Радужная птица

Анна Климина
Когда вы прочитаете или прослушаете это произведение, я прошу вас не считать меня наркоманкой или сумасшедшей. Великое умение трезво сходить с ума без стандартных средств и возвращаться с утра в колею. Всякому суждено владеть своим делом по-своему. Это показывает нам, что всё же нельзя преждевременно судить слишком строго и однозначно о чём-либо, однако, также даёт право иметь своё мнение.
Итак:
Билет в волшебный лес стоит 80 рублей. Сумма не столь большая, но при частом её растрачивании, становится немного тяжёлой, порой неловкой. Но я всё равно продолжаю туда уезжать. Суждены ли мне льготы, могу ли я без помех всё чаще перелетать эту границу. Каждый раз, возвращаясь, я лечу выше, потому что хочется то дальше от земли,  то ближе к небу, то сгори оно всё на солнце. Я стала необычным существом, родившись просто умиляющей, сейчас стремлюсь стать необычайной, восхищающей. Но не верю, что смогу кого-то впоследствии на что-то великое вдохновить. Не ждите многого, что бы я ни говорила, просто смотрите и судите сами. Я сама такой стала, меня не сделали, мне дали средства, я взяла. « Дают – бери, бьют – беги ». Нет, бить меня здесь не будут, хотя дают хорошим обухом по воображению и идеалистке.
Я  - гадкий утёнок с перьями серебряного отлива, в каком же смысле гадкий. Город эгоистично любит меня, а я летаю, оставляя пёрышки на тротуарах и мостовых, у меня странные отношения с этим городом, его обман я порой оборачиваю в поддержку, корысть для самой себя. Прошёл слушок, что мои перья хранят тепло, необычайное, лёгкое, успокаивающее, ароматное. Прошёл слушок, что я могу чудесно петь. Мне это невдомёк, если делаешь что-то от себя и только для себя, получается необыкновенно лучше для других. Надо бы это искусство не терять, но проблема в том, что чем больше его контролируешь, тем хуже в нём становишься как правило. Хочется, чтобы все заметили, что ты можешь лучше, а выходит напротив хуже. Ты хвастаешь, ждут большего, раньше я обо всём этом не думала, просто делала, получала удовольствие, но была тайная надежда, что кто-то заметит и оценит. Но в такие моменты хотелось казаться независимой, но что может гадкий утёнок, неуклюже демонстрирующий серебряные перья? Иные ко мне стремятся, иные взирают со стороны с желанием и тайной надеждой. Но это мой выбор: иных я иногда обнимаю крыльями, а иные   лишь поднимают с любопытством перья с мостовой.
Я летала скользящим полётом, близко к земле, то ближе, то дальше, от этого выпадает много перьев, ну, ничего, растут новые. Долгий, однако, весёлый был полёт, взирая назад, улыбаешься, какая же всё-таки красота на планете. Начиная с простых уточек  в городском пруду, продолжая одуванчиками и ромашками, простыми полевыми цветами, растущими, однако, по краям тротуаров. Восход, закат, перистые и разноцветные облака, полярная звезда, которую видишь, в каком бы уголке Земли не находился, плато с плоскими, красными цветочными вершинами. Я была у моря, я была у рифов, я была в море, я была у стен древних руин. Я многое бы могла поведать, но эта история более конкретна, она биографична, но документальной биографией, к моему величайшему счастью не станет. Я не допущу этого, по правде вам скажу до смерти не люблю общественную документалистику.
Я продолжаю жить, я продолжаю свой скользящий полёт. Но вот – необычный человек, сидит на старом, холодном бетонном блоке, низком, небольшом. Я подлетаю.
Мы долго смотрим друг на друга. Я замечаю, что он сосредоточенно смотрит на моё оперение, но словно перебирает его взглядом, в то же время, как будто он смотрит сквозь меня.
 - Почему ты здесь? Человек, почему так смотришь?
 - Я не просто человек, - тут он смотрит уже мне в глаза, - я ведь не просто человек.
Я наклоняю головку, вглядываюсь в его лицо. Возможно, я видела его раньше, эти тонкие губы, глубокий взор.
Я касаюсь крыльями его рук, какие они холодные. Он вздрагивает.
 - Теперь я вспомнил, я – волшебник.
Я смеюсь:
 - И что же, ты умеешь колдовать?
 - Умею, прилетай сюда завтра, если тебе интересно. Я покажу.
Итак… Я стала прилетать туда день за днём. Он колдовал увлечённо, сам не зная своих возможностей. Каждый день он брал определённый отрезок радуги и вливал его цвета в моё оперение. Пёрышки становились теплее, легче. Иногда он просил меня попробовать летать повыше, перья стали длиннее, больше, но летать с НИИ было на удивление легко. Я поднималась всё выше, затем спускалась к нему, накрывала крыльями его плечи и мы вместе радостно смеялись. Благодаря его волшебству я стала радужной птицей, чувственной птицей, он называл меня эмпирией.
Я прилетала к нему каждый день, каждый день мы рассказывали друг другу разные чудесные истории, как выяснилось потом, он мог рассказать гораздо больше меня, но любил больше слушать. В этих историях были все оттенки чувств людей, это было безумно интересно. Особенно, когда он начинал рассказывать про волшебный лес, откуда он был родом, про своих различных друзей оттуда. Здесь моему воображению было куда разгуляться, так много нового и необычайного я узнавала. Я думала, увижу ли я этих таких же волшебных существ как он, как я, увижу ли я сам этот чудесный лес. Я восхищалась этими его рассказами, его доброй сильной душевной натурой. Он же, в свою очередь восхищался моим пением, любовался переливом на солнце радужных крыльев, когда я кружила в полёте. Он засыпал под моими крыльями, окунувшись в них, уткнувшись лицом.
Однажды он раскрыл передо мной двери своей мастерской. Чего здесь только не было. Различные механизмы, развешанные на стене рисунки и плакаты, дерево, сплетённое из стальной проволоки и другие непонятные мне поделки. Он любил подолгу мне рассказывать обо всём этом. Один раз мы перебирали старые детские игрушки, маленькие фигурки, изображающие животных и различных человечков. Ещё много времени нам предстояло провести так.
Мы оба старались не думать, что когда-нибудь всё это может закончиться. Я старалась хранить всё, что нас связывало: совместные мелодии, напеваемые по вечерам; придуманные мной самой стихи и песни, посвящённые ему. Некоторые, вещи, которые могли показаться другим людям простым мусором. Например, бумажную розу, которую он однажды смастерил для меня. Я дарила ему своё тепло, свои песни, всё что могла и хотела дать. В этих порывах он иногда останавливал меня, какой глупой я себе тогда казалась. Иногда сам он подвергался порывам, и мы оба начинали верить, что никогда друг друга не отпустим, мне до крайности хотелось в это верить.
Однажды среди его сокровищ я увидела небольшой рубин на золотой цепочке в золотой оправе. Он мне его не показывал, я увидела его сама. С тех пор я начала мечтать, что он подарит его мне, я старалась не говорить ему об этом, но мечту эту лелеяла и перебирала в мыслях, этот камень казался мне таким красивым, таким желанным.
Волшебник сказал мне печально как-то раз:
 - Когда-нибудь тебе придётся отсюда улететь, улететь так, что мы вряд ли увидимся снова, восстановив нашу прежнюю дружбу. Так вот тогда ты будешь иметь возможность взять у меня на память всё, что захочешь.
Почему-то опечалили меня эти слова, с каждым днём мне, напротив, хотелось верить, что это всё не закончится никогда. Но прошло несколько дней после этих, сказанных им слов и он ушёл. Он не сказал, куда и когда вернётся. Я долго сидела у его окна и ждала. Я могла бы в этом ожидании провести всю жизнь, если бы мне кто-то пообещал, что он при этом всё-таки вернётся. Не могла же я жить лишь идеалистическим представлением о его возвращении, хотя какое-то время всё же я  им жила. И вот одним утром я не выдержала, я взяла в когти рубин и полетела на его поиски. Путь мой был не столь долгим, он пролегал через лес. Я осматривала все окрестности под собой в продолжение всего полёта. И тут я увидела в лесу его. Он непринуждённо сыпал, хлебные крошки на лесную тропинку и на них слетались лесные птицы. Скверные мысли стали приходить ко мне в голову. «Не ушёл ли он, потому что я ему надоела, ушёл кормить других только для этого и только поэтому. Возможно ли, что я ему больше  не нужна, так как раньше. Какой тогда смысл есть у моего полёта, у моего пения, у моего парения, танца в лучах солнца? Какой же тогда смысл есть у моей жизни, и сгори оно всё на этом самом солнце. Ведь он этих птиц приласкал и целовал их в клювы и улыбался их неловкому перелёту с ветки на ветку, пока я каждый день ждала его одна у окна и вытирала крылом слёзы». Я не могла выдержать этих мыслей, того, что видела, того, что теснилось в моей голове, в моей душе, в моём сердце. Меня охватывало отчаяние. Я взмыла к этому самому солнцу, в лучах которого когда-то парила только чтобы его радовать. Но рубин, который я закрепила на цепочке, на ноге, вдруг, он стал непомерно тяжёлым, и я упала на землю.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я очнулась, но, когда это произошло, я почувствовала острую боль в левом крыле. Когда я встала и попыталась взлететь, я поняло, что оно было сломано. Рубин же разбился и обратился в пыль, иногда у меня возникает мысль: «ведь он определённо напоминал по форме человеческое сердце». Также я думала порой, может быть, никакого рубина вовсе и не было, и вся эта тяжесть в последний момент, да и весь его блеск -  это всё мне только мечталось. До встречи с волшебником идеалистична была моя жизнь. Он же научил меня просто жить мгновениями, которые у нас были, не задумываясь о последствиях. Ведь мы оба особо ничем не рисковали. В конце концов, у меня осталась только одна мечта, проснуться вместе с ним утром и, чтобы никому не надо было бежать. Почему-то у нас обоих всегда были дела в городе.
Но, между тем, теперь это всё, похоже, кончилось и позже я пойму, что половину из этого я выдумала себе сама. Так, со сломанным крылом я побрела к городу. Люди сторонились меня, мои перья пылились. Словно я была что-то удивительное и одновременно странное. Я проскиталась так относительно недолго. Было тяжело и тут я слышу: «Что за чудо птица и не летает?». Ко мне подошёл какой-то человек, он был молод, он разглядел моё крыло и, сделав верное заключение, сказал: « А давай-ка я тебе его починю, только я ведь каменщик, ничего кроме камней у меня нету, так что из них я, наверное, тебе костылёк и сделаю». Он взял меня к себе, обогрел, накормил и каждый день понемногу доделывал мне каменный протез. Каменщик был добр и красив лицом, только никогда он меня не носил на руках как волшебник, а, между тем, строен и силён он был телом. Но ему не интересно было моё пение, однако, он поглядывал, как я каждое утро начищаю свои пёрышки. Неведом ему был до конца их радужный блеск. Он купил и подарил мне новое одеяло.
Прошло так месяца четыре. И вот однажды он любовался мной, потом в порыве обнял меня и сказал: «Отдай-ка мне свои пёрышки». Я даже не подумала спросить, зачем они ему. Мне даже как-то не пришло в голову, что подобные мысли были у многих людей в этом городе. В тот момент я подумала, что мне у него было тепло и изредка весьма хорошо, что он был ко мне по-своему добр. Не пришло мне в голову, что ни разу не обходился он мной с такой заботой как некогда волшебник, не слушал моё пение и любовался мной, смотря большей частью на мои пёрышки. Что ж, я отдала их ему. Ценил ли он, с каким трудом я их заработала, с какой сердечной добротой и заботой, он никогда мне этого не покажет и уж больше, наверное, не скажет. Потому что после этого он всё меньше стал уделять мне внимания, меньше стал со мной разговаривать. В конце концов, он устал. От моего присутствия и сказал мне это прямо, хотя поначалу пытался как-то обойти. Когда же я прямо спросила, прямо и ответил. Я улетела от него. Мой каменный протез был доделан, но это был всего лишь камень, я не могла с ним воспарить, так как некогда прежде. Под радужными перьями у меня остались серебряные, они даже сохранили радужный отлив, но, мне казалось, что нет в них больше прежнего блеска. Мне тяжело было теперь летать, я больше ни о чём не мечтала и даже не пробовала. И летать я стала не так высоко. Тогда я стала скитаться по земле, были друзья, было весёлое времяпровождение, но хотелось чего-то, от чего я могла бы снова воспарить.
 В воспоминаниях моих стало мелькать какое-то волшебное место, я пыталась вспомнить другой путь туда, который был бы для меня не столь тяжёлым. Мелькал в моих воспоминаниях большой чёрный кот, с которым меня когда-то знакомил волшебник. Наконец, сам волшебник, как я могла в таком виде предстать перед ним. Всё, что он дал мне, я отдала человеку, который, возможно, это никогда не оценит. Но я всё-таки нашла в себе силы, просто хотелось быть подле него, быть рядом, дышать тем, же воздухом и смотреть на его лицо. В волшебный лес ходил автобус, обычный, с трёхзначной цифрой, с периодом около получаса. Я терпеливо ждала его, меня обманывали трамваи и машины, точнее сказать, это уже я сама запуталась в этом городе. Я слилась с массой людей, меня уже не особо замечали, но обо мне многие помнили.
И вот я в волшебном лесу, что я чувствую, мне внезапно становится легко, словно что-то старое и доброе возвращается ко мне. Не то чтобы спокойно, но словно меня отпускает всё, что меня когда-либо ограничивало. И вот я снова вижу волшебника, он всегда так необыкновенно появлялся в моей жизни, с ноткой неожиданности. А у него  начала появляться понемногу борода. Он меня обнимает и ведёт в похожий дом, в похожую комнату. Они похожи на то, что было у нас обоих когда-то. Здесь он собирает ещё немного радуги, смешивает его с моим отливом и у меня вновь радужные перья. Это самое великое чудо, которое мне удавалось увидеть в жизни. Я  словно исповедуюсь ему, рассказываю всё, что со мной было, и как я поступила. Он же гладит меня по пёрышкам и говорит: «Такая бывает жизнь, но для меня ты всегда останешься моей эмпирией. Тебе удалось сохранить гораздо больше, чем тебе кажется, ты сохранила внутреннее целомудрие, душевное, сохранила себя. Ты вышла из всего этого с жизненным опытом, возможно, полнее духом и умнее, чем была раньше».
Я улыбаюсь и понемногу схожу с ума. Сбылась моя старая мечта, мы проснулись вместе утром, и никому никуда не надо было бежать. Знала бы я, что это последний раз, когда нам возможно было заснуть вместе,  и ему, уткнувшись в тепло моих пёрышек. Я сказала ему тогда: « Ты же волшебник, сделай меня маленькой, и я буду жить в твоём кармане».
«И ты станешь моим талисманом,» - с грустью говорил он и при этом улыбался.
« - Нет, я не хочу обременять тебя тяжестью такой жизни, слишком нелегко тебе будет ужиться с тем всем, что в моих карманах, даже если ты скажешь, что сможешь и сильно постараешься. Однако прилетать сюда ты можешь, когда тебе захочется».
Так я стала прилетать в волшебный лес и изредка жить у него.  Я стала просто прилетать в то место, где мне сносит голову и отступают границы. Я  познакомилась ещё со многими волшебными существами: с шутом; со сказочной птицей имеющей голову прекрасной девы, перья её были чудесно украшены и разрисованы. С чудаковатым рыцарем, который за многое брался, но не всё ему удавалось; с девочкой Алисой, которая всегда пыталась найти, чему улыбнуться в жизни, помню, она любила испанский язык. Здесь были и князи, и эльфы, и весёлые философы, и безбашенные музыканты и  даже говорящая капля росы, умеющая по-разному отражать свет. У каждого здесь была своя необычная жизнь, каждый из них пережил что-то тяжёлое, многое из этого было тяжелее моей истории. Меня научили ещё некоторым весёлым сказочным играм. Я узнала, что и в моём городе есть таинственный уголок, где замираешь как бы в бесконечности. На этом я заканчиваю свою историю, но, понимаю, что у меня с этой историей ещё впереди.
Билет в волшебный лес стоит восемьдесят рублей. Меня, по большему счёту, не волнуют цены, и я буду туда летать, летать туда, где отступают барьеры и пусть меня сочтут сумасшедшей.  У каждого из нас в жизни должно быть что-то, от чего у тебя снесёт голову, и ты воспаришь в танце к солнцу, лучи, которого будут отражать блеск именно твоих и только твоих крыльев.