Калининский политехнический. Горский. часть 4

1977 год. Март.
Зачем он приперся в институтскую «харчевню»? Чувство легкого голода можно было заглушить одним «бутером». Может это судьба кидала их навстречу друг другу?
Володя занял очередь. Уныло прикинул. Впереди человек пятнадцать, не меньше. Обед растянется минут на двадцать. Стоит тратить время или нет? Его о чем-то спросили, бесцеремонно толкнув в плечо. Он обернулся и увидел парня из соседней группы. Звали того Олегом, а фамилия была Тупорев. Физиономия гармонично сочеталась с фамилией. А особенно выражение глаз. Володя ответил сухо и отвернулся, не желая поддерживать разговор. Он не любил однокурсников. Как и всех других, с кем приходилось соприкасаться потеснее.  Вольно иль невольно они были посвящены в некоторые нюансы его судьбы. Не получалось легкости общения. Какая тут легкость, когда собеседник и глазами и жестами показывает, что знает про тебя нечто… Эти двусмысленные кривые улыбочки и шепот за спиной.

Инга долго не могла уяснить сути.
- Тебя волнуют пересуды за спиной? Правда? Вот не ожидала. Тебя никогда не волновало чужое мнение. А может это совсем другое, Володя? Отняли любимую игрушку, да? И кто? Тот, которого ты считал чуть ли не другом. В тебе играет оскорбленное самолюбие, дорогой мой. Рита, это так. Ты все равно не смог бы с ней жить. Приятель твой, вот  кто тебя сейчас волнует. Иди, размажь его по стенке. Не можешь? Кишка тонка?... Хочешь, я пошлю своих? Он ведь Солнечногорский? Они решат твою проблему в момент. Не бесплатно, конечно, но много не возьмут. Не обеднеешь.
- Ты с ума сошла?
Ингину тираду Володя слушал не перебивая, но последние ее слова были уж чересчур…
- Ты же этого желаешь. Признайся сам себе.
Нет, он не желал. Он ненавидел Ильина, но смерти не желал.
- С ума сошла? Он отбил у меня девчонку. Всего лишь. Если за это…
- Он про тебя очень много знал,- перебила Инга,-  Ты сам говорил, что делился с ним как с другом. Он воспользовался этим и предал.
Инга – Ленинградка. А гены у нее от папы – африканца. Никаких полутонов. Друг, враг, предатель. Наверное ее предки поступили бы с Ильиным просто. Зажарили на костре и съели. И стали бы такими же умными и подлыми.
- Да с чего ты взяла, что он что-то обо мне наговорил? Все, Инга, закрыли тему. Я живу прекрасно. Полной грудью. Как мужик. А то уже прыщи начали появляться. Как у сопливого пацана.
- Чего же ты тогда стонешь?
- Однокурсники задолбали. Видеть не могу.
- Я могу устроить тебе перевод в «Станкин». По твоей же специальности. И без потери года.
- У меня оценки того…
Инга округлила глаза.
- Какие оценки, Володя? С дуба рухнул? Деньги, только деньги. А вообще, советую,- выбрось дурь из головы. Пошепчутся еще неделю и забудут. Ты сам веди себя спокойно, будто тебе насрать.
Вести себя так, как советовала Инга, не очень получалось. Замечал Риту с Ильиным, и настроение сразу портилось. Хорошо, что ее сейчас нет в столовой.

А она вдруг нарисовалась. И не одна. С белокурой Инной. За ними Ильин и высокий здоровенный парень. Красавицы в очередях не стояли раньше, не захотели и в этот раз. Через секунду их голоса звенели на раздаче. Володя вспомнил счастливое время. Рита проходила без очереди, ее пропускали с удовольствием, а заодно и его, как будто он был Риткиным чемоданом. Теперь чемоданом стал Ильин. А вот насчет Инны Володя сначала не понял. Но…
- Привет,- сказал кто - то, слегка толкнув в плечо,- Cпасибо, что занял очередь.
Володя обернулся. Около него стоял Лешка.
«Ничего себе»,- пришло в голову,- «И Лешку обломали. Обалдеть».
- Привет,- ответил он,- Может, не будем здесь торчать?
- Я голодный как собака. Еще две пары впереди.
- У меня тоже две... Но я могу свинтить в любую минуту,- похвастался Володя.
- Как это? Пропуск же будет?
- Ничего страшного.
- Ты хочешь сказать, что у тебя этот вопрос решен?
Володя напрягся. Забыл, что с этим парнем нельзя откровенничать.
В этот момент счастливая четверка рассаживалась за столиком. Лешка уставился на них, и опасный разговор прервался.
- Таааак,- протянул восхищенно Лешка,- Значит и тебе сделали рога?
- Тебе я вижу, тоже.
- Мне уж давно. Еще в прошлом месяце. Сразу после каникул.
- И мне тогда же.
- Да ты что?... Бывают же совпадения.
- А он кто?
- Инкин парень?... Вовка Трофимов. Наш однокурсник. Был моим товарищем когда - то... А этот, случайно не твой бывший друг?
- Нет, что ты. Учимся вместе и все.
- Маленькое несовпадение, а остальное точь-в-точь.

Они отошли в сторону, чтобы соседи не «грели уши» и разговорились, как будто были давно знакомы. Настолько увлеклись, что опешили когда тот самый Тупорев вдруг заорал на всю «столовку»:
- Горский, ты будешь жрачку брать или нет?
И все жующие и не жующие, не замечавшие до этого  стоящих в сторонке парней, подняли головы от тарелок, повернули шеи и уставились на них.
И четверка, нежно щебетавшая за столом, перестала щебетать и воззрилась на ребят.
Они подлетели к раздаче.
- Какого ..я?- рявкнул Володя в лицо Тупореву.
- Чегооо?- взвился тот.
- Чудак на букву «м», какого х… ты орешь?
- А что тут такого? Нет, впрямь, не делай добра, не получишь зла. В следующий раз слова не скажу.
- Чего ты завелся?- Лешка примирительно дотронулся до Тупоревского плеча,- А орать не надо. Мог бы спокойно позвать.
- А ты вообще здесь не стоял. Чмо.
Что-то Лешка сделал. Еле уловимое движение рукой. Володя даже не понял, а Тупорев начал оседать на пол.
- Что с тобой?- удивился сосед по очереди,- Ребята, Тупореву плохо. Володя.... Горский, помоги.
Тупорев был тяжеловат. Вдвоем они дотащили его до свободного стула и усадили. Володя вернулся на раздачу. Лешка невозмутимо грузил на подносы первое.
- Ну ты даешь,- прошептал Володя восторженно,- Я ничего не понял сначала... Мне бы так уметь.
- Я даже знаю для чего,- Лешка усмехнулся и кивнул в сторону стола, за которым восседали Рита и компания.

1981 год. Лето.
- Последний раз мы встречались в 77-ом. В столовой.
Борисов вспомнил, и в его глазах заиграли веселые лучики.
- Я тебя видел перед выпускным. И до этого сто раз,- возразил Владимир.
- Это не считается. Разговаривали в последний раз мы в столовой в марте 77-го. Будешь спорить?
- Кто спорит тот г…. не стоит.
- Чего это тебя потянуло на дурацкие присказки для дебилов?
- А я стал дебилом, Леш. За полтора года стал неандертальцем. Я деградировал, Леш. Скоро возьму палку-копалку и…
- Автомат Калашникова,- перебил Борисов,- Ты с ним недурно обращаешься.

Два часа назад Владимира Горского перевели в двухместную палату. Уютная небольшая чистенькая комнатка. Большое отмытое до блеска окно. Легкие, но плотные шторы и тюль, придающий палате домашность. Картину портили казенные, крашенные в салатный цвет стены и слишком обшарпанный линолеум, будто обсыпанный вековою пылью.
Две койки вдоль стен. На правой от окна разместился Борисов. Владимиру досталась левая.
Три часа по полудню. В отделении тихий час. Они лежат на койках и разговаривают.
Владимир не отреагировал на реплику Борисова насчет «Калашникова». Предмет, о котором он не любил ни вспоминать, ни говорить. Железо, разделившее его жизнь надвое. До и после. В жизни «до», это была игрушка. Красивая вороненая хитро устроенная. Ее можно было трогать, нежно оглаживая теплую древесину приклада и цевья, сжимать пистолетную ручку и нажимать на курок, немного цепенея от предчувствия внезапного выстрела. Оглаживать круглый холодноватый ствол с огромной мушкой на конце, отстегивать и пристегивать пустой гулкий магазин. Можно было разбирать, производить неполную разборку и превращать хитрую «железяку» в целый склад деталюшек, едва умещающихся на столике в классе по НВП. И как апофеоз, выезд на стрельбы летом 73 года. Мрачное армейское стрельбище с расчерченными кругами мишеней и три заветных патрона. И лихорадочная азартная дрожь в пальцах. Он выбил тогда две десятки и девятку с пятидесяти метров. Лучший результат по школе он поделил с Чупкиным -  соседом по парте. Потом начался «институт», и Владимир забыл о «железяке» на пять лет. Однокурсники разбирали и собирали "АКМы" на военных кафедрах, ездили на стрельбище и взахлеб рассказывали потом о своих достижениях. Что и говорить, он немного завидовал им.
В «учебке» в Волгограде началась вторая часть «до». Теперь это была не абстрактная одна на всех «железяка». Его персональная, увековеченная в военном билете. «Железяка», за которой он теперь следил, холил и лелеял, из-за которой однажды не попал в увольнение (старшина роты обнаружил нагар в стволе). И все-таки это было еще «до». Он сдавал нормативы по неполной разборке и сборке. Разбирал за 12 секунд, собирал за 21. Собирал с завязанными глазами, собирал в темноте, получал «отлично» с полным ощущением, что играет в «войнушку» как когда-то в детстве. И даже выезд на полигон под Волгоградом с удивительным названием «Прудбой», ничего не изменил. Сначала долго бежали с полной выкладкой, несколько раз проваливались, попадая в песок. Добежали до стрельбища и долго драили стволы шомполами. Получили по пять патронов на позиции, отстрелялись, закончили свою игру, и тогда начали играть офицеры. Их было пятеро. У каждого по два полных рожка. Сначала стреляли одиночными, потом Гонанов командир второго взвода саданул очередью... И понеслось. Правда, патроны закончились очень быстро. Наверное, командиры жалели, что выдали курсантам по пять патронов, а не по три... Или два.
А Владимир завидовал. Так хотелось бабахнуть очередью, да еще бы и разрывными, чтобы видеть как пули ложатся в мишень.
Это было «до», и это была игра. Взрослая, пахнущая порохом и раскаленным металлом игра.
Однажды наступило «после».
Как в тире.... Он прицелился тогда в темную фигуру с автоматом, убегающую куда-то в бок метрах в ста от него. Он прицелился как учили. Чуть левее, чтобы бегущий силуэт пересекся с траекторией пули через доли секунды. Он знал, что не попадет и поэтому прицелился спокойно. Как в тире. Плавно надавил на спуск. Грохнул выстрел.
Темный силуэт лежал на песке.
- Это не я. Кто-то другой выстрелил и попал, а моя пуля ушла в сторону. Это не я. Я не мог убить.

Взвод несся меж камней, и Владимир несся, и уже забыл про темную фигуру. Остановились за грядой валунов тяжело дыша после бешенной пробежки. Чья-то рука легла на плечо.
- Лихо ты завалил его,- сказал взводный старший лейтенант Ершов.

Теперь «после» закончилось. Он надеялся, что навсегда. И о «Калаше» больше не вспоминал.
- Алексей, извини, если я не туда лезу. У тебя с Инной так и не получилось?
- Нет, ты же сам видел.
- Ну, мало ли. Может, она к тебе вернулась. Или не простил бы?
- Нет, не вернулась. И не простил бы. Она вышла замуж за того самого Трофимова. Помнишь, бугай рядом с ней в столовой сидел? Вот за него... Вернее, сначала она вышла за другого моего знакомого, а потом за Володьку.
- Вот дает Инна Андреевна.
- Дает. То одному, то другому.
- Я не это имел в виду.
- Я понял, Володь. А знаешь, что бог не делает, все к лучшему. Представь, я женат и счастлив. На своей однокласснице женился. Представь, десять лет жили рядом, ходили в один класс, а я внимания на нее не обращал. А она на меня. Параллельно жили. А она такая оказывается… Даже объяснить не могу.... Настоящая, одним словом. Володь, с ней не надо притворяться, комплименты дурацкие говорить. Инка падка была на них до одури. И не дай бог, если бы я не пропустил ее первой в дверь или пальто не помог бы надеть. Надуется и не разговаривает. А Наташка другая. Я, бывает, задумаюсь или вымотаюсь сильно и ничего не соображаю. Шась перед ней в дверь. И она все понимает правильно. Улыбнется и в щеку чмокнет. Счастлив я с ней, Володь. Честное слово. Иногда даже не верится, что я такое счастье заслужил.
Борисов вдруг спохватился.
- Слушай, я что-то все о себе и о себе. Вроде, как не чекист. Ты - то как?
- Твою жену зовут Наташей?- поразился Владимир.
- Да. А что?
- У меня тоже могла быть жена Наташа. Не получилось. Что-то ничего в моей жизни не получается, Леш.
- Но ты жив.
- Разве что.
- И я тебе очень обязан, Володя. А в долгу оставаться не привык. Кстати, вопрос с валютой для тебя снят с повестки дня. Можешь спать спокойно.
- Спасибо. Я не забуду этого.
- Брось. Это такая ерунда. Скажи лучше, что ты собираешься делать на «гражданке»?
Владимир задумался. Этот вопрос уже который день грыз его. С валютой покончено раз и навсегда. Чем заняться? Идти в подсобные к Валаеву? Опять риск. Опять расстрельная статья за хищение в особо крупных.
Борисов как будто читал его мысли.
- С валютой ты завязал,- сказал он вкрадчиво,- В «цеховые», надеюсь, не пойдешь. А к деньгам привык. Что решишь?
- Я, вообще-то, распределился в Дмитров, и один человек пообещал перевести меня в ЛЭМЗ в Лианозово.
- Пойдешь работать инженером за сотню в месяц? Не верю.
- А что мне остается делать?
- У меня есть к тебе предложение.
Владимир, кажется, догадался.
- Леш, погоди. Если ты меня хочешь пристроить в КГБ, я пас. Ни за что не пойду.
Борисов расхохотался от души.
- А чего, не плохо. Поедешь резидентом в «Штаты». Английским ты владеешь виртуозно…
- Еще немецким, французским и шведским.
- Я на тебя дивлюсь. Так ненавидел Союз и не выучил иностранный.
- Я не собирался эмигрировать.
- Правильно. А знаешь почему? Потому что там еще хуже. Поверь мне.
- Что-то я не заметил по их шмоткам, что у них хуже. Скажи еще, что «Мерседес» хуже «Москвича», или «Грюндик» хуже «Радуги».
- При чем, здесь это. Вещи у них лучше, не спорю. Я лучше тебя это знаю.
- Конечно. Ты же генеральский отпрыск. Куда мне до тебя.
- Не лезь в бутылку. Ты сбил меня с темы. Молчи и слушай.

Жизнь в госпитале однообразна и скучна. Побудка в шесть, градусник под мышку. Хорошо, если дежурит Лена. А бывает, проснешься от нехилого толчка, и над тобой возвышается гороподобное создание с размалеванной пошлой физиономией. Смотрит на тебя наглыми «лупешками» и тычет градусником под нос. Это вторая сестра Дина Безрукова. Солдаты над ней потешаются, она их ненавидит. Заодно и Горского ненавидит, хоть он ей слова поперек не сказал. А в Борисова она, вообще, влюблена и ненавидит его сильнее всех.
Потом идет досып. Сестра забирает градусники, и можно еще заснуть на часик.
Завтрак уныл, потому  что кроме овсянки ничего не дают.
Завтрак заканчивается, и всех загоняют в палаты. Начинается обход. Заведующий отделением толстый полковник Максимов, два хирурга, старшая медсестра Тамара, сестры с трех постов каждый день ровно в девять обходят палаты. Скучно, без интереса рассматривают тебя, задают ничего незначащие вопросы.
Сегодня распорядок нарушился.
- Алексей Владимирович, голубчик, через три дня готовьтесь на выписку. Выздоровели, батенька. Поздравляю.
Максимов не заглядывает в историю болезни. Он изучил ее наизусть. Еще бы, сын самого генерала Борисова.
- Спасибо, Виталий Георгиевич.
- А вы, батенька,  удивили.
Теперь он обращается к Горскому.
- Да на вас все как на собаке, извините за выражение. Нутека, дайте глянуть.

Владимир распахивает пижаму.
- Действительно.... Как в сказке, честное слово. А это что еще такое? Это давнишнее что-то.
- Было дело.
- Да, бурная жизнь.... Через три дня, батенька, на выписку. Поздравляю.

Они уходят. Последней исчезает Лена. Закрывает дверь и смотрит долгим взглядом.

- Ну вот, через три дня уйдем отсюда вместе. Судьба,- сказал Владимир.
Он так и не узнает, что Борисова должны были выписать сегодня, а его самого через неделю, но свели вместе по просьбе (или приказу) Борисова. Иногда человек руководит судьбой.
- А Лена всерьез на тебя запала. Не жалко девчонку?
Этот Борисов все знал и все же задал вопрос. Наверное, так принято в КГБ. Задавать одни и те же вопросы и выискивать различия в ответах. Владимир повторил заученно
- Мы все обговорили сразу. Секс и только. Никаких продолжений. Леша, сколько ты будешь меня пытать? Что ты хочешь от меня услышать?
- Хорошая девчонка.
- Хорошая, но не в моем вкусе.
- Твой вкус, это Рита?
Борисова вдруг осенило.
- Прости, Володя, что напоминаю, но та девочка Инга... Была ведь похожа на Риту? Я видел фотографию. Тогда еще подумал,- фигура как у Инны.
- Да, похожа. Лицо, конечно, другое, а рост и все остальное…
- Ты еще про Юлю рассказывал и про Наташу.
- Да, Леш, они такие же.
- А до Инги у тебя таких не было?
- Нет.
- А почему ты расстался с Ингой? Из-за цвета кожи?
Владимир молчал. Борисов долго-долго смотрел на него.
- Не из-за этого. Правда, Володя? Тебе было наплевать на ее цвет, и ты прожил бы с ней долгую счастливую жизнь. Но вот дети. Я все понимаю, Володя. Ты хотел бы от нее детей, но похожих на тебя, на твоих родителей. А они оказались бы похожими на Ингу.

Этот Борисов был не по возрасту мудр и поймал истину, которую Владимир много лет гнал от себя. Не ведая того, он разрушил в Горском иллюзию, дававшую ему силы. А может ведал и разрушал специально, выводя в новые круги жизни? Потому  что иллюзия, даже самая совершенная, однажды исчезает.
- Ты искал такую же, как Инга, но с другим цветом кожи. Находил. В принципе, это не сложно. Но они были похожи только внешне. Ты ведь и на Инну тогда смотрел по-особому. Наверное думал,- а может она… Ты так и останешься рабом этого образа. Будешь искать длинноногих, высоких. Ты вспомни, вспомни. Ведь не ноги и рост тебя покорили, а что-то другое. У вас тогда души срослись, а ты не понял.
- И что мне делать?
- Ищи девчонку, с которой тебе будет легко. Которая будет понимать тебя и переживать вместе с тобой. Которая в трудную минуту не оттолкнет. Ищи добрую ласковую девочку. Симпатичную, конечно. А стандарты забудь. Инги нет, а другие похожие на нее  ничего не заменят. Они  просто похожи и все. У тебя там дома есть кто-то?
- Нет.
- А Рита твоя  как?
- Вышла замуж за Ильина. У них дочка. Живут, насколько я знаю, в Калинине.
- Значит, из армии тебя никто не ждет?
- Нет. А зачем?

1979 год. Декабрь.
Учебный специальный полк сегодня принял присягу.
Вечерняя перекличка, отбой.
Володя засыпал мгновенно. Голова касалась подушки и все… Глубокое забытье без сновидений до шести часов, до подъема.
Эта ночь оказалась необычной. Он проснулся от сильного толчка. В голубоватом свете дежурного фонаря расплывалось лицо сержанта Ялымова.
- Горский, живо вставай.
Володя встал. Сонный и угрюмый, без единой мысли в голове. Сказал сержант, значит надо выполнять. В темноте запутался в штанинах.
- Не одевайся. За мной.
В умывальнике собралось человек десять. Восемь сержантов и два ефрейтора. В углу прямо на кафельном полу сидел Володин приятель по Дмитрову Олег Погодин.
- Что случилось?- спросил Володя.
Сначала показалось, что Олега избили. Чего греха таить, случалось, что после отбоя заводили сержанты особо строптивых солдатиков в умывальник и объясняли популярно кто в роте хозяин.
- Бери своего приятеля.
- Что значит бери?
- Поднимаешь и идешь за мной,- жестко приказал старший сержант Кочурко.
Этот Кочурко  на год моложе Володи, но «дед» и старший сержант и старшина роты. А Володя «гусь», рядовой курсант учебного полка.
- Горский, радости не вижу в глазах.
- Какая радость, товарищ сержант. Как я его понесу?
- Курсант Погодин, встать.
Олег послушно встал.
- Куда идти?- спросил растерянно Володя.
- В каптерку.
- Товарищ сержант, а что он сделал?
- Повеситься хотел.
Володя опешил.
- Как это?
- Письмо получил от своей бабы. Вот возьми, почитай.
- Неудобно.
- Неудобно свои яйца лизать.
- Читай,- сказал Олег,- Мне все равно.
А чего читать? С двух слов все понятно. «Извини, прости, ты самый лучший… НО…»
Кочурко отпер дверь каптерки.
- Заходите.
Зашли. Солдатская койка, два стула, столик. И много-много ящиков и полок со всякой всячиной из солдатского ассортимента. Ремни, сапоги, бушлаты. Дальше ряды вешалок с парадной формой.
- Сюда садитесь.
Приятели сели на койку. Кочурко пододвинул солдатскую тумбочку с замком на дверке. Снял крышку.
- Погодин, руку в тумбочку.
Олег послушно опустил руку в проем.
- Сиди и читай. А ты Горский приглядывай за ним. Сам тоже почитай. Полезно. Я спать пошел.
Олег достал целый ворох писем без конвертов. Володя заглянул в тумбочку. Матерь божья, наполнена почти доверху.
Олег прочитал первое письмо.
- Ну и чего? Мне от этого не легче.
- От девчонок письма?
- От них. От таких же  б….й, как моя. Почитай, интересно.
- Да чего-то не хочется.
- Счастливый ты. Никто тебя ждать не обещал.

1981 год. Лето.
- Мудрый у вас был ротный,- сказал Борисов,- А вообще, такие строчки есть:
- «В мире всему уделяется место
  Рядом с добром уживается зло
  Если к другому уходит невеста
  То неизвестно кому повезло.»
- Слышал?
- В кино. А кто это написал?
- Это финская песня «Рулатэ». А перевел Войнович.
- Не слышал о таком.
- Может, еще услышишь. Интересный тип этот Войнович. Во Франции издали его роман «Чонкин». Он ходит и у нас в «самиздате». Не читал?
- Нет.
- Встретимся в Москве, я тебе дам прочесть. Будешь в фарватере. Ты, кстати, как к Солженицыну относишься?
- Никак. Диссидент, выслан из страны.
- Чего ты дуру валяешь?... Когда-то я давал Инне прочесть «Один день Ивана Денисовича». Читал?
- Нет.
- А Заславская говорила Инке, что ты давал ей роман-газету как раз с этой повестью.
- У Маргариты Александровны вода в жопе не держится.
- Естественно, вода дырочку найдет. А ты - то что переполошился? Сам мне недавно такое нес.

Нес. Не выдержал в тот раз и разоткровенничался. С капитаном КГБ. Потом уж спохватился, а слово не воробей. Да дело  даже не в этом. Не полный же гад этот Борисов, чтобы подставить Владимира. В другом дело. Несколько дней назад предложил капитан такое… Как он выразился, многоходовую комбинацию. От Владимира ничего не требовалось. Только слепая вера в успех. Ну и еще маленькая жертва в придачу. Москва, о которой придется забыть.
Горский дураком не был и верить слепо не мог. Он так и сказал Борисову. Тот посмотрел просветленным взглядом и ничего не ответил, а Владимир понял, что Борисов посвящен в нечто, чего простому люду знать не положено.
Он принял предложение, и еще ничего не случилось, еще предстоял путь домой, еще впереди была уйма времени, чтобы окончательно взвесить нюансы. А уже давил груз. Он понимал, что впрягается в «тележищу» неподъемную, что Борисов явно переоценивает его возможности и способности, но ловил себя на мысли, что желает больше всего на свете взять этот вес.
Много чего предстояло. Вступить в партию, например. В партию, которую он ненавидел.
Он принял предложение и решил быть честным с самим собой.
- Леш, какой мне теперь Солженицын? Он честный мужик, а я во что-то лезу опять… Слышал такое? «Не судите, да не судимы будите». Это про меня.
Борисов хитро посмотрел.
- Ты решил, что в тебе совесть взыграла? Нет, Володь, ты просто взрослеешь. И Солженицын твой не такой белый и пушистый как ты думаешь, и Сахаров  тоже. Когда ты совсем повзрослеешь, ты поймешь, что я прав.
- «Нет пророков в своем отечестве»,- сказал Владимир грустно.
- Есть. Ты мне поверил. Значит, посчитал за пророка. Я очень русский человек и многое знаю о людях, Володя. Поверь мне, этот строй идеален для русского обыкновенного человека. Все эти Солженицыны, Войновичи, Бродские почему - то заговорили от имени народа, которого не знают совершенно. Николай Семенович Лесков жил сто лет назад, но знал сегодняшнего мужика лучше этих словоблудов. Сегодняшнего, понимаешь? Потому что за сто лет ничего не изменилось. Всегда был хозяин (царь, помещик, управляющий,- как хочешь называй), который выжимал из мужика все. Держал в черном теле и в вековой безграмотности. Вот этот строй выволок народ из грязи, накормил, дал образование, назвал гегемоном. Конченый алкаш, которого бы в свое время приказчик кнутом отстегал и вышиб пинком с завода, теперь уважаемый человек, потому что научился одну железку приваривать к другой. В какой стране такое возможно?... Но я скажу так. Пусть десять таких уродов будет, даже пусть сто, но большинство - то людей нормальных. Их этот строй тоже защищает.
- Моего отца не защитил.
- Не без этого. Только не надо все мешать в одну кучу. Было время жестокое и люди такие же. Да ты сам недавно говорил, что Сталина сделали люди. Представь такую картину. Вдруг социализм рушится, и возникает какой-то новый строй. А люди те же. Их - то не переделать. Они такие уже много веков. Ты вот любишь «Западный образ жизни». Что это такое по-твоему? Только экономика или еще что-то?
- Еще люди.
- Вот, правильно. А людишки - то  те же. Сейчас их защищает государство, а при капитализме кто? Хозяин?
- Я думаю, что хозяин предприятия заинтересован, чтобы его рабочие были здоровы, образованны, сыты. Чтобы могли нормально жить, отдыхать.
- Демагогия, Володь. Чистой воды демагогия. Хозяин ничего никому не должен. Его цель прибыль, поэтому он пойдет на все, чтобы уменьшить себестоимость продукции. За счет снижения зарплаты, уменьшения отпусков. Больничные не будет оплачивать, пенсию платить не станет…
- Ты загнул. Как это не станет? Такой кипиш начнется.
- Не начнется. В Европе начнется, в Штатах начнется, а у нас нет. Русский народ бессловесный. За себя постоять не сможет.
- Да, народ терпеливый.
- Нет. Терпеливый, это когда тебя режут на куски, а ты молчишь. Когда с осколком в ноге тащишь приятеля в укрытие. А если над тобой издеваются, а ты молчишь, это называется совсем по-другому.
- Нет, Леш, ты не прав. Будет меня, например, гнобить один хозяин, я развернусь и уйду к другому. Конкуренция, Леш. На ней весь нормальный мир держится.
- Куда ты уйдешь? Кому ты будешь нужен? На твое место десять человек будут смотреть, потому что будет безработица.
- Так безработица, это хорошо. Вся бездарь, все лодыри окажутся безработными..
Борисову надоело убеждать. Он с сочувствием взглянул на Владимира. Что-то мелькнуло в его глазах. Может, он уже жалел, что связался с таким наивным ребенком? Они были ровесниками и как же по-разному ощущали мир. И неудивительно. Владимир плыл в маленькой утлой лодочке вдоль заболоченного берега, а Борисов рассекал на корабле океан. В том не было их вины и заслуги не было тоже. Они просто родились там, где родились. Не случись беда, они прожили бы свои жизни не пересекаясь. Может быть, к концу жизни Владимир прикупил бы лодочный моторчик и сумел бы добраться до середины реки, но Борисов пробил в «склянки», и катер уже ждал у причала.
- Все, закончим этот бессмысленный разговор,- сказал Борисов,- Помяни мое слово, пройдет не много времени, и ты свои приоритеты переосмыслишь.
- Может быть,- легко согласился Владимир,- А пока я думаю так.
- Ну и думай. Кстати, Рите понравилось произведение господина Солженицына? Только честно.
- Не очень.
- И Инне не очень. И мне не очень.
- А мне понравилось. Будем спорить?

Прощались в аэропорту. Окружающим было невдомек, что жмут  по-приятельски руки не капитан с сержантом, не командир с подчиненным. Два человека прощались у трапа, не ведая еще о том, в какой зловещий узел завяжет их судьба.

1989 год. Июль.
Жара простояла три дня, потом пролил короткий ливень с грозой и принес прохладу. Пляжи опустели, дневная температура опустилась ниже двадцати, и возникло ощущение исчезающего лета.
В субботу в половине десятого Горский подошел к дому в котором проживали Ильины. Читать номера квартир у подъездов не пришлось. Около четвертого забросили колеса на тротуар три «Жигуля» шестой модели и «Волга ГАЗ-24». Одну из «шестерок» Володя видел на кладбище шесть дней назад.
Он не успел дойти до двери, та распахнулась, и навстречу вышли люди. Среди них Володя узнал Николая. Тот почти не изменился. Такой же худощавый и точно так же смотрит на Володю. Полунеприязненно. Как двенадцать лет назад когда поступил в военное училище и приезжал домой на несколько дней.

- Он так смотрит на меня,- сказал в тот день Володя Рите.
- Как?
- Будто я враг тебе.
- Не преувеличивай. Просто ему не безразлично с кем встречается его сестра.

Потом они сидели за столом. Четверо Заславских плюс Володя. Он чувствовал колючий взгляд Ритиного братика, и было неприятно. Родители и дочь оживленно беседовали о пустяках. Николай молчал, и Володя молчал, хоть молчать в компании было неприлично. Он пару раз вступил в разговор, но взгляд брата становился еще ужаснее, и Володя замолкал.
- Володя,- сказала вдруг Людмила Николаевна,- Ты заметил как изменился Коля? Как возмужал? Он ведь младше тебя, а теперь кажется старше. Всего несколько недель пробыл в училище. А что будет через год или два? Он заткнет тебя за пояс. Знаешь, я зла тебе не желаю и не хочу, чтобы ты служил в армии, но если бы можно было, пару месяцев тебе бы стоило послужить... А то и три. Может, в тебе бы стержень появился.
- Мама,- ужаснулась Рита.
Та уставилась на дочь.
- И что я такого сказала? Саш, я кого-то обидела?
- Нет, Людок,- смущенно ответил тот,- Но Володя ведь не может…
- Ах да,- сказала та раздраженно,- Я совсем забыла что он больной.
За что он прощал Рите все издевательства которые она чинила над ним? Наверное, за то, что в ней было чувство справедливости и острое чувство стыда за несправедливость. Она колола его и обзывала иногда, но не позволяла того, что по ее понятию могло ранить и унизить.
В его жизни случилось однажды непоправимое. И винить он мог только себя. Слишком оторвался от жизни, слегка вознесся там, где возноситься нельзя было никак, где надо было всего лишь спокойно переждать, перетерпеть год  другой ту среду, в которой невольно оказался, где все решали «понятия».
Родителей было жалко, а самого себя нет. Он получил то, что заслужил «по понятиям»... Причем не сразу. Его предупреждали и не один раз, прежде, чем швырнуть под колеса.
Он тогда «свихнулся». Выжил и выздоровел телом, но мозг не справился. Слишком чудовищные моменты он пережил. Временами накатывалась такая боль. И душевная и телесная. И какая из них сильнее не понятно. Он прожил в муках два года, окончил школу, поступил в институт. Риту встретил много позже, когда мозг уж начал излечиваться. Начал. Но не излечился.
Наверное, она замечала странности за ним. Слегка, почти нежно сжимала его ладонь, а он сжимался весь. Мгновенная боль пронзала тело, и он не властен был над ней. Что Рита думала тогда?
О том, что случилось с ним в тот день на самом деле, знало несколько человек. Сначала, их было шестеро, потом трое. И Рита не из их числа. Володя рассказал ей про аварию в которую попал случайно катаясь на мопеде. Рассказал один раз. Потом еще раз сто. И сам верил, что так и было. Становилось легко и спокойно. Потом все наваливалось вновь, и он опять врал стараясь обмануть мозг.
Он странно смотрелся в этом диком желании рассказывать о пережитом. Прекрасно понимал это и ничего не мог поделать. И все-таки надежда была. Надежда на то, что внутреннюю дисгармонию он чувствует преувеличено, чувствует внутренним ощущением, которое не заметно окружающим. И Рите, конечно, тоже. Она поглядывала иногда озадаченно, но мало ли почему. Может, она просто увидела в нем еще что-то загадочное?
И вот она произнесла:- «Мама». Одно единственное слово, но с такой интонацией…

Горский вдруг вспомнил тот вечер. Все до мельчайшей подробности. А вот о чем он думал тогда, не вспомнил, и стало грустно от того, что не вспомнилось самое главное.
- Она жалела меня,- думал он сейчас,- Наверное, я понял в тот вечер, что она жалеет меня. Как стыдно, наверное, мне стало. Нельзя допустить, чтобы девушка жалела тебя. Если уж долго любят друг друга и живут вместе, а потом случается что-то, тогда другое дело. Тут жалость уместна и необходима даже. Но если отношения изначально построились на жалости, то у них нет будущего, они обречены на развал. Здоровая крепкая красивая девчонка может ошибиться и принять свою жалость к кому-то за чувства, но ненадолго. Здоровье и благоразумие возьмут верх.

Много лет прошло с тех пор как он видел Николая в последний раз. И если честно, не расстроился, если бы не увидел его еще столько же лет. Но Николай был братом той, к которой «прилетел» он.
«Я давным-давно не встречаюсь с твоей сестрой. Она десять лет прожила с другим, а ты смотришь все так же».
Горский так подумал и ничего не ощутил. Посмотрел равнодушно на несостоявшегося шурина, сухо поздоровался и перевел взгляд на остальных.
Рядом с Николаем молодая женщина, по-видимому жена. Смотрит с легкой иронией. Значит представляет кто перед ней. Уже просветили.
Остальных он не знал. Помнил, что видел на поминках и только. Но Владимир Сергеевич был не из тех людей, кого можно смутить. Даже если бы перед ним оказалось много-много народа знакомого меж собой и не желающего знать его, он бы не заволновался и не почувствовал неловкость от одиночества. Если бы даже сотни глаз разглядывали его бесцеремонно, он отвечал бы им равнодушным взглядом, совершенно не волнуясь о том, что они там промеж себя решают насчет него. Поэтому он не убрался в тень, а остался стоять там где стоял, и прищурившись от солнечного света, спокойно смотрел на стоящих напротив.
Дверь распахнулась опять, и появились Таня с Тамарой. И ему неожиданно стало приятно видеть их. Они подошли к нему. Таня смотрела как-то особенно. Он не понял ее взгляд.
- Что ты во мне увидела?
- Просто смотрю. Что, нельзя?
- Тебе все можно.
- Мне? Я думала кому-то другому. Вернее, другой.
И многозначительно усмехнулась.
- Тань, перестань,- Тамара легонько потянула подругу за руку.
Та не обратила внимания и смотрела, смотрела на молодого человека.
- Ты другой стал,- сказала она,- В ресторане я не заметила. Свет плохой. Конечно, это ты... А вроде и не ты. Правда, Том?
- Правда,- ответила та и почему-то разглядывала ладони Горского.
- Если ты ищешь кольцо, то признаюсь, я не женат. Вернее, разведен.
- Сочувствую,- сказала Таня.
- А чего ему сочувствовать, может он сам жену бросил?
- Горский бросил жену? Я тебя умоляю… Володя, ты смог бы бросить жену?
В свою личную жизнь он никого не пускал. Об этом так или иначе, были осведомлены все, с кем приходилось общаться ему. Даже двоюродный брат сто раз думал, прежде чем спросить.
Но «девчонки» спрашивали, играючи срывая с него панцирь, и он отвечал.
- Никто никого не бросал. Просто культурно разошлись. И все, девочки, не будем об этом.
- Не будем,- легко согласилась Тамара,- Расскажи, кем ты работаешь?
- А вы? Ты, Тамар, где работаешь?
- Я первая спросила.
- Я же говорил. Работаю на заводе в Волжске.
- Кем?
- Да так... Маленький начальничек.
- Начальник бюро?
- Вроде того.
- Много зарабатываешь?
- Мне хватает. Теперь вы расскажите о себе.
- Я в Тресте работаю заместителем главного экономиста,- сказала Тамара и посмотрела на Горского чуть свысока.
- Ты же технарь.
- Переучилась. У меня два высших.
Она победно улыбнулась.
- Молодец... А ты, Тань?
- Я на «Машзаводе». Заместитель главного бухгалтера.
- Тоже переучилась?
- Танюха заканчивает «экономический». Год остался.
- Молодец,- опять сказал Горский.
Сам в душе улыбнулся. Несу черте что. Молодец, молодец. Будто других слов нет. Как на комсомольском собрании.
Но как можно было о чем - то осмысленно говорить и одновременно с нетерпением ожидать появления Риты? Какие слова могли придти в голову в такой момент?
Но девчонки не понимали его состояния, и неуклюжие слова приняли всерьез.
- Да,- кивнула Таня,- Представь, я первый в истории завода бухгалтер, разбирающийся в «железках». Любого технаря выведу на чистую воду.
Горский вдруг вспомнил.
- У нас «англичанка» была… Как же ее звали? Ирина, Ирина… У нее еще две «вышки» было. ИнЯз и наше.
- Старкова Ирина Павловна,- перебила Тамара,- Я «тыщи» по специальности ей три раза пересдавала. Она все термины знала наизусть.
- Да, точно, Старкова... А я забыл.
- А на поминках кого-нибудь узнал?- спросила Таня,- Кроме Риты, конечно.

Горский сделал вид, что не понял намека.
- Узнал... Фельдман, Гольнштейн, Соколов. Еще этот... Абрамкин, кажется…
- Абрамцев,- поправила Тамара.
Горский не любил вспоминать институт и еще два следующих года, но увидел бывших однокурсниц,  и на душе потеплело. А может, девчонки не при чем? Ведь не ради них он несся сегодня за сотню километров от дома.
- Ты другой,- опять произнесла Таня,- Раньше я понимала тебя по глазам, а сейчас смотрю и ничего не вижу. Только два зрачка.
- Просто детство ушло.
Дверь снова распахнулась, и появилась девочка лет двенадцати. Еще не девушка, но уже и не ребенок. Светлые волосы, постриженные в каре, большие карие совсем не детские глаза, черная лента в волосах.
Горский не ожидал увидеть ее сейчас и слегка опешил. Вглядывался в родные черты и не мог наглядеться.
- Это Маша, Ритина дочь,- прошептала Таня,- Чего ты так на нее уставился? Правда, красивая девочка?
- Да... На Риту похожа.
Таня пожала плечами.
- Фигура и шея ее. Овал лица... Может быть. А глаза? А рот?
- Нос тоже другой. У Ритки не так тонко очерчен,- добавила Тамара.
- Волосы Ритины.
- Ты помнишь ее волосы?- удивилась Таня и многозначительно посмотрела на подругу.
Горский не успел ответить. Дверь снова распахнулась. Он почувствовал как на мгновение остановилось сердце.
Из подъезда вышли Заславские. Впереди Людмила Николаевна, следом Александр Юрьевич. Время тронуло их, но не сильно. Стройная и подтянутая мама Риты сразу заметила Горского, холодно ответила на его кивок и поджала губы. Горский секунду решал стоит ли подходить к Заславским, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Решил, что не стоит. Все равно не оценят, еще и припишут злой умысел. На поминках они показались ему более сломленными возрастом. Может виной тому было слабое освещение в зале, а может похоронные хлопоты наложили отпечаток. Как бы там ни было, он надеялся найти контакт с постаревшими Заславскими. Даже не так. Он надеялся, что родители Риты достаточно состарились для того, чтобы дочь не особенно прислушивалась к их мнению. Жуткое разочарование постигло его.
Ирина Николаевна вновь враждебно посмотрела на Горского и что-то сказала сыну зло усмехнувшись. Тот помрачнел и уставился на Горского.
Дверь распахнулась. Где-то высоко в небе прозвучало:- «Ее величество королева…».
Рита бледная вся в черном вышла из подъезда.
У него перехватило дыхание. Образ безутешной вдовы так подходил Рите.
- А может это не образ?
Подумал он.
- Наверное, смерть Ильина - великая трагедия для нее. И тогда зачем я здесь?
- Я здесь потому что в моей жизни появился смысл,- ответил он сам себе.
Подошел к Рите. Не верил, что сможет взглянуть в ее глаза. Оказалось, смог. И остался жив.
- Здравствуй,- сказал Горский.
- Здравствуй,- ответила она.
В ее глазах он прочел интерес, потом удивление. Вдруг мелькнуло что-то, как будто разочарование, и она отвела взгляд.
Рассаживались по машинам. Заславские сели в «шестерку» Николая. Все, кроме Маши.
- А Маша? Маша, садись к маме,- спохватился Александр Юрьевич и распахнул дверь, собираясь выйти.
Но вмешалась жена.
- Маша, поезжай с тетей Таней.
Та пожала плечами и подошла к другой машине.
- Тетя Тань, можно с вами?
- Конечно, Маша. Зачем ты спрашиваешь?
Колонна из четырех легковушек неторопливо двинулась к окраине города.
Рита сидела рядом с братом. Позади  мать с отцом и Ирина.
- Не  по-людски  как-то,- сказал отец,- Надо было Машу сюда посадить, а я бы в другой прокатился.
- Она и так прекрасно доберется, а нам надо поговорить,- отрезала мать.
Рита поняла все, обернулась и с вызовом посмотрела на нее.
- Чего смотришь, будто я тебе враг? Дочь, ты часом не свихнулась? Зачем тебе этот Горский?
- Мам, еще раз повторяю, я не звала его на поминки. Я ничего о нем не слышала с семьдесят девятого. Я забыла о нем.
- Почему же он появился?
- Откуда мне знать? Сам пришел. Это его право. Миша когда-то был его товарищем.
- Да уж, прекрасные дружеские отношения.
- Мам, что ты от меня хочешь?
- Только одного. Никогда больше не видеть Горского в своем доме. Нет, какая наглость. Ладно, в ресторан пришел, так он еще и домой. Какой друг выискался.
- Мам, на девять дней позвала его я. К себе домой, а не к тебе.
- Чтоооо? Саш, смотри на нее. Сама позвала... Зачем?
В голосе матери звенело железо.
- Это неважно. Взяла и позвала.
- Надеюсь, он ограничится поездкой на кладбище?
Рита дернулась и резко повернулась в сторону матери, задела брата, и тот чуть не вмазал «жигуленок» во встречный грузовик.
- Прекратите,- отец рявкнул так, что женщины затихли и удивленно уставились на него.
- Люда, я думаю, будет неприлично если мы не пригласим Володю в квартиру,- сказал отец.
На жену не смотрел. Боялся ее взгляда.
- Японский бог... Да приглашайте кого хотите,- со злостью ответила та,- Потом вспомните мои слова... А ты, Коля, что думаешь?
- Я согласен с тобой, мам. Но из-за стола гнать его все-таки не стоит. Пусть помянет своего дружбана, а потом под зад коленом.
- А тебя никто не спрашивает,- огрызнулась Рита,- Крути баранку и смотри на дорогу. Чуть-чуть в аварию не попали.
- Из-за тебя.
- Да? Вы задолбали меня. Все.

За рулем второго «жигуленка» сидел тот самый коллега по работе Викентий. Рядом Таня. На заднем сиденье Тамара, Маша и Горский.
- Вы кто?- спросила Маша у Горского,- Вы с папой учились, да?
- Да.... С папой.
- А как вас зовут?
- Дядя Володя.
- А фамилия?
- Горский.
- Никогда не слышала такую.
Таня повернулась к ним.
- Маш, ты на дядю Володю внимательнее посмотри. Неужели не видела на фотографии?
Девочка оглядела Горского.
- Нет, не видела.
- У твоей мамы была большая фотография. Ты, Володя, ей подарил?
- Наверное. Да, точно, я в галстуке с комсомольским взглядом.
- Не видела, Маш?
- Нет. И на фига мне нужен дядя Володя. У меня папа умер.
Таня сразу погрустнела.
- Прости, Маш.
А Горский не погрустнел. Вздохнул глубоко и уставился на пейзаж проносившийся за окном.

У кладбища вышли. Не спеша пошли по дорожке. Людмила Николаевна придержала мужа.
- Вы идите, мы вас догоним,- сказала она.
- Людочка, ты чего?- заискивающе спросил муж.
- Сюда иди.
Она завела его за машины так, что даже если бы кто-то и обернулся, увидеть ничего не смог. Оказавшись в уединении, Людмила Николаевна стрельнула глазами по округе, убеждаясь, что никто не сможет нарушить их уединение и молча влепила мужу пощечину.
- За что?- испуганно ахнул он.
- Мерзость, как ты посмел кричать на меня? Голос прорезался? Ничтожество, быдло. Я никогда тебе этого не прощу. Понял?

Она замахнулась еще раз, и Заславский сжался. Она посмотрела на него презрительно, оттолкнула и пошла следом за остальными. Муж засеменил следом.
Отстали не только Заславские старшие. У младших тоже произошел разговор. Ирина остановила мужа.
- Давай чуть отстанем,- попросила она.
- Зачем?
- Коля, не вмешивайся.
- Чегооо?- не понял Николай.
- Не лезь в их разборки.
- А это не их, это наши разборки. Моей семьи.
- Твоя семья это я и наши дети. Понял? А Рита у нас сама девочка взрослая. Старше нас на два года.
- Ты хочешь, чтобы ее этот гад захомутал?
Ирина расхохоталась.
- Кого, Ритку? Она сама кого хочешь захомутает. Коль, это ее личное дело.

Николай разгорячился.
- Нет, ты не поняла, мать. Рита сейчас -  богатая вдова. Квартира, дача, машина, деньги на книжке. Извини меня, знаешь сколько ухарей найдется на это? Один уже нарисовался. В первый же день. Ты думаешь, он Ильина помянуть приехал?
- Нет, я как раз так не думаю. Он к Рите приехал. Сто процентов. А тебе в голову такая мысль не приходила? Он ее любит.
- А мне по ..ю, любит он ее или нет.
- Коль, ты с ума сошел? Твоя сестра потеряла все. Ну не все конечно, но много. Ей на ноги знаешь сколько вставать? А тут человек, которому она не безразлична. Где она такого найдет? Он ей вреда не причинит. Никогда. Сейчас, конечно, рано... Но пройдет год, и ей все равно придется выбрать кого-то. Почему не его?
- Да хрен ему. И чего ты все выдумываешь?... Любит. С чего ты взяла?
- А я видела как он на дверь смотрел. Ждал Риту. У него такие глаза были, когда она вышла.
- Какие?
- Тебе не понять. И на Машу он смотрел.
- Ну, а Маша - то, что? Дочь Ильина, которого он ненавидел.
- Она Ритина дочь. А когда женщину любят по-настоящему, то и ее ребенка любят тоже. И от кого он, неважно. Хоть от Гитлера. И все, Коль, пошли догонять наших.
Они побежали за остальными.
- Коль, обещай, что не будешь вмешиваться,- попросила Ирина.
Тот молчал, мрачно насупившись.
- Коооль!!!
- Ладно, обещаю. Пусть сами разбираются.

На кладбище ничего примечательного не случилось. Чинно и благородно постояли у могилы, поправили цветы и вернулись к машинам. На обратном пути молчали. Так же молча вышли из машин возле подъезда. Все зашли в дом, Горский замешкался у дверей.
Таня заметила и вернулась.
- Володь, пошли.
- Может мне не ходить? Ритина мама смотрит как на врага... Да и вообще…
Таня рванула в подъезд.
- Рит, Рит, вернись, пожалуйста.
Ее голос гулким эхом шарахнул по лестничной клетке.

Рита вышла из подъезда. Горский вновь увидел близко ее лицо. На кладбище так и не подошел, побоявшись вызвать кривотолки среди Мишкиных коллег. Смотрел на нее со стороны и то мельком. Мама Заславская обжигала взглядом. Он видел и не такое, и не обратил бы внимания, но на него смотрела ЕЁ мама.
Рита стояла перед ним. Одна. Таня, переминающаяся у дверей, не в счет. Он не думал, что будет так. Представлял момент их встречи совсем по-другому. Казалось, Рита подойдет, он что-то скажет, она ответит. Он будет вспоминать ее по крохам, извлекать из памяти давно забытое. Легкий привкус ее поцелуя, хмельной аромат волос. Он заставит себя снова влюбиться в нее. Хотя слово «снова», здесь не подходяще. Потому что когда-то мудрый Лешка Борисов растолковал ему, что в Рите он искал другую и не любил ее саму.
Он никого не искал в Рите. Он десять лет пытался забыть эти глаза и не забыл. Он мог поклясться сейчас, что помнит вкус ее губ и аромат волос.
- Идем,- сказала она.
И он послушно пошел за ней. Подошли к лифту. Рита нажала на кнопку, лифт пополз к ним из поднебесья. Они стояли рядом касаясь друг друга плечами. Горский даже не понял, почему так. Он не приближался к ней, и она к нему тоже, но плечи почему - то соприкоснулись, как будто на площадке перед лифтом было мало места. Захотелось обнять ее и уткнуться лицом в льняные волосы. Она отстранилась, и он гадал, почему не сразу? И если бы не было рядом Тани, отстранилась бы она или нет?
Он ужасался тому как ведет сейчас себя, как смотрит на Риту, к мужу которой только что ездил на кладбище. Рядом с Ритой он опять почувствовал себя Володей, добрым немного наивным пареньком.
Лифт распахнулся, они зашли.
- А Таня?- спохватился Горский.
- Она пошла пешком.
Двери закрылись, лифт пополз наверх.
- Ты никогда обо мне не вспоминал?- спросила Рита.
- Вспоминал. Очень часто.
- Помнишь рассказ Барбюса? За десять лет я стала для тебя ничем. Смотришь как на пустое место.
Ему захотелось кричать. Объяснить, что его глаза и он сам давно существуют в разных мирах. Душа рвется, а глаза смотрят внутрь.
Он ничего не сказал. Потому что объяснять про себя, про то, что он почувствовал увидев ее, было бы чудовищным фарсом. Это для него Ильин был призраком, далеким неприятным воспоминанием юности. А для Риты? Ильин был ее частью, она сама была Ильиной.
Они зашли в квартиру.
- Не разувайся,- сказала Рита.
А сама  как-то бочком юркнула в комнату оставив Горского наедине с Таней.
Он и не собирался разуваться. Обвел взглядом прихожую. Неплохо устроился Ильин. Свил уютное гнездышко. По прихожей видно.
- Нравится?- спросила Таня,- Ты еще комнаты не видел. Вообще, класс. Рита подбирала. И обои и мебель и ковры.
- Я думал, Мишка.
- Да ну... Он с кафедры не вылезал. Деньги зарабатывал.
- Без денег и Рита была бы бессильна.
- Да ты что?- ахнула Таня,- Серьезно теперь так считаешь? Не узнаю. Тебя раньше деньги не интересовали. Ты все по небу летал.
Горский задумчиво глянул на нее и ничего не ответил.
- Богатая вдова между прочим. Имей в виду,- прошептала Таня.
- Может, я как раз из-за этого здесь?- прошептал он  заговорщески  в ответ.
- Нет, Володь, в то, что ты здесь из-за Риткиного шмотья, я не поверю никогда.
Она хотела что-то сказать еще, но не решалась. Из комнаты выглянула Тамара.
- Ребята, мы вас ждем.
- Ах да, мы идем.
У двери в комнату Таня остановила его.
- Вов, Ритке романтики не нужны. Она тогда тебя кинула, а сейчас тем более не рассчитывай. Знаешь, какая она стала?
- Какая?
Опять выглянула Тамара.

Выпили за помин души Ильина Михаила. Девять дней не поминки. Боль успела притупиться, и свежая земля не стоит перед глазами. И Мишкиной мамы нет за столом. Она пришла на могилу сына раньше. Знала, когда приедут остальные, и пришла раньше, чтобы избежать встречи. Она не приняла Риту душой и к внучке относилась странно. Без тепла. А смерть сына вдруг связала с Ритой. Это было странно и ужасно. В глазах свекрови Рита поймала бешенную ненависть, будто та винила ее в смерти сына. Страшная несправедливость. Рита вспомнила тот день. Мишка ушел, она ни о чем не просила его. Он сам пошел к приятелю за продуктами не предупредив ее. Смерть была нелепой, ужасной, но Ритиной вины не было.

Еще раз помянули Ильина, и разговор перетек в другое русло приняв не подобающий поминкам характер.
- Как живешь, Володя?- спросила Людмила Николаевна.
До этого она  молча обжигала взглядом молодого человека.
- Более менее,- уклончиво ответил Горский.
- Работаешь?
Такого издевательского вопроса даже он не ожидал.
- Конечно. Кто не работает, тот не ест.
- Ты никогда не умел шутить,- усмехнулась Ритина мама,- А кем ты работаешь, если не секрет?
- На заводе инженером.
- Технологом?
- Когда-то был конструктором.
- А сейчас?
- Мама,- вмешалась Рита,- Какая разница кем работает Володя?
- Ну да, конечно,- скривилась мать,- Кстати, для тех кто не знает. Это Володя Горский - друг нашего Миши. Они учились вместе в институте. Миша пошел в науку, а Володя вот не смог... Пошел на завод.
- Мама,- взвилась Рита.
- А что я такого сказала? Разве я не права? Володя, я чем-то тебя обидела?
- Нет. Да я и не обижусь на вас никогда.
- Это, вроде я дура что ли?
- Вы мама Риты.
Заславская изумленно округлила глаза.
- Надо же. Всегда была Заславской, заслуженным преподавателем РСФСР, была женой профессора Заславского. И надо же до какого звания доросла. Мама Риты. Это вот я сейчас тебя оскорблю, а ты стерпишь? Потому что я мама Риты?

Воцарилась тишина. Надо заметить, что Горский произвел на всех собравшихся, за исключением некоторых лиц, благоприятное впечатление. Даже его равнодушие к ним они приняли за скромность. Кое-кто догадывался об истинной причине его появления, но опять же попенять не мог, настолько сдержанно и ненавязчиво он держался рядом с вдовой. И взгляд его, обращенный как бы в себя, был безупречен. А то, что он оказался человеком не их круга... Так что ж…

Как в замедленной съемке Рита поднималась со стула, Горский тоже.
Ирина нарушила тишину.
- Я не узнаю вас, Людмила Николаевна,- сказала она чуть резче, чем позволяла обычно,- Вы всегда смотрите на вещи объективно и вдруг… Пришел Мишин однокурсник. Не сам пришел, заметьте. Его позвали, а вы наговорили такое.
- Ну вот,- перебил Горский,- Не хватало еще, чтобы вы переругались друг с другом из-за меня.
Он посмотрел на Риту и попытался взглядом передать ей свое отчаяние. Мысли путались. Он не знал что делать теперь. Одно было ясно,- после слов сказанных Ритиной мамой, оставаться в комнате нельзя. Значит, надо уйти и вернуться в Волжск, и навсегда, теперь уж точно навсегда забыть о Рите. Но он не мог забыть. Слишком много свершилось, чтобы эта встреча была.
- Я ухожу. Извините,- сказал он ни к кому конкретно не обращаясь.
Он сидел у дверей и ему нужен был всего лишь шаг, чтобы оказаться в прихожей, но Рита успела перехватить его.
- Ты никуда не уйдешь. Я позвала тебя, а не мама.
Он конечно бы ушел. Если бы хотел. Но он не хотел. Ох как не хотел он покидать Ритино жилище.
- Рит, не стоит, ей богу.
Вдруг вмешался Заславский.
- Владимир, прости, что так получилось. У жены сдали нервы. Останься, пожалуйста.
Он говорил, а рука непроизвольно легла на щеку, как бы заслоняясь от удара. Этого жеста никто не понял. Дотронулся профессор до щеки, ну и что. Только Рита поняла, чего стоили отцу эти слова, и благодарно взглянула на него.
- Оставайся,- попросила она умоляюще и совсем тихо.
Горский вернулся на место.
- Давайте помянем Мишу,- предложила Таня.
- Царствие ему небесное.
- Хороший был парень.
- Жить бы да жить.
- На самом взлете….
- Все эти чертовы Афганцы…

- Я слышала, правда или нет, но этого, который Мишу, отправили в «психушку». Получается, ему ничего не будет?- возмущалась Тамара.
- Его отправили на медицинское освидетельствование, и результатов экспертизы пока нет,- пояснил Николай.
- Не факт, что его признают вменяемым,- произнес Викентий.
- Разве можно людей прошедших через такое, оставлять без надзора? Среди нормальных людей,- Таня села на своего конька.
- В сорок пятом с войны пришло несколько миллионов, и все было нормально,- перебил Александр Юрьевич.
Жена помалкивала, и он немного распушил хвост.
- Да тоже по-всякому было. Многие бандитами становились. Помните «Место встречи изменить нельзя»?- возразил Викентий.
- С войны, конечно, много пришло, и всех не проверишь, но сейчас – то  как раз можно. Всем, кто был в Афгане, надо проходить реабилитацию,- не сдавалась Таня,- Коль, ты офицер. Скажи, права я или нет?
- Тань, мы уже говорили об этом.
- Права я или нет?
- Наверное, права. Я офицер и учился соответственно. Поэтому для таких как я, «Афган» привычная вещь, а для зелени этой, которая приняла присягу, полгодика кой-чему подучилась и в такую мясорубку угодила…
- А вам, Николай Александрович, пришлось послужить в Афганистане?- спросил вдруг молодой человек, сидящей на другой стороне стола.
Николай смутился самую малость.
- Нет, но я был готов в любую минуту.
- А я побывал там. Принял присягу, полгода кой-чему подучился и попал в «Афган». Много чего повидал. И офицеров видел у которых крыши сносило почище чем у нашего брата. А я вернулся, работаю на заводе, почти не пью и ни на кого с ножом не бросаюсь. С ребятами своими часто встречаюсь. Нормальные ребята... Ну, кое-кто закладывает малость.
- А Мишу, извините, вы откуда знаете?- спросил Викентий.
- Мы учились вместе в школе. Сидели за одной партой целых десять лет. Захмылов моя фамилия. Саша Захмылов.
Теперь смутилась Таня.
- Саш, я конечно, не всех имела в виду.
- Да ладно,- перебил Александр Юрьевич,- Он все правильно понял. Скажи, Саша, а как там было?
- По-всякому.
- Стрелять приходилось?
- Иногда приходилось.
- А у вас орден есть?- спросила вдруг Маша.
Рита грозно глянула на нее.
- Медаль есть «За отвагу».
Таня смутилась еще больше.
- А я все-таки согласен с Таней,- вмешался неожиданно Горский,- Ты, Саша,  молодец, и если бы все были такие… Но к сожалению и другие есть. Я думаю, ты, Саша, не обиделся, если бы тебя проверил какой-нибудь грамотный психолог. И уж если начистоту, признайся, что пришел ты из Афганистана совсем другим.
- А вот ты не изменился, Володя,- перебила Людмила Николаевна,- Сколько тебя помню, ты всегда умудрялся перевернуть разговор и иногда такую дичь нес. Вот и сейчас обсуждаешь то, о чем представления не имеешь. Сашу обидел... Саш, ты на него внимания не обращай. Он всегда такой. Скажи миленький, ты ранен не был?
- В ногу несильно.
- Все-таки был. А твои родители сразу узнали об этом?
- Нет, я не писал. Зачем тревожить? Дембельнулся, приехал домой и рассказал. Я бы промолчал, но шрам не скроешь.
- Переживали родители?
- Конечно.
- Видишь, Володя, парень был ранен, награжден медалью, а ты его обсуждаешь. А сам  даже в армии не служил. Не стыдно тебе?

Горский вдруг развеселился.
- Нет, Людмила Николаевна, не стыдно. Каждому свое.
- Володя,- ахнула Людмила Николаевна,- Знаешь, что ты сейчас сказал? Чьи слова повторил? «Каждому свое». Это было написано над воротами Освенцима. Фашисты написали, а ты повторяешь. Обиделся? А я ведь мама Риты.
- В Бухенвальде,- поправил Горский
- Какая разница.
- Да никакой абсолютно. Я, Людмила Николаевна, мальчиком для битья не привык быть. Извините.
Он встал и пошел к двери.
- Мама, ты чего несешь?- взорвалась Рита,- В конце концов это моя квартира, и не смей свои порядки здесь устраивать.
Она бросилась вслед за Горским. Таня тоже поднялась.
- Сиди, я сама,- прикрикнула Рита.
Горский все слышал. Ждал Риту у дверей. Та разъяренной фурией вылетела в коридор, и сердце зашлось. Рита поругалась с матерью из-за него. Она подошла и смотрела виновато.
- Я не знаю, что с ней случилось,- сказала она,- Дикость какая-то.
- Не переживай. Все нормально. Я сейчас уйду, но…
- Да никуда ты не уйдешь.
- Уйду, Рит. Ты сама понимаешь, что сейчас мне лучше уйти.
Он огляделся, будто что-то искал.
- Мне надо сказать тебе пару слов. Давай на кухне.
- Говори здесь.
- Вдруг кто-то выйдет?
Они прошли на кухню. Горский плотно прикрыл дверь. Рита посмотрела тревожно.
- Что тебе надо?
Она не сомневалась в его намерениях и ужаснулась тому, что он в такой день, да еще и чуть ли не прилюдно способен на такое.
- Володя, не смей,- тихо сказала она.
- Рит, возьми.
Он протянул что-то похожее на конверт.
- Что это?
- Деньги.
- Какие еще деньги? Что ты придумал?
- Я просто даю тебе деньги на похороны. Так все делают.
- Я не возьму твои деньги.
- Почему?
- По кочану.
- Ты меня хочешь обидеть?
- А мне насрать на твои обиды.
- Коротко и ясно. Вы всегда умели поймать суть, Маргарита Александровна. Только такие слова раньше не употребляли.
- А теперь употребляю. И что?
- Возьмешь деньги?
- Нет.
- Я вот сюда их положу и уйду.
Горский швырнул конверт на кухонный стол. Рита в ярости схватила конверт и попыталась запихнуть его в карман брюк Горского.
- Мне не надо денег. Забирай, иначе рассоримся навсегда.
Он взял конверт
- А мы еще не рассорились?
- Пока нет.
Все как прежде. Она опять решала, а он должен был выполнять.
- Не виделись столько лет. Хотел поговорить о многом и не получилось. Теперь уж, наверное, не получится никогда.
Он выжидающе смотрел на Риту.
- Не знаю. Видно будет,- ответила сухо она.
На прощание хотел дотронуться до ее руки, но Рита отстранилась.
- Будь счастлива, Рита,- сказал тихо Горский.
- И тебе не хворать.

Вышел из подъезда, прошел по дорожке и оглянулся. Ее подъезд. Будто секунду назад дверь распахнулась, и Рита… Прошло несколько часов, и обрушилась судьба.
- Да какая судьба,- уверял он себя, удаляясь от не гостеприимного дома,- Просто я ожидал чуда. Я забыл взбалмошную капризную Риту, помнил только радость от встреч с ней. Но чуда не случилось. Она осталась прежней. Почему я вообще решил, что она изменилась? Разве может поменяться характер, тем более такой скверный? Наверное может, но в жизни должно случиться нечто… А она жила все десять лет спокойно и обеспеченно. Как у Христа за пазухой, одним словом. Наверняка тиранила Мишку также, как ее мамочка тиранит батюшку. Интересно, а ее брат Коля тоже под каблуком у Ирины? Обычно в семьях, где доминирует мать, дочери растут тиранками, а сыновья обречены повторять историю своих отцов и выбирают в жены женщин, похожих по характеру на матерей.
Лицо Колиной жены вдруг встало перед глазами. Ее взгляд. Волевая женщина и как будто расположена к нему. Уж Кольке- то сам бог велел подключиться к нападкам своей мамаши, а он промолчал. Не Ирина ли его нейтрализовала? Похоже, что так и есть. Недаром, покидая комнату и оглянувшись напоследок, он поймал ее сочувственный взгляд. Какая разительная перемена. За два часа до этого у подъезда, когда он впервые увидел ее, она смотрела по-другому. Скорее всего поверила родственникам и смотрела с иронией, как на альфонса, прибежавшего за Риткиным «богатством». А потом поняла в нем то, что не поняли другие.
- Значит, в клане Заславских у меня появился союзник,- подумал он,- Значит, еще не все потеряно. И плевать, что Рита осталась прежней. Она и должна быть такой как была, иначе это уже не Рита. Зачем нужна женщина с переломленным хребтом?

Горский вышел из комнаты. Рита следом. Повисла неловкая тишина.
- Ну, мне пора,- сказал вдруг Захмылов и встал.
- Разрешите пройти,- попросил он Викентия
- Да, пожалуйста... Я тоже, пожалуй, пойду
Остальные, как будто ждали. Дружно поднялись и двинулись к выходу.
Рита как раз зашла в комнату и остолбенев, замерла в дверях.
- Вы куда?
- Риточка, еще раз приношу свои соболезнования. Крепитесь,- сказал Викентий.

Захмылов взял ее ладонь и вложил что-то. Записку, что ли?
- Рит, прости дурака за то, что к Мишке с бутылкой приходил. Друг, понимаешь? Больше такого не будет... А ты сильная, Рит. Живи долго и счастливо и мать не слушай. Своим умом живи. Мишку все равно не вернешь… Короче, умные люди все поймут и не осудят, а на мнение дураков плюнь.
- Ты о чем, Саш?- спросила настороженно Рита.
- Так, не о чем. Все будет нормально, Рит. Поверь мне.
Он вышел из комнаты. Рита разжала ладонь. Двадцать пять рублей. Она нагнала Сашку в дверях.
- Саша, это очень много.
- Бери, а то обижусь. Я нормально зарабатываю.
Ей пожимали руки, говорили какие-то слова.
- Я взяла у Захмылова деньги, а у Володи нет,- думала она запоздало раскаиваясь,- Надо было взять. С ним мама так обошлась... И я еще.

Через несколько минут квартира опустела. За столом остались Заславские, Рита, Маша и Таня с Тамарой.
- Ушли,- грустно произнесла Рита.
- И скатертью дорога,- огрызнулась мать.
- Мам, ты не права.
- Давай, давай, учи мать. Коля, а ты чего молчишь?
Коля смущенно глянул на мать, потом на жену.
- Мам, не по-человечески получилось. При всем честном народе мордой об стол. Заметь, людям это не понравилось.
- А мне наплевать на их мнение. Это наши семейные проблемы.
Она взглянула на Таню с Тамарой.
- Я вас за своих считаю. Девочки, вы- то хоть вдолбите в головы здесь сидящим, что Горский не прощаться с Мишей приходил, а совсем за другим.
- За чем за другим?- возмутилась Рита.
- За тобой, дура. Вот за этой квартирой, за машиной твоей.
- Мам, ты говоришь глупости. Пап, скажи ей.
- Ой, мило,- всплеснула руками мать,- Александр Юрьевич, ну-ка объясни мне дуре.
Попал в переплет профессор. Понимал, что жена перегнула палку. Представлял, что сейчас говорят коллеги - свидетели происшедшего. И самое главное, что они расскажут через пару месяцев, когда начнутся занятия. Вся кафедра узнает. Уж Викентий позаботится.
- Видишь ли,- начал он, и две женщины уставились на него. Жена и дочь.
К кому он сейчас обратится? Ледяной взгляд жены напомнил о многом и об утренней пощечине тоже.
- Видишь ли, дочь, я тоже думаю, что меркантильный интерес, наверное, имел место.
Он посмотрел на жену. Та похвалила его взглядом.
- Ты глупости говоришь,- зло сказала Рита и случайно взглянула на Ирину.

Рита обожала брата. Сколько помнила себя. Он был ее игрушкой и товарищем и рабом. Как верный оруженосец таскал за ней ее кукол, чинил ее велосипед. Даже пол мыл за сестру пока мама не видела. Потом кто-то косо посмотрел на нее, и он подрался с обидчиком. Она уж давно крутила с ровесниками, а он так и оставался верным оруженосцем. Мать не имела такого влияния на него, какое имела сестра... Однажды появилась Ирина. Через два дня Рита крупно поругалась с братом. Потом еще раз и еще. Рита возненавидела будущую невестку, та отвечала ей взаимностью. Все десять лет.
Ирина смотрела по-новому. Не жалела, не сочувствовала, а как будто успокаивала. Рита вдруг почувствовала, что если бы можно было, она выплакалась сейчас именно на ее плече.
Страсти за столом кипели.
- Объясните мне, зачем приезжал Горский,- требовала мать,- Вот ты, Таня, объясни.
- Я думаю, что не из-за Миши, но и не из-за денег. Откуда он мог знать как Рита живет?
- Таня, ну глупости ты говоришь. Знал он прекрасно. Коля, ты согласен со мной?
- Да знал, конечно. Ну что он не представлял сколько зарабатывал Миша? Решил он взять быка за рога.
- Нет, но это ты не то говоришь,- вмешался профессор,- У Риты муж только умер. Что ж, этот Горский, стервятник что ли? Нет, я не верю. Может потом, но сейчас…
- А потом папа будет поздно. Рита кого-нибудь найдет и все, уплыли денежки. И Горский это прекрасно понимает.
- Чего ты городишь? Кого я найду?- вспылила Рита.
- Не все же тебе вдовой ходить.
- А ты чего отмалчиваешься?- Людмила Николаевна в упор смотрела на невестку. Та загадочно улыбнулась и ничего не ответила.
- Понятно, у тебя как обычно, особое мнение. В общем так, больше этого говнюка я видеть не желаю. Маргарита, ты поняла? Ищи себе достойную партию, достойного отца для Маши.
- Бабушка, у меня был папа, и другого мне не надо,- завопила Маша.
- Мы без тебя решим, что тебе надо. Помолчи, когда взрослые разговаривают.

Маша надулась и вышла из комнаты бросив на прощание совсем не по- детски, яростный взгляд.
Рита психанула.
- Ты зачем с Машкой так?
- Иди, приласкай. Воспитала эгоистку. Сама не можешь, дай мне возможность воспитывать. Она на тебя скоро с ногами залезет. Мишка слюнтяй сюсюкал с ней. Аааа….
Мать раздраженно махнула рукой.
- Все, пошли домой. Я устала как собака. Коля, довезешь нас?

Пошли к выходу.
- Мам, я к бабушке, да?- спросила Маша обреченно.
- Переночуй сегодня у нее. Хорошо?
- Хорошо.
Они чмокнули друг друга в щеки.
Рита осталась с подругами.
- Мне остаться, Рит?- спросила Таня.
- Танюш, спасибо родная, но…
- Ты хочешь побыть одна.
- Да.
- Все равно, посуду мы помоем. Правда, Том?

В шесть рук дело спорилось.
- Рит, а чего Вовка от тебя хотел? В любви признавался, да? Колись.
- Тань, ты с ума сошла? Какая любовь? Он деньги предлагал.
- В смысле?
- Ну, деньги давал. Вы же с Томкой давали.
- Деньги дал и ничего не сказал? Ой, не заливай.
- Я деньги не взяла. Он обиделся и ушел.
Подруги переглянулись. Очередной Ритин финт их не удивил. Между собой они называли подобные ее поступки «фирменными закидонами».
- Сложно было взять?- спросила Таня.
- Не знаю. Что-то нашло.
Подруги опять многозначительно переглянулись.
- Много он давал, если не секрет?
- Не знаю. Они в бумагу были завернуты.
- Завернуты? Значит много.

Подруги ушли. Рита осталась одна.
- Слава богу. Наконец- то.
Она сняла трубку и набрала "межгород".

Горский вышел из автобуса в Волжске. Уже четыре часа. Вернее, еще четыре. Впереди долгий, долгий вечер в одиночестве.
Не получилось. Казалось, все просто. Встретятся, будут говорить долго-долго. Столько всего случилось в их жизни.

Унылый лифт, унылая лестничная клетка, унылая холостяцкая квартира.
- Может выпить?
Он достал из бара «Виски». Вспомнил вдруг. Вечер, такая же бутылка в руке, и смуглая девушка в постели.
Все блеф. Риты, Юли, Наташи… Никто не заменит Ингу.
Наполнил стакан.
- Тебе было бы тридцать четыре, а так и осталось двадцать три.
Выпил не закусывая и не ощущая вкуса.

Телефон зазвенел неожиданно.
- Кому я понадобился?
Снял трубку.
- Вас вызывает Калинин.
Что-то щелкнуло.
- Володя, ты?
Он не сразу врубился.
- Кто это?
- Рита.
Бог ты мой.
- Я слушаю тебя.
- Прости, что так получилось.
Он молчал.
- Ты ушел, а за тобой все остальные. Таня с Тамарой помогли вымыть посуду и тоже ушли. Вот сижу одна в огромной квартире и так тошно на душе.
- И я сижу в квартире, и мне тошно.
- И одиноко.
- И одиноко.
- Я звоню тебе третий раз.
- Я только что зашел в квартиру. Не забывай где Калинин, а где Волжск.
- Да, я забыла. В голове все перепуталось. Плохо, что ты так далеко живешь.
- А если бы близко?... То что?
Рита ответила не сразу.
- Мог бы зайти ко мне.
- Хочешь, я приеду?
- Далеко ведь.
- Ты хочешь или нет?
Опять Рита не отвечала.
- Да, хочу,- услышал он наконец.

«Семерка» неслась по «Ленинградке». За рулем бородатый дядька – друг детства Виктор Ильич Некрасов.
-  Ты молодец, Вован. Выпьешь и за руль не садишься. Характер у тебя есть. А я безхарактерный. Выпил и еду.
Взглянул на Горского.
- Нет, сейчас я как стекло. Можешь проверить.

У Горсада Горский попросил остановить. Купил на углу букет красных роз. Любит она розы или нет, он не знал, потому что никогда не дарил.
- Жениться собрался?- спросил Ильич.
- Может быть... Если повезет.

Рита открыла дверь. Закутанная в длинный махровый халат, прическа волосок к волоску. Видно не зря потратила время в ожидании. Он зашел в прихожую. Рита удивленно смотрела на букет.
- Не надо было?
До него вдруг дошло, что не прилично дарить цветы женщине, у которой девять дней назад умер муж.
Она взяла букет, поднесла к лицу.
- Вкусно. Я тебя не узнаю. Горский и цветы. Обалдеть.
Он разулся, надел тапки, наверное, Ильина. Какая разница, чьи. Прошли в комнату из которой убежал он несколько часов назад. Он не знал о чем говорить. Издали казалось просто.
- Помнишь, когда-то у тебя был такой огромный халат?- начал он.
- Помнишь... Володя, вечер воспоминаний у нас не получится. Сразу предупреждаю.
Горский догадывался почему и смутился.
- Ты ужинал?- спросила Рита.
- Не успел. Да и аппетита не было после…
- Будем ужинать,- перебила Рита.
Он двинулся за ней на кухню.
- Здесь сиди. Я сама все принесу.
Он послушно опустился на диван. Было впечатление, Рита жалеет, что пригласила его и не скрывает этого.
- Идиот,- подумал он про себя,- Сколько можно наступать на те же грабли.
- Вов, иди сюда,- послышалось из кухни.
Как много лет назад. Он вскочил с дивана и поспешил к ней.

Сидели за столом, тем самым, за которым он сегодня получил выволочку. Только теперь стол был сложен и занимал совсем мало места. От этого комната казалась еще больше.
- Тебе нравится квартира?- спросила Рита.
- Хорошая квартира.
- А ты где живешь?
- В такой же квартире... Только она холодная.
Рита не поняла.
- Отопление плохое?
- Я не о том.
- Аааа. Что ж, тебя и согреть некому?
Горский вдруг стал серьезным.
- Некому.
Рита смутилась. Повисла пауза. Горский молчал умышленно. Слова были сказаны, и он ждал ответа. Хотя бы косвенного.
Рита пододвинула к нему тарелку с заливным.
- Попробуй рыбу. Коля в среду судаков наловил.
- Ты это сама готовила или мама?
- Сама.
Он попробовал. Сносно готовила Маргарита. Научилась видать за десять лет.
- Ну как?
- «Ну и гадость эта ваша заливная рыба».... Шучу, шучу, чудесная рыба,- поспешно добавил он, заметив, как Рита напряглась.
- Если бы я предложила тебе подошву от ботинка…
- Съел бы.
Он сказал так серьезно, что Рита опять смутилась и замолчала.
- Ты прекрасно готовишь, Рит. Я бы лучше не смог.
- Ты умеешь?
- Я много чего умею.
- Да? Ну-ка давай хвастайся, что ты умеешь.
- А тебе нужно мое умение?
И посмотрел в ее глаза. Она отвела взгляд.
Третий удар в лоб. Пожалуй, хватит. Пусть решает.
- Расскажи, как ты жил?- попросила она.
- Просто жил. По распределению попал в Дмитров, потом перебрался в Волжск.
- В какой Дмитров? Ты же тут в Калининской области... В какой-то городок распределился.
- Распределился. Потом перераспределился в Дмитров. Ты, что, мне не веришь?
- Не знаю. Как это можно перераспределиться?
- Я сумел.
- Ну хорошо... А что же ты не остался в Дмитрове?
- Не понравился мне Дмитров.
- Ну да, Волжск конечно лучше.
Горский рассмеялся.
- Рит, ты совсем не изменилась. Ей богу.
- А ты изменился. Очень. И девчонки заметили. Знаешь, как Танька сказала? «Горского приложила жизнь».
Вдруг спохватившись, что сказала не подумав и наверное сильно обидела, Рита дотронулась до его ладони.
- Вов, не получилось что-то в жизни, да? Не добился чего хотел? Тридцать два и жена ушла.
Она слегка сжала его пальцы.
- Плюнь, Вов. У Ильина вон как шло. Каждая минута была расписана. Такие перспективы… И все рухнуло в одну секунду. А ты жив, здоров. Кстати, как твое здоровье?
- Ничего.
- Кем ты работал в Дмитрове?
- Конструктором в ОМиА.
- Это что за зверь?
- Отдел механизации и автоматизации.
- Представляю, что ты там наавтоматизировал.
- Ну мне, конечно, до твоего Ильина далеко…
- Не иронизируй. Ты просто не видел его в последнее время. Его все хвалили и говорили, что далеко пойдет. И зарабатывал, дай бог каждому. Тебе и не снилось.
Рита опомнилась и еще сильнее сдавила ладонь Горского.
- Не обижайся, пожалуйста. Не думай, что я тебя с Ильиным сравниваю и отметки выставляю.
Рита вдруг улыбнулась.
- Просто, не вяжется как-то. Ты и конструктор.
- Господи, Рита, ты так произносишь это слово. «КОНСТРУКТОР». Будто это небожитель. Этих конструкторов на каждом заводе как собак нерезаных. На заводе в Волжске их человек тридцать, а в Дмитрове было больше сотни. Помню, в первый же день начальник бюро Павлов решил меня проверить. Дал заказ на проектирование установки для нарезания резьбы. Я сразу не врубился и начал что-то изобретать. Потом в голову стукнуло,- это же обычная «лягушка». Таких в каждом цехе десяток. Я сам на такой во время практики работал. Зашел в БТД. Мне чертежи «отсинили». Я главный вид на кульман, а сверху кальку. Десять минут и готово. «Синьку» убрал, кое - какие размеры изменил. Все как в аптеке. Павлов подошел, а у меня общий вид готов. У него лысина вспотела. А ума не хватило сравнить мой чертеж с тем, который в БТД. Заслуженный изобретатель, а до такой хрени не допер. Похвалил и дал другой заказ. Не сложный. Я такой радостный. Думал, что Павлов отстал от меня. Не тут -то было. Подошел в конце дня и давай вопросы задавать. Про «квалитеты». Помнишь, на пятом курсе такой предмет был «Взаимозаменяемость, допуски и посадки»?
- Издеваешься?- спросила Рита.
Она улыбалась вначале, потом нахмурилась, помрачнела и смотрела разочарованно. Впрочем, Горский не обратил на выражение ее лица никакого внимания.
- Помнишь, мы изучали прессовые посадки, скольжения и т. д? А в самом конце изучали «ISO»?
- Володь, я в техникуме это преподаю.
Горский ошалел.
- Правда? А я не знал.
- А ты не спрашивал,- сказала она раздраженно.
- Прости, не успел. А чего ты такая мрачная?
- Да ничего. Так, настроение плохое. Ты рассказывай дальше. Я внимательно слушаю.
- Ну так вот, подошел Павлов и говорит. Ты мол, Горский, изучал новомодные квалитеты, а мы по старинке шпарим. Ты должен провести занятия. Не одно, а сколько нужно. Объяснишь конструкторам что это за хрень. А то у всех глаза по полтиннику.
- И как же ты выпутался?
- Ну, во-первых, я знал почти все. Но не настолько, чтобы других учить. Попросил недельку и проштудировал твою «взаимозаменяемость» от корки до корки. Это был кайф. Ни хрена не делал, читал лекции. Сначала у себя, потом в отделах главного технолога и главного конструктора. ТАК ЧИТАЛ. Меня приходил слушать весь завод. Даже уборщицы и детсадовские няньки. Так бы и читал, но…
- Что но?
- Ушел с завода и перебрался в Волжск.
- Видишь,- сказала Рита,- И тебе теперь понятно, что такое быть преподавателем. Только теперь уж поздно.
- Твой отец тоже не сразу себя нашел, насколько я помню.
Рита посмотрела на него с сочувствием.
- Сравнил. Папа и ты. Папа почти гений. Знаешь, почему у меня настроение испортилось? Потому что ты остался таким же. Здесь схитрил, там смудрил. Еще и кичишься этим.
Горский слушал ее и улыбался. Зря он боялся, что встретит совсем другую, и душа не сможет прикипеть к новому образу. Рита та же. Захотелось обнять ее, выдернуть заколки и уткнуться лицом в льняную копну волос.
- Чего ты улыбаешься?- возмутилась она,- Если хочешь знать, я с мамой частично согласна. Конечно, она не должна была при всех. Я уже ей сказала и еще скажу.
- Не вздумай. Твоя мама все делала правильно. Если бы к моей дочке подкатил какой-нибудь, я бы тоже не молчал. Может, еще чего похлеще отмочил.
- У тебя есть дочь?- спросила Рита.
Горский смутился.
- Нет, просто для примера.
- Мама любит повторять слово «неудачник»,- промолвила Рита,- А я это слово ненавижу. Как можно определить удалась у человека жизнь или нет? Например, Матросов. Бросился на амбразуру. Удалась его жизнь или нет? Считается, что удалась. Он совершил подвиг, спас многие жизни и обессмертил свое имя. А другой всю жизнь проработал в торговле и наворовал на три жизни вперед. У него все есть, его уважают. Его жизнь тоже удалась? А Ильина взять. Две недели назад любой сказал бы, что Миша преуспел. И мама моя в том числе. А теперь как считать? Удалась его жизнь или нет? Получается жил, стремился и в одну секунду стал неудачником? Вот ты объясни.
- Это не объяснимо. Я думаю, главное, это прожить жизнь с близким родным человеком. Чтобы все пройти вместе, и плохое и хорошее, и не разочароваться друг в друге. Вот тогда можно считать, что жизнь удалась. А можно иметь пять квартир, пять машин, десять дач, мотаться по заграницам и по вечерам выть на луну от тоски.
- Ты материальное вообще отвергаешь?- насторожилась Рита.
- Я? Да бог с тобой. Я настолько привязан к этому самому материальному. Ты даже не представляешь.
- Болтун,- сказала она с улыбкой.
Они опять замолчали. Причем Горский молчал спокойно, а Рита, наоборот, чувствовала себя не в своей тарелке.
- Ты и «взаимозаменяемость». Уму непостижимо.
Она сказал фразу для того, чтобы избавиться от неловкого молчания. Вдруг ей пришла мысль.
- Я тебя сейчас проверю. Самый элементарный вопрос. Что такое «система отверстия»?
Перехватила его взгляд.
- Господи, какой же ты пошляк. А собственно чего я ожидала? От осинки не родятся апельсинки. Я не про твоих родителей. А про тебя. Почему - то решила, что ты какой-то другой, не такой каким был тогда. Почему ожидала?

Опять замолчали.
- Ты ничего не ешь,- сказала Рита.
- Да как-то за разговорами не хочется.
- За какими разговорами? Смеешься? Я из тебя слова клещами вытягиваю. Ты перебрался в свой любимый город. А дальше?
- Устроился на завод. Сначала конструктором, но ненадолго. Месяца через два  назначили заместителем начальника в один из цехов. Представь, в первый же день ко мне подошел наладчик с шестишпиндельных автоматов и попросил заказать детальку для станка. Дал образец. Такая маленькая хреновинка типа втулки, расколотая пополам. Я пришел в ремонтный цех, выписал заказ. «Изготовить деталь по образцу». На заводе так практиковалось, чтобы без проволочек. Отдал заказ вместе с деталькой токарю. Он посмотрел… Короче, деталька была не от станка, а от пилы «Дружба». Самое смешное, мой отец всегда работал с лесом. Я этих пил навидался. И пилил бабушке дрова, и ремонтировал, и втулку эту сто раз держал в руках. А тут не узнал. Просто подумал: «а может и на станке такая же стоит?». Вот так меня подставили.
- И что ты сделал?
- Ничего. Подошел к наладчику, отдал обломки. Сказал, что на первый раз прощаю. Повторится, уволю.
- И тот конечно испугался?
- Нет. Он криво усмехнулся и ушел. Минут через двадцать прохожу мимо участка, работяги смотрят на меня и ржут. Я засел за чертежи. Взял в ЭМО паспорта на все модели станков и изучал по двадцать часов в сутки. Из ремонтного цеха не вылезал.
- Больше тебя не обманывали?
- Попробовал один. Тоже наладчик, мой ровесник. И я его уволил. Все были против. Начальник цеха, завком, директор завода, но я обошел всех, и его уволили. Правда, без статьи.
- И ты этим гордишься?- ужаснулась Рита.
- Я сказал, что уволю. Обещания надо выполнять. Всегда.
Рита не хотела понимать.
- У него, наверное, жена была?
- И жена и ребенок.
Она встала и ушла из комнаты.
- Не ходи за мной. Мне надо это осмыслить.

В пятиэтажном общежитии для семейных он нашел нужную комнату № «516». Постучал в дверь. Открыла молодая женщина. Ровесница и давняя знакомая.
- Зачем ты пришел? Уходи,- тоскливо сказала она.
- Где Вадим?
- Какая тебе разница? Ты свое дело сделал.
Он отстранил ее и зашел в комнату. Вадим лежал на кровати отвернувшись к стене.
- Пьяный?
- Он не пьет. Совсем.
- Это хорошо. Вот записка. Пусть завтра с утра идет на «Электрон». Отдаст записку Гусеву. Это начальник отдела кадров. Его возьмут токарем по пятому разряду. Я договорился. Получать будет раза в два больше чем у нас. И никому, ни одной живой душе про меня ни звука. Иначе…
Он не договорил, махнул рукой и ушел.

Рита вернулась и села за стол.
- Ты правду сейчас рассказал или пошутил?
- Правду.
- Ты стал жестоким,- тихо сказала она,- А может и раньше был? Прикидывался овечкой.
- Ты Гоголева Тольку знала?
- Нет. Кто это?
- Конечно, не знала. Это парень из Волжска. Он учился в «Политехе» на три года позже нас. Твой отец при всем честном народе отчитал его за какую-то хрень. Грубо отчитал. При Любе,- Толиной девушке. Он не выдержал и твоего отца послал. И Тольку вышибли из института. В тот же день.

У Риты заледенели глаза, губы сжались, стали узкими как бритва.
- И что?- сказала она резко,- Чего ты тут решил доказать? Я помню этот случай. Какая-то бестолочь оскорбила папу. Он целый день ходил сам не свой. Такой страшный был. Даже мама молчала. Машка боялась к дедушке подходить. Потом ректор позвонил. Сказал, что согласен на любое решение. Спрашивал: «Может, простим? Он извинится публично». Но папа сказал: «Нет. Простим одного, остальные на голову сядут». И я с ним полностью согласна. Преподаватель должен быть богом для студентов.
- Да? И я хотел быть богом и не мог допустить, чтобы надо мной издевался какой-то гребаный наладчик. А ты меня в жестокости упрекаешь.
- Ты ведь ничего не знаешь. Эта девушка приходила к папе и просила за твоего приятеля. Он объяснил ей, что не сможет уже ничего сделать. Пусть годик подумает о своем поведении и на следующий год восстанавливается.
- Он никогда не был моим приятелем. Мы жили в разных районах, и я не знал его.
- Не знал, а такое раздул.
- Ладно, прости,- сказал Горский,- Ты- то в любом случае здесь не при чем.

Опять замолчали.
- Почему ты не ешь?- спросила Рита, - Не нравится или еще что-то?
Ее вдруг осенило.
- Давай выпьем, а то ты как замороженный.
Не дождавшись ответа, она подошла к «стенке» и распахнула бар.
- Сейчас я тебя угощу.
Зазвенели бутылки, Рита победно повернулась, одна рука за спиной.
- Вот,- торжествующе сказала она, и перед Горским выросла янтарная бутылка виски «White Label». Того самого, что когда-то они пили с Ингой.
- Что с тобой?- Рита спросила испуганно, а он не мог отвечать. Язык одервенел.
- Что?- спросила опять Рита,- Ты меня пугаешь.
Он пришел в себя.
- Все нормально.
- У тебя что-то связано с этим виски? Что-то не хорошее, да?
- Вроде того,- ответил он уклончиво.
- Тогда давай не будем это пить. У меня водка есть.
- Нет, будем пить именно его.
Он осторожно налил ей треть стакана, плеснул себе. Поднес к лицу и вдохнул аромат.
- Отличный виски. За что выпьем?
- За встречу,- предложила Рита,- За что же еще? Не виделись десять лет. Целая жизнь прошла.
- Ну, положим десять лет это еще не жизнь и все еще впереди.
Они выпили.
- Тебе нравится?- спросила Рита.
- Я люблю именно эту марку.
- А я думала тебя удивить. Где же ты к нему пристрастился?
- Что значит пристрастился? Иногда, когда душа попросит. Рит, если не секрет, а откуда у тебя виски?
- Это Михаилу от благодарных родителей одного нерадивого студента.
Горский смутился.
- Слушай, неудобно как-то. Пьем подарок твоему мужу.
- И что? Знаешь сколько у нас таких подарков? Что ж мне эти бутылки в гроб надо было положить?
Выпили еще, и Рита слегка захмелела.
- Вов, мне больше не наливай.
- Я тоже не буду. Жаль, забыли Мишку помянуть.
- Мы уже поминали сегодня.
Наверное, виски подействовал и ее последние слова. Женщина, стремительно забывающая своего мужа.
- Ты как-то не очень,- сказал он осторожно.
- Что не очень?- вскинулась она,- Мужа быстро забыла, да? Володя, это закрытая тема, в том числе и для тебя. Ты представляешь, что такое Ильин в моей жизни и что ты? Я прожила с ним десять лет, вон в той комнате спала с ним, а потом по врачам носилась и аборты делала. А ты кто? Знакомый из прошлого. А лезешь в мою жизнь обеими ногами.

Горский пожалел, что наливал ей второй раз. Но разговор, в принципе, его развеселил. Дурацкая неуместная улыбка заиграла на губах, и он прикрыл рот рукой. Но Рита уже заметила.
- Чего ты улыбаешься? Вот дурак.
Сама тоже улыбнулась.
- Ильин всегда обижался. Я на него наору, он весь задергается, надуется и уходит из комнаты. Потом еще и не разговаривал.
- И чем это заканчивалось?
- Приползал на коленях и просил прощения.
- Рит, а ты знаешь, что самое последнее дело, когда женщина добивается своего лишая мужа секса?
- Ой, какого секса? Я тебя умоляю. Ильин и секс..
Она вдруг опомнилась и уставилась на Горского.
- Я пьяная, Володь. Такую гадость несу. Не слушай меня.
- Ты спать хочешь? Уже половина одиннадцатого.
- Половина одиннадцатого? Володь, я ужасно хочу спать.
Он помог ей подняться и повел в спальню. Распахнул постель. Она развязала пояс, халат разлетелся. Горский ничего не увидел, она стояла к нему спиной, и в комнате было темно. Рита резко отстранилась.
- Володя.
В одном слове все. И предупреждение и страх.
- Ты что?- сказал он,- С ума сошла? За кого ты меня принимаешь?
И вышел из комнаты. Включил телевизор и уставился в экран. Горбачев что-то объяснял депутатам, противно поблескивая стекляшками очков. Горский убрал звук. Смотреть стало интереснее. Говорившие кривились в гримасах, размахивали руками, и можно было самому додумывать за них текст.
Дверь распахнулась и появилась растрепанная Рита с одеялом, подушкой и простыней.
- Я совсем с ума сошла. Завалилась спать, а тебе не постелила.
Они долго препирались, раскладывать диван или нет. Горский клялся, что ему нормально спать и на половинке, но Рита настояла.

Он лег на прохладную отутюженную простынку, накинул легкое одеяльце и сразу заснул.
Рита проснулась среди ночи. Перевернулась на другой бок, попыталась опять заснуть и не смогла. Припомнился вчерашний вечер.
- Какую дичь я несла,- думала она,- Про аборты разболтала. Совсем сдурела от алкоголя. Нельзя пить ни грамма. А Горский так, ни рыба ни мясо. Вроде Ильина, но тот хоть башкой работал. Через год докторскую собирался защищать. Вот была бы жизнь. Стал бы профессором. Может, до проректора дорос бы. А Горский так, чуть волнующее воспоминание юности.
Она вспомнила как они стояли у ее постели. Она подумала тогда, что он собирается лечь рядом. Слава богу, у него есть совесть. Вот этого у него не отнимешь. У него есть совесть. Такая редкость теперь.
И еще она чувствовала томление. Дотронулась до промежности и волна тепла прошла снизу доверху так, что мурашки пошли по телу. Почти две недели без Стаса. Еще и позвонила ему. Боже мой, какая дура. «Не будем встречаться полгода». Кому это нужно? Ильину?
Если бы не тот дурацкий звонок, в соседней комнате был бы не Горский, а Стас. Нет, Стас был бы рядом. Она вдруг представила. Она нежничает со Стасом, а в соседней комнате похрапывает Горский. Нет, не похрапывает, лежит с открытыми глазами и мучается от того, что она в спальне с другим. Она представила и сразу попыталась забыть, настолько диким показалось ей собственное воображение.
- Завтра Горский уедет. (Надеюсь, что уедет. Не век же ему здесь торчать). Завтра он уедет, и я позвоню Стасу. Он поймет. Еще одну ночь я не переживу. Машку придется оставить на один денек у мамы. Ничего, переживет.
Если бы не было Горского, она позвонила бы Стасу прямо сейчас. Тот бы прикатил. У них был бы такой секс. Господи, как дожить до утра?

Рита еще час вертелась на подушках, потом ей захотелось в туалет, и она стараясь не шуметь, вышла в прихожую.
Как громко гудит вода в бачке. Только бы Горский не проснулся. Слушать его россказни в такой момент выше всяких сил. Она тихонечко двинулась в обратный путь. В слабом отблеске фонарного света льющегося из окна кухни в прихожую, она заметила на тумбе кейс Горского. Вспомнила. Горский зашел в квартиру, поставил кейс на тумбу и больше его не касался весь вечер. Зачем ему кейс?
Ей стало интересно. Может этот чемоданчик расскажет что-то о своем хозяине?
Открыла. Зубная щетка в футляре, электробритва… Интересный набор. К нему бы еще пару трусов и пачку презервативов.
В отдельном кармашке лежал сверток напоминающий конверт. Тот самый, от которого она отказалась вчера.
- А правда, сколько он не пожалел ей?
Было немного стыдновато, но Рита пересилила себя. Развернула сверток. Пачка сторублевок в банковской упаковке. Десять тысяч.
- Это не мне. Это другой сверток. Просто, похож,- поняла Рита и увидела записку вставленную между купюрами.
«Рита, родная, наверное, это мало. Если я тебе нужен, позвони». И номер телефона. Тот самый, по которому вчера звонила она.
Рита ужаснулась.
- Кто он? Откуда такие деньги у начальника бюро небольшого завода?
Завернула деньги, положила на место и закрыла кейс.
Заснула под утро измучившись от дурных мыслей.

Ее разбудил шум доносившийся из прихожей. Прислушалась. В ванной шумела вода. Рита накинула халат и вышла из комнаты. Из-под двери ванной комнаты пробивался свет. Рита хотела постучать, но неожиданно для себя приоткрыла дверь. Горский в одних плавках чистил зубы над раковиной. Рита увидела его спину, поразилась и распахнула дверь. Он увидел в зеркало ее лицо и с еще большим остервенением продолжил полировать зубы.
- Такие шрамы.... Откуда?- спросила она с ужасом.
Пачка сторублевок вдруг всплыла перед глазами.
- Ты бандит, да?
Растрепанные разбросанные по плечам волосы, ужас в глазах, и руки судорожно сжимающие халат.
Он долго хохотал. До слез. Она с ужасом смотрела на него, а он не мог остановиться.
- Рит,- сказал он размазывая слезы по щекам,- Ты в «дипломат» мой заглянула?
- Да,- сказала она с вызовом.
Подумала: «А вдруг он меня убьет?», и сразу отбросила эту мысль.
«Кто, Вовка? Меня?»
- Ты нашла деньги, увидела мою спину и поняла, что я бандит. Рит, ты решила, что я ограбил банк?
Он повернулся и на его груди засияли шрамы еще страшнее тех, что видела она.
Горский вдруг успокоился и перестал смеяться.
- Я не бандит. Просто случайно попал на войну.

Они сидели на диване в гостиной. Рита не накрашенная и растрепанная, но необычно красивая. Наверное, причиной тому были ее глаза. Слишком много в них всего намешано сейчас. Нормального человеческого, от чего даже  дурнушки хорошеют, а уж Рита…
- Ничего не понимаю. Как ты попал в Афганистан?
Она не верила ему. В это действительно невозможно поверить.
- Я служил в армии, закончил «учебку».
- Какая армия? Ты же был освобожден. Я помню.
- Все помнишь?
- Володя, не уходи от ответа.
- Мне пришлось уйти в армию. Так было надо.
- Ничего не понимаю.
Горский мучительно соображал. Сказать или нет?
- Видишь ли, Рита, я влип в одну историю,- начал он обтекаемо,- Мог угодить за решетку. Добрые люди помогли попасть в армию.
Увидел, как «замерзли» Ритины глаза.
- Ты что воровать что ли стал?
- Нет. Валютой занялся.
- Еще не легче.
Она сказала так, но глаза оттаяли. Вдруг засмеялась нервно. Он никогда не слышал, чтобы она так смеялась. Почувствовал, что виноват перед ней беспредельно и должен понести какую-то кару.
- Я женюсь на ней,- подумал он,- Это будет ужасно, но я стерплю. Пусть измывается надо мной, унижает. Я заслужил.

Рита перестала смеяться.
- Чудесно получается. Я виновата во всем. В том, что с Мишкой начала встречаться, что ты по кривой пошел из-за этого, в «Афган» загремел и чудом не погиб.
- Я этого не говорил.
- Но имел в виду.
Горский молчал. Не хотел ворошить прошлое. Зачем?
- Как я тебя ненавидела, когда ты вот так же молчал. Молчишь, молчишь... Как будто затаил что-то. О чем ты сейчас думаешь?
- Думаю, как тебе исповедаться.
- А не надо. Если ты про своих баб хочешь рассказать, мне это не интересно.
- А если не про баб?
Он рассказывал долго и честно. Только Ингу заменил мифическим Игорем, а про Юльку, Нину, Наташу и фиктивный брак не заикнулся вообще. Рита опустила голову. Он не видел ее глаз и не мог понять о чем думает она. Ему показалось, что она прогонит его сейчас. Он осторожно коснулся ее ладони, слегка сжал в своей, и Рита откликнулась. Он ощутил ее слабое пожатие и сердце вошло в пике. Она подняла глаза, и он понял, что его признания дались ей не просто, что она страдает сейчас.
- Хорошо, что я этого не знала,- на ее лице появилась горькая усмешка,- А, вообще, ты сволочь Горский. Не надо было меня впутывать в свою жизнь. Я живой человек, а ты со мной как с куклой.
Она поняла крупицу того, что он знал про себя еще тогда – в далеком 76-ом. Если бы она знала все… Он вздрогнул и постарался прогнать страшные воспоминания.
- Если бы я признался тогда?
- Сразу бы порвала все отношения. Не хватает мне еще уголовника.
- Я так и думал. И любил тебя и признаться во всем этом не мог. Что мне было делать? Удавиться? Я врал тебе и мучился. Это представить не возможно. Адские муки почти год. Потом еще хуже стало.
- А я вот такая сволочь.
- Да не надо. Ты жила своей жизнью. Так все живут. Просто, я сейчас прошу прощения у тебя за все. В конце концов, я сам себя наказал. Сама говоришь, тридцать два и ничего за душой.
- Ты продолжаешь этим заниматься?- спросила Рита.
- Слово даю, нет
- Да что мне твои слова. Врал, всегда врал. Господи, какое счастье, что судьба нас развела.
Рита поднялась с дивана и ушла в спальню плотно прикрыв за собой дверь.
Горский ждал. Не знал как вести себя в создавшейся ситуации. Может, она сидит в спальне и ждет, что он придет еще раз каяться? Может, плачет в подушку? А может ждет, когда за ним захлопнется дверь, и щелкнет замок? В любом случае, надо зайти в спальню.
Он  хотел постучать, но дверь распахнулась, и Горский понял, что Рита приводила себя в порядок. Красивая, как с заграничного рекламного проспекта.
- Ты собрался уходить?- спросила она небрежно
- Я не знаю
- Смешно.
- Что смешно, Рит?
- Вчера ждала тебя. Думала, мне легче станет, а стало еще хуже. Точно также, как раньше. Володя, скажи честно, зачем ты явился? Что ты от меня ждешь?
- Сейчас ничего. Не будем же мы плясать на Мишкиных костях.
- Хорошо. А потом?
- Рит, а что я не человек что ли? Не вор, не бандит, зарабатываю побольше твоего Ильина. Врал тебе. Ну, прости. Теперь ты все знаешь.
- А почему я должна тебе верить? Ты тогда мне врал. МНЕ, понимаешь? А я верила. Про маму больную, про отца изверга. А ты деньги прятал в нашей прихожей. Вдруг через десять лет решил исповедаться. А может, это опять ложь? Как мы с тобой будем жить? Без доверия.
- И что мне делать? Уйти?
Рита вспомнила ночные страдания. Как ждала она тогда этой минуты. Горский уйдет, и она позвонит Стасу. И вот он этот миг. Одно слово, и ночная мечта сбудется.
- Если хочешь, уходи,- сказала она. А сама напряглась, будто от его решения зависело нечто превосходящее и Стаса и ее саму.
- Я не хочу уходить
 Напряжение спало, и она вздохнула свободно.
- Не уходи. Только давай без воспоминаний.

Странно. Она ничего не обещала, но он вдруг почувствовал себя как дома. Его бывший приятель разлагался на химические элементы, а он порхал в его квартире. Понимал, что это плохо и гадко, но ничего не мог поделать с собой. Впрочем, порхание было только внутреннее, и внешне он ничем себя не выдал. Рита  даже спросила :
- Володь, ты чего такой грустный?
- Сам не пойму,- отвечал он,- Взгрустнулось чего-то... Рит, может в квартире что-то надо сделать? Ты не стесняйся.
- Ничего не надо,- ответила Рита,- Если только выключатель в ванной. То горит, то не горит. Инструмент в туалете в шкафчике.
За полчаса он справился с выключателем и розеткой.
- Вов, под мойкой капает уже неделю. Я кастрюльку подставила. Посмотришь?
Минут двадцать он развинчивал, прочищал и скручивал сифон.
- Вов, ты обратил внимание, в ванной холодная вода едва бежит? Так ведь не должно быть.
- Не обратил, но сейчас посмотрю.
- Ты брился, принимал душ и не обратил?
- Ну, вот такой я не наблюдательный.... Тут кран-букс полетел. Надо менять.
- Так поменяй.
- Откуда я возьму новый кран-букс?
- В магазин сбегай. Что тебя учить что ли?

Следует сказать, что вот уже несколько лет Владимир Сергеевич Горский к электрике и сантехнике не притрагивался. Хоть и ремонтировал когда-то сифоны и смесители, люстры и торшеры. Деньги водились, и нанять специалиста не составляло труда. Однако, в почете был тот, кто все мог сам своими руками. И помнится, жена Валентина хвасталась соседям, что у ее Вовки золотые руки. Начальник цеха, а дома все сам. И электричество починит и плинтус прибьет. Рукастый, одним словом.
А потом как-то все поменялось. Мужики- то по избам, да в квартирах так и продолжали мастерить. Но то мужики.

Горский строил дом на берегу залива. Нехилый особнячок из красного кирпича с мансардой. Все уже было отстроено, и внутренняя отделка закончена. В один из дней к нему наведался Борисов. Осмотрел «хоромы», заглянул в камин, поигрался с дверями…. И остался доволен.
- А это что?- Борисов разглядывал торчащие из стен провода и разложенные на подоконнике розетки и выключатели.
- Да все руки не доходят. Как-нибудь возьмусь и добью.
- Ты сам собираешься все это монтировать?- изумился Борисов,- Ей богу блаженный. Может, ты и унитаз сам устанавливал?
- Сам.
На следующий день с завода прислали целую бригаду. Вечером Горский только руками развел. Все на своих местах.
Он встретился с Борисовым через неделю.
- Ну как?- спросил тот.
- Нет слов.
- Я даже в квартире к розетке не притрагиваюсь. Зачем? Есть люди, которые это сделают быстрее и лучше. А наше с тобой дело мозгами шевелить. Понял?
- Да я же просто для успокоения нервов,- оправдывался Горский.
- А для успокоения бери ружье, патронов побольше. И на охоту. Ты охотник или нет?
- Состою. И ружье есть.
- Ну, так вперед.
С тех пор домашний ремонт для Владимира Сергеевича стал как бы в «падлу», выражаясь определенным языком.

Он провозился до вечера. Покупал кранбуксы, ремонтировал смеситель, перебирал обвязку в ванне, перевешивал покосившуюся полку.
- Все на сегодня,- сказала Рита,- Молодец Горский. Настоящий мужчина.
И ему вдруг захотелось еще чего-нибудь отремонтировать. Чуть-чуть болели руки, и немного ныла шея. (Он больше часа в виде буквы Z торчал под ванной). Отмывал руки хозяйственным мылом (обычное не брало), а душа пела.
- Проходи на кухню,- крикнула Рита.

Горский покосился на тарелки с салатами.
- Ты чего решил, что это вчерашнее? То уже в мусоропроводе. Я эти только что нарезала.
- Ты быстро готовишь.
- Научилась за десять лет. Что тебе положить?
- Спасибо, я сам.
- Ты так ведешь себя, будто мы только познакомились. Хочешь вина? У меня, правда, нет ничего. Только «Португальский портвейн» и «Варна».
- Давай «Варну».
Выпили по бокалу. Горский к вину относился равнодушно. Особенно, к крепленому и сладкому. Рита заметила.
- Тебе не нравится. Может «Виски»?
Горский вспомнил захмелевшую Риту.
- Нет уж, обойдемся.
- Тогда скажи тост,- попросила Рита.
- Давай за встречу.
- Нет,- она отвела бокал от его губ,- Это уже было. Скажи что-то новое.
- Тогда, за любовь.
- Чью?
- Вообще, за любовь мужчины к женщине.
- А любит ли женщина, неважно, да?
- Это будет следующий тост.
- Ты хочешь меня напоить?
Он вдруг смутился, причем так сильно, что Рита заметила. Ее игривость вмиг улетучилась.
- Володь, что с тобой?
- Давай, все-таки, помянем Мишку,- тихо произнес он.
- Хорошо, давай помянем.
Она нервно осушила бокал и молча принялась за «оливье». Ела и молчала. Только глаза сверкали недобро. Вдруг бросила вилку, та покатилась по скатерти оставляя жирный след.
- Ты, вообще, помнишь то время?- спросила она грубо.
- Помню.
- Что ты помнишь?
- Мы расстались.
- Дальше.
- Рит, ты с ума сошла? Дальше ничего не было. Моя жизнь закончилась.
- Ой, брось болтать. Дальше, я рассталась и с Ильиным. Ты это помнишь?

Еще бы не помнить.

                Продолжение следует.