- Ну, узнал, что за товар они везут Сколоту? – спросила Инга, когда Кегут увёл фельдшера к одной из кибиток.
- Кегут сказал, что вечером покажет, - Лютый хмыкнул весело. – Они тут хотят на прощанье маленький праздник устроить, с плясками и кострами.
- Ехали бы уже, - вздохнула Инга. – Не люблю я шум.
- Дичаешь потихонечку… Когда проезжать будут в следующий раз, Кегут сказал, купят шкурки подороже.
- И как скоро это будет?
- Через месяц, - Лютый качнулся с пятки на носок. – Если охота выйдет хорошая, обогатимся.
- Араксин за два дня всего десять белок набил, - задумчиво сказала Инга. – А ведь охотник он получше многих…
- Плохо дело, - без выражения сказал Лютый. – Два дня пропадать и всего десять белок… А если он не охотился особо?
Он резко взглянул на неё в упор. Инга спокойно поглядела ему в глаза, усмехнулась:
- А может, к бабе какой повадился ходить? – усмехнулась она без всякой натяжки – хотя взгляд командира, такое чувство, просвечивал насквозь. – А может, и сам захотел последить, кто в наших лесах людей режет забавы ради.
Лютый задумчиво покачал головой, безмолвный натиск его взгляда исчез столь же быстро.
Товар разошёлся в считанные часы, необычайная дешевизна качественных изделий могла объясняться тем, что Кегут рассчитывал обогатиться за счёт заказа Сколота. И теперь весь табор, от мала до велика, хлопотал с обустройством сцены – выяснилось, что помимо торговли торговцы зарабатывали ещё и цирковыми представлениями.
Установили разборный помост, расставили щиты для метания ножей, парни, что выпасали коней, теперь жонглировали увесистыми деревянными булавами, сразу видно, с ленцой, но сноровка в движениях чувствовалась. Один взялся жонглировать самыми настоящими саблями, время от времени в его руках сталь лязгала о сталь. Ещё один оседлал пегого жеребца, пуская его то в галоп, то шагом – однако в аллюре коня не было какой-то толики изящества, конь бежал тяжело. Видимо, номер будет заключаться в чём-то другом.
Инга наблюдала за происходящим уже без всякого любопытства, про себя удивляясь собственному равнодушию. Час-полтора назад смотрела бы во все глаза, а сейчас…
А сейчас, наверно, всему виной служба – и роль будущей приманки. Наган, покоясь за поясом, постоянно и исподволь напоминал об этом холодной металлической твёрдостью. И присутствие заезжих гостей только тяготило – даже несмотря на то, что родители купили Инге то самое платье и мягкие чеботы из змеиной кожи. И даже тонкую серебряную цепочку с небольшим янтарём, в золотистой толще которого навеки застыл крупный диковинный жук.
Ничего не радовало, одним словом. Может, тут ещё и усталость. И уйти домой нельзя – Лютый велел оставаться здесь до самого отъезда и наблюдать, заверив, что лучше Инги с этим никто не справится. Напрасно источал мёд похвалы – наган за поясом Инги привлекал едва ли не больше внимания, чем немногочисленные автоматчики, столь же неторопливо прогуливающиеся среди зевак. Инга нередко ловила на себе откровенно насмешливые взгляды приезжих. В другое время и свои косились бы так же, но готовящееся представление вызывало куда больший интерес.
- Ну, как служба? – негромко спросил батя в самое ухо, подкравшись бесшумно. Сумев не вздрогнуть, Инга спокойно ответила, обернувшись:
- Тишь, гладь… А ты принарядился, я смотрю!
Батя щеголял в чёрной рубахе с вышитыми серебряной канителью воротом и обшлагами, с резными пуговицами, поблёскивавшими золотистым лаком. Штаны из кожи с бахромой по швам, мягкие кожаные мокасины. На толстом поясе из кабаньего панциря висел кинжал, судя по форме ножен, тоже расшитых серебром, угрожающе кривой.
- Тонкая работа, - батя откровенно сиял. – Сам принарядился, девочек своих принарядил – и всего за семь золотых!
- Ну да, - от его довольного вида стало ещё печальнее. Инга тоскливо взглянула на небосвод – а солнце словно не замечало, что уже вечер, лишь немного отодвинувшись от зенита. До отъезда гостей ещё очень нескоро…
Искупаться бы – но купальником Инга так и не обзавелась, а прятаться от множества мужских глаз в камышах ей не пристало. Да и пост не покинешь. Но Лютый-то каков, а! Обманул ведь, представив её будущую службу самой натуральной синекурой. Нет, конечно, вот такое наблюдение за приезжими не бог весть какая тяжкая работа, но тягостное предчувствие мрачно твердило – всё ещё впереди.
Батя, явно уловив настроение дочери, потрепал её по голове, ободряюще подмигнул и зашагал прочь. Инга только вздохнула, глядя ему вслед.
Хоть бы Араксин пришёл, что ли, тоскливо подумала она, поддев носком ботинка небольшой булыжник, порядком вросший в землю. Кусок гранита поддался, отвалился в сторону, оставив ямку, на дне которой шевелились мелкие, неприятного вида букашки.
- Эй, рыжая!
Я прям всем нужна сегодня, с досадой подумала Инга, оборачиваясь на чуть хрипловатый женский голос. К ней почти летящей походкой шла смуглая девчонка, на вид чуть младше неё, в длинном чёрно-алом платье. Пышные чёрные волосы до пояса чуть взлетали невесомым облачком при каждом движении смуглянки.
- Ну? – без всякой теплоты спросила Инга, ощутив неприязнь – не нравилось, когда незнакомые называли её рыжей, душа резко противилась.
- Ой, какой взгляд огненный! – девчонка была само добродушие, лучась весельем и задором. – Под стать волосам. Розой меня звать. А ты?
- Векшей зови, - суховато отозвалась Инга. – Чего тебе?
- Чего сердитая? Что рыжей назвала? Так этим гордиться надо! – забалагурила новая знакомая. – А тебя правда Векшей звать или кличка такая?
- Зовут так иногда, по праздникам, - Инга постаралась придать лицу как можно более мрачный вид. Общаться с этой особой не было ни малейшего желания.
- Неправильно зовут, - решительно сказала Роза. – Рысью бы назвали – было бы в самый раз, вон, даже глаза как у рыси, желтоватые.
Бабушка бы тебе в раз подходящее имя подобрала бы. Кстати, пойдём, познакомлю.
- Зачем? – Инга сразу насторожилась.
- Да брось, дурёха, - звонко рассмеялась Роза. – Ничего плохого… просто судьбу твою посмотрит, любовь предскажет, жениха хорошего…
- А если есть жених хороший?
- Был бы жених такой, не ходила бы с оружием, - усмехнулась девчонка. – Пойдём!
Тонкие сильные пальцы сомкнулись на запястье, но Инга заартачилась. Нет, в магию она верила, а в цыганскую сам бог велел. Но с недоверием к людям ничего не поделаешь.
- Боишься, что командир увидит? – сообразила Роза. – Так ведь потом и расскажешь ему, что видела у нас. Ты же ведь потому тут и гуляешь.
Инге сразу стало неловко – словно стукачкой работала.
- Да ладно, не менжуйся, всё ж понятно, что на службе, - утешающим тоном добавила Роза, чуть ослабив хватку. – Эй, солдатик! – окликнула она ближайшего бойца, Володю Бахвалова. – Если командир будет Векшу спрашивать, скажи, что она вон в той кибитке! А то эта рыжая боится, вдруг украдём.
- Ладно, - засмеялся Володя. Инга решительно последовала следом за Розой.
- Моей бабушке уже сто лет, - поведала та по пути. – Очень сильная колдунья, очень знаткая, хотя уже слепая. Свет в глазах погас, а в душе загорелся, душой видит человека как открытую книгу. А у вас есть колдуны?
- Есть, - сказала Инга. – Только он не хочет колдуном зваться.
- Это плохо, - Роза покачала головой. – Нельзя отрекаться, если духом прозрел, а то бог накажет. Нельзя от себя отрекаться, от своего дара, какой бы ни был.
- Он и в бога-то не верит, - хмыкнула Инга. – Говорит, верю богу, а не в бога. Да и то, креста не носит, а молится, кажись, Перуну, Сварогу… А может, и никому не молится.
- Нехорошо, нехорошо, - Роза поцокала языком. – Человек без веры будет мотаться как щепка по волнам, и ни туда, и ни сюда… Вот и пришли, залазь.
Инга проворно забралась под полог кибитки, сразу очутившись в сумраке, разместилась поудобнее на овечьих шкурах, постеленными поверх дощатого настила кибитки. Сквозь темень Инга разглядела в углу крытой повозки смутный силуэт в углу.
- Бабушка, тут девчонка судьбу узнать пришла, - громко сказала, почти крикнула Роза.
- Добро, подползай, - проговорила колдунья. В сумраке кибитки она показалась Инге большой нахохлившейся вороной, а длинный острый нос и тёмные глаза чуть навыкате на худом, бледно-смуглом лице только усиливали сходство. Старуха невидяще смотрела перед собой, глаза не двинулись вслед за Векшей, когда та пробы ради качнулась влево-вправо.
- Дай-ка руку.
Колдунья с неожиданным проворством ухватила протянутую ладонь скрюченными пальцами с отросшими, толстыми ногтями. Инге ладонь старухи показалась птичьей на ощупь – такая же сухая, шероховатая.
Щупая ингину руку, колдунья беззвучно шевелила тонкими губами, потом кашлянула, прочищая горло, проклекотала:
- Не женская у тебя рука, ох не женская! Такой рукой не мужа да детей ласкать, а оружие!
- Что же мне, замуж не выйти? – с усмешкой спросила Векша.
- Слушай и не перебивай, - одёрнула её Роза. – Потом спрашивать будешь!
- Тяжкая у тебя судьба, внучка, ох тяжкая! – продолжала колдунья.- Горечь утраты впереди…
«Типун тебе на язык, старая ворона!» - Инга была уже не рада, что согласилась прийти сюда.
- Выбрось оружие, оружие вижу у тебя, - вещала старуха. – Выбрось, тогда и счастье будет, детки будут, много деток. А то всю жизнь солдаткой пробегаешь, грудь иссохнет, не вскормив дитя. Отцу скажи – жениха ищи мне! И не здесь ищи, здесь мужа тебе нет! Матери скажи, пусть свадебный рушник тебе выткет, красный, как твой волос! А сама к оружию не прикасайся!
Инга только качала головой, терпеливо ожидая, когда колдунья перестанет мять её кисть. А старуха вдруг замерла, положив большой палец на пульс.
- Нет, не ищи мужа, - внезапно изрекла она. – Не ищи. И отец пусть не ищет тебе мужа. Слишком сильное у тебя сердце, слишком горячее, не всякий мужик выдержит, сгорит.
- Что ж делать-то? – собственный голос прозвучал неподдельно-тоскливо, а глаза вдруг защипало.
- Молиться, чтоб бог мужа послал сильного, - ответила колдунья, словно отрезав. – А пуще молись, чтобы ребёнка послал. До двадцати двух не родишь – дальше и не пытайся, горя много наживёшь.
- Ладно, - Инга со злой решительностью вырвала ладонь из рук колдуньи. – Пойду помолюсь, чтобы мужа послал.
- И оружие выбрось! – крикнула ей вдогонку старуха.