Мария

1.
Вагон был полупустой. После утреннего часа пик трамваи катились налегке. Но, видимо, соблюдая график, не спешили, на каждой остановке выдерживая ненужную паузу.
За окнами бушевала весна: светило ярко солнце, последние признаки зимы обречённо умирали снежинками на широко раскрытых ладонях газонов; тёплый прозрачный воздух опьянял, а синева бездонного неба манила, звала куда-то за горизонт.
Хотелось бешенной скорости, хотелось новизны, хотелось счастья и встреч взахлёб. Какое-то необъяснимое волнение охватило его и Олег вздрогнул от неожиданности когда ему на колени упала дамская перчатка и серебряным колокольчиком над ним прозвучало:
- Ой, простите…
Он мгновенно поднялся, бережно держа в руках мягкий нежный замш и увидел перед собой девушку, - девушку прекрасную как утренняя заря. Он только на мгновенье заглянул в её чёрные глаза и они обожгли его светом молнии, кажется, на мгновение он потерял зрение и дар речи. Она взяла из его рук перчатку, поблагодарила и прошла вперёд по вагону к выходу. Мгновенье стоя как заворожённый, как во сне он смотрел как она выходит из вагона, как идёт по платформе и только в последний момент, очнувшись, выбежал вслед за ней из трамвая. Он отыскал её глазами и шёл за ней на расстоянии до здания поликлиники, за дверями которой она скрылась. Он долго ждал её, не отходя далеко от входа, потом разглядел, что поликлиника детская, а она взрослая девушка, дама и понял, что она здесь работает.
Ближе к концу рабочего дня он вернулся сюда. Ждал в сторонке, ждал в этот раз не долго.
Она вышла не одна, она была с подругой.
Он проводил их до остановки, близко к ним не приближаясь, и это был первый день его плена, его рабства.
Теперь он каждый день провожал её с работы до дома, не обнаруживал себя, держась постоянно на расстоянии.
Но, женщины! Разве можно что-то скрыть от женщины, - она каждый день ещё с крыльца поликлиники находила его взглядом и взглядом же провожала его у калитки своего двора.
Так и не познакомившись, он знал о ней много: знал, как её зовут, знал, что она врач-терапевт, знал, что у неё есть жених, преподаватель университета, без пяти минут кандидат наук. Он видел, как они вечерами по субботам и воскресеньям встречаются под часами у главпочтамта; как она при этом обворожительно красива и как он завидно учтив и элегантен. Стройный высокого роста, модно одетый, он выгодно дополнял её красоту. Они были пара неотразимая и они конечно знали об этом, ловя на себе часто восхищённые взгляды.
Олег радовался за них, - её выбор был ему по душе, но он ничего не мог поделать с собой, он не мог жить не видя её. Он готов был бросить всё и стать её слугой или шутом, или сторожевым псом, лишь бы быть рядом, лишь бы видеть её, лишь бы слышать её голос. Сам он хорошо понимал, что это не нормально, что это атавизм, средневековье, что это болезнь – омут, омут и омут. Он знал, что он сейчас не живёт, - что он сейчас просто медленно сходит с ума.
Он похудел, он избегал общения с друзьями – он знал, что он смешон в их глазах, - он всё чаще искал уединения.
2.
Вот и сегодня он лежал на тёплом пригорке под высокими тополями старой рощи, смотрел на небо, наблюдая за полётом на резком осеннем ветру жёлтых невесомых листьев. Он искал выход из тупика, он в сотый раз спрашивал себя, почему он не такой как все, почему все живут и радуются, а он медленно умирает. Ответа не было. Только бездна, только сделать шаг в пропасть и прекратить постыдные мученья – другого не дано.
Осень оплачет, зима всё занесёт и память как эти листья развеет ветер. Но жизнь не сдавалась; и на другой день он ждал её, на теперь уже своём  месте. Она не спешила, - она после всех вышла одна и со ступеней крыльца пошла прямо к нему навстречу. Она сказала ему «здравствуйте», она спросила, не её ли он ждёт и получив утвердительный ответ, предложила ему прогуляться по городу. Чего, чего, но этого он не ожидал, - он задыхался от счастья, он не чувствовал под собой земли, - душа его парила.
Они шли по безлюдному осеннему бульвару. Она говорила, она спрашивала, а он как музыкой наслаждался её голосом, отвечая иногда невпопад.
Она спросила, как его зовут. Он ответил - Соколов Олег. Она сказала, значит Олежек.
- И сколько Вам Олежек лет, - поинтересовалась она.
- Мне уже восемнадцать. Вчера исполнилось восемнадцать, - смущённо и виновато отвечал он.
Восемнадцать! Боже мой, когда-то и мне было восемнадцать, а вот уже двадцать пять, подумала она – время как вода, а вслух произнесла:
- Вы, наверное, пишите стихи?
- Нет, да, точнее нет, то есть…
- То есть, да. Вы не стесняйтесь, Вы мне прочтите что-нибудь, хоть не много, - просила она.
- Вы знаете, я свои стихи ещё никому не показывал, они слабые: давайте я Вам прочитаю что-нибудь, ну скажем, из Блока.
«Под насыпью, во рву не кошенном
Лежит и смотрит как живая
В цветном платке на косы брошенном
Красивая и молодая»…- начал он.
Она не перебивала. Он дочитал стихотворение до конца. Несколько минут шли молча.
- Теперь читайте своё. Да, да после Блока читайте своё, - видя его нерешительность, продолжала настаивать она.
- Хорошо.
«Старой рощею, шагами робкими,
По осеннему платью, в ненастье
Бродит съёжившись моя молодость
И зовёт отзвеневшее счастье.»
Она не перебивала, не останавливала и своё стихотворение он тоже дочитал до конца.
Шли долго молча. Она думала о том, что за полгода она привыкла к этому мальчику, как к собственной тени, что она каждый день ждёт с ним встречи, хоть и на расстоянии, что он незаметно вошёл в её мысли, в её жизнь, что ещё немного и она сама влюбится в него – бросится, позабыв всё на свете, в пучину всё сметающей на своём пути страсти.
А что потом, что будет потом?! Потом пройдёт безумие, но будет уже поздно – она всё потеряет. «Любовью, грязью и колёсами она раздавлена – всё больно», - это будет уже обо мне. Нет, нет. Она всё правильно решила – игра закончена, - игра слишком далеко зашла.
У него от счастья кружилась голова, он опьянел от восторга – он идёт с нею рядом; рядом с ангелом, с божеством, он видит её так близко и так долго. Может это сон, может это только сладкий сон, - проносится у него в мыслях, - и он снова, и снова во все глаза смотрит на любимую. Нет, видение не исчезает – это не сон.
3.
Она заговорила первой, заговорила  собранно, деловито – тоном разговора врача с пациентом.
Она ему сказала всё. Сказала, что его любовь это не любовь – это выдумка, это детская болезнь. Что ему надо учиться, надо сначала встать на ноги, а потом встретить  своего возраста девушку, а они совсем не пара, что он рядом с нею просто маленький мальчик – малыш.
И если он её любит, то он должен послушаться её и больше никогда, никогда не будет искать с ней встречи, а вот через десять лет она готова с ним встретиться и увидеть его другим, совсем другим человеком. Она чувствовала, как больно ранит его, как он сник, как повержен её словами – ей было жаль его, но она не могла отступить от своей роли, - от неприятной ей самой роли. Отговаривая его от любви, она сама уже любила этого мальчика. Ей самой сейчас безумно хотелось обнять его и целовать его в по-детски пухленькие губы, в невинные голубые глаза, в щёки. Она сейчас себя не узнавала – какое-то раздвоение личности.
К её дому они добрели к полночи. Здесь она его ещё раз заставила повторить как клятву, что он любит её и что он сделает так, как она сказала – она больше его никогда не увидит. После его последних слов – она сама не поняла как это получилось, - она подошла к нему, обняла за шею и крепко, до боли поцеловала его в губы. Это был его первый поцелуй – бесценный поцелуй горячо любимой им девушки. Это бывает только раз в жизни и это сейчас случилось с ним. Как сквозь сон он услышал «прощайте», услышал как скрипнула калитка и увидел как исчез в тёмном проёме её любимый образ.
4.
За один вечер какие взлёты и падения –какие перепады высот! В душе что-то как будто оборвалось и что-то одновременно прояснилось в мыслях: ему подписали приговор, он должен умереть, умереть с её поцелуем на губах – это выход, это единственно правильный выход.
Он шёл по знакомым улицам – от её дома до своего он прошёл больше ста раз, - но теперь в ореоле ночи они казались незнакомыми, загадочными, волшебными. Ночь была холодной. От студёного воздуха горело лицо, стыли руки, слезились глаза. За очередным поворотом показалась церковь – церковь, в которой его когда-то тайком крестили. Сейчас она была вся освещена, двери открыты – в ней шла ночная служба. Он зашёл во внутрь – горели свечи, слышалось негромкое песнопение, было много народа. К нему подошла какая-то женщина – велела вытащить руки из карманов. Он шёпотом спросил у неё про праздник.
- День рождения Святой Девы Марии-Богородицы – также шёпотом услышал он в ответ.
Мария, ведь и её зовут Мария, это только для друзей она просто Мари – значит этот праздник и её праздник. Он с интересом разглядывал незнакомый интерьер храма и вдруг ему показалось, что взгляд его встретился со взглядом Божьей Матери, ласково смотрящей на него с иконы. Да, она смотрела на него нежно, смиренно, успокаивающе. Он явственно услышал, что она говорит ему:
- Не печалься отрок, не отчаивайся – на всё воля Божья. Испытания человеку даются по силе духа его. Не ропщи на Всевышнего. Неси с радостью крест свой и со временем тебе воздастся за муки твои.
Он сердцем слушал голос её, он почувствовал как плечи его освободились от тяжкого груза, как он сделал шаг от края пропасти, как вскоре пропасти не стало перед ним, а его стала манить за собой бирюзовая высота неба. Он почувствовал, что произошёл перелом в его сознании – произошла переоценка ценностей. Мрак тлетворный, мрак могильный отступил от него, исчез – жизнь торжествовала.
Он плакал от избытка чувств, от духовного очищения, но слёз своих не замечал.
Прихожане стали оглядываться на него, расступаться перед ним, стараясь понять, кто этот прекрасный белокурый юноша, откуда он появился здесь среди ночи и почему слёзы льются из глаз его. Как в бреду, как после обморока ещё не придя в себя, он покинул церковь.
5.
Зимние снега и летние дожди, будни и праздники, учёба и работа, кажется, не оставили в душе места для далёкого прошлого.
Но это только кажется. Олег не забыл свой первый поцелуй, поцелуй любимой и как он теперь был уверен, любящей женщины, - он не забыл ту свою безумную страсть, ту разрывающую сердце любовь.
Он не забыл и того, что они через десять лет условились встретиться.
Правда, сам он иногда смеялся над собой, умом понимая, что Мари сказала это тогда просто так, чтобы успокоить его, что она к этому времени и его то забудет, а не только какое-то неосмысленное обещание свидания.
Он ругал себя в душе за свою глупую неизлечимую романтику, за веру в какие-то чудеса, за веру в каких-то неземных людей, похожих на ангелов, живущих миром возвышенных чувств и эмоций – людей без греха, людей с чистой, чистой совестью.
Как бы то не было, сам себя он ни в чём не мог переубедить и десять лет спустя он ждал её в тот же день в том же месте. Надежды у него на встречу никакой не было и он не мог поверить своим глазам, когда увидел Марию, идущую ему навстречу.
Она подошла к нему легко и раскрепощённо – поцеловала его в щёчку, перешла на доверительное «ты», - было такое впечатление, что никаких десяти лет не прошло, что они расстались только вчера.
Они посидели за чашкой кофе в ресторане. Играл оркестр. Она попросила заказать вальс «Цветущий май», - они танцевали. На них все с восхищением смотрели. Они всем присутствующим нравились. Затем она вспомнила, что надо полить цветы на квартире у подруги, которая уехала в отпуск и они, не теряя времени, на такси отправились вместе выполнять поручение.
В ресторане они условились ни о чём друг друга не расспрашивать, а говорить только о себе – о них самих; сделать вид, что в этом мире они одни, что кроме них в мире никого нет. Он ей поведал о том, как его спасла от неминуемой смерти Дева Мария.
Она рассказала о том, что она тоже была на краю пропасти, что она целый год после этого не могла прийти в себя, - не могла вернуться в свою колею.
Она призналась, что не верила в то, что он её тогда послушается и много дней ждала его появления.
И если бы он в те дни пришёл, то, наверное, она сейчас была бы мать-одиночка, что у неё сейчас был бы от него ребёнок.
Она говорила, что стрелы Амура мужчин только ранят, а женщин зачастую убивают; и когда она отказывалась от него, то это она отказывалась от себя. Она говорила, что мужчины никогда не смогут понять глубины любви женщины, что ведь кроме всего, что испытывает в любви мужчина, женщина от любви ещё хочет ребёнка и это её обезоруживает, это её делает в любви беззащитной, слабой.
На квартире они ужинали. Выпили по бокалу шампанского…и она застелила постель свежей простынею, и они утонули в объятьях друг друга.
- Сегодня воскресенье. Сегодня мой день рождения, - утром говорила она, - муж и сын – ему восемь, - партизанят на даче и ждут меня. Я сейчас с друзьями поеду к ним. А ты уезжай в свой Новосибирск, ты там уже пустил корни, да и твой отпуск подходит к концу.
- Мария, милая Мари! Ну почему, почему мы снова должны расстаться. Ты и я – мы ведь любим друг друга, мы с тобой целых десять лет ждали этой встречи. Мы не должны вот так просто похоронить свою любовь, - говорил и говорил он.
- Олежек, ты во многом прав, ты говоришь почти что моими словами, только что-то упускаешь из виду.Ты говоришь, такая любовь как у нас это редкость, это дано свыше. Я с тобой согласна: Бог дал нам в руки свечу Любви и мы её должны бережно хранить – оберегать от малейшего ветерка, от резких движений, от ударов, - мы эту горящую свечу как эстафету должны передать другим, тем, кто будет жить после нас.
Если мы будем вместе, - мы можем не уберечь этот огонь.
- Но тогда наша любовь умрёт вместе с нами, - не отступал от своего Олег.
- Нет, дорогой мой, - не умрёт. Теперь у нас с тобой через девять месяцев родится ребёнок, - эстафету примет он. Не сомневайся. После такой ночи любви обязательно рождаются дети, - это я тебе говорю как женщина и как врач. Ты не волнуйся, я обязательно когда-нибудь пришлю тебе его фотографию. Да его, - я знаю, у нас с тобой будет мальчик. Ну а если, если вдруг – то пришлю фотографию девочки.
Тебе надо идти, тебя наверное, родители потеряли, а я живу отсюда в двух шагах, я через пять минут буду дома и, как говорила, уеду на дачу, - прощай, прощай и прощай,- завершила она этим свой разговор.
- У тебя сегодня день рождения. Что же мне тебе подарить?
- Подарить, подарить?! Да ты мне уже всё подарил. Ты мне подарил столько дорогого и незабываемого, что ни один человек в мире не смог бы мне сделать такой подарок.
Разлука, разлука, - природа отцвела и жизнь опала – думал Олег, шагая по осеннему притихшему городу. Разлука ждала его на долгие годы.
6.
Однажды, много лет спустя, из Нью-Йорка на связь с ним вышел муж Марии. Говорили по скайпу. Муж говорил, что полгода назад умерла Мария, и что через полгода, когда открыли её банковскую ячейку, то там обнаружили её последнюю просьбу: сообщить о её смерти Соколову Олегу Ивановичу и отослать ему фотографию, на которой они с младшим пятнадцатилетним сыном запечатлены в полный рост. Он выполняет волю покойной. На вопросы Олега Ивановича как это могло случиться, ведь ей всего пятьдесят два года, она сама врач и в Америке, в Нью-Йорке не смогли помочь, он глухим голосом ответил:
- Да, вот, этот китаец, мировое светило медицины, всё время убеждал, что всё будет хорошо, всё будет хорошо, что он сделал тысячу операций на сердце. И так при этом всё время улыбался, что она поверила ему, поверила…,а я лично чувствовал беду, я её отговаривал от операции. Я до сих пор не могу осознать, что её больше нет. Вам этого не понять, а впрочем…,Вы, я знаю, тоже её любили, да…,и я знаю, что она любила Вас. Фотографию я Вам вышлю. Good-bye – почему-то на английском попрощался он и отключился.
Олег Иванович долго сидел молча. «Не спрашивай по ком звонит колокол – он звонит по тебе». Сейчас он явственно почувствовал, что умерла часть его самого, умерла его половина, - жизнь его умерла. Марии с ним не было, она была далеко, но она ежедневно присутствовала в его жизни, он мысленно разговаривал с ней, он делился с ней своими радостями и горестями, он советовался с ней и ждал, и надеялся на новую встречу.
Как жить без цели? Зачем жить без цели? А может теперь цель его жизни там в другом мире, там, где она и его может успокоить только надежда на радость встречи, скорой встречи там, там на небесах.