗАГС, в конце концов, и ни к чему не обязывает! Каким-то образом, скромная, тихая анина мама сумела втолковать её отцу, что Михель им не опасен и ничего зазорного нет в поездках на экскурсии.
Не знаю, как прочим этническим немцам, а Михелю экскурсии фирмы Рейн-Вестфалия принесли ощутимую пользу. Таким образом, он смог изредка видеться с Аней, неизменно скромной и милой, с каждым разом привязываясь к ней всё больше и больше. Для Ани такое пристальное и благожелательное мужское внимание оказалось вдиковинку. Обычные попытки молодых людей сойтись с ней поближе были хамоваты и пресекались ею весьма быстро. Она была строга и скромна, развязные сокурсники считали её странноватой.
Языковой барьер таял между ними с каждой встречей. Аня, бывая в Мантурове, брала уроки немецкого у своей школьной учительницы, только с ней и можно было поговорить о Михеле, поскольку эта женщина умела держать язык за зубами и никогда не сплетничала. Учительница давала Ане с собой в Кострому учебную литературу, в том числе оригинальные тексты немецких писателей, изобиловавшие устойчивыми фразеологическими оборотами не хуже русских. С интересом постигала Аня накопленную веками мудрость немецкого народа, удивляясь, сколько здравого смысла заключено в его поговорках. Особенно часто попадались аналоги нашего : «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда.» Постепенно она поняла, что сентиментальный мечтатель Михель у себя на родине такое же редкое явление, как и в России. Терпение, вежливость и обязательность Михеля покорили её: если он что-то обещал, то непременно делал и всегда вовремя. Постепенно Аня прониклась к Михелю доверием, они подружились.
Михель тоже не терял времени даром. Учительница немецкого языка, нанятая фирмой Рейн-Вестфалия для обучения костромских этнических немцев немецкому языку, нашла Михелю великолепную учительницу русского языка. Уроки русского ему давала пожилая преподавательница института усовершенствования учителей, влюблённая в русский язык, много знавшая о его истоках, мудрости и красоте. Через несколько месяцев регулярных занятий он вполне сносно говорил по-русски, но продолжал заниматься ещё с большим интересом. Оказалось, что языки разные, а мысли, выраженные в пословицах и поговорках очень похожи. Пословицы в том и другом языках представляли, по сути, советы по выживанию в социуме и природе. Смысл их в обоих языках был одинаков, разве что с поправкой на разницу в климате. «Это удивительно!» - Восклицал Михель, рассказывая Ане о своих открытиях, сделанных им при изучении русского языка. Аня с ним соглашалась.
Михель больше не торопил события, не заговаривал о женитьбе, понимая, что нужно время и терпение, чтоб сложились хотя бы доверительные отношения, не говоря уж о близких. Узнав анин образ жизни, он полагал разумным её желание получить образование, гордился её успехами в учёбе, аккуратностью и рассудительностью. Тётушка Гретхен поначалу считала, что её сентиментальный племянник обманывается, принимает желаемое за действительное, уж слишком вольной и бездумной стала молодёжь даже в Германии, что уж говорить о неблагополучной России. Но время шло, а племянник оставался очарованным, а девушка, на которой он возмечтал жениться, всё училась в университете, сдавая экзамены на отличные оценки, осваивала немецкий язык и вовсе не вешалась Михелю на шею, параллельно требуя брачного контракта. Гретхен начинала верить, что её племяннику повезло. «Господи, должна же быть справедливость и на этом свете, помоги моему Михелю, он такой хороший, добрый, работящий, должно же ему за это хоть немножечко повезти!» - Обращалась она к богу. Кроме племянника у неё не было никого на свете.
Через три года, когда Аня закончила университет, для аниного отца наступил тяжёлый момент: Михель вновь пришёл к нему просить руки его дочери. Но пришёл не один, а с Аней. Анина мама тоже вышла к ним на встречу, так что просто прогнать немца анин отец на этот раз не мог, пришлось ему призадуматься. С одной стороны, парень за три года показал себя с лучшей стороны, именно такого мужа и хотелось для Ани. Но чтоб единственная дочь уехала так далеко? – Такое и представить страшно. Да ещё неизвестно, как этот «фриц» поведёт себя там. Дело решила Аня. « Соглашайся, папа,» - сказала она: «Чего ты боишься? Ты же видишь, Михель хороший! Да и к вам я всегда приехать смогу. И одна не пропаду- профессия у меня есть. Соглашайся, не думай!»
Так они и поженились. В Мантурове отгуляли положенную в таких случаях шумную весёлую свадьбу, побыли несколько месяцев в Костроме, до окончания контракта Михеля с фирмой Рейн-Вестфалия и уехали жить в благополучную Германию. Через полтора года у них родился сынок, названный в честь русского деда Николаем. Мальчик начал говорить на двух языках одновременно. Засыпал под немецкую колыбельную тётушки Гретхен так же хорошо, как и под «баюшки-баю» своей русской бабушки. Михель души не чает в маленьком сыне, проводит с ним каждую свободную минуту, гордится тем, что мальчик наполовину русский, оказывается, некоторые немцы считают русских великим народом. Из рабочих поездок Михель непременно привозит игрушки и детскую одежду для сына, духи и что-нибудь красивое для жены и непременно баночку мёда для своей старенькой тётки.
Мантуровские соседки долго судачили: «Колюха-то Савельев, ловкач, до чего прыток! Дочку в Германию замуж выдал! Даром, что его отец от ранений умер и родной дядька в войну-то под Ленинградом погиб!» Одни упрекали аниного отца, другие хвалили, третьи завидовали заграничному аниному житью. Только анина мама знала, скольких седых волос стоило её отцу замужество дочери. Сколько всего они передумали бессонными ночами.
Всё же родители не решились помешать счастью дочери и радовались потом этому обстоятельству, поскольку Михель Аню боготворил. Оказался он уважительным и к тестю с тёщей. Поладил, в конце концов, с неприветливым тестем. Да-да, и сиживали они за праздничным столом с пирогами, неторопливо беседуя, и хаживали вдвоём на рыбалку и в лес по грибы. Только от лосиной охоты сердобольный Михель отказывался. Зато охотно помогал тестю чинить старенький мотоцикл «Урал», тёще настроил все часы в доме на правильный ход и вымостил дорожку от калитки до крыльца кирпичом от старой разобранной печки.
Историю с розмарином в бульоне Аня услышала от тётушки Гретхен и рассказала ей свою версию давних событий. Обе женщины очень удивились: Аня тому, что аромат лосятины оказался похож на неизвестный ей розмарин, а старушка удивилась дважды, сначала тому, что Аня розмарина не знает, а потом тому, что есть такое мясо, которое пахнет розмарином само по себе. Потом не раз старенькая тётушка Гретхен говорила своему коту, задумчиво улыбаясь: « Подумать только! Судьбу моего племянника решил розмарин, которого не было! Как причудливо шутит жизнь!» Балованный рыжий кот хитро прищуривал колдовские зелёные глаза и делал вид, что это его не касается.