Мягкой тенью ты ложишься мне на плечи

Когда утреннее небо затягивало мутной пеленой остывающей ночи, в моей груди становилось необычайно тепло, будто кто-то  легко и с осторожностью дыханием пытался согреть тлеющие в костре угли.  Все мысли тогда свободно просачивались сквозь меня, не оставляя той невыносимо свинцовой тяжести, что, по обыкновению, сопровождает их в час около полуночи.  Я растворялся в тишине. Она приносила необычайное успокоение, такое, что даже сильнейший анальгетик не смог бы утолить боль столь искусно.  Тогда я чувствовал, что способен любить. Искренне, безо всякой фальши. В разгар дня, нахмурившись, ослеплённый испепеляющими лучами полуденного солнца, в толпе или за обычной беседой, не доставлявшей мне никакого наслаждения, я мог быть и груб, и презрителен и невежлив, но в самом истоке своего душевного порыва, добр и ласков. В бесполезной суете многое забывается, проскальзывает сквозь нервные окончания и проваливается в пустоту. Так проходило большинство моих дней. Какие-то встречи, бессмысленные рассказы, длинные дороги, тяжёлые капли дождя на волосах и нескончаемый круговорот мыслей в голове. Но некоторые, всё же, стояли особняком, ярко мерцая и приглашая вновь и вновь посетить ставшие уже ветхими воспоминания, где от подошв ботинок был истёрт паркет, а на стеллажах уютно расположились сантиметры пыли, однако свет проникал в эти комнаты и был там мягче и светлее, чем где бы то ни было. Многих деталей там давно недоставало, и были забыты целые фрагменты, но явственно ощущалась атмосфера какого-то блаженства и безмятежности. Я возвращался туда как в покинутый много лет назад старый дом, где по-прежнему было также тепло и уютно. Не торопясь снимал пальто и устраивался в мягком кресле за чашкой ароматного чая. Тотчас перед глазами возникали образы, изящные и милые черты, которые проникали в меня так сильно, что захватывало дух. В этот миг, в эту самую секунду я готов был оставить всё, абсолютно всё, что связывало меня с этим миром, и унестись так далеко от него, чтобы не оставить и следа. Каким же прекрасным кажется то мгновение, когда ты видишь улыбку на лице того, кому готов отдать себя без остатка; ты готов превратиться в пепел и быть развеянным над безмятежной пустошью, готов стать каплей дождя, чтобы быть унесённым течением бурной реки, по сути, тебе уже всё равно, окружающее для тебя перестаёт существовать вовсе. И если бы в этот момент ты знал все языки мира, то всё равно не способен был выразить и доли своих ощущений.  Не хватило бы никаких слов, одним листком показалась бы книга.