Наша Маша

Андрей Вадимович Шаргородский
- Ну, ты представляешь, что мы будем делать с этим медведем, когда он вырастит? - спросила мама у отца чуть не плача.
– Что-то придумаем, я буду искать зоопарк, или цирк, где ее возьмут, а пока ни в Ухте, ни в Сыктывкаре – нигде, куда мы дозвонились, медведей не берут. Я три часа искал куда ее пристроить. Мы прямо с охоты заехали в контору и кумекали, что с ней делать. В это время Машка, так прозвали её мы с отцом, смешно зарычала и начала завывать.          
– Есть хочет, давай ей манную кашу сварим что ли, - отец погладил её, и она замолчала.
– Я её сейчас покормлю,- впервые вставил я свои "пять копеек".
– Я тебе покормлю,- закричала мама,- она хоть и маленькая, а руку, или пальцы откусит легко. Ты соображаешь, - мама кивнула на меня и повернулась к отцу,- ему 11лет, он же не сможет не лезть к ней, а потом друзья придут – обязательно что-то да случиться.
Мама встала и пошла на кухню, готовить кашу. Отец сидел растерянный, даже не переодевшись после охоты. Я подошел к Машке и потихоньку стал ее гладить. В ответ она стала лизать щекотно мне руку. Отец стал раздеваться.
- Черт, как же мы не увидели, что там был медвежонок. Хорошо, что мясо убитого медведя домой не принесли, тогда бы нам точно досталось от матери, - как только он это сказал, в дверь постучались. Это были дядя Сережа с дядей Витей – папиным товарищи.
– Андреич, мы это, разделали, вот тебе ляжка и хребта чуток, шкуру содрали, завтра доделаем. Как Томка, рычит? – отец кивнул, - Ладно, мы побежали, сегодня не до ста граммов. Дверь захлопнулась, отец понес мясо в холодильник.
Через месяц все улеглось. Машку поселили в сарае, на улице, возле склада с углем, посадили на цепь и кормили отходами со столовой, которая была от дома метрах в ста. Надо сказать, что жили мы в отдельном вагончике, на самом берегу Печоры. В метрах десяти от сарая начинался большой обрыв прямо до реки. Кругом стояли ели и кедры. Вообще, Вуктыл мне нравился. Еще 3 месяца назад решали, как будем жить – отец получил назначение на Вуктыл, а мы жили в Ухте, по нынешним меркам расстояние не большое, но тогда нужно было переезжать. Дорог туда постоянных не было, добираться нужно было вертолётом. Естественно, мама не хотела менять уютную трехкомнатную квартиру на отапливаемый углем вагончик без особых удобств, но, как я уже сейчас понимаю, финансовая сторона перевесила. Платили на Вуктыле больше, ну а мне, пацану, тут было полное раздолье. Под «домом», как я уже стал называть наш вагончик, была отличная рыбалка, грибы росли в трех метрах от порога, ну а охотиться было вообще просто, дичи было вдоволь, а меня уже отпускали одного в лес, с моей одностволкой – как ни как с семи лет уже охотился с отцом.
Машка росла, я ее постоянно подкармливал сгущенкой. Ребята по секрету приходили ко мне после школы, когда родителей не было, и тоже давали ей сгущенку с пробитыми дырками в крышке, а после хохотали, как она смешно пила её. К весне Машка уже подросла, и я уже к ней на территорию не заходил, боялся. Когда отец её кормил, или убирал за ней, она игралась с ним и часто валила его на землю, а затем лизала его лицо.
 Первый тревожный звоночек прозвенел в начале мая. Мы с семьей на майские праздники полетели на вертолете в Ухту – как же было пропустить демонстрацию. Там пробыли три дня. За Машкой смотрел дядя Юра – товарищ отца. На третий день дядя Юра её не покормил (хорошо гулял 1-е и 2-е мая), и наша Маша, зная, откуда ей носят кушать(столовая ей очень хорошо была видна) рванула туда, разорвав цепь. В это обеденное время людей было много, все толпились возле раздачи, как тут вошла наша Маша. Как рассказывали потом – люди через окна вылетали словно пробки, и, хотя все были уверены, что Маша не тронет, тем не менее, кушала она в гордом одиночестве, после чего пошла спокойно спать в свой сарай. Прибежавший на крики людей дядя Юра, не дал разгоряченным мужикам ее пристрелить. Отец получил выговор, и опять начались поиски зоопарка, но – медведей не брали.
 Второй и последний звонок прозвенел через два месяца, когда я решил пойти на рыбалку. Я уже не раз ходил на речку ловить рыбу и всякий раз, когда возвращался первым делом нес Машке рыбу. В этот раз она меня не дождалась. Цепь выдержала, а вот столб, к которому она была привязана, нет. Надо сказать, что на севере в июле жара доходит до 25 и 30 градусов, поэтому весь берег был усыпан людьми, которые загорали (ветерок сдувал комаров), а самые смелые купались, хотя вода и была холодная. В общем, тут появляется Маша. Паника была страшная – купались все, причем многие били мировые рекорды не только в беге, но и в плавании. Я увидел это все после того, как услышал крики. Машка, накупавшись, убежала в лес. Отцу опять досталось, но все надеялись, что она ушла навсегда. Однако, через семь дней, она вернулась и стала бить лапой в окно. Хорошо, что отец был дома. Он ее покормил и, вдвоем с прибежавшим дядей Юрой, привязали ее. Этой же ночью, когда я уже спал, её погрузили в машину и отвезли в лес. Застрелил её из пистолета начальник местного отделения милиции. Мне сказали, что ночью Машу забрали в Ленинградский зоопарк. Так бы я и не узнал правды, если бы не случай на охоте через год. Случайно в отца попала пуля, когда они охотились зимой на медведя шатуна. Медведя кто-то разбудил и он пугал людей в близлежащих поселках. Рана оказалась серьезной, пуля вошла в тазовую область. Когда отца везли в больницу, он потерял много крови и, уже на операционном столе, теряя сознание, сказал дяде Вите: « Быстро домой, вези желчь, Тома знает». Отца прооперировали, и, после выписки, дома был банкет. Подвыпив, произнесли тост за нашу Машу, и за её желчь, которая очень помогла выздороветь отцу. Потом уже я узнал, что до сих пор она ценится на вес золота и обладает уникальными свойствами. Ну а я, проревев двое суток и осознав произошедшее, до сих пор помню бедную Машу, нашу Машу ….