Сегодня первое апреля - обманный день. Вроде бы весна, а её нет: на улице идёт снег, плотной белой завесой стоит перед глазами и норовит не пропустить шестидесятисемилетнюю Люсю домой. Снег падает сверху и путается в ногах, скрадывая звуки, приглушая свет и мешая идти. Во дворах и по своему переулку она с трудом бредёт, увязая, по колено в снегу и в усыпляющей тишине. Тащит сумку с продуктами и пыхтит, отдуваясь, как забытый в тупике старичок-паровоз. Её никто не ждёт - муж в деревне, поехал посмотреть всё ли в порядке, закрыт ли дом, скоро ли можно будет начинать весенние работы в саду, дочка уехала в дальнюю командировку. Настроение от всего этого мутное и тревожное. Навстречу выплывают неясные силуэты ближних домов с мокрыми от воды и налипшего снега окнами, Люся с трудом узнаёт родную пятиэтажку, превратившуюся в большой снежный ком, окружённый маленькими комочками деревянных домов.
От одной из «деревяшек» навстречу ей вперевалку плетётся знакомая дворняга, такая же старая и толстая, как она сама. У собаки на морде написано, что ей тоже муторно. Люся не знает, как её зовут, но не проходит и дня, чтобы дворняга не встречала её в переулке, меланхолично подкатываясь к ногам и утыкаясь мордой в колени – чует родственную душу. Сегодня она даже лаять не в силах, лишь горестно, снизу вверх, засматривает Люсе в глаза, будто пытается сказать:
- До чего мне худо, ты бы знала!
Люся роняет сумку в снег, обнимает собаку и гладит её старую голову:
- Как я тебя понимаю, девочка моя! Ты посмотри, что делается! Видано ли, чтобы первый день второго месяца весны завалило снегом по самые твои уши! Чистое светопреставление!
Собака благодарно лижет её в щёку, и они расстаются - расползаясь в разные стороны. Дворняга - в деревянный домик, а Люся - в свою пятиэтажку...
Ночью Люся лежит без сна. «Опять в атмосфере перемены», вздыхает она. – «Хоть бы растаяло всё, наконец. Я так устала от постоянных скачков погоды, не успевает мой поношенный организм догонять все эти циклоны и антициклоны». На противоположной окну стене ветер раскачивает тень соседних тополей. Свет от идущих по дороге автомобилей, то отводит эту тень в сторону, то возвращает обратно. Вместо того чтобы отключиться под это непрерывное, гипнотическое мелькание, Люся теряет желание спать окончательно, в голову лезут какие-то обрывки разговоров, мелькают чьи-то лица и события ушедшего дня. «Сегодня, как-то особенно тошно, - думает она, - поплакать что ли, может легче станет?» Но слёзы не приходят. «Вот несчастье-то, даже всплакнуть не могу. А что же тогда счастье, и было ли оно у меня когда-нибудь, или вся жизнь – сон и наваждение? Нет, ну, конечно, было. Жаль только, что оно, как молодость, «быстро рвущийся товар». Кажется, вот, пришло, озарило тебя радостью, и уже нет его – беги вослед, ищи снова, может быть повезёт!» Память прокручивает перед Люсиными глазами воспоминания и вдруг останавливается...
Вот она стоит на железнодорожном мосту, недалеко от вокзала и смотрит вниз на проезжающий поезд. Майский нежный ветер слегка приподнимает над острыми девичьими коленками лёгкую юбку цветастого крепдешинового платья. Люсе недавно исполнилось пятнадцать, и мама в подарок перешила ей это платье из своего любимого, старого, которое сама в молодости носила. Ветер играет с платьем, развязывает, небрежно вплетённую в косу лиловую ленточку, и уносит вслед за проходящим поездом. Вологда, с утра умытая дворниками, уютная и свежая, лежит по обе стороны моста, а вокруг никого - ни людей, ни машин. Купол неба выведен голубыми и золотыми красками. Люсе кажется, что от тёплого солнца, от этого невероятного неба, от горьковатого духа черёмух, плывущего сюда из палисадников старых деревянных домов, от гула поезда, летящего вдаль, от сознания своей молодости и от беспричинного веселья, которое пузырьками поднимается из сердца вверх и кружит голову, она и сама вот-вот оторвётся от земли и тоже полетит...
«Удивительно, но я совсем не помню, куда шла в тот день и зачем, помню только себя в невесомом платье и это удивительно счастливое чувство полёта, предвкушения летнего тепла и новой жизни. Хорошо, что оно осталось со мной навсегда. Интересно, почему счастье всегда приходит к нам летом, ну, или почти всегда?»
Среди ночи, кто-то позвонил в дверь к соседям. «Ну, и строить стали, каждый чих слышно, разве тут заснёшь?» - Люся повернулась на другой бок и попробовала устроиться поудобнее. Диван, на котором она лежала, недовольно застонал под её весом и из вредности выставил под бок старую пружину. «Как не стыдно?» - сказала дивану Люся, - «А ведь мы с тобой дружим ещё со времён моей первой квартиры на Воровского»…
Однажды, в начале августа в первой Люсиной квартире зазвонил телефон:
- Люся, это я, Виктор. Хочешь на рыбалку, ты когда-то говорила, что любишь рыбалку?
Люся замерла у телефона. Прошло ровно семь лет после их первой встречи у друзей, где Виктор неправдоподобно быстро, на второй день знакомства сделал ей предложение, а она ему отказала. "Странно, что этот высокий симпатичный мужчина с добрыми глазами, ещё вчера пришедший в гости к их общим знакомым с другой женщиной, теперь просит её стать его женой. Да они совершенно не подходят друг другу: он – «технарь», она – чистый гуманитарий. Он живёт с родителями в деревне, а она - в городе. В конце концов, ей тридцать один год, а ему всего двадцать восемь!" - думала она тогда. И вот он позвонил, через семь долгих лет. Люся ответила:
- Хочу.
- Тогда приезжай на автобусе ко мне в Пески, я тебя встречу.
- Хорошо, я позвоню перед отъездом.
В Песках он подошёл к автобусу и протянул ей руку. Её ладошка легла в его большую горячую ладонь и исчезла в ней. Он посмотрел на Люсин финский спортивный костюм, на немецкие сабо и смущённо усмехнулся:
- Пойдём скорее, а то на тебя вся деревня уставилась.
- Я что-то не так сделала?
- Всё так, только наши проще на рыбалку одеваются.
Он повёл её через деревню к лодке, чтобы переплыть на другой берег озера. Там, на маленьком песчаном пляже, ждали его деревенские друзья, Алексей и Наташа.
Август для Люси всегда был связан с грибными дождями, лесом и первым знаком близкой осени – жёлтыми георгинами, раскачивающимися на длинных стеблях под окном маминой дачи. Но в тот день стояла почти июльская жара, Люся скинула синюю спортивную курточку и осталась в белой футболке, подчёркивающей её стройную фигуру. Виктор сидел на вёслах и не сводил с Люси глаз, лодка быстро шла по спокойной глади воды. Её тёмные волосы до плеч отливали на солнце медью, серые глаза вбирали голубизну неба и блеск воды.
- Как давно мы не виделись, - сказал он.
- Давно, а как будто расстались вчера. Ты совсем не изменился, - заметила она.
- А ты изменилась, стала ещё лучше.
Люся засмеялась:
- Скажешь тоже! Старше не может быть лучше, а мне уже тридцать восемь. - Люся никогда не скрывала свой возраст, она даже немного бравировала, называя свои настоящие годы, знала, что выглядит лет на десять моложе.
- По мне, так тебе всегда восемнадцать! – Он смутился и замолчал. - Прости, что завёл глупый разговор. Вот сейчас доплывём до берега, и будем загорать, купаться, а вечером порыбачим, у нас с Лёхой недалеко сеточка поставлена, а там и уху сварим.
О, какой это был счастливый день! Люся шутила, смеялась и тащила по-деревенски загоревшего Витю в воду. Его бронзовое лицо и руки жили отдельно на фоне крепкого, молочно-белого торса и таких же белых сильных ног, но это лишь вызывало у неё уважение, загар был явно заработан на огороде и в саду. Выросший у этого озера, Виктор был неотделим от его тёмной, прозрачной воды, от солнца, от весёлых друзей его детства. Песчаный пятачок среди кустов ивняка, на котором они загорали, выбелило солнцем так, что на него было больно смотреть. Тем ярче выделялись на светлом фоне разбитые ракушки, старые водоросли, прибитые к берегу, и чёрные, отполированные волнами кусочки веток и древесной коры. Люся лежала на мелком горячем песке, водила по нему рукой и горсть за горстью пропускала его сквозь пальцы. Она погрузилась в покой и тишину, словно в глубокие воды, где едва слышались редкие вскрики чаек, шорох волн и обрывки разговоров. Ей нравились друзья Виктора – милая, немного располневшая Наташа и удивительно красивый, с пронзительно синими глазами и тонкими чертами лица, чёрный, как жук, и подвижный Алексей. Время от времени он с одобрением посматривал на Люсю, мол, правильный выбор Витька сделал.
Весь день она исподволь наблюдала за Виктором, за тем как ловко он играл в мяч с Наташей, как, нырнув, бесшумно и быстро входил в воду, видела его ласковые глаза и сильные руки, и вспоминала, что ещё тогда, семь лет назад, взглянув на него впервые, подумала: «Вот за такого мужчину я вышла бы замуж». Но тут же отвлеклась на общие разговоры, музыку, танцы и эта мысль ушла и не возвращалась к ней до сих пор. Несмотря на возраст, она вообще о замужестве тогда не думала. О чём же она думала? О науке, о работе, о книгах, о путешествиях и друзьях. А все её сверстницы думали только о замужестве и давно были замужем. Пойди, разберись, кто тут прав. Она усмехалась, вспоминая отцовскую Рослятинскую частушечку на эту тему: «Не ходите девки замуж, выйдете, покаетесь, со хорошим наживётесь, с худеньким намаетесь!»
Вечером все четверо отправились за рыбой. В стороне от их маленького пляжа на глубине стояла сеть. Витя и Лёха в четыре руки быстро втащили её в лодку. В сетке билось несколько окуней, четыре больших леща и щучка. Рыбу достали и Лёша с женой отправились домой, в деревню, варить уху, а Витю с Люсей оставили вдвоём на ближнем берегу. У самой кромки воды стояли копёшки скошенной осоки. Оставшись одни, усталые, но ещё полные дневных радостных впечатлений от шутливой болтовни, купания и дружеской весёлой возни на песке, они сели под небольшую копну и стали смотреть на озеро и на заходящее за горизонт солнце. Похолодало, и Люся придвинулась к Виктору, а он нерешительно обнял её за плечи и сидел, не дыша, боясь спугнуть то, что возникло между ними за сегодняшний день. И вдруг, прямо перед ними, в розовых отблесках вечерней зари на воду села пара белых лебедей! Люся и Виктор замерли и, не отрываясь, смотрели на волшебных птиц. А лебеди, как будто напоказ, плавали перед ними, то друг за другом, то рядышком - неразлучная пара невозможной красоты…
Люся с удовольствием вспомнила тот день, они с Витей с тех пор не расставались, как те лебеди. В начале следующего года она вышла за него замуж, а через год в августе...
Люся лежала на сохранении в областном роддоме. Её удивляла и коробила запись, которую сделали в журнале, когда привезли в больницу - «старородящая»! Хотя, понятно, что это термин такой, и «старородящими» называют у нас мамочек сразу после двадцати пяти лет и далее. А ей уже сорок! Утром врач осмотрел Люсю и сказал, что она, несмотря на годы, будет рожать сама и произойдёт это в ближайшие два-три дня.
Было воскресенье, день, когда дежурят молодые врачи, или их вообще нет, а кругом одни сёстры. Впрочем, лучше уж сёстры, опытные и много повидавшие на своём веку. Поздно вечером ей стало плохо, поднялась температура, и её лихорадило так, что она слышала, как вместе с ней трясётся и гремит железная сетка кровати. Она осторожно встала и, придерживая живот, медленно пошла на пост к дежурной сестре.
- Нельзя ли позвать врача? – спросила Люся. – У меня кажется высокая температура.
- Вот градусник, присядь на кушетку и смеряй. А врач на выходной ушёл, заменить некем, все в летних отпусках.
Её всегда неприятно задевало это фамильярное отношение сестёр ко всем роженицам и к ней самой, это обращение на «ты», но она смолчала. Через десять минут сестра глянула на градусник и от удивления подняла брови:
- Надо же! Сорок! Ты, вот что, прими пару таблеток аспирина и ложись спать, а там посмотрим.
- Кто же пьёт аспирин перед родами, может кровотечение начаться!
- До чего грамотные роженицы пошли, - недовольно скривилась сестра и выдала Люсе лекарство.
Люся шла в палату, держась за стенку, и думала, что ей делать с таблетками. И пить опасно и не пить нельзя, уж очень плохо она себя чувствовала. Она решила всё-таки принять аспирин, но всего пол таблетки. Выпив лекарство, Люся легла и сразу заснула.
Утром она проснулась от ощущения, что лежит в луже - у неё отошли воды. Нужно было срочно рожать, но потуг не было. Люся снова побрела на сестринский пост и без сил опустилась на кушетку.
- Врача! Рожаю, - прошептала она.
Прибежал молодой врач, её уложили на каталку и увезли в операционную.
- Будем кесарить, - бодро сказал врач, - наркоз!
Когда Люся очнулась, перед ней стоял улыбающийся доктор:
- Поздравляю, у вас родилась дочка! Хотите посмотреть?
- Конечно, хочу! – слабым голосом сказала Люся.
Подошла операционная сестра и, придерживая младенцу головку, показала Люсе белый кулёк, из которого виднелось розовое личико с закрытыми глазами и обиженно опущенными уголками губ.
Люся заплакала и засмеялась одновременно:
- Здравствуй Машенька, здравствуй дочка моя! Бывает же такое, просто вылитый Витя, только уменьшенная копия!
- Не плачь, а то молока не будет, - проворчала сестра.
- Это я от счастья плачу, сестричка, от счастья!
Утром Люся проснулась в слезах, но с лёгким сердцем. «Отчего так хорошо, так радостно на душе?» - улыбнулась она. - «Должно быть, погода налаживается».
В окне стояло яркое весеннее солнце, снег бурно таял, капель, пританцовывая, выстукивала на железной крыше балкона весёлую мелодию. Люся выглянула на улицу и увидела старую знакомую, толстую добродушную дворнягу. Она неподвижно стояла посреди переулка и, подняв морду, с наслаждением втягивала ноздрями весенний воздух.
- До скорого, - улыбнулась ей Люся и пошла, звонить мужу и дочке.
23 сентября 2013 года