Солнце скрылось за горизонтом, перистые облака пушистыми стрелами прочертили гаснущую вечернюю зарю, предвещая непогоду, в потемневшем небе одна за одной загорались звёзды.
А вокруг табора жарко и задорно пылали костры – и гости кружили вокруг них и между ними в лихом разудалом танце под бой барабанов и гитар. Самих музыкантов не видать – они растворились в этом пёстром коловращении, не в силах усидеть, взведённые собственной музыкой. Там и сям воздух рассекал разудалый свист, когда кому-то из танцующих хотелось выплеснуть избыток удали, но песен не пели, явно памятуя о том, что у сельчан всё-таки горе. А сельчане сгрудились неподалёку – кто-то расселся прямо на траве, кто-то стоя смотрел за ярким, манящим буйством плясок, пританцовывая.
Инга же тесно жалась к отцу, забравшись ему под руку. Батя поглаживал её по голове, утешая после предсказаний старухи. Мрак на душе сгустился основательно, не позволяя проникнуться страстной энергией веселья. Инга уткнулась лицом в грудь отца, мельком глянув на маму – она сидела с другой стороны, свежая, весёлая, красивая, в чёрно-алом льняном платьице с корсажем. Волосы были заплетены в несколько косичек – подготовилась к празднику.
Скоро они уйдут танцевать, оставив дочку. Отчего Векша теснее жалась к груди отца, хотя понимала, что не стоит своим скверным настроением портить праздник другим. И оттого на душе становилось ещё тяжелее, даже хотелось расплакаться тихонечко – так, чтобы никто не видел, чтобы можно было посмаковать свою печаль…
Взглянув в сторону танцующих, Инга заметила, что всё больше односельчан присоединяются к танцу. Вон и Михалыч, колдун-пчеловод, степенно приплясывал в окружении трёх смуглых баядерок, чьи длинные платья взлетали выше седой головы низкорослого деда... Даже Капрал присоединился, с грацией медведя крутясь в невесомом вихре женских и мужских силуэтов…
А позже и родители нырнули в это коловращение, быстро исчезнув среди танцующих. Инга тоскливо огляделась – но никого, к кому бы захотелось подсесть, рядом не оказалось, никто не глядел на неё, все были очарованны плясками, порой лихо прихлопывая и притопывая и бросаясь в гущу… Впрочем, сейчас ни с кем не хотелось сидеть, даже с Араксиным, окажись он тут, в конце-то концов…
- А сейчас, дорогие друзья! – зычно возвестил Кегут, возникнув на помосте, когда танец кончился и стихла музыка. – Наши артисты покажут вам всё своё мастерство и ловкость! Встречайте…
Женский крик ударил по ушам, протяжно взлетев над толпой. Ленивый гомон толпы стих, все заозирались, ища, кто кричал…
- Вовку убили! – проорал кто-то, кажется, Медвежа. Инга взлетела на ноги, побежав на голос, расталкивая односельчан… Кажется, все, в том числе и гости устремились следом…
Володя Бахвалов лежал лицом вниз, неестественно подвернув под себя руки, ноги его ещё подрагивали, а с затылка стекала кровь…
Пуля, сообразила Векша, оказавшись в каком-то оцепенении – уж слишком вдруг всё стало похоже на кошмарный сон.
Кто-то тяжко охнул рядом, послышался негромкий хрип, взгляд метнулся туда – Олег Совин медленно опускался на землю, хватая ртом воздух, зажимая шею руками – а между пальцев били струйки крови.
- Снайпер! – заорал кто-то во всю мощь лёгких…
И оковы общего ступора рухнули, люди заметались, Ингу едва не сшибли, она бросилась к кибиткам, ища родителей, попутно надеясь скрыться за повозками…
И над толпой, орущей, визжащей взметнулись особенно громкие крики – крики боли, такие, какие бывают последний раз в жизни, чуткое ухо разобрало хрипы, стоны…
Родителей нигде не было видно, Лютый, Капрал, остальные бойцы затерялись толпе…
- От посёлка бьют! Бесшумка работает!!
Загрохотали выстрелы, сначала одиночные, потом очереди.
- В стороны, в стороны! – раздался гулкий рёв Капрала. – В стороны, маму вашу раком на колоду, в стороны!
- От опушки бьют! – внезапно крикнул кто-то слева.
Прорвавшись сквозь толпу, Инга метнулась к кибиткам, лавируя между снующих торговцев, прыгнула под колёса, перекатившись на другую сторону, метя к берегу. Бежать, бежать! Разум испарился во вспышке смертельного, животного ужаса, толкающего только к безотчётному бегству!
Край берега… прыжок вниз, песчаная отмель почти неощутимо ударила в подошвы.
Инга спиной рухнула на осыпающийся глинистый обрыв, бурно дыша, чувствуя, как сердце пытается взломать грудную клетку, бешено колошматясь о рёбра. В уши вгрызались звуки самого настоящего боя – автоматные очереди, хлёсткие щелчки карабинов, приглушённые расстоянием команды, явно бестолковые в обрушившемся хаосе…
Заработал пулемёт – трескучий грохот гулко разнёсся в воздухе, кто-то вдавил гашетку до упора, оружие работало безостановочно, словно сошедшая с ума швейная машинка.
Инга сильнее вжалась в обрыв, словно пытаясь слиться, на ощупь вытащила наган из-за пояса, прижав куцый ствол к лицу...
Мыслей не было, вообще ничего не было, даже эмоций – когда страх зашкаливает за все мыслимые пределы, он перестаёт ощущаться... Кажется, это не кончится никогда – стрельба, крики…
Справа шумно прошуршало, рука с револьвером дёрнулась туда едва ли не быстрее взгляда – но это оказался парнишка из табора.
- Не стреляй! – почему-то шёпотом крикнул он, замахав руками. Инга кивнула, опуская оружие.
Наверху хлопнул мощный взрыв, краем глаза Векша ухватила слабый сполох сверху, почувствовала спиной, как легонько дрогнула земля. И снова крики.
- Смотри! – парнишка вытянул руку в сторону, указывая на камыши. Молниеносно брошенный туда взгляд ухватил острый нос лодки, выплывающей из-за густых высоких зарослей.