Больше недели шли дожди. Земля на картофельном поле проваливалась под ногой и прополку пришлось отложить до тех пор, пока почва «протряхнет» - испарит лишнюю влагу. За несколько теплых дней меленькая ширица, росшая по полю, вымахала ростом выше картофельных кустов.
Мама объявила субботник. С раннего утра до вечера мы бились с противным сорняком. Мне в ту пору было лет десять, Ляке — около восьми, Катюшке — чуть больше трех. С такой армией много не наполешь, поэтому мама придумывала одну военную хитрость за другой: рассказывала нам истории из своего детства, на ходу сочиняла сказку о том, как отблагодарит нас спасенный от злого врага урожай, складывала вырванную траву на старое рядно и уносила во двор, в беседку.
- Вот настелем травы потолще, сверху кинем одеяла и будем на улице ночевать, а не в душной хате!
Сначала эта идея нам понравилась и мы старательно дергали жирные стебли, хвастались друг перед дружкой величиной корней, вытянутых из земли. Но постепенно усталость и однообразие работы стали брать свое. Мы работали медленнее, канючили — просили пить, есть, отдыхать.
Мама принесла запотевшие трехлитровые банки с квасом и вишневым компотом и маленькие эмалированные кружечки с букетом анютиных глазок на голубом боку. (Одна из них сейчас живет у меня дома, дочка любит пить из нее парное молоко.)
Пока мы утоляли жажду, на стареньком бабушкином платке, служившем скатертью-самобранкой, чудесным образом появились вареные в мундире картофелины, яйца, длинные перья лука и румянощекая хрусткая редиска. Потом мама достала из плетенки хлеб и ароматное сало, и мы начали пировать!
- М-м-м, вкусно как! Мам, а почему, когда мы все это дома едим, как-то все по-другому?
- Вкус не тот?
- Ну, да. Почему так?
- Да потому что нынче обед с приправой. С ней и сухая корка сладкой покажется!
- Что ж это за приправа такая? Вся еда из дома, ничего нового...
- А ты подумай!
Я старательно морщу лоб, внимательно оглядываю немудреную снедь, но никакой таинственной приправы, придающей особый вкус еде, не вижу. А мама, усмехнувшись, ложится на брошенное рядом рядно, с усталым вздохом распрямляет затекшую спину. Прикрыв глаза, она недолго наблюдает за мной из-под ресниц, а потом начинает нараспев:
«В полном разгаре страда деревенская...»
Я люблю слушать, как мама поет или читает стихи. Она до сих пор умеет восхищаться красотой осеннего леса или инея, укутавшего березы под окном нашей хаты. И на каждый случай припасено у нее поэтическое слово, которое так естественно звучит в ее устах и на скотном выгоне, и посреди наполовину выполотого картофельного поля.
Отдохнув, мы принимаемся за работу. К вечеру я понимаю, что чудесная приправа, которая придает божественный вкус небогатой трапезе, - наша усталость. На ужин я уплетаю за обе щеки даже ненавистный гороховый суп. А капризуля Ляка не замечает в картошке жареного лука.
Вернувшийся с работы отец изумленно-восхищенно оглядывает рядки взбодрившейся картошки.
- Ай да девоньки! Ну, молодцы!
Беседка завалена толстым слоем травы. Мама накрывает ее покрывалами, приносит подушки, и мы блаженно плюхаемся на собственноручно сделанное ложе. Только поспать под звездами нам не удается — обрадованные обилием легкой добычи комары набрасываются на нас целыми полчищами. Провоевав с ними около часа, мы покидаем беседку. Так обидно!