"И сниться жуткий сон Татьяне, она совсем одна в стакане, а за стеклом всё женихи,а ей проснуться не с руки!
И череп в красном колпаке в обнимку с медведем!
Итак, я поступаю в один из московских вузов. Самое интересное, я твёрдо уверен в том, что я его уже заканчивал много-много лет назад. Правда, самоё здание мне совершенно не знакомо. Чем то оно, очень уж отдалённо правда, напоминает мне ту школу 654, в которой учился я в незапамятные времена. После входных дверей в холле располагался гардероб, но мне сдавать туда было нечего. Судя по погоде, стоял конец лета. При входе и обозрел я себя в настенное, в полный рост, зеркало.По лицу, вроде,я, лет тридцати, может, чуть больше. Одет в куртку кожаную американского лётчика времён войны чёрного цвета, джинсы "Монтана", туфли замшевые серые, ну и футболка красная. Хорош! Судя по всему, я в Союзе годов семидесятых, какой-то он странный Союз этот. Люди не те, машины микст, да дома и улицы не совсем те ,что были, когда я жил там в реальной жизни. По любому, какой из меня студент в такие лета? Я точно знаю, что прилетел из Штатов, там у меня дом и семья. Почему я тыркаюсь здесь в качествае абитуриента для меня,загадка двадцатого века! Твайлайтзоун! Не спеша поднимаюсь по лестнице на второй этаж и попадаю с лестничной клетки прямо в длиннющий холл. Никого!Тишина. Все двери закрыты. "Уроки, что ли идут",-думаю я и оборачиваюсь на шум. За стеной коридора происходит нечто. Разводами проступают кровавые или очень на них похожие пятна. Вот оттуда выкатилась оторванная кровоточащая голова на длинной шее, из которой свисают мышцы и хлещет кровь. Голова полежала на полу, повела глазами как бы пытаясь увидеть самоё себя, а потом выпустила короткие кривые ножки в числе трёх и побежала по коридору, слава Богу, в обратную от меня сторону! Из стены абсолютно молча, но скрипя ногтями по камню, попытался выйти Виторган, так как он это делал в фильме "Чародеи"! Чего-то у него там не срабатывает, и чародея медленно утаскивает назад. Стена опять становится гладкой. Вместо пятен крови, ковыльная степь! А в конце коридора, прямо навстречу мне, движется похоронная процессия. Всё в цвете и жизненно. Четверо пожилых казаков несут домовину, в которой сидит страшная как посмертная маска Вицли-Пуцли панночка. Расчёсывая свои длинные волосы она прекрасно поставленным голосом цитирует отрывок из Гоголя со словами про птицу-тройку, и тут же, урча простирает руки в мою сторону, без всякой паузы переходя к песне о просторах родной страны, по которым так хорошо летать в полночь, особенно, ежели, покатаешься, поваляешься и мясца Иванушкиного поешь. И добавляет: "А мне много не надо. Конь на обед, молодец на ужин, вот я и сытёхонька! Два бурсака сопровождают под руки в дымину пьяного Хому Брута, старательно выдувающего из горла чёрт его знает какой по счёту кухоль горилки. Тут же Опанас призывает работать, мушкой не моргая, по заветам товарища Когана, которого он убил вот этой самой рукой, и показывает руку, приставив локоть к пупку, очень громко жалуясь на комбрига Котовского и утирая разбитую в кровь сопатку. Мне приходится срочно вернуться на лестницу, поскольку из другого конца коридора, качаясь в прозелень травы, появляются поэты Тихонов, Сельвинский и Пастернак, остреливаясь от наседающих поляков солёными огурцами, а те, в свою очередь, врываются в кабинет биологии и пытаются прикрутить к стволу фикуса старого Тараса Бульбу, громогласно обещая сжечь его к чортовой матери и непременно со словами: "Повесим собака, лайдака и казака! Славна цуйка-вудка польска, матка бозка Ченстоховска! Не позволям! От этой працы не бендзо кололацы! Но и тут, на лестнице творится непонятное. Сверху спускается руководитель и вдохновитель британской экспансии в русский Крым, пресловутый лорд Пальмерстон, одетый в рваный красный мундир английского пехотинца 19 века, с ржавым зспантоном, используемым в качестве подпорки, Он с песней бредёт вниз. Сначала следует гнусавый речитатив: "Воевода Пальмерстон побеждает Русь на карте указающим перстом. Затем, поставив эспантон возле перил, из кармана штанов достаётся маленькая шарманка, мгновенно достигающую нормального размера. Звучит мелодия: "Мальбрук в поход собрался, объелся тухлых щей, в походе обосрался и умер в тот же день. Его похоронили в обосранной могиле, а памятник сложили из чистого гавна. А мать его Ненила сидела на печи и жалобно пердела, сшибая кирпичи!" Следует медленный танец, напоминающий вальс, шарманку побоку, свистит флейта, стучит барабан, следует восклицание: "Ситуация! У рифа того Патер-Ностер!
Нет! Не так! Из гавани Саутхемптон, исключительно, по четвергам, суда уходят...!И с этими словами оборванец бросается вниз, в пролёт, но не разбивается, а взмывает вверх, чирикает и через чердак улетает! Кто-то холодным носом и шершаым языком пробует мою руку. Просыпаюсь! Бульдожица Абигейль смотрит на меня весьма призывно и требует скорее вставать, я и сам рад. Лучше пойти с любимицей-собакой на улицу, чем опять в сон к чёрт его знает кому. Встаю. И кто нам сны посылает? Явно, я книжек перечитал! Источников знаниев!