После череды циклонов - удивительное благополучие. На улице
- по-летнему пустынно и тихо, однако - конец сентября. Каких-то
десять минут, наступит час-пик, толчея, выстроится колонна авто
на дороге. Каких-то десять минут. Только рассвело.
На остановке несколько человек. Один, мужчина в возрасте, на
взводе, выговаривает в никуда наболевшее, хлопает полами пальто,
энергично лохматит свою седую голову, смотрит по сторонам, словно
прислушивается. Никто его не хочет замечать.
Зоя Алексеева, девушка после тридцати, одета по моде, подходя
улавливает эти пугающие вопли, останавливается в некотором
отдалении, спиной к происходящему, и только едва-едва вздрагивает,
сжимается при каждом выкрике. "Куда он едет, такой? На какую
работу?"- думает она, стряхивает с себя какие-то невидимые пылинки.
В троллейбусе мужчина этот ещё больше расходится. С ужимками
оглашает нечаянную аудиторию обличениями и пророчествами.
Кондуктор, женщина в оранжевой форменной жилетке, сердито
обещает высадить беспокойного пассажира, а он - ловит взгляды,
оборачивается, смотрит в спины и дико так лицом показывает в
сторону каждого, что всё - без толку, что окружающие - сами хороши,
конец мира близок, и что плевать ему на всё. На всё.
Студенты посмеиваются, а мужчина согласен, подмигивает,
смеётся в ответ, взгляд колючий, сообщает, что молодежь у нас
- сплошь молодцы, к концу света не причастны, наследуют землю.
Тепло. Зоя глядит в окно, зажала в пальцах билетик. Мужчина
вещает, и будто бы лично Зое, так она отворачивается.
Троллейбус уютно урчит, покачивается, едет к метро.
* * *
"Сегодня со мной рядом ехал мужчина, совершенно не в себе..."
- говорит Зоя подруге Ольге. Та отвлекается от монитора, кивает
головой, что вот времена такие. Смотрит на часы, скоро-ли обед,
поглядывает в зеркало, что с боку, на стене, поправляет ворот бадлона,
словно бы к слову спрашивает: "Ты... вернулась к мужу?" Зоя мотает
головой, что конечно нет, и склоняется над столом, ловит пальцами
кулончик. "А твой "директор"?" - выспрашивает Ольга. Зоя коротко
смотрит, и гримасничает, что, мол, не понятно пока. Ольга
внимательно осматривает свои руки, и после озабоченно просматривает
сообщения в телефоне. "А что... мужчина?..." - спрашивает она. "Куда-то
он направился..." - отвечает Зоя задумчиво. - Не по себе, как
представлю...""Едет и едет..." - итожит Ольга. "Да, - говорит Зоя, - не
по себе просто..."
За окном, на противоположной стене, как паучок над мошкой, навис
над коробкой кондиционера рабочий на верёвке. Зоя оборачивается на
шум, смотрит вполоборота за его манипуляциями, встаёт, подходит к
окну, потом склоняется к цветку. Цветок, выпустил стрелку и завял,
может совсем, может до весны. Зоя возвращается к столу, достаёт
косметичку и украдкой осматривает своё лицо. Вроде бы всё в порядке.
* * *
На кухне жарко и дымно. За окном уже стемнело. Со стены орёт
телевизор. Серёжа, "новый" муж Зои, мужчина под сорок, в костюме,
при галстуке, шатен с сединой, смотрит девятичасовые новости,
комментирует, ругает экономистов.
Зоя гремит посудой, хватается за сковородку, оставляет воду
включённой. Готовка у неё горит. Рук не хватает. Голова побаливает.
Зоя злится, но поворачивается к экрану будто бы заинтересованно. И
снова с ненавистью помешивает зажарку.
Поев, Серёжа некрасиво ковыряется в зубах зубочисткой. "Ты бы
пельменей что-ли приготовила?..." - говорит он Зое, и негромко икает.
Зоя аккуратно разделывает баклажан на тарелочке, словно бы не
слышит предложения. Потом уже отвечает, что не умеет готовить
пельмени, что хотела бы сходить куда-то, где их готовят. Серёжа
говорит: "Чего ходить? Пора бы уже самой уметь..." Зоя наклоняется к
тарелке, будто что-то инородное заметила, потом говорит:
"Попробую..." Серёжа глядит в экран, рот приоткрыл.
Закипела вода. Свистит чайник. От пара свисток слетел. Зоя
тщательно пережевывает кусочек за кусочком баклажан. Смотрит
сквозь мужа.
* * *
В пол первого Зоя выходит из ванной, на ходу вытирает волосы.
Спешит. Рано встаёт. Серёжа уже выключил телевизор, погасил свет,
повернулся на бок, сопит. Зоя сбрасывает халатик, перебирается
через мужа на своё место - к стене, устраивается удобнее. Всё не
улечься ей. Скрипит противно диван. Зоя обхватывает рукой могучий
торс мужа, позвала, шепчет: "Серёжа..." Он буркнул в ответ, что не
спит. "Сережа, я бы хотела ребёночка от тебя..." "Угу... - отвечает
Серёжа сонно, соображает, поворачивается, и так же сонно продолжает,
- Ты охренела... Какой ребёнок?... Ты своего-то с "бывшим" бросила...
Ребёночка... Давно звонила?... Спи..." Зоя вскочила, накинула халатик,
выбежала на кухню, треснула дверью.
Серёжа спал. Он почти сразу уснул. На волне ярости Зоя вернулась
в комнату, постояла над ним и вышла. Села на кухне и уставилась на
часы. В детстве она любила наблюдать, как в такт ходу движется
секундная стрелка. Казалось бы Зоя успокоилась, но выругалась,
схватила кружку, оставленную Серёжей на столе, и кинула ею о стену.
Всхлипывая, собирала осколки, а после - налила себе коньяка.
* * *
Секундная стрелка совершает очередной круг. Зоя гасит сигарету,
обжигает пальцы, ругнулась, допивает залпом остаток. Откидывается
на спинку стула, поворачивается к окну. Луны не видно, тучи висят низко.
В доме напротив, в одном окне, горит свет. Зоя привстаёт, пытаясь
разглядеть что там, в этом окне. Ничего не разглядеть. Цветы одни.
"У тебя даже на окне... ничего нет! Что ты... понимаешь?!..."
Зоя держась за стены проходит в коридор, шарит в темноте,
находит сумочку с телефоном, садится в шкаф, звонит.
Некоторое время трубку не берут. "Я тебя люблю..." - шепчет Зоя,
- Где ты?... Возьми трубку..."
В тёмном коридоре стоит девочка. Она выбежала босиком, как
была, прижимая к себе телефон, что бы никого не разбудить. Теперь,
прикрыв телефон ладошкой, она говорит негромко в трубку: "Да, да..."
"Понимаешь, Аня, - доносится из трубки, - мама очень занята... Зимой,
или как получится, мы с тобой поедим за границу..." "Да... Да..."
- соглашается девочка, оглядываясь на двери и поочерёдно поджимая
ноги. Зою несёт: "Понимаешь? Понимаешь?""Да... Да..." - кивает
девочка и шмыгает носом. - Зимой...""О, папина дочка!... - Зоя вспоминает
о "бывшем", узнаёт его интонации, от злости привстаёт. "Я в субботу
занята! Понимаешь!?" - почти кричит она.
* * *
Игорь, Анин папа, склоняется над кроваткой дочери."Ты чего не
спишь?" - спрашивает он. Поправляет ей одеяло, присел на кровать. "Что
с тобой?!..." Игорь пытается обнять дочь, чувствует что она дрожит, и
понимает, что ребёнок плачет. "Ну что ты, заинька?... Приснилось
что-то?...""Я хочу к... маме..." - с трудом выговаривает наболевшее Аня.
Игорь пытается вытереть ей слёзы. Аня уворачивается, кусает его в
руку, и уже не сдерживается, рыдает в голос: "К ма-ме..." Игорь силой
прижимает к себе ребёнка, целует, успокаивает: "Скоро мама
освободится, и вы куда-нибудь сходите... Да?..." Дочь вырывается,
колотит кулачками папу в грудь: "Нет, нет! Пусти! Всё из-за тебя!"
Игорь не отпускает, укачивает дочь, убирает с её лица волосы.
Долго сидят. Игорь думает: "Опять звонила..." Успокаивает ребёнка,
самого мелко трясёт.
* * *
Вот и всё "бабье лето". Темный от дождя асфальт двора выклеен
жухлой листвой. Сырой воздух, пронизывающий ветер. Поздний рассвет.
Зоя Алексеева бежит под фонарями, проспала. Цок-цок-цок...
Троллейбус ушел, на остановке пусто. И только вчерашний старик
сотрясает воздух проклятиями. "Опять он..." - думает Зоя, кутается в
шарф, отворачивается. А троллейбуса нет и нет...