Потрясающий копьем
мини-пьеса
(В соавторстве с Ниной Дунаевой)
Действующие лица: Илья Менделевич Гилилов, Роджер Мэннерс (граф Рэтленд), Розенкранц, Гильденстерн, Массимо, профессор римской литературы, трактирщик Доменико.
Сцена 1.
В глубине сцены высвечивается обстановка кабинета Гилилова. Илья Менделевич полулежит на диванчике, видно, что его мучает головная боль. Фоном звучит увертюра «Гамлет» П.И.Чайковского, Илье Менделевичу кажутся голоса.
Первый голос: Это лженаука! Пустая трата времени и сил. Мировая общественность устала от всех этих теорий и не примет больше ни одной новой.
Второй голос: А что прикажешь делать нашему Илье Муромцу?.. Бросить копье и идти детишкам в школу историю преподавать?..
Третий голос: Да, наша российская школа - это вам не в Фолджеровскую библиотеку в Вашингтон в командировки летать, и заметьте, что не за свой счет!
Первый голос: А там своих мышей хватает, гранита науки на всех не напасешься!
Общий смех. Голоса становятся глуше, смысла слов уже не разобрать, громкость музыки, наоборот, нарастает. Гилилов мечется по дивану, вдруг замирает, погружаясь как будто в сон, свет гаснет, музыка стихает, а затем прожектор высвечивает двух молодых людей в костюмах елизаветинской эпохи, стоящих на авансцене. Это Розенкранц и Гильденстерн. К ним подходит третий - их университетский приятель Массимо.
Розенкранц: Приветствую, Массимо!
Массимо: И я вас, друзья мои.
Гильденстерн: Был ли ты сегодня в университете? Что там? И как тебе показались новички?
Розенкранц: Мы, признаться, вчера с другом Гильденстерном так отметили прибытие в Падую и начало нового семестра, что были не в силах сегодня дойти до лектория.
Дружно смеются.
Массимо: А что новички?! Дела мне нету, смотреть на этих желторотых. Хотя, пожалуй, один забавный есть. Мне его представляли, кажется, Мэннерс. Да! Роджер Мэннерс – англичанишка.
Гильденстерн: И чем он тебе приглянулся?..
Массимо: Да отличился в первый же день - опоздал он на лекцию по римской литературе. Входит в аудиторию, а профессор ему и говорит, что не иначе, как змий зеленый накануне его не пускал к науке, а сегодня и встать не позволил вовремя. А Мэннерс ему: «Бог с вами, профессор, какой такой змий? Я вообще любых змей боюсь, а потому и избегаю!» - будто и не понял, что тот имел ввиду. А профессор, знай, свое гнет: «Смотрите, синьор студент, бойтесь змей и впредь, а не то, не сдать вам мне экзамена по римской литературе!» А желторотик ему на это в ответ: «…u ne quaesieris (scire nefas) quem mihi, quem tibi finem di dederint… (Не спрашивай (знать не дано), какой мне, какой тебе конец боги дали)!» (1) Поверите ли, друзья, но наш старый хрыч рассмеялся и зааплодировал. Разрешил ему войти, а не выгнал нахала вон!
Розенкранц: Да, уж, чудеса, а ведь нас бы нипочем не пустил!
Гильденстерн: Верно, не пустил бы. Надо нам повеселиться, а заодно, проучить этого мальчишку, (Мэннерса, ты сказал, кажется?) чтобы больше неповадно было блистать интеллектом.
Розенкранц: Где его можно найти, Массимо?
Массимо: Я видел, он шел обедать к Доменико.
Гильденстерн: Идемте, синьоры, у меня есть одна идея, как проучить этого желторотика.
Уходят.
Сцена вторая.
Таверна Доменико. В ней многолюдно и довольно шумно. За одним из столов сидит Роджер Мэннерс, перед ним сковорода с едой, рядом лежит крышка, которой, по всей видимости, та была накрыта ранее. Входят Розенкранц, Гильденстерн и Массимо. В руках у Гильденстерна небольшой холщовый мешок. Все трое подсаживаются к Мэннерсу (Розенкранц и Гильденстерн по обе стороны от него, Массимо – напротив).
Массимо: Приятного аппетита, Роджер, хотел познакомить вас с моими друзьями - Розенкранцем и Гильденстерном. Они тоже учатся в нашем университете на одном курсе со мной.
Мэннерс пытается привстать со своего места и раскланяться: Очень приятно, синьоры.
Розенкранц: Да ладно вам! К черту эти церемониалы, садитесь. Мы все студенты, а значит, и едим из одного котла!
С этими словами Розенкранц ловко подхватывает кусок мяса из сковородки Мэннерса. Тот не возражает, даже дружелюбно пододвигает ее к центру и улыбается.
Гильденстерн, выуживая кусочек мяса и для себя: На что планируете налечь, Роджер, на итальянской земле кроме говядинки?
Мэннерс: Я еще не вполне определился, но думаю, философия и риторика еще не повредили ни одному уважающему себя английскому графу.
Розенкранц: Это вы правы, правы. А что, уважающие себя английские графы нынче совсем не пьют?.. Не в пример подданным датской короны… Доменико! Вина нам!
Доменико приносит бокалы и кувшин вина.
Домнико: Прошу вас, синьоры.
Розенкранц разливает вино по бокалам.
Мэннерс: Не то чтобы совсем не пьют, но боятся увлекаться. В Италии вино, молодое и игривое, как и любая итальянская женщина - ты еще не успел ничего понять, а она уже взяла тебя в оборот.
Массимо: И, тем не менее, за знакомство, синьоры!
Чокаются и выпивают.
Розенкранц: Вы совершенно правы, Роджер, я все время Гильденстерну о том же толкую, змеи – кругом одни змеи, что на дне кувшинов, что вокруг!
Гильденстерн: А я ему отвечаю, что именно поэтому и надо уметь с ними управляться и показывать им их место!
В этот момент Гильденстерн лезет в свой мешок, что-то там нащупывает... и молниеносным движением вынув небольшую живую змейку и оттянув ремень штанов Мэннерса, забрасывает ее внутрь.
Начинается страшный переполох: Роджер вскрикивает, зачем-то вскакивает сначала на лавку, потом на стол, совершая телом встряхивающие движения и, видимо, попутно пытаясь дотянуться ногой и ударить предусмотрительно отбежавшего на другую сторону стола Гильденстерна. На пол летят и бьются бокалы, бренчит перевернутая сковородка… Все присутствующие в таверне с интересом наблюдают происходящее.
Мэннерс: Черт, черт!!! Я убью вас, Гильденстерн, убью!!!
Он скачет по столу, пытаясь расстегнуть ремень брюк (иначе змею не достать), ремень, как назло не поддается.
Гильденстерн, перебегая от Мэннерса все время на противоположную сторону стола: Спокойней, граф, спокойней! Где ваша хваленая английская выдержка!
Розенкранц: Да-да, это всего лишь безобидная змейка, отправившаяся найти себе компанию. У вас же там водится для нее компания, граф?!
Мэннерс вопит: Розенкранц, я убью вас тоже!!!
Наконец ремень сдается и расстегивается, брюки сползают вниз, а Роджер, стоя на столе в полном неглиже, пытается нащупать в штанине змею. Таверна взрывается хохотом, и в это время в нее входит профессор римской литературы.
Профессор: Господи, синьоры, что… что здесь происходит?!
Покрываясь пунцовыми пятнами, рыча что-то нечленораздельное из разряда «где ты тварь?», одной рукой истово шаря внутри спущенной штанины, другой рукой схватив крышку от сковородки и пытаясь ей прикрыть, как щитом, гениталии, сопровождаемый всеобщим смехом, Мэннерс наконец соскакивает со стола и проскальзывает в дверь мимо профессора вон из таверны, оставляя того в полном недоумении.
Сцена третья.
В лектории профессор уже ведет занятие, когда в аудиторию входит опять опаздывающий Роджер Мэннерс.
Профессор: О, не иначе, как сам Святой Георгий, победивший змея, пожаловал к нам!
(Аудитория поддерживает его смехом.) Что задержало вас в пути на этот раз? Толпа паломниц, жаждущих, дабы вы привели их к христианской вере?..
Мэннерс: Нет, профессор, к вере должны обращать лишь пастыри в церквях.
Профессор: Боюсь, вы ошибаетесь, синьор. У пастырей нет такого грозного оружия убеждения, как у вас.
Мэннерс: Что вы имеете в виду, профессор?
Профессор: Копье, конечно! Чем же еще может быть вооружен Святой Георгий!
Мэннерс: Не понимаю.
Профессор: Давеча, когда вы «проповедовали» на столе в таверне… вы столь грозно потрясали своим «копьем», что я сам лично видел, как все присутствовавшие синьориты готовы были бежать за вами вслед, дабы вы обратили их в любую угодную вам веру!
Студенты опять разражаются смехом.
Мэннерс: Сомневаюсь, что Отец наш небесный много бы приобрел в лице такой паствы.
Профессор: В их лице – возможно и нет, но не в лице такого проповедника… хотя вы правы в одном: нельзя почить на чужих лаврах, а потому оставим Святого Георгия в покое, вам нужно свое собственное имя. «Роджер, потрясающий копьем» – это звучит! Вы со мной согласны?
Мэннерс: В сложившихся обстоятельствах, да, профессор. Хотя я предпочел бы, чтобы кто-то другой, а не я, был объектом этой, да, и прошлой репризы.
Профессор, не обращая внимания на реплики Мэннерса: «agitabit hastam», помогите мне, синьор Мэннерс, как это будет по-английски?..
Мэннерс: To Shake the spear, я полагаю, профессор.
«Шекспир, Шекспир» с хохотом повторяют разные голоса в аудитории.
Профессор удовлетворенно: Садитесь на свое место, синьор Мэннерс. Надеюсь, вы получили хороший урок от университетского братства, и будете впредь осмотрительны в своих знакомствах.
Хотя кто знает, подобные истории иногда сближают противников.
Мэннерс: Nil mortalibus ardui est. (Для людей нет ничего слишком трудного.) (2)
Профессор: О, да, великий Гораций был прав и в этом!
Роджер садится на свое место, а профессор продолжает лекцию.
Сцена четвертая.
Студенты покидают аудиторию. Почти последним в холл выходит Роджер Мэннерс, за ним на некотором расстоянии Розенкранц и Гильденстерн.
Гильденстерн окликает его: Эй, Шекспир! Я вижу, вы скоро станете самой известной личностью не только в университете, но и во всей Падуе!
Мэннерс оборачивается, лицо его искажено злобой: Я не намерен больше терпеть ваши оскорбления! Я вызываю вас на дуэль! Немедленно! Сейчас! – Выхватывает из-за пояса шпагу.
Гильденстерн: Вы с ума сошли… Мы же не вооружены!
Мэннерс: Даю вам пять минут, чтобы найти оружие!
Розекранц напугано озирается вокруг и убегает.
Гильденстерн: Не глупите, граф…
Мэннерс: Не тратьте свое красноречие, Гильденстерн! Приберегите его для чертей, уверен, вам будет, о чем с ними поговорить. А сейчас лучше позаботьтесь об оружии, ваше время истекает.
Мэннерс начинает медленно наступать на него с оружием. Из-за угла галереи показывается Розенкранц, он тащит две шпаги.
Гильденстерн, хватая одну из шпаг: Где вы их взяли, Розенкранц?
Розенкранц: В фехтовальном зале.
Гильденстерн, было принявший боевую позу, растерянно опускает оружие: Но они же там тренировочные… тупые… ими никого не убьешь!
Розенкранц: Я, надеюсь, нам и не придется никого убивать! В худшем случае – защищаться!
Мэннерс: В этом есть высшая справедливость! Защищайтесь!
Делает выпад. Противники его отражают, скрежещет металл. Пикировка продолжается.
Мэннерс: Хотя да, Розенкранц, вы бы еще копья у статуй рыцарей позаимствовали для пущей серьезности!
Гильденстерн: Нет, граф, все-таки мощью копья я ни за что не стал бы с вами меряться, готов признать сразу, что проиграю!
Мэннерс, готовившийся к новому удару, вдруг опускает шпагу и разражается смехом: Ох, нет, господа, все-таки нельзя лишать человечество двух таких комиков!
Гильденстерн и Розенкранц так же опускают шпаги.
Гильденстерн: Да, Шекспир, к тому же, как видите, я всегда готов признать свой проигрыш, а это очень ценное качество!
Смеются вместе.
Розенкранц: А не пойти ли нам к Доменико, отметить наше примирение?
Мэннерс: Только если Гильденстерн даст слово, что не таскает повсюду с собой мешок со змеями!
Розенкранц: Ужик, это был маленький безобидный ужик!
Гильденстерн: И вы напугали его до полусмерти, так что и он и его собраться теперь бояться покидать свои норы. Можете быть спокойны. Паства останется без проповеди сегодня!
Опять смеются и уходят.
Сцена пятая.
На авансцене интерьер таверны Доменико. Группа студентов за столом празднует окончание семестра. Среди них Мэннерс, Розенкранц, Гильденстерн и Массимо.
Массимо пытается сказать тост: Друзья мои, я рад, что прошедший год мы провели с вами вместе…
Розенкранц перебивает: Боже упаси, Массимо! Вы, видимо, перепутали нас с куртизанками, с которыми и проводили весь прошедший семестр время, хотя мне вовсе не кажется, что мы на них сильно похожи.
Остальные присутствующие смеются.
Массимо: Неправда ваша, Розенкранц, куртизанки видели меня не чаще, чем вас с Гильденстерном университетские аудитории!
Гильденстерн: Позвольте, наш образ жизни был продиктован заботой о ближнем, мы как могли, старались отвлечь от книг нашего Шекспира, иначе он бы заболел чахоткой от их зловредной пыли и умер.
Мэннерс: Ах, это, оказывается, заботой обо мне были вызваны все эти бессонные ночи, попойки, куражи и маскарады. Спасибо вам, друзья, что бы я без вас делал, ума не приложу!
Розенкранц: О! Прекратите эту пикировку. Давайте же выпьем, наконец. За нас!
Чокаются и выпивают.
Гильденстерн: Возвращаясь к теме нашего разговора, конечно, мы заботились о вас, Шекспир, а вы нас, между прочим, предали.
Мэннерс: Это каким же образом?..
Гильденстерн: Вы уехали на рождество домой, и завели там себе даму сердца.
Мэннерс: И что? Разве вы претендовали на роль моей дамы сердца?..
Все смеются.
Гильденстерн (обращаясь ко всем сразу): Нет, увольте, но бороться с книгами - это было только полбеды, но с тех пор, как Шекспир вернулся из Англии, он дни напролет только и строчит письма в стихах, и бороться с этим просто не представляется возможным.
Массимо: Письма непременно в стихах?
Розенкранц: Да. Говорят, у его возлюбленной папаша поэт, и учил девочку говорить только в рифму. Она по-другому не только не говорит, но и не понимает.
Все кроме Мэннерса опять смеются.
Мэннерс: Замолчите, господа, а то я опять вызову вас на дуэль!
Гильденстерн: Вам мало предыдущей?..
Мэннерс: Между прочим, я мог вас и убить!
Розенкранц: Нет, глубоко уважающий себя английский граф, поэт и философ не смог бы взять грех на душу, тем более что, что стоят наши две против его одной.
Мэннерс: А ведь старик-профессор когда-то предрек, что мы станем друзьями, несмотря на тот прием, который вы мне устроили!
Гильденстерн: Умен старый хрыч, ничего тут не скажешь!
Мэннерс: Да, ему же я заодно обязан еще и своим прозвищем. Кстати, я так к нему уже привык, что оно мне даже нравится. Подумаю в Англии, не заказать ли мне новый фамильный герб, изображающий рыцаря и копьем.
Розенкранц: Да, Шекспир, наше присутствие тоже не забудьте как-то указать на вашем гербе.
Мэннерс: Ну, разве что в виде пары змей, пытающихся ужалить благородного рыцаря!
Гильденстерн: Змеиный яд целебен, друг мой, не забывайте об этом, все зависит от того, как его употреблять.
Мэннерс: Впрочем, нет, я найду другой способ увековечить вас. Вернее, укокошить! Не убил на дуэли копьем, убью пером.
Массимо: Это как же?
Мэннерс: Примерно так…
Он вскакивает на лавку и декламирует:
Их гибель,
Их собственным вторженьем рождена.
Ничтожному опасно попадаться
Меж выпадов и пламенных клинков
Могучих недругов. (3)
Друзья смеются, чокаются, выпивают. Сценография почти повторяет первую картину: Голоса становятся глуше, смысла слов уже не разобрать за нарастающей громкостью музыки. Свет на авансцене гаснет, скрывая в темноте таверну Доменико, а прожектор высвечивает в глубине сцены обстановку кабинета Гилилова. Илья Менделевич вздрагивает и просыпается.
Гилилов бормочет: Да-да… Вот так все как-то и было… Так и было…
Он встает и освещаемый одиноким прожектором продвигается вперед к рампе.
Гилилов: Ведь истина должна лежать где-то на поверхности. Мы не видим ее, так как ждем от гения необъяснимой сложности и глубины, а подлинная суть его в простоте. Их всех интересует, почему, зачем ему была нужна вся эта буффонада с поддельными авторами и псевдонимами?.. Они цитируют направо и налево: «Вся жизнь игра, а люди в ней актеры», но приложить фразу к самому автору слов отказываются, лишая его тем самым права на игру, возможно, заменявшую ему и саму подлинную жизнь, которой он был во многом лишен из-за поразившей его болезни...
Нет, я не уподоблюсь им. Ни за что! Я поступлю иначе.
(Более громко, обращаясь куда-то в пустоту)
А не встряхнуть ли нам нашими копьями, граф??? Не изволите ли сыграть еще одну партию?!
Пауза.
Становится опять слышна увертюра Чайковского и голос автора произносит:
В 1997 году Илья Менделевич Гилилов опубликовал книгу «Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого Феникса», в которой выдвинул теорию о том, что под псевдонимом «Уильям Шекспир» скрывался Роджер Мэннерс (он же граф Рэтленд) в соавторстве со своей женой Елизаветой Сидни-Рэтленд. Эта работа вызвала большой общественный и научный резонанс, а споры о ней идут до сих пор.
Занавес.
(1) Гораций. Оды. (Carmina. Liber I-XI).
(2) Гораций. Оды. (Carmina. Liber I-III).
(3) У.Шекспир. «Гамлет» (перевод М. Лозинского)