4 вагон

Михаил Зенин
Четвертый вагон

Он сидел в пустом купе и смотрел в окно, шел дождь, его капли карабкались по стеклу, сменяя друг друга. Он смотрел через, сразу ставшее слепым, стекло, где опрокидываясь на спину, размытые и какие-то обреченные, летели дома и деревья, и только телеграфные столбы, связанные нитями проводов, старались честно удержаться в квадрате окна.

А если дождь никогда не кончится, - подумал он,- и вода зальет землю. 

Он представил огромную  вязальную машину на конце земли, которая выткет из них большой корабль с серыми под цвет туч парусами. Он видел себя капитаном этого корабля, он подплывает на нем к городу, где родился, протягивает руки горожанам, и кричит, - Люди давай те на корабль, я вас всех спасу. Что? Черт! Он вдруг понял, что у них нет лиц, а может дело в нем? Он не может вспомнить лиц, ни одного лица.

В купе вошла проводница, и села напротив, она что-то говорила, он отвечал, иногда она смеялась, и этот смех…

Неожиданно сам для себя, он спросил, - Это четвертый вагон? Ее лицо застыло холодной безразличной маской, он смотрел на нее, смотрел, как меняется ее лицо, он начал вспоминать.

***
Он сидел в пустом купе и смотрел в окно. За вагоном, вдогонку, стараясь не отстать, по синему полю катилось желтое солнце, иногда оно пряталось в верхушках деревьев, иногда застревало в облаках, но всегда неожиданно, как мяч из воды, выскакивало наверх, заставляя его жмурить глаза.

Дверь открылась, и в купе вошла она, она села, напротив, у нее были желтые волосы и огромные зеленые глаза, белое платье с рассыпанным на нем синем горошком, крепко держало загорелое тело. Она посмотрела на него и улыбнулась, он спросил, как ее зовут, она ответила. Неожиданно сам для себя он отметил, что они разговаривают, молча, не открывая рта.

О чем они тогда говорили? Действительно о чем, - наверно о погоде, может о дальних загадочных странах или о ближайшем концерте сладкоголосого певца, а может о незаметной бабушке за корзинкой, которой охотятся все грибы мира. О чем?

Он помнил, как они шли по перрону, потом по узким тихим улицам. Дом стоял на горе, она открыла дверь и вошла первой, - комната была большой и светлой, в углу на письменном столе сидел большой черный Еж. Она подошла к Ежу, и обернулась, приглашая его взглядом. Он подошел очень медленно, очень осторожно и встал рядом, она улыбнулась и нажала Ежу на колючку, потом еще на одну. Еж запыхтел, закряхтел, и из-под его черного носа на белый листок бумаги начали выбегать слова. Он заворожено смотрел, как дрожит и волнуется белый лист, словно силится понять музыку человеческого тела. Она взяла его руку, и потянула ее к Ежу, ее глаза смеялись, и она сказала, не открывая губ, - Не бойся, будет больно, но всегда есть надежда.

***
Дверь открылась, он вздрогнул и посмотрел перед собой,- проводница исчезла.

В купе вошел толстый мужчина в шляпе в руке он держал большой чемодан, и у него было очень сердитое лицо. Толстый с шумом поставил чемодан на полку, снял шляпу и хорошенько ее тряхнул, капельки воды повисли в воздухе, а потом осторожно начали спускаться вниз, они словно боялись рассердить его еще больше.

Ну и погодка, - выдохнул он, и сел.

Толстый, говорил долго и сердито, - о бездарном правительстве, которое только, что и делает, что поет хором одну единственную песню, - вся жизнь впереди, надейся и жди, говорил о немыслимых ценах на железнодорожные перевозки,  о пароходах, где по его сведениям, слабая организация досуга пассажиров. Еще ему не нравились большие ученые и маленькие жокеи, которые позорно и практически повсеместно страдают недержанием организма в финишном створе локальных успехов. Он точно знал, что автомобили плохо едут в гору,  девушки  легкомысленны, продукты питания просрочены, воду пить невозможно, постоянная сухость во рту, и вообще человечество давно нагнулось и плотоядным кроликом без перил и нравственных ценностей, ползет в пасть к удаву.

Толстый, вытянул шею, широко открыл рот и хлопнул рукой по столу.

- Кстати о птичках,- Толстый мелко захихикал и шепотом произнес, - Я занимаюсь производством гробов с откидным верхом, пользуются необычайным спросом, идут как горячие пирожки.

Толстый, откинулся на спинку и деловито сказал, – Это на подсознании, мир живых мертвецов, нужны ежедневные тренировки, - он громко захохотал, и на его глазах выступили слезы.

***
Он сидел за письменным столом и печатал, неожиданно створки окна распахнулись, и ворвался ветер, ветер пробежал по комнате и разметал по полу, белые листки. Он встал и подошел к окну,- на подоконнике лежала телеграмма с пометкой молния.

Он взял ее в руки и прочитал текст, там было всего три слова, - Она не придет,- и подпись, – Группа товарищей.

Телеграмма вырвалась из рук, и белым самолетиком улетела к потолку. Он медленно, обвел взглядом комнату и с удивлением отметил, что кроме стула и стола с сидевшей на нем тяжелым железным задом, пишущей машинкой в комнате ничего нет, ах да, еще есть зеркало, он машинально пошел к нему. Вдруг комната закачалась, как легкий катер на волнах, и он упал. Он предпринял еще несколько попыток, но каждый раз терпел неудачу, - комната качалась все сильней и сильней, лишь только он приближался к зеркалу.

Какое-то странное неизведанное чувство охватило его, пронзило его насквозь, ноги сами понесли к столу, -  он сел на стул, закрыл глаза и начал печатать. Он печатал и печатал, быстро, очень быстро, не переводя дыхания, иногда его руки взлетали, как крылья, и касались, его волос. Наконец, белый лист сполз вниз, он подхватил  его и положил перед собой, затем он взял в руки карандаш и начал лихорадочно, соединять цифры с цифрами, буквы с буквами. Карандаш выпал из его рук, - на листе бумаги появился портрет мальчика, мальчик смотрел на него большими грустными глазами, он будто хотел спросить его о чем-то, о чем-то важном.

***
Он сидел в черном купе, закрыв глаза, и слушал стук колес. Вагон выехал из туннеля и наполнился светом, он открыл глаза.

Толстый мужчина исчез, вместо него сидел тощий с лицом кенгуру, его губы перекатывались в такт покачивания плеч и живота, казалось, что он жует одному ему видимую волшебную солому.

- Вы, в какой партии состоите, молодой человек, - с напряжением в голосе спросил Тощий, задергав правым глазом.

- Что, что? Хорошо, можете не отвечать, в конце концов, это Ваша личная трагедия, а обществу, обществу…. Тощий сделал глубокую паузу, глаза начали вылезать из орбит, а указательный палец правой руки, сделав в воздухе круг, неожиданно опустился в его открытый рот.

- Ой, ой, не трогайте меня, как вы смеете, я готовлюсь, стать депутатом городского собрания, - он осторожно вынул палец изо рта, и подул на него.

- Хорошо, - сказал Тощий, - Вы меня убедили, в конце концов, даже ничтожные беспартийные личности должны расширенным кругозором проникать в суть вещей, я расширю Ваш кругозор, я многим расширил, ко мне очередь в кабинет, особенно когда… - он запнулся, - к черту женщин, человек и депутат, должны быть в комнате одни. Вы меня, понимаете? 

Тощий говорил и говорил, - о различных партиях, о светлой партийной жизни, о жизнеутверждающих песнях, которые заставляют рыдать депутатов на нерушимых съездах. Оказалось, что левые центристы хороши в окопах, а  умеренным троцкистам нет равных на пашнях и стройках, кадеты преуспевают в рыболовстве, а из выходцев либеральных партий получаются отличные кондуктора и кассиры.

- Они молодцы, умеют считать деньги, - крикнул Тощий. К женским партиям, он относился по-особенному,- немного снисходительно, но легко и не принужденно. Он рассказал, что  партийные стюардессы это что-то, немного погрустил, что не является современником Розы Люксембург.

- А, то бы мы задали перцу, - горячо, прошептал он.

- А теперь самое главное, но это строго между нами, - Тощий посмотрел на часы, - Через два месяца и тринадцать дней начинается период партийной овуляции и у меня есть план. Слушайте меня внимательно, - в Сибирской тайге есть зона повышенной родовой активности. Так вот местные партийцы, по моему секретному приказу, вооружившись топорами, валят вековые кедры, пилят, строгают и делают общую кровать гектар эдак на двадцать, одномоментно ивановские ткачихи, зараженные, как палочками тифа, моей всепоглощающей  идеей шьют, ткут ватное одеяло в размер. Потом все партии на самолетах, пароходах, оленях и т.д. доставляются к месту дислокации и под одеяло.
- Конечно, девять месяцев я им не дам, - Тощий опять посмотрел на часы, - Месяц и точка, а через месяц, мы родим новую девственную партию, надежно прикрытую  стерильным партийным билетом, ее, ее….

Тощий задумался, тревожно провел рукой по лицу. Голос, сначала задребезжал где-то внизу, а потом рванулся ввысь, - Ее так просто балалайкой не проткнешь, мы родим новую партию, партию мечту, где каждому дадим не по каким-то случайным возможностям, а по широкому кругу, так сказать в ассортименте  потребностей.

Тощий поперхнулся и начал вытирать руками слюни.

***
Он сидел за столом и печатал, за спиной послышались гулкие шаги, он обернулся, - к нему подошла небольшого роста женщина с черными глазами и волосами, в руке она держала мешок.

- Помоги, чего расселся, - зло прошипела она. Он вскочил и раскрыл мешок двумя руками, она начала опускать туда отпечатанные им листки бумаги. Она наполнила пол мешка, и бумага кончилась.

- Что-то мало сегодня, - проворчала она, - Мы же договаривались, каждый день по мешку, совсем стыд потерял, будешь халтурить, я завешу черной простыней окно, ты понял меня, писака?

Она взяла мешок и волоком потащила его к зеркалу. Женщина стояла около зеркала и что-то делала руками на голове, из затылка вылезла густая прядка волос, нос вытянулся, и она стала похожа на птицу, птицу удода.

Он осторожно на цыпочках подошел сбоку и посмотрел в зеркало. Зеркало ничего не отражало, ничего. Женщина стояла у зеркала, громко сопела и продолжала ворошить волосы. Он зашел сзади и увидел в зеркале маленького мальчика, того самого с большими грустными глазами. Они несколько секунд, не отрываясь, смотрели друг на друга, неожиданно зеркало упало и разбилось, женщина резко обернулась, в ее маленьких черных глазах блестела неподдельная ярость, она открыла огромный клюв и начала от возмущения хватать им воздух.

Он подошел к столу, сел и начал печатать. Через мгновение он услышал шелест крыльев, и обернулся, - в комнате никого не было.

***
Он сидел в купе, положив голову на стол, - наверно я сплю, - подумал он. Он поднял голову, - напротив его сидела большая женщина с длинным лицом, серый пучок на ее голове упирался в верхнюю полку.

- Все спите, - громко начала она, - А Вы знаете, что земля устала от людей, еще несколько лет этой позорной вопиющей маструбации, которая называется человеческим созиданием, и все, здесь никого не будет, это я вам гарантирую, смоет всех, смоет в узкий клозет людского равнодушия. Где социальная ответственность населения?  Нужны новые подходы развития, новые утюги истории, чтоб вы понимали, нужны новые ценники на старые ценности. Мы создали специальный комитет, и знаете, мы там дурака не валяем, а работаем истово до хрипоты, вчера пришли к выводу, - нам нужны новые специальности.
- Земля стонет от асфальта, и что? Никто ничего, пожалуйста, вот вам новая специальность, - таксист-тракторист, дороги не нужны, более того все водители проходят специальное обучение в консерваториях, а на тракторах устанавливаются микрофоны. Человечество перемещается на тракторах и что делает? Правильно поет, а если поет, значит веселей дорога.

- Или, например, летчики, что просто так летать, вхолостую, а Вы возьми те да зацепите за хвост самолета пассажирский поезд, - Астрахань-Воркута, кстати, в поезде тоже можно установить микрофоны. Рельсы разобрать, и сделать из них, ну скажем, воздушный шлагбаум. Вы поймите, это не принципиально, это все мелочи.

- Главное в чем? Вот, скажем доктор, и что? Люди мерли и будут мереть, зачем эти пустые хлопоты,- уколы, таблетки, никогда из глухонемого не сделаешь певца, нужно сосредоточится на другом. Вы знаете, что в мире в социальных учреждениях развивается и успешно аккумулируется генофонд исключительных людей, - душегубов.  А вот, если Министерству здравоохранения совместно с учеными новой волны собрать всю волю в кулак и переучить их, и дать новую специальность, допустим, -  доктор душелюб. Так вот, сидит, наш душелюб около еще теплого больного, сидит и поет, - спи моя лапа усни. Пациент немедленно перестает страдать, а потом душелюб перемещает его, еще не улетевшую душу, в другое здоровое тело,- лучше всего, для мира во всем мире смешивать специальности, например, душу крепкого, но усопшего кузнеца в тело инфантильного, страдающего самоликвидацией ботаника. Так, мы сразу убивает двух зайцев, а еще лучше перемещать душу мужчины в женское тело или наоборот, тогда сразу идет облегчение на лесные массивы.

- Вы меня понимаете? Объясняю для неокрепших мужских умов, будут не нужны двух спальные кровати.   Неожиданно, большая женщина запнулась и пристально посмотрела на него. 

- У тебя выпить есть? – спросила она мягким нежным голосом,  - Жаль, эх мужики, мужики, мы с девчонками Вам тоже придумали новую специальность. Она засмеялась, потом порылась в дорожной сумке и вытащила бутылку водки.

- Будешь? Ну, как знаешь, а у меня после вчерашнего закрытого заседания, ну очень, ну просто раскалывается  - Большая женщина сделала несколько глубоких глотков, томно скосила глаза и бережно, белым платочком, утерла губы. Может споем? - кокетливо спросила она.

***
Он сидел за столом и печатал, вдруг он остановился, посмотрел в окно, за стеной раздался какой-то неясный шум,  послышались голоса. Он встал и подошел к двери, чувство любопытства толкало его вперед. Он открыл дверь и вышел в коридор.

Боже, - подумал он, - я же никогда не выходил за эту дверь, никогда.  Он сделал несколько шагов и уткнулся в другую дверь, из-за двери он услышал женский голос. 

Голос сказал, - Господа, поздравляю нас всех, мы проделали большую, гигантскую работу, теперь в нашем распоряжении находится вся канализации страны, деньги не пахнут господа, далее, нашего представителя, назначили начальником охраны, серой ветки Метро. Мы выходим на новый уровень….

Послышался мужской голос, - Тогда зачем нам этот, писака?

Женский голос произнес, - Как зачем? А кто будет вешать на уши лапшу любителям свежего воздуха. Наша следующая цель водопровод! Вода это деньги, а деньги это власть. Возьмемся за руки друзья и будем продвигать    нашего кандидата на пост начальника охраны всех сетей подземного водопровода.

Он, медленно повернул ручку и вошел. В комнате царил полумрак, на диване, кровати, стульях сидели мужчины и женщины, на лицах были одеты маски, маски кротов, некоторые женщины сидели на коленях у мужчин и все они держали в руках бокалы.

Он пригляделся,- Почему они в масках? Какие оригинальные маски, как будто…, - подумал он и судорожно спросил, - Вы кто?- спросил,  и не узнал своего голоса.

Из темноты раздался хриплый мужской голос, - Группа товарищей. Ты чего хотел, дядя?

Он растерялся и невпопад сказал, - А ко мне прилетала птица, удод, - он всматривался в темноту, стараясь найти под масками что-нибудь человеческое.

- Ты это дядя иди, иди, мы тут все ждем, когда ты там да сочиняешь свою муру, мы можно сказать на пределе, давай цигель, цигель, - раздался тот же грубый мужской голос.

Потом визгливый женский голос произнес, - Стучаться надо, а если бы мы тут все голые сидели, вот это и есть наша интеллигенция, позор.

Он закрыл дверь и побежал в свою комнату,- на стене, как ни в чем не бывало, висело зеркало, он осторожно подошел к нему, - на него смотрел седой мужчина с большими грустными глазами и усталым изъеденным морщинами лицом. Он открыл окно, и выпрыгнул из него, прямо на куст сирени.

***
Поезд остановился, он вышел из вагона и торопливо пошел по перрону. Он шел по длинной узкой улице ползущей вверх. Шел дождь, и на улице было совсем мало прохожих. Он не видел их лиц, они все спрятались под огромными черными зонтами.

Куда я иду? - подумал он,- ведь должна же быть какая-то цель. Он вышел из города и пошел по шоссе, смеркалось. У него развязался шнурок, и он присел завязать его, случайно он обернулся и увидел Группу товарищей.

Кроты бежали за ним сплоченной колонной по двое, взявшись за руки, иногда они останавливались и нюхали воздух. Он побежал через лес, - кусты и ветки деревьев больно били ему по лицу, он закрывал лицо руками и снова бежал, бежал изо всех сил. Лес закончился, - он выбежал на поляну  и остановился.

Он остановился на краю пропасти, и осторожно посмотрел вниз, - глубоко внизу тонкой ниткой блестела река.

Какая она маленькая, - подумал он. Он повернулся спиной к пропасти и стал ждать, неожиданно какое-то холодное безразличие овладело им, он с грустной усмешкой смотрел на приближающиеся фигуры.

Кроты теперь шли шеренгой, молча, и только их тяжелое дыханье, подвигалось к нему, с каждым шагом,- все ближе и ближе. Наконец, они обступили его полукругом.

Он обратил внимание, что все Кроты смотрят не на него, а куда-то в сторону. Они не видят меня, - отстраненно подумал он.

Из толпы вышел Крот с женской фигурой, - Какой же ты молодец, мы все так тебя любим, хочешь…

Крот расстегнул на блузке пуговицу, - я научу тебя танцевать, будем танцевать вдвоем в темноте.

- Конечно, в темноте, - улыбнулся он, - Вы же не видите меня, а слышите только то, что хотите услышать, - он повернулся и прыгнул в пропасть. Он летел, раскинув руки и ноги, а река становилась все шире и шире, он летел и смотрел на воду. Неожиданно на воде появилось отражение мальчика, с раскинутыми руками и ногами и большими печальными глазами.

***
Он сидел в пустом купе и смотрел в окно, вошла проводница и поставила на стол два стакана чая.

- Это какой вагон? – машинально, спросил он.

- Четвертый, - ответила проводница и вышла.

Зачем мне два стакана, - подумал он и стал маленькой ложечкой размешивать сахар.

Дверь открылась и в купе вошла она, у нее были желтые волосы и огромные зеленые глаза, белое платье с рассыпанным на нем синим горошком, крепко держало загорелое тело. Она села напротив, взяла ложечку и начала размешивать в стакане сахар.