Орден Сутулова глава 7

Стас Волгин
                1 
   Читальный зал Захолмской городской библиотеки уже не вмещал всех посетителей. А люди всё подходили и подходили: молодые и не очень, в верхней одежде и налегке, с книгами и пустыми руками, с просветлёнными и непроницаемыми лицами, разговорчивые и молчаливые, хорошо одетые и так себе. Директриса библиотеки распорядилась принести дополнительные стулья, а громоздкие читательские столы переместить с середины зала к стене и поставить их вдоль окон. Кое-где даже друг на друга. Освободившуюся площадь тут же заняли новыми посадочными местами. Когда все прибывшие наконец угнездились, на импровизированную сценку вышла молоденькая, худенькая, ясноглазо-нежная сотрудница взрослого абонемента и, обращаясь к публике, не по годам проникновенно и артистично вывела:
  – Уважаемые друзья! Читатели!.. Разрешите от всего нашего творческого коллектива выразить вам сердечную признательность! За то, что нашли возможность оторваться от рутины повседневности, от телевизоров и нескончаемых домашних дел, от праздности и замотанности, и прийти в наш храм книги на этот праздничный творческий вечер! Надеемся, он вас не разочарует. Спасибо вам!
   В зале раздались жидкие аплодисменты.
  – Вы знаете… – продолжила девушка. – Изначально мы хотели окрестить сегодняшнее мероприятие вечером памяти нашего талантливого земляка, писателя, поэта и публициста Павла Вересова. Хотели провести некое подобие творческого мемориала в честь этого незаурядного мастера слова… Однако, искренне говоря, язык не поворачивается упоминать о данном человеке в прошедшем времени. Все мы до сих пор надеемся, что с Павлом произошло лишь нелепое недоразумение, абсурдное стечение обстоятельств, и в скором времени он опять будет среди нас. Во всяком случае очень хочется верить в это!.. Поэтому, с вашего позволения, пусть наша встреча станет сегодня не данью памяти, а просто будет посвящена многогранному творческому наследию Павла Вересова. И будем считать, что физическое отсутствие автора вызвано лишь парадоксальной, но уважительной причиной. Хорошо?..
   Взволнованные хлопки присутствующих прозвучали уже более убедительно.
  – Итак, мы начинаем! – приободрилась ведушая. – Я передаю слово представителю инициативной группы литературного объединения "Прометей", поэту и сочинителю авторских песен Аскольду Зарёву. Прошу!..
   Под вялые рукоплескания на сценке появился коренастый молодой человек с толстым альбомом в руках и, смущённо помявшись, взял в руки микрофон.
  – По правде сказать, на мою долю выпала огромная честь некоторое время быть рядом с нашим выдающимся захолмчанином Павлом Вересовым, – довольно патетично начал он. – Более семи лет я в тесном творческом контакте сотрудничал с Пашей. За это время мы провели с ним множество литературно-музыкальных вечеров, в том числе и за пределами нашего города. Заметно укрепили ряды и связи родного объединения "Прометей"… Хэм-м… Без приукраски можно сказать, что Павла всегда отличали огромная трудоспособность и постоянная требовательность к своим произведениям. Наверное, поэтому многие почитатели его таланта прежде всего восхищались и восхищаются необыкновенной отточенностью и филигранностью слога практически всех его литературно-публицистических вещей… Как известно, из-под пера и студийного микрофона вышли у Вересова не только яркие журналистские работы, но и прекрасные авторские книги. Как в жанре поэзии, так и прозы. К тому же осталось немало коллективных сборников, на страницах которых произведения Павла всегда были особенно заметны…
   Аскольд перевёл дыхание, внимательно посмотрел в зал, собрался с мыслями, провёл пальцами по корешку альбома и, кашлянув, подытожил:
  – Конечно, об этом удивительном человеке можно рассказывать безостановочно. Его личность и незаурядный талант того заслуживают… Жаль, что Паши уже полтора года нет с нами. Полтора года тишины и неопределённости. Полтора года без вести пропавший Вересов не подаёт никаких сигналов  о себе. Всё это очень печально, но… Всё равно, несмотря ни на что, хочется верить, что он обязательно к нам вернётся! Вернётся к своим друзьям, к коллегам по творчеству и, улыбнувшись, скажет: "Здравствуйте! А вот и я! Пришёл с новыми стихами и рассказами. Хотите послушать?" Так что… Не стоит преждевременно отчаиваться!.. Поэтому… без долгих предисловий я хотел бы перейти к песням, написанным мною на стихи моего товарища и близкого друга. Гм… Предлагаю вашему вниманию небольшой музыкально-поэтический цикл, который я посвятил Павлу Вересову. Не в смысле памяти, а в настоящем, так сказать, временном отрезке…
   Зарёв присел за небольшой синтезатор, несколько раз тренькнул по клавишам, сосредоточился, звучно откашлялся и… запел. Запел монотонно и заунывно, срывающимся голосом, с трудом вытягивая высокие ноты. Его явно непрофессиональное пение заметно усугубилось ещё и тягучей гнусавостью, переходящей в козлетон редкой, душераздирающей тональности. Зато сам "бард" был на вершине блаженства: не замечая скрытых ухмылок и скосороченных физиономий зрителей, он самозабвенно выводил один куплет за другим, упиваясь электронно-горловыми звуками, прикрывая веки и чуть раскачиваясь. Мелодии сменялись речитативами, комментарии к песням – новыми "завываниями". Если б не удивительно завораживающие тексты композиций, добрая половина зала сразу бы направилась к выходу. Помурыжив публику ещё минут десять, исполнитель наконец раскланялся и под облегчённый выдох присутствующих сошёл с "дистанции".
   Творческий вечер продолжили друзья и коллеги Вересова. В основном, по писательскому "цеху". Они выжали в адрес Павла жалкие дифирамбы, поделились скудно-невыразительными воспоминаниями, натянуто поскорбели, похихикали, поизощрялись в словоблудии, с удовольствием попиарились в "лучах софитов", после чего, подгоняемые скрытыми жестами ведущей, с сожалением покинули "центр всеобщего обозрения". А затем… Затем при свечах был просмотр памятных диапозитивов, прослушивание музыкально-помпезных фонограмм, декламирование отрывков из произведений "виновника торжества". На восьмидесятой минуте встречи зрительский "запал" начал заметно угасать – посетители расслабленно обмякли, нетерпеливо заёрзали на местах, стали шушукаться и позёвывать. Короче, притомились. Заметив это, находчивая ведущая прошла на середину зала и, мгновенно заинтриговав собравшихся, вкрадчивым голосочком объявила:
  – А сейчас… Сейчас я хотела бы попросить выйти сюда почётного гостя нашего города, который приехал из Москвы специально на этот вечер. Итак, встречайте! Литературовед, доктор искусствоведения, заслуженный деятель культуры Российской Федерации, действительный член ряда Академий, лауреат престижных литературных премий, писатель, поэт и публицист Нестор Борисович Приходько. Пожалуйста, просим вас!
   Публика моментально встряхнулась, оживилась и дружно повернула головы к узкому проходу между стульев. На сценку вышел поджарый мужичок небольшого роста с яркими признаками породы на лице. Очки в золотой оправе, бородка клинышком и безупречный костюм с галстуком окончательно развеяли все сомнения относительно его аристократического происхождения. Смущённо улыбнувшись и помяв руках неприметную мягкообложечную книгу, академик подал голос.
  – Видите ли… Я, собственно, не планировал выступления перед широкой аудиторией слушателей. И заранее не готовился к этому. Приехал, чтобы внимательно послушать земляков Павла Вересова, слиться, так сказать, с первозданной атмосферой, в которой жил и творил этот уникальный человек. Поэтому… Во-первых, прошу извинить меня за возможные накладки и погрешности в моей импровизированной речи. А во-вторых, раз уж мне предоставили слово, я хочу сказать вот о чём…
   Представитель столичного "бомонда" мягко поправил очки, интеллигентным жестом водрузив их на переносицу, провёл тонкими пальцами по ухоженной бородке и, вздохнув, продолжил:
  – Я постараюсь быть кратким… Гм… Где-то около года назад чисто случайно мне попала в руки вот эта книжечка. – Нестор Борисович приподнял над головой издание, которое держал в руках. – Называется она "Оливье по-новорусски". Повесть и рассказы Павла Вересова, жителя Захолмска, члена литобъединения "Прометей"… Полагаю, данный фолиант знаком многим из вас…
   По залу прокатился лёгкий гул подтверждения.
  – Хм… Честно говоря, не знаю, как оказалась эта книженция в Це Де эЛе, но я, решив поинтересоваться, чем и как живёт сейчас писательская глубинка, взял настоящее издание домой, чтобы полистать на досуге… С первого же взгляда стало понятно, что сия проза выпущена, мягко говоря, непрофессионально. По принципу так называемого самиздата или самопала. То есть, не в лицензионном издательстве… К тому ж от первых же печатных абзацев повеяло, как мне показалось вначале, хитроумно завуалированным, но всё-таки распознаваемым подражанием. Словом, автор явно попытался подстроиться под чьи-то давно уже знакомые и отработанные литературные стили… Перелистав несколько страниц, я хотел уж было разочарованно отложить книжку в сторону. Но вовремя спохватился!.. Скрупулёзно вчитавшись в один из её отрывков, я вдруг поймал себя на мысли, что не могу оторваться и с интересом постигаю какую-то новую, доселе незнакомую мне азбуку сочинительства. Стал читать выборочно. Опять то же самое! Фантастика! Это абсолютно новое направление в современной литературе!.. Сказать по правде, не сразу, но постепенно, листок за листочком, я проникся. Да-да!.. Меня наконец осенило, что никакое это не стилистическое плагиатство, а самый что ни на есть индивидуально-неподражаемый почерк настоящего мастера слова!.. Вы не поверите, но спустя определённое количество времени я с искренним удивлением и неподдельной радостью понял, что передо мной – редчайшая по сегодняшним дням книга, в которой автор умело сочетает самые лучшие классические направления с современным математически выверенным языком. Получается некая тонкая, эстетически утончённая палитра из отточенного, яркого литературного полотна, наложенного на привычную для всех современную пластиковую подложку. То есть, на практичную и прочную основу. И вся эта творческая конструкция выполнена с технологически филигранным вкраплением весьма оригинальных сюжетных линий… Простите ради Бога за возможно странные и непонятные сравнения! Увлёкся, понимаете ли… Скажу проще – Павел Вересов если и не гениальный писатель современности, то уж талантливейший литератор несомненно! Это тот автор, которого давно уже ждал весь здравомыслящий авангард сегодняшних почитателей литературного слога! Вот так… Не побоюсь этих громких заявлений!.. Поэтому… Вы, уважаемые Пашины земляки, можете по праву гордиться своим незаурядным соплеменником. Уверяю вас!..
  – Да-а?! – басовито рявкнул из первых рядов полный мужчина с лоснящейся физией. – Гений, говорите, наш Голубев? Интере-есно… А почему мы об этом узнаём только сейчас? М-м?.. Где вы раньше-то были, господин хороший? 
   Ошарашенный такой фривольностью и бестактностью, Приходько едва успел подхватить внезапно сползшие с носа очки, растерянно проморгался, сморкнулся в платочек, отдышался, после чего, немного приходя в себя, парировал:
  – Видите ли, уважаемый… Вы, по-моему, несколько заблуждаетесь в своих оценках… Когда я прочёл эту книгу и открыл для себя новое имя в современной литературе, то, безусловно, попробовал наладить контакты с малой родиной Павла. Связался по телефону с заведующей вашей библиотеки. Она-то и сообщила, что Вересов в настоящий момент числится без вести пропавшим. И надежды на его возвращение с каждым днём угасают… Узнав это, скорби моей не было предела. Тем не менее, когда в мой офис пришла телеграмма с приглашением на вечер памяти вашего земляка, я нашёл время и возможность посетить это мероприятие…
  – Н-да… Ну а дальше-то что? – не унимался толстяк. – Вот приехали вы, наговорили кучу комплиментов в адрес Голубева. Что, мол, такой он и разэдакий, семи пядей во лбу. Чуть ли не величина мирового масштаба! Король бестселлеров!.. Талант, самородок!.. И тэ дэ и тэ пэ… Хм… Только вот…
  – Пардон!.. А что вы, собственно, хотите от меня?
  – Знаете что, профессор? – резко побагровел собеседник. – Прошли времена пустословий, вот что я вам скажу! Сегодня все кругом вынюхивают лишь коммерческий интерес. Бесплатно уже кашлянуть скоро не дадут!.. Везде только мани-мани. Бизнес, одним словом… Вот я и кумекаю. Раз наш Голубев-Вересов, оказывается, такой башковитый в смысле книгоплётства, то следует организовать в Захолмске хотя бы музей, куда б могли приехать почитатели его творчества… Да что там музей! Культурный центр надо открывать имени Пашки! Пусть со всей России, со всего света катят сюда всякие там полиглоты и книгоманы! И будет нашему городу не только слава планетарного значения, но и хорошая деньга в казну поплывёт… Закатаем в асфальт все разбитые дороги, откроем новые поликлиники, построем много современного жилья, дадим людям рабочие места, превратим Захолмск в Лос-Анжелес! Вот это я понимаю… А потом поставим памятник нашему Вересову, назовём его именем улицы и проспекты, учредим ежегодные литературные чтения, подадим заявку в ЮНЕСКО об увековечении памяти нашего земляка!.. Представляете, какие денежные вливания могут ожидать не только наш городишко, но и всю область?! Весь регион! Всю страну!!.. Так что… Масштабнее и более практично надо мыслить, господин доцент!..
  – Позвольте!.. – едва сдерживаясь, откликнулся Нестор Борисович. – Во-первых, я не доцент. Попрошу подбирать выражения!.. А во-вторых… Я не понимаю… Вы так говорите, будто я должен инициировать и возглавить только что выдвинутый вами проект?
  – Ну не я же… – развёл руками толстый, ехидно ухмыляясь. – Вы там в Москве шишка по писательским делам. Вас в этих кругах знают. Вы без ума от местного сочинителя Голубева. Стало быть, вам и карты в руки! Дерзайте!..
   Приходько досадливо покачал головой и открыл было рот, чтобы достойно осадить обнаглевшего товарища, но… Вовремя пришла на помощь ведущая вечера.
  – Так! Пожалуйста!.. Не будем дискутировать! – пытаясь снять возникшее напряжение, решительно заявила она и потянулась к сцене. – У нас сегодня творческая встреча, а не экономический форум… К тому же хотелось бы заметить, что Павел Вересов официально не числится умершим. А мы тут пытаемся уже памятники ему ставить. И музеи открывать… Нехорошо! Я бы сказала, даже кощунственно рассматривать сейчас подобные идеи и проекты… Итак! – молодая женщина повернулась к публике. – У кого ещё есть вопросы? Только по существу!
  – Можно мне? – поднялась из середины зала смуглая черноволосая девушка.
  – Угу… Вы хотите к Нестору Борисовичу обратиться?
  – Да…
  – Хорошо! Я слушаю вас! – с готовностью отозвался пришедший в себя московский гость.
  – Нестор Борисович! – непроизвольно зарделась смуглянка, почувствовав на себе оценивающие взгляды собравшихся. – Вы здесь упоминали Центральный Дом Литераторов. Именно там, по вашим словам, вы и наткнулись на книгу Вересова "Оливье по-новорусски"…
  – Да-да…
  – Скажите, пожалуйста, а другие издания из Захолмска вам не попадались? Прежде всего я имею в виду поэтический сборник нашего литобъединения. Называется "Облака". В такой коричневой обложке… Мы его на региональный конкурс посылали…
  – Гм… Вы знаете, барышня… К сожалению, нет. Не встречал, не видел, не читал…
  – Жаль… Вы бы смогли ознакомиться с творчеством и других захолмчан…
  – Простите… Насколько я понимаю, в том сборнике были стихи и Павла Вересова?
  – Да, были… Не только стихи, но и лирические зарисовки в прозе… А ещё мои сонеты. Десять штук… И… Много-много разных других стихов. В том числе и прочих авторов…
  – Понятно… Вы, девушка, подойдите ко мне после вечера. Побеседуем… Ладно?
  – Хорошо!.. Спасибо! – кивнула брюнетка и, облегчённо выдохнув, опустилась на стул.
   Ведущая, покосившись на настенные часы, вопросительно взглянула в зал:
  – Так… Кто ещё хочет высказаться?
  – Разрешите? – поднялась с места высокая блондинка постбальзаковского возраста с сочным грудным контральто и брезгливой гримасой на лице.
  – Пожалуйста! – вежливо откликнулся Приходько.
  – Вы, Нестор Борисович, меня извините, конечно… Может, я чего-то не так понимаю. Но… Видите ли… Вы тут минут сорок расточали комплименты в адрес Голубева. Это вы – человек высокой культуры, с громким именем в литературных кругах!.. Однако, как я поняла, биографией вашего визави вы совершенно не интересовались. Не знакомились с ней подробно, не занимали себя этим вопросом…
  – Пардон! А что вы в данном контексте подразумеваете под словом "биография"?
  – Ну как же!.. Мне, право, неловко, но… Я полагаю, вы должны знать, что у Голубева, к примеру, нет высшего образования. У него за плечами всего лишь какое-то занюханное ПТУ. Или простенький техникум. Заборостроительный… К тому же, заметьте, не гуманитарного профиля, а сугубо технического! Он всегда и работал-то на "Точприборе". Специалистом по железякам… И после этого вы имеете смелость называть этого пролетария мастером слова? Какого-то инфантильного гигемона – таланнтливейшим писателем?! Фух!.. Откуда такое чудовищное заблуждение? Или сегодня российскую культуру стали представлять уже заводские работяги-многостаночники? Они теперь составляют авангард отечественной литературной классики? Так?..
  – Подождите! – резко отмахнулся ладонью академик. – Насколько я понимаю, вы можете снизойти до жалкого подобия внимания только к тем людям, у кого имеется в наличии вузовский диплом? Если человек такового не получил, он для вас – питекантроп, быдло, серость, двести пятый сорт? Лапотник необразованный? Дрова для топки?.. Я правильно говорю?
  – Абсолютно верно!.. Разве может вчерашний выпускник школы, да ещё посредственный, без всякой подготовки начать строить дома, прокладывать железные дороги, заниматься фундаментальной наукой, снимать кинофильмы, ставить в театре спектакли? Этому ведь учиться надо! И не один год!.. И желательно – у авторитетных педагогов. Чтобы получить именно профессиональное образование. Подчёркиваю – про-фес-сио-наль-ное! А не так – просто ВУ. Получается – Вроде Учился… Отсюда закономерное резюме: что из себя представляет этот ваш Голубев? Какой из него литератор? Без базовой, серьёзной подготовки?.. Так, смех один. Жалкий лепет. Пустое графоманство…
  – Хм… Интересно… В таком случае вы непременно должны отрицать наличие всякого таланта у того же Ломоносова, Шукшина, Астафьева, Шолохова, Джека Лондона? Они ведь тоже поначалу были, как вы выразились, смех один? Жалкий лепет?
  – Да, были!.. Но потом-то выбились в люди! Выучились! Опыт приобрели…
  – А кто говорит, что Вересову заказана дорога к дальнейшему обучению? А?.. И потом… Есть такое понятие – искра Божья. Дар небес!.. Вы верите, что у Павла от природы, от Создателя элементарный дар к сочинительству?.. Нет? Хорошо! Тем не менее при всех ваших нападках я, далеко не дилетатнт в рассматриваемой нами области, всё равно утверждаю и буду утверждать, что он – прирождённый, настоящий писатель!..
  – Да-а?! Вот как? – гневно взвизгнула блондинка, переходя на непривычные для неё высокие ноты. – А я так не считаю!.. Только дипломированный выпускник института, университета, аспирантуры или академии может называть себя специалистом своего дела. Все остальные – просто выскочки и жалкие самоучки!
  – Н-да… Позвольте вам заметить, уважаемая, что на своём веку я перевидал огромное множество выпускников филфаков, литфаков, журфаков и прочих гуманитариев. Но среди них не было, к сожалению, ни одного, кто хотя бы краешком пера дотянулся до тех литературных высот, коих Вересов давно уже достиг. Без всяких там дипломов и вузов…
  – Так прям и не одного?
  – Практически да…
  – А я вам не верю! – брызгая слюной, позеленела собеседница. – Не бывает такого, чтобы всякая там босота сразу же становилась гениями! Абсурд!
  – Ну… Тогда… Что ж… – потрепал бородку Нестор Борисович. – Ваше право!.. Переубеждать вас у меня нет никакого желания. Извините!
  – А зачем переубеждать? – подскочила со своего места другая женщина, сухонькая мамзель в очочках с жидким пучком волос на затылке. – Не надо коверкать наше сознание, вот что я вам скажу, товарищ искусствовед!.. Хм… Вы тут горой стоите за этого, с позволения сказать, горе-писаку. А я слышала, что он, мягко говоря, не совсем приличный человек. Женился, сказывают, по меньшей мере уже три раза. И всех своих бывших жён побросал! Неугодны они ему, видите ли. Не подходят!.. Ой! А сам-то? Тьфу! Страмник!.. Многие мне говорили, что этот сочинитель из пивнушек не вылезает. Из всяких там баров, забегаловок, кафе и ресторанов. У него, грят, чуть ли не каждый день разные там отмечаловки, юбилеи, творческие удачи, презентации, банкеты. В общем – сплошные тусовки… Сталыть, уважает этот мастер пера в кавычках за воротничок принять. О-очень уважает! О-от!.. Какой же он тогда великий литератор и художник слова? Не слова, получается, а большой мастер по опрокидыванию стаканов… Зачем же, скажите, нужен нам такой гений? Непутёвый он какой-то выходит. Бестолковый, чумной. Неавторитетный!.. От него, от такого, не слава нашему Захолмску, а один только позор. Верное слово!
  Вымученно улыбнувшись, Приходько попытался обратить диалог в шутку.
  – Ход ваших мыслей до предела понятен! – кивнул он выступающей. – Однако смею вам заметить, что и Пушкин, и Лермонтов, и Крылов, и Чайковский не гнушались весёлых компаний, где шампанское всегда  лилось рекой. Однако степень их таланта от этого нисколько не умалялась… Полагаю, что в данном контексте уместно также вспомнить Есенина, Рубцова, Высоцкого, Довлатова… Что, народ их меньше любить стал? Эти имена вычеркнули из собраний мировой литературной классики?..      
  – Хэх, мать твою! – вырвалось у мужчины в полосатой рубашке, сидящего у окна. – Я чувствую, мы щас договоримся до того, что все писатели – непросыхающие бухальщики. Хе-хе… Что ж тогда получается? В школе нас заставляли читать книжки хронических алканавтов? Отпетых керосинщиков? Да?!..
  – Ну знаете ли… – подавленно развёл руками московский визитёр. – Что за дикие сравнения?.. Впрочем… Я, честно говоря, не понимаю, зачем вы пришли на эту встречу, если всё время пытаетесь очернить Вересова? Странно…
    Порозовев от таких неожиданных выпадов, ведущая вечера попыталась сгладить гнетущую наэлектризованность аудитории.
  – Я очень извиняюсь! – стараясь держаться непринуждённо, звонко чирикнула она. – Но давайте сбавим обороты и перейдём на миролюбивый тон. Ведь у нас здесь не разборка личностей, а просто творческая встреча…
  – Действительно! – поддакнул Приходько. – И вообще… По правде говоря, я был лучшего мнения о земляках Вересова. Гм… Теперь мне открылась абсолютно другая картина… Н-дас… Если вопросов больше нет, то позвольте откланяться. Спасибо за внимание!
   Уязвлённо поморщившись, заслуженный деятель культуры продрался через центральный проход и, минуя свой стул, сразу потянулся к выходу.
  – Ой! Нестор Борисович! Погодите! – кинулась за ним следом растерянно-пунцовая ведущая. – Мы ещё не закончили! У нас после вечера… одно мероприятие… запланировано… – она хотела произнести "банкет для избранных", но вовремя прикусила язык. Постеснялась основной массы присутствующих…
   Когда седоволосая шевелюра академика и хрупкая фигурка сотрудницы библиотеки исчезли за дверями читального зала, с улицы неожиданно мощно и разухабисто бабахнули громовые раскаты. Следом врезало ещё раз, только уже сильнее.
  – Ух ты! – повернули головы на звук распаренные зрители. – Гроза! Первая майская гроза!.. Здорово!
  – Откройте окна! Душно! Дышать нечем! – выкрикнули из дальнего конца зала.
   Едва просьба была выполнена, как в притихшее помещение "храма книги" извне хлынули такие бодрящие шумовые эффекты, что публика, не сговариваясь, встала и дружно ломанула к гардеробной. Словно ливень должен был непременно затопить весь читальный зал вместе с пришедшими сюда участниками вечера…

                2 
   Иринка шумно ввалилась в ординаторскую, привычно застёгивая на ходу медицинский халат и разминая ступнями рабочие туфли.
  – Привет! – коротко бросила она сидящей за столом Верочке и повернулась к настенному зеркалу, чтобы закрепить на непослушной причёске больничный головной убор.
  – Ага! И тебе того же! – откликнулась коллега, просматривая лежащие перед ней амбулаторные карты.
  – Ну как тут у нас? Как отдежурилось? – на "автомате" прозондировала Ирина текущую обстановку. – Новые больные поступали?
  – Нет. Слава Богу, не было. Всё по-старому.
  – А как наш Вензель? В духе сегодня или… как всегда?
  – Я его с утра ещё не видела… А вчера он после обеда ушёл. Даже не предупредив. И больше не появлялся… – прокомментировала Вера служебные перемещения шефа – главврача Медниковской психоневрологички Марка Леонидовича Зельбина.
  – На нашем фронте, значит, без особых изменений, – усмехнувшись, подытожила Ирочка Ботова и подошла к столу. – Острых рецидивов не замечено, идут незначительные локальные вспышки местного значения…
  – Угу… Стало быть, так… – мягко улыбнулась и кивнула Кирсанова.
   Сослуживица присела рядом. Задумчиво посмотрела на стопку медицинских карт и коробочку с назначениями главврача. Невольно залюбовалась кустом распускающейся сирени, выглядывающим из-за окна. Затем, встрепенувшись, покосилась на наручные часы.
  – Ну всё, Верок! – бодро выпалила она. – Свободна!.. Иди отдыхай. Я сама тут управлюсь…
  – Не забудь анамнезы проверить. Там есть изменения и новые назначения. Не перепутай! – назидательно откликнулась напарница, вылезая из-за громоздкого стола и томно потягиваясь. – В десять принесут квиточки анализов из лаборатории. Подклей их вовремя. А то Вензель разорётся. Сама знаешь…
  – Непременно, подружка! Всё будет тип топ! Спокуха! – Ирина пересела на стул, где только что сидела Кирсанова, потеребила в руках гелиевую ручку и обернулась.
  – Ты сейчас в город или… Как обычно?
  – Если тебя это о-очень интересует, то… Как обычно…
  – А чё в Захолмск не едешь? Хотя бы мамку проведать?
  – Будет желание – съезжу…
  – Интересная ты всё-таки девка… – повела плечами Ботова. – Никак тебя не пойму! В Захолмске своя квартира. Новенькая, можно сказать. Недавно отреставрированная… Неподалёку маман живёт. Родная душа… Мне бы так устроиться! Взамен коммуналки-то вонючей… А ты всё как… эти… монахи-затворники… Сидишь в своей конуре – клоповнике при больничке – и носа никуда не высовываешь. Неужели не скучно? Не тошно? В твои-то годы?
  – Ошибаешься, лапочка! Сейчас вот в магазин пойду. Продуктов подкуплю, мыла, порошка стирального… Вот и развеюсь.
  – Ну-у… Нашла тоже развлечение – в сельпо отметиться! Это всё фигня… Ты… Как его?.. Личную-то жизнь налаживать собираешься?
  – Знаешь, Ирин… – после небольшой паузы выдохнула Вера. – Я, похоже, свою личную жизнь уже… по всем винтикам и шестерёнкам… разобрала на детали. И раскидала в разные стороны. Так что теперь при всём желании – вряд ли собрать… Да и нет на то никакой охоты!
  – Это что ж получается? Весь свой бабий век без мужиков куковать собираешься?
  – Во-первых, не мужиков, а мужчин. А во-вторых, после той личной в кавычках жизни, что я успела хлебнуть, сегодня мне как-то уже ничего не хочется…
  – Но не всё время же страдать, Господи!.. Неужели ещё не переболело?.. Посмотри за окно, Верок! Весна, май, солнышко играет, птички поют! Гормоны так и скачут по всем клеткам! Наружу выпрыгивают! Спать не дают, партнёров ищут… Неужто в тебе ничего такого не шеволится?
  – Не знаю! – пожала плечами Кирсанова и нетерпеливо отмахнулась рукой. – Давай не будем об этом, хорошо?
  – Как знаешь… Тебе, наверное, видней… – Ботова взяла из стопки верхнюю амбулаторную карту и начала её листать. Однако, вспомнив о чём-то, нетерпеливо отложила "чтиво" в сторону и вновь обернулась:
  – Вера?!
  – М-м?
  – Ты не обижайся на меня, ладно? Я ведь как лучше хочу… Именно для тебя!
  – Я понимаю…
  – Вот и чудненько!.. Тогда, надеюсь, не станешь злиться на свою сменщицу?
  – Ты о чём?
   Иринка встала, прошла в угол комнаты, нагнулась к своей сумочке и извлекла из неё сложенную вчетверо газету.
  – Вот! Свеженькая! Специально для тебя привезла! – протянула она шуршащий свёрток удивлённой Верочке. – Читай! Там есть дюже интересная статейка…
  – Какая статейка? – недоверчиво прикоснулась пальцами к газете Кирсанова.
  – Только договорились – не обижаться! Лады?
  – А ты можешь толком ответить? По-человечески?
  – Ну, конечно! Не кипятись… Гм… Здесь, на четвёртой, кажется, странице… Напечатано про творческий вечер, который на днях прошёл в Захолмской библиотеке. И посвящён этот вечер был… Ну? Не догадываешься?
  – Фу ты!.. Откуда мне знать?
  – Хорошо, не буду томить. Здесь написано про… Павла. Вересова. То есть Голубева… Извини, но я посчитала, что тебе это будет интересно…
   На лице Верочки не дрогнула ни одна жилка. Она молча и невозмутимо перелистала "Захолмскую правду" и остановилась на указанной полосе. Там, с двумя выразительными фотографиями по бокам, красовался довольно объёмный материал под названием "К нему не зарастёт народная тропа"? Рубрика – "Наши земляки". Кирсанова равнодушно пробежала глазами по напечатанному, тихо хмыкнула, вновь сложила газету и, стараясь держаться непринуждённо, спокойно отпарировала:
  – Спасибо! Я почитаю на досуге…
  – Угу… Почитай!.. – растерянно чирикнула Ботова, откровенно не ожидавшая подобной реакции со стороны сослуживицы. Замявшись и смущённо кащлянув, Ирочка неуклюже бухнулась за служебный стол.
   Вера, свернув газету в трубочку, мельком взглянула на своё зеркальное отражение, поправила выбившийся из-под шапочки локон и, подойдя к двери, небрежно кинула:
  – Да… Вот что, Ирин… Машенька из восьмой палаты опять всю ночь не спала. Плакала навзрыд. Колобродила по коридору, курила… От таблеток и инъекций отказывается. Почти ничего не ест. Хандрит… Ты уж с ней будь полюбезнее, пожалуйста. Похоже, этой мадам не дают покоя суицидные настроения. Как бы она не пошла у них на поводу…
  – Ты про Леснянскую, что ли? – недовольно пробормотала сменщица. – Из отдельного люкса?.. Пф-ф… Нашла о ком переживать! Да чё ей будет, кобыле ухоженной? Она у нас здесь, как на курорте заграничном. Самые дорогие лекарства имеет. Спецпитание. Изысканные подарки от мужа. И передачи – дай Бог каждому… министру. Через день получает… Не жизнь, а малина!
  – Я не про это, Ир! Неужели не понимаешь?.. Её из депрессухи надо вытаскивать! И как можно скорее!.. Там, похоже, не всё так гладко в семье. Думаю, проблемы с муженьком. Кобельком… Баба вот-вот с катушек сорвётся и вены себе вскроет. Или повесится. А то и отравится…
  – Да с жиру она бесится! Вот и всё!.. Мне бы её печали…
  – Короче… Я тебе обстановку разъяснила. Ты в курсе! Так что, давай… Будь умницей!
  – Ладно, не впервой… Прорвёмся!.. Иди уже…    
  – Хорошо… Тогда… пока!
  – Давай! Гуляй, пока солнышко…
   Кирсанова, осторожно закрыв за собой дверь ординаторской, протяжно вздохнула и, неслышно ступая, направилась к больничной раздевалке…

                3
 …Юркий, иссиня-чёрный скворец не смолкал ни на минуту. Распушив крылья и перескакивая с одной ветки на другую, он умело имитировал то соловьиное коленце, то весеннюю трель зяблика, то протяжное и грустное "ку-ку". Затем, старательно разложив по нотам серенаду дрозда, принимался противно скрежетать, хрипло каркать и захлёбываться в дробном пощёлкивании, словно выражал глубокое недовольство находящемуся поблизости человеку, который, казалось, совсем не замечал и не слышал всех этих скворцово-песенных крикливых извращений.
   Однако птаха ошибалась. Сидящий на ступеньках бревенчатой сауны Антон Завьялов не только удивлённо внимал артистическим данным пернатого, но и, смачно потягивая пиво из бутылки, старался лёгким посвистыванием подражать ему. Получалось некое подобие утренней переклички. Скворец, закатив бусинки-глазки, выдумывал всё новые звуковые инсинуации, а Байт, задумчиво усмехаясь, повторял их, выдувая из сложенных в кольцо губ свистовые гаммы.
   "Во, блин, занятие нашёл! – сморщив нос, параллельно размышлял молодой мужчина. – Сижу как пидар деревенский, в майке с трениками, и птичку передразниваю. Забавляюсь, мать его ети! Больше дел никаких нету!.. Тьфу, мля! Придурок!.. Эх, Тошка, Тошенька… Видать, ни хера ты на большее не тянешь. Осеннюю кампанию в горсовет прогадил. Вчистую! Даже во второй тур не попал, раздолбай!.. Бабло только с торгашей стричь научился. Жалкие подачки собирать… Никакого солидного дела так и не открыл. В основном папкины вклады прожигаешь, вино трескаешь да с бабами кувыркаешься. С дешёвками разными… Вот и всё твоё призвание, мистер Завьялов! До двадцати семи лет докарячился, а толку – ну хоть бы погордиться чем! Так, хрень всякая. Пшик на пустом месте… С шантрапой дебильной связался и возомнил из себя отца народов. А какой ты на … "отец"? Тебя даже менты не уважают. И братва старается при каждом удобном случае ноги об твою харю вытереть. По стенке размазать… Так что до авторитета тебе – как до Китая раком! И ничего ты не добился! Просто – падаль. Сцыкун. Мудозвон. Вша лобковая… Одним словом – фуфло!.."
   Входная дверь в сауну неожиданно распахнулась и на пороге показалась хорошо сбитая деваха, прикрытая лишь махровым полотенцем. Скворец, не ожидавший такого подвоха от людской братии, мгновенно заткнулся, какнул с перепугу на ветку и позорно ретировался. Грациозно обнажив бёдра, девчонка громко зевнула и, поёжившись, подсела к Байту.
  – Ко-отенька мой! Се-еренький! – наигранно мурлыкнула она и легонько толкнула парня плечом. – Эй! Чего нос повесил, лапушка?
  – Хм… Ты бы хоть оделась, Ксюх, – недовольно буркнул тот и попытался отодвинуться. – Сверкаешь тут ляжками! Недолго и… сопли насидеть. Простыть…
  – Да ладно! – пренебрежительно отозвалась голоногая. – Я не замёрзла… Ты бы лучше… это… Угостил бедную девушку. А то головка-то – бо-бо…
   Антон хотел было поделиться своей бутылкой, но, покосившись на невзрачную и помятую визави, брезгливо сплюнул под ноги и небрежно отмахнулся:
  – Там, в погребке… Сразу после входа – налево. Под лестницей…
   Девица, разочарованно крякнув, медленно поднялась и молча поковыляла обратно в сауну.
   "Ишь, кобыла жопатая! Как на халяву – так рады обожраться, цистерну выхлебать. Всё им мало!.. –  посмотрел вслед напарнице удручённый хозяин дачи. – Ф-фу… И вот с такими мокрощёлками ты, Антон Иваныч, дружбу водишь?! Ложе своё разделяешь??… Н-да… Мелко плаваешь, парниша. Тебе бы в министерствах сидеть, по заграницам мотаться, с Джулиями Робертс шампанское хлестать… Впрочем… Ладно! По Сеньке, видать, и шапка… Я с утра хотел о чём-то важном вспомнить. Покумекать в одиночку, обдумать… Только вот что? О чём?.. Блин! Неужели забыл? Заспал с этой пьянкой долбанной?.. М-м… Как это?.. А-а! Вспомнил!.. Точно! Мне эта статейка о Голубе покоя всё не давала. Чего-то в ней такое, закавыристое… Привлекательное… Угу… Кажется, проясняется… Всё! Отлично! Созрел!.. Есть контакт!.."
   Байт отложил "пойло" в сторону и встал, придерживаясь за перила. В этот момент Ксюха с двумя бутылками пива вновь нарисовалась на пороге.
  – Ко-отик! Ты куда это? – сделала она слащаво-умильное лицо.
  – Погоди! – нетерпеливо бросил Завьялов и кивнул на приоткрытую дверь. – Илюха всё ещё давит? Не очухался?
  – По-моему, они спят… С Катюхой… На втором этаже…
  – Ё…ый в рот! Сколько можно? – вскипел Антон. – Слушай, Ксюх! Сходи, растолкай его. Он мне очень нужен… Пожалуйста!
  – Прям щас, что ли-и? – игриво фыркнула девушка. – Дай хоть пивка хлебнуть! Малёк-то…
  – Ладно! – Байт раздражённо отвернулся в сторону. – Фигачь, пока я добрый. Глотай!..Только… Чтоб через три минуты Канат был на ногах! Ясно?.. Я жду его в беседке. Время пошло… – и он, не оборачиваясь, нетерпеливо двинул в сторону упомянутого сооружения.
 …Илья прихромал минут через двадцать – обрюзгший, взъерошенный, мрачный, с бутылкой шампанского в руках.
  – Ум-м, мля… Чё, командир, засвербило в одном месте? – подсел он рядом. – Какого хрена в девять утра поднял? Горит, что ли?
  – А по мне хоть весь день валяйся, – сдержанно парировал тот. – Пока блевотиной не захлебнёшься. Или не надорвёшься на тёлке… Вот только… Ответь мне на один вопрос…
  – Како-ой? – зевнул во весь рот Верёвкин.
  – Ты помнишь, когда ещё жили на Заовражной, с нами в одну школу ходил пацан? Ботаник такой зачуханный, пухлый, тёмненький… Небольшого роста… У него усы раньше всех расти начали…
  – Эт-т… О ком ты? Чё-то не въеду…
  – М-м… Его, по-моему, то ли Гришкой, то ли Гошкой звали. Он всё книгами увлекался. Собирал их пачками. Обменивался… Даже в Москву на распродажи ездил…
  – А-а!.. Это ты про Пузыря, что ль? Как его?.. Пи… Пичугин, вроде…
  – Во-о! Точно!.. Гошка Пичугин. Правильно… У него ещё, помню, сеструху в пионерлагере вожатый пытался изнасиловать…
  – Не пытался, а реально трахнул. Правда, дело до суда не дошло. Тот хмырь откупился… А девицу родители в другой город сплавили. Чтоб, как говорится, от стыда подальше…
  – Хм… Н-да… Ну ладно. Хер с ней, с сестрой. Ты мне лучше другое скажи…
  – Чё?
  – Где сейчас этот Гошка? Я слышал, он под Москвой вроде бы бизнес свой открыл? Что-то с полиграфией связано. Календари, визитки, упаковки разные…
  – Угу… Я тоже слышал… Где-то в Долгопрудном, кажется…
  – Та-ак! Уже теплее. Ясно… – Байт взял у Илюхи "шампунь" и отхлебнул несколько глотков из горлышка. – Кха! Фух… Тогда слушай мою команду, дружбан! Даю тебе пару дней. Максимум – два с половиной… Разыщи мне адресок этого Пузыря. А лучше – телефон. Сотовый…
  – О как! Хэх… И на фига он нам упал, этот Пичуга? Визитки заказывать, что ли? Ближний свет!..
  – Во-первых, упал не нам, а мне. А во-вторых… Гм… Просьбы начальства не обсуждают. Заметь – пока просьбы, а не приказы…
  – Ну… Х-х… Ладно!.. Пошукаю…
  – Я воль!.. Тогда всё. Больше нет вопросов. Можешь дальше глушить ханку с бабами…
  – А ты?.. Чё, уже никак?!
  – А я… – Антон скривился и отрешённо уставился на кромку леса. – Я пойду покемарю. Только не с вами, а… Нак хауз… В дом…
  – Подожди! – встрепенулся Илья. – Мы же хотели девчонок на катере покатать? По заливу?
  – Мало ли чего спьяну не нап…ишь?.. Тебе что, выпивки  мало? Иди! Жлогти! И можешь трахать их обеих!.. Вон, они уже засиделись на крылечке. Лыбятся, кумушки. Ждут продолжения банкета! – Байт покосился в сторону сауны и красноречиво сплюнул.
  – Так это… Без командира-то какая гулянка? – попытался усомниться Илья. – Вместе давай! Я же не племенной жеребец!
  – Всё! Ша! – Завьялов поднялся с деревянной лавки и раздражённо отмахнулся. – Даю вам три часа на опохмелку. К обеду валите на все… Куда хотите!.. Я охранников предупрежу. Они присмотрят за вами…
  – Чё, шеф, совсем сломался, что ли? Сегодня ж ещё только суббота…
  – Вот и оттягивайся… Развлекайтесь, мать вас ети! Если ещё не обрыдло… А я – пас! Пойду, приму душ. Поваляюсь, с мыслями соберусь, посплю… Так что – ауфидерзейн!
  – Жа-аль…
  – Ага… Счастливо оставаться!.. Про телефончик не забудь!
   Байт, развернувшись, громко икнул и неторопливо пошагал к двухэтажному коттеджу…