Рамзес-хх и другие

Современная русская драматургия


РАМЗЕС  ХХ и другие


Комедия в 3-х действиях


Действующие лица



Баташов   -   молодой журналист;
Хрусталёв   - коллега   Баташова;
Зубов   – главный редактор  городской газеты;
Наташа – сотрудница газеты;
Петухов (картавит; когда волнуется, не произносит некоторые согласные)  – фотокор;   
Дружинин – начальник подземно-дренажного комплекса ГОКа;
Иванов   – глава города;
Марта – студентка-практикантка;
Люська   – порноактриса народного театра «Эрос»;
Директор ДК;
Губернатор;
Мух – дворник ДК Мухометдинов.







Действие происходит в 21 веке, на  территории магнитной Аномалии, где добывают железную руду, в   городе N.




ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

 Один из кабинетов редакции газеты «Городской вестник». За компьютером работает Баташов. За столом напротив него Хрусталёв пьёт пиво и листает глянцевый журнал.

ХРУСТАЛЁВ. Всё врут календари...
БАТАШОВ (между делом). ...И все журналы то ж.
ХРУСТАЛЁВ. Красиво врать - не запретишь. Свобода слова, свобода выбора. (Отрывает глаза от глянца). Чего ты там строчишь, Сашка?
БАТАШОВ. Информацию в номер. Кто владеет информацией, тот владеет и миром.
ХРУСТАЛЁВ. Чушь собачья.  Как все красивые фразы – враньё.
БАТАШОВ. Может, и так... Мысль произнесённая – уже ложь. А уж  опубликованная – подавно... Но, Лёва, коль мы в отделе новостей, то должны добывать эти новости любой ценой.
ХРУСТАЛЁВ.  Ложь во спасение? В марте на нашей Аномалии ещё зимняя спячка. Новости-и!.. Ау-у! Где вы?.. (Прислущивается).  Нетути  новостей.  В провинции, уважаемый  Александр Сергеич, отсутствие любых пореформенных  новостей – уже хорошая новость.  Разве об этом мы с тобой, Санька, мечтали в универе?
БАТАШОВ. Не хандри, Лёва. Тебя в детстве мамка не ушибла?.
ХРУСТАЛЁВ.  А что, думаю, что ушибла. Именно с тех пор и от меня, как  и от судьи Тяпкина-Ляпкина,  немного водкою  отдаёт... (Бросает пивную банку в корзину для бумаг). Не пойму я, Сашка, как тебе ещё не обрыдло заниматься этим новостным обзвоном!... (Передразнивает). Скажите, девушка, и сколько сегодня добыли железной руды, загрузили окатышей  и выгрузили аглоруды? Так, так... Да ну!.. Зашибись! Спасибочки. Три-четыре обзвона  - и новости Аномалии сляпаны... Новости без новостей.
БАТАШОВ  (не отвлекаясь от работы за компьютером).   Три вопроса. Только три вопроса, как нас  учили на журфаке: ЧТО? ГДЕ? КОГДА? Что такого этакого случилось на нашей Аномалии вчера или  - даже лучше – сегодня? Собака укусила главу города? Это не новость. Новость, когда глава укусит собаку!  Понимаю, Лев Николаич, что читатель ждёт именно такую новостную сенсацию, а не кубометры и тонны добытой руды. Руда, которую на Аномалии уже добывают и отгружают полвека, давно новостью не является...
ХРУСТАЛЁВ. Конечно, когда мы ехали в этот город, многое не так виделось... На расстоянии всё видится романтичнее... (Потягиваясь всем телом). Центральная пресса опять завела шарманку об увеличении пенсионного возраста. А я так думаю, что на Аномалии нам с тобой не суждено будет дожить до «заслуженного отдыха». И это единственный шанс государства  не обанкротить пенсионный фонд. Ты только подожди...
БАТАШОВ  (ёрничая, поёт). Я ждать тебя, пенсия,  всю жизнь готов... Да тираж газеты катастрофически падает... Газета умирает первой. И это будет последней новостью.
ХРУСТАЛЁВ. Двойной новостью – первой и последней.  Кому охота читать об одном и том же? Иванов в который раз на главу баллотируется?.. Все и без нашего вранья знают, какой он незаменимый мэр.
БАТАШОВ. Незаменимых мэров не бывает. Даже в кепках...
ХРУСТАЛЁВ. Вот растерям последних подписчиков, и пойдём с тобой солнцем палимы... Со своей, дырявой, кепкой в руках... Вот тебе и тонны руды, кубометры вскрыши и  ангелоподобные кандидаты на пост главы и депутатов городской думы...(Брезгливо отшвыривает от себя подшивку городской газеты).
БАТАШОВ. Правый должен улыбаться, а не гневаться.
ХРУСТАЛЁВ. Станислав Ильич? Главвред?.. Угадал?
БАТАШОВ. Сенека Младший.
ХРУСТАЛЁВ. Мы сеем, как написано в Библии, а жатвой завладевает другой... Так ежели нет новостей, их нужно придумать.
БАТАШОВ (не отрываясь от работы).  Правда. Ничего, кроме правды.
ХРУСТАЛЁВ. Вижу тебе усердие не по разуму дано... Зря корпишь над новостями, давно новостями не являющимися.  Но строчи, строчи, курилка...  (Цитирует Филатова):

Хороша ль, плоха ли весть, -
Докладай мне всё как есть!
Лучше горькая, но правда,
Чем приятная, но лесть!

БАТАШОВ (подхватывая):

Только, если энта весть
Снова будет – не Бог весть,
Ты за эдакую правду
Лет на десять можешь сесть!..


В кабинет новостного отдела входит Наташа.


НАТАША (капризно). Опять до вас невозможно дозвониться!.. Отключили телефоны, паразиты. Пиво, наверное, сосёте?  Ильич  на планёрку кличет.
ХРУСТАЛЁВ. Прогноз погоды?
НАТАША. Мрачен, аки тьма египетская.
 БАТАШОВ. И зачем мы  Ильичу понадобились, Натусь, а? Мы не сеем ветра, чтобы не пожнать... пожнуть, короче, чтобы не поужинать потом бурей.
ХРУСТАЛЁВ. Господи, всего год газетчины – и прощай, великий и могучий!..
НАТАША. Не собачьтесь, господа сочинители! Шеф гадает, кому какое-то спецзадание подсунуть.  А в редакции - ни души.
БАТАШОВ. Вот бы и напросилась на подвиг!..
НАТАША. На фиг подвиг, дай Бог, чтоб какую подлость не сотворить.
БАТАШОВ. А хочется? По глазам вижу, ох, как хочется, Наташка! Мочи прямо-таки нету... Тебя хлебом не корми, дай плохую весть в отдел новостей принести!
НАТАША. Да я, да я... Вы тут на отшибе, а ответсекретарь всегда под рукой у шефа. Мне уже давно пора вешать медаль «За боевые заслуги».
ХРУСТАЛЁВ (в сторону). Лишь бы не «За половые услуги»...
НАТАША. У меня характер не гибкий. Мягкий, но совсем не гибкий. Боюсь, когда-нибудь да сломаюсь, как прутик на ветру... Идите же, дубины стоеросовые! Ильич, небось,  заждался. Влетит-то мне... Девочке для битья.
ХРУСТАЛЁВ (декламирует):
 Ты, Натусь, того, не трусь!
Образуется, Натусь!
Сполню царское заданье -
И целёхоньким вернусь!

НАТАША. Храни вас Бог, Лёв Николаевич!.. Вы к валсти, как на плаху.
БАТАШОВ. Это у него наследственное. От «матёрого человечища», тезки своего...
ХРУСТАЛЁВ (собирая в сумку какие-то бумаги). Ни один пророк не приемлется в своём отечестве...
НАТАША. А вы куда, Хрусталёв?
ХРУСТАЛЁВ (глядя на часы). Совсем забыл, Натуся, дорогая моя девочка!  Совсем забыл – у меня через десять минут встреча с очередным кандидатом в депутаты... Или депутатом в кандидаты? Однохренственно! (Гладит Наташу по волосам).  Только не изображай из себя Ярославну.  Не надо, не надо слёз расставаний, Натали! (Чиркает зажигалкой, прикуривая). Видишь, уже   сжигаю за собой все  мосты! Сгораю и исчезаю в никуда... Как всякая  нечистая сила.


Хрусталёв поспешно уходит


НАТАША (вопросительно глядя на Баташова). Ну, тогда, господин Баташов, пожалуйте вы от отдела новостей к Ильичу...
БАТАШОВ (со вздохом). Передайте Ильичу, нам заданье по плечу! Тихо! Слышишь? (Прикладывает ладонь к своему сердцу). Это, Наташка, пепел сожженных мостов Хрусталёва стучит в моё сердце.
НАТАША. Да никогда не узнает левая рука редактора, что творит правая егог подчинённых...




КАРТИНА ВТОРАЯ

Кабинет главного редактора городской газеты.
 
БАТАШОВ (переступая порог).  Вызывали?
ЗУБОВ (не поднимая от писанины головы). Откуда ты, прелестное дитя?
БАТАШОВ (кивая на дверь). Оттуда...
ЗУБОВ. Ты садись, художник слова, от слова «худо»... И отвечай руководителю газеты членораздельно: откуда ты?
БАТАШОВ (пожимая плечами). Да всё - оттуда... Извините, конечно, за прямоту.  Как и все...
ЗУБОВ (передразнивает). Как и все!... (Водит носом).  Всё пиво дуете? В рабочее время... А это алкоголь, между прочим.
БАТАШОВ. Дума ещё закона не приняла. Значит, нет полной ясности у народа: алкоголь ли пиво или любимый народом напиток? А грех не вменяется, когда нет закона.
ЗУБОВ. Этому  теперь вас в ваших «универах» учат?
БАТАШОВ. А раньше этому не учили, что ли?
ЗУБОВ. Раньше родину, отечество учили любить.
БАТАШОВ. В России часто путают «отечество» с «вашим превосходительством»...
ЗУБОВ. Сам придумал?
БАТАШОВ. Приписывается одному губернатору...
ЗУБОВ. Это, интересно, какому же?
БАТАШОВ. Тверскому.
ЗУБОВ.  Зеленину, что ли?.. Врёшь, Баташов, как всегда. Нет у нас нынче таких безответственных губернаторов.
БАТАШОВ. Был такой губернатор в Твери. По фамилии Салтыков-Щедрин.
ЗУБОВ. Так это когда-а было-то!.. Ещё при дремучем  царизме. Когда свободой слова и не пахло...
 БАТАШОВ. Сейчас зато слово пахнет...
ЗУБОВ. Ладно демагогию разводить. Вы там с Хрусталёвым, того... кончайте  в рабочее время пиво сосать. Вот признает дума пиво алкоголем, тогда я вас без выходного пособия  за дверь выставлю... Кстати, а где Лев Николаевич?
БАТАШОВ. Толстой?
ЗУБОВ. Хрусталёв Лев Николаевич, этот нигилист хренов? Господи, и зачем я вас только взял в штат редакции! Где твой коллега, Баташов?
БАТАШОВ. Интервью у какого-то кандидата берёт. Выборы на носу...
ЗУБОВ. Ладно, пусть берёт.... Для кого-то выборы кампания политическая, для нас – сугубо экономическая. Знаешь, какие дыры в бюджете газеты?
БАТАШОВ. Знаю.
ЗУБОВ. Тогда молчи в тряпочку, коль знаешь.
БАТАШОВ (с обидой).  Я и молчу, Станислав Ильич. (После паузы). Или можно – просто Ильич?
ЗУБОВ. Да минует меня чаша сия... И вообще: никакой политики! Сейчас даже новости без политики придумали. Не в моде она в наших СМИ. Без неё проще.
БАТАШОВ. Святая простота...
ЗУБОВ. Что? К чему это ты?
БАТАШОВ. «О, святая простота!» - воскликнул Ян Гус, увидев, как какая-то старушка заботливо подбрасывает в его костёр вязанку хвороста.
ЗУЕВ. Хватит политизации! Во-о она у нас где! Во-о!.. Страна устала от политики. От критики, самобичевания и прчей фигни! Понял, Баташов?
БАТАШОВ. Понял, Станислав Ильич! Пока мне рот не забили глиной, из него будет слышатся только благодарность!
ЗУЕВ. Вот правильные слова! Ведь можешь правильно сочинять, когда захочешь, Баташов. Ласковый телёнок двух маток сосёт... Понимаешь?
БАТАШОВ (кивая). Не понимаю...
ЗУЕВ. Ты у нас прямо, как болгарин какой-то: киваешь, а говоришь, что не понимаешь.
БАТАШОВ. Нет, понимаю, конечно... Но не совсем...
ЗУБОВ. Понимаешь, когда вынимаешь. (Пауза).  Ты, как в старые добрые времена говорили,  молодой специалист, Баташов?
БАТАШОВ. Ну...
 ЗУБОВ. Пальцы гну! Молодые специалисты, как нас раньше, в светлом прошлом, так сказать, учили, должны быть под  надёжным крылом старших товарищей. Я уже заведующим партийным отделом был, когда ты ещё пешком под стол ходил, Александр Сергеевич...
БАТАШОВ. Неужели партия «Единая Россия» уже тогда существовала?!.
ЗУБОВ. «Есть такая партия!» - как образно писал великий поэт. Была... Не менее великая, между прочим, чем нынешняя... И тогда уже было так: ежели не член, то ни городом тебе, ни тем более областью не руководить! Только членам доверяли! Всё как сейчас. Мда... Ладно, Баташов,  давай начистоту!
БАТАШОВ. Попробуем...
ЗУБОВ (загадочно). Ну – как?...
БАТАШОВ. Что – как?
ЗУБОВ. Как, спрашиваю: быт не заедает?
БАТАШОВ. Быт? Нет, не заедает. Цена только... того. Хозяйка квартиры грамотная попалась, раньше в горадминистрации работала.
ЗУБОВ. Так это хорошо, что грамотная.
БАТАШОВ. Хорошо-то хорошо... Да ничего хорошего. Постоянно делает поправку на  рост инфляции в нашем аномальном регионе...
ЗУБОВ. Баташов! Я же сказал: никакой политики! Лучше про секс, про педиков, педофилов, маньяков аномальных... Политика не катит, как ты иногда выражаешься. Не катит. Отвлечь от неё народ требуется. А не то и политизированная кухарка  в Госдуму полезет... А туда, сам понимаешь, только по особым партспискам. И это справедливо. Не каждого ж апостол Пётр в рай пропускает...
БАТАШОВ. Далеко не каждого...
ЗУБОВ. Понимаешь, когда  жизнь заставит понимать... Оглянись вокруг, непризнанный гений! Сколько песен и тем!
БАТАШОВ. Дайте тему. Точку опоры. И я переверну мир с  головы на ноги...
ЗУБОВ. Твоё?
БАТАШОВ. Что?
ЗУБОВ. Выражение.
БАТАШОВ. Только хвост.
ЗУБОВ.  И хвост неплох... Совсем неплох. Потому и даю тебе наводку...
БАТАШОВ. На водку? А сами пиво запрещаете пить...
ЗУБОВ. Да не на водку, а наводку! Навожу, так сказать, на тему...
БАТАШОВ (раскрывая блокнот). Имеющий уши да слышит...
ЗУБОВ.  Ты, художник  бульварного слова, не ёрничай... Мне твои привычки институтки, мягко говоря, не по душе...
БАТАШОВ. Простите, Станислав Ильич, больше не повторится.
ЗУБОВ. Сто двадцать пятое серьёзное предупреждение, как говорили китайские пограничники в бытность моей комсомольской юности... Ну, хорошо, хорошо...   Отвлеклись мы с тобой. На политику.  Куда ж без неё? Ладно. Поговорили – и забыли. Тут мне с ГОКа звонили...
БАТАШОВ. Откуда, простите?
ЗУБОВ. Из дирекции горно-обогатительного комбината.  Так вот, их пэдэка,  то есть подземно-дренажному комплексу полтинник исполняется. Юбилей, словом. Нужен добротный материал на полосу. Усёк, Баташов?
БАТАШОВ. Усёк, Станислав Ильич. Усёк. А этот  ПэДэКа, то есть подземно-дренажный комплекс, чем занимается в железорудном карьере? Напомните, пожалуйста...
ЗУБОВ (качая головой). Эх, пенкосниматели, пенкосниматели... Золотая  молодежь... Ничегошеньки вы глубоко не знаете и знать не хотите. А знания –  сила. Раньше на всех заборах было написано. Эх, Сашок, Сашок... Живёшь на Аномалии, а знаний с вершок...
БАТАШОВ. Я не волшебник... Я только учусь.
ЗУБОВ. В педека бригады проходчиков, образно говоря, подземные дороги для воды прокладывают.  На глубине в метров сто шахтёры штреки сбивают, чтобы закольцевать подземными каналами весь железорудный карьер. Иначе карьеру – труба.   За неделю эта  ямища превратится в болото. Техника утонет, ГОК остановится... Ясно, что такое ПеДеКа?
БАТАШОВ. Ясно.
ЗУБОВ. А коль так, бери  машину и  фотокора Петухова и  с места – в карьер!
БАТАШОВ. И пока не забили мне рот глиной...
ЗУБОВ. Золотые слова!
БАТАШОВ. Юбилейный материал на полосу, значит... Еду в карьер делать карьеру.
ЗУБОВ.   Сенека Старший? Или всё-таки сам придумал....Ладно, ехай!  Постой, постой... Ты не знаешь, что я забыл?
БАТАШОВ. К своему стыду, нет.
ЗУБОВ. Так, будем вспоминать вместе... Тираж... Да-да, он, как  старый хрен, всё падает и падает...
БАТАШОВ. Предлагаете купить  «виагру»?
ЗУБОВ. Будем поднимать подручными средствами.
БАТАШОВ. Тут  не руки, тут только чудо спасти может...
ЗУБОВ. Вот и сделай его.
БАТАШОВ. Кого?
ЗУБОВ. Чудо, естественно.
БАТАШОВ (после паузы). Вы мне льстите, Станислав Ильич. Я  не святой и не чудотворец.  Я на работе пиво пью... Иногда.
ЗУБОВ. Знаю. Но чудо за тобой. Иначе – уволю за профнепригодность. Как аномального журналиста.
БАТАШОВ. Может, будут какие-то  просьбы будут? Личного, так сказать, характера...
ЗУБОВ. Ничего личного! Прежде думай о родине... Ах, да! Эклер проклятый, дырявая башка... Дружинин там свои пруды зарыбил. Попроси его рыбки прислать...
БАТАШОВ. А много ли прислать? Пудов этак пять или шесть?
ЗУЕВ. Да всего-то мешок, другой... В счёт, так сказать, предоплаты. Карпики там, толстолобики... Словом, сор всякий...


Пауза.

ЗУБОВ. Что скис, старичок?
БАТАШОВ. Нет, мне, конечно, всё равно: что борзыми щенками, что толстолобиками...
ЗУБОВ. Цыц, пенкосниматель! Для Дружинина это лепта вдовицы. А для меня свежая уха. А ты унижаешь своей подозрительностью... Редактору нужно верить. Он твой ум и, если хочешь, то и твоя совесть. И эта... честь тоже.
БАТАШОВ. Простите, я не хотел  унизить вашу честь... Сравнение-то – гоголевское.
ЗУБОВ. Ладно, ладно... Мы с тобой разные университеты проходили.  Проехали? Чего молчишь?
БАТАШОВ. Прилип  к гортани мой язык, как написал бы Шекспир.
ЗУБОВ.  Вот повезло мне с  доморощенными шекспирами!.. Ладно, я Петухова об этой  плёвой просьбе скажу, чистоплюй! Пусть мешок  из гаража захватит. Или лучше – два.
БАТАШОВ (иронично).  Для толстолобиков?
ЗУБОВ.  Не только. И для карпиков тоже.



КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Кабинет начальника ПДК  Дружинина.  Неожиданный для типового кабинета  интерьера: на многочисленных  стеклянных  полках – кости доисторических животных.


ЖРУЖИНИН. Ну, сколько километров под землёй протопала пишущая и снимающая братия? Увековечили для истории сбойку штреков между пятой и шестой шахтами?
БАТАШОВ (устало). Порядок, Иван Иваныч. Спасибо за радушный приём.
ПЕТУХОВ. Хлеб-соль, так сказать.... Фигугально выгажаясь...
ДРУЖИНИ. Простите, как выражаясь?..
ПЕТУХОВ. Фигу- гально!
ДРУЖИНИ. Вам бы на телевидении работать...
ПЕТУХОВ. Пгостите, я вас, кажется, не оскойблял...
БАТАШОВ. Мой коллега сказал: «фигурально выражаясь»... Синдром Ильича. Признак  некоторой гениальности.
ДРУЖИНИН. Мда-а... Почему же фигурально? Натурально! Только натурально! Три часа под землёй, в гидрокостюмах, под шум воды и буровой машины... Впечатляет? Должно впечатлить и читателей вашей газеты.

Начальник ПДК достаёт из сейфа бутылку коньяка, тарелку с ломтиками лимона.

ПЕТУХОВ (возбуждаясь). Очень, очень впечатляет! Я, можно сказать, на Аномалии годился, а к шахтегам попал впегвые...
ДРУЖИНИН. Мы не шахтёры...
ПЕТУХОВ. Понимаю, понимаю. Гогняки. Да?
ДРУЖИНИН (обидчиво). Почему – говняки?
БАТАШОВ. Перевожу на доступный русский: не говняки, а гор-ня-ки. Маэстро цифровой фотографии  и неожиданного ракурса сказал «горняки».
ПЕТУХОВ. Вот именно – гогняки.
ДРУЖИНИН. Уж лучше пишите (пауза)  «проходчики». Мы же штреки проходим под землёй, в железистом кварците. И тут ни отбойными молотками, ни чем другим, кроме бурения и закладки в шурфы  взрывчатки, эти пласты ничем другим не возьмёшь. Так что – проходчики...
ПЕТУХОВ. Пгоходчики... Слово-то какое, заковыгистое... Нет, всё-таки – «гогняки» лучше. (Листает на дисплее только что отснятые кадры). Это кто?
ДРУЖИНИН. Это и есть сам бригадир Приходько. А это его ударная бригада. Это машинист бурового станка. Это взрывники... Прекрасные снимки. Можно сказать, исторические... Представляете крепость наших пород:  направленный взрыв не больше двух метров кварцита берёт. И так метр за метром, день за днём, но окольцевали-таки весь карьер.
ПЕТУХОВ.  А давайте, Иван Иваныч, я вас сфоткую!
ДРУЖИНИН. На памятник, что ли? Не рановато ли?
ПЕТУХОВ. Помни о конце...
ДРУЖИНИН. Я о нём никогда не забываю.
ПЕТУХОВ.  Я не о том конце. А сфоткаю я вас на доску почёта в нашей газете.
ДРУЖИНИН. Ну, фоткуй на здоровье, коль так. Интересное слово. Надо запомнить.
ПЕТУХОВ. Пгофессиональный жаггон...
ДРУЖИНИ. Не понимаю.
БАТАШОВ. Профессионализм.
ДРУЖИНИ. Понимаю. Сейчас много слов откуда-то к нам залетело... Вот скажите, ребята,  что такое «гламурный»? По телевизору каждый день слышу, а что такое – не понимаю.
ПЕТУХОВ (делая серию снимков). Это то, что блестит, но не золото...
ДРУЖИНИН. А что?
БАТАШОВ. Ну, как бы вам объяснить попонятнее... Это не золото, а ярко украшенная на потребу последнему писку моды безделица... Вещь. Или весь человек...  Э-э, словом...
ПЕТУХОВ.  Говно, короче.
ДРУЖИНИ. Ах вот как!.. Значит, когда говорят, что у звезды гламурная внешность – это с негативным оттенком? С запашком, так сказать?
ПЕТУХОВ. Да, да. С запашком, а не оттенком, как говогят штатные золотаги...
ДРУЖИНИН. Кто говорит?
БАТАШОВ. Золотари. Знаете, была такая профессия дерьмо вывозить.
ДРУЖИНИН. Понял. Не дурак. А за вопросы мои «детские» простите...
БАТАШОВ. Моя бабушка говорила, за спрос не бьют в нос. Судя по собранию  в вашем кабинете, простите - офисе, реликтовых костей и окаменелостей, вы  не горный инженер, а скорее  археолог или историк...
ДРУЖИНИН. Да какой там археолог!.. Так, привычка  молодости тащить всё любопытное и необычное в свою хату.  Я ведь геологический заканчивал. А привычка, как говорится, вторая натура.
ПЕТУХОВ. А откуда эти, как их – агтефакты?
БАТАШОВ (осматривая полки). Богатый урожай!..
ДРУЖИНИН. Все оттуда – из земли-матушки. До чрева земли уже добрались. Вон какую ямищу расковыряли!..  Прошли и юрский, и меловой периоды с  динозаврами и  прочими чудами-юдами... Короче, пашем, ребятушки, пашем. А невспаханный пласт урожая не даёт. А урожай – и верно – богатый. Не в каждом  краеведческом музее такие косточки доисторических монстров   сыщутся.
БАТАШОВ. И карьер  осушаете, и историю Земли изучаете... Полезное с приятным.
ПЕТУХОВ. Сколько эти  кости стоить могут?
ДРУЖИНИН. Не приценялся. Придёт время передадим в городской краеведческий. Если возьмут, разумеется, эти, как вы говорите, артефакты.
ПЕТУХОВ. Пгедлагаю выпить за это мёгтвое цагство. Не чокаясь.
ДРУЖИНИН. Что он сказал?
БАТАШОВ. Перевожу с петуховского. Он предложил выпить за эти... исторические находки.
ДРУЖИНИН Поддерживаю тостующего.  (Чокается с гостями, все пьют).
БАТАШОВ. А если бы, скажем, нашли  что-нибудь такое этакое...
ДРУЖИНИН. Что именно?
ПЕТУХОВ. Гламугное...
ДРУЖИНИН. Что он сказал?
БАТАШОВ. Ну, скажем, что-нибудь экзотическое вдруг нашли, сенсационное...
ДРУЖИНИН. К примеру?
БАТАШОВ. Ну, я на вскидку, к примеру – мумию какого-нибудь египетского фараона!
ДРУЖИНИН. Ну вы даёте, братцы! Откуда же в железной руде, в платах самого твёрдого на земле минерала кварцита, на стометровой глубине – и мумия какого-то фараона. Фараоны жили почти четыре тысячи лет назад. А пласты эти формировались миллионы и миллионы лет...
ПЕТУХОВ. Да он к пгимегу...
ДРУЖИНИН. Ну, если «к примеру»...
БАТАШОВ. Что было бы, если бы...
ДРУЖИНИН. Если бы нашли саркофаг с мумией царя египетского, то прославились бы на весь мир честной!
ПЕТУХОВ. А сколько бы стоила эта мумия?
ДРУЖИНИН. Думаю, такие артефакты цены не имеют. Они просто бесценны для  всемирной истории человечества.
БАТАШОВ. Но это была бы сенсация?
ДРУЖИНИН. Суперсенсация. Гиперсенсация. Кто и когда на Аномалии египетскую мумию какого-нибудь Рамсеса находил?
БАТАШОВ. Нынче из Аномалии в Египет, как в Бердянск к родной тётке ездят. Там отечественному туристу  и Рамсеса второго со скрещенными ручонками в бинтах показывают.
ПЕТУХОВ. За евгики, газумеется.
БАТАШОВ. Могут и за рубли. Рубль крепчает, как  русский мороз в эру глобального потепления. Кого в Египте мумией удивишь?
 ДРУЖИНИ. Вот именно, мой  молодой друг, вот именно! В Египте – никого.  А мумия из саркофага, найденного в дремучих недрах Аномалии – это чудо. Потому что этого не просто не может быть, а не может быть никогда! Чувствуете разницу?
ПЕТУХОВ. Но, согласитесь,  всем нам чуда очень хочется...
БАТАШОВ. Если хочется верить в чудо – верь! Кто запретит?  И чем невероятнее будет слух, тем охотнее в него станут верить. (Задумчиво). А  для веры никакие  доказательства не нужны...
ДРУЖИНИН. Представляю, если распустить слух, что саркофаг с мумией какого-нибудь Рамсеса не пятого, - а пусть десятого или даже двадцатого! - при сбойке шахт нашли...Нонсенс! Парадокс.  Но самое удивительное – поверят. Это потом разоблачат. Но сперва-то – поверят... В чудо верят всего охотнее, когда во всё другое уже и веры-то нет... Изуродовали веру безверием.
БАТАШОВ (думая о своём).  Слепая вера –  вот основа любой сенсационной вести, стержень, на который просто нанизывают слова.  У нас ведь никогда не умирала вера в чудо.  Ни-ког-да! Вера, беззаветная слепая вера спасала наш народ  и в войну, и в мирное время.
ДРУЖИНИН.  И, заметьте, господин философ,  чем хуже, труднее, а иногда и беспросветнее  мы жили, тем охотнее  верили в чудо... Даже фильм такой сняли – «Русское чудо». И в него тоже поверили, не  выстраивая никакой доказательной базы. А зачем? Ведь – чудо! В него нужно просто верить. Вот и всё.
ПЕТУХОВ. В коммунизм, напгимег. Где каждому – по потгебности. А потгебности, как мы видим, кое у кого – о-го-го!..
ДРУЖИНИН. В конце концов устали ждать чуда... Сколько же можно сидеть у разбитого корыта, призывая золотую рыбку. Устали от научных  обещаний чуда и без всяких объяснений вернулись назад, в капитализм. И теперь ждём нового чуда...
БАТАШОВ. А сегодня золотая рыбка спрашивает с экрана лохотрона: «Ну, кто хочет стать миллионером?» А ей в ответ: «Не хотим  больше быть миллионерами! Хотим быть миллиардерами!».
ПЕТУХОВ. Тут и сдохла золотая гыбка...
БАТАШОВ. И вернула бабку к разбитому корыту... Лопнул мыльный пузырь, раздутый до чудесных размеров.
ДРУЖИНИН (смеётся). Спасибо, ребята, за интересный поворот застольной беседы... (Поднимает стакан). За золотую рыбку и дай Бог ей долгих лет жизни  на недосягаемой глубине синего-синего моря.
БАТАШОВ. От корыта разбитого, как говорится,  не зарекайся...
ПЕТУХОВ. Нужно чокнуться.

Чокаются и выпивают

БАТАШОВ. Спасибо вам, профессор...
ДРУЖИНИН. Я не профессор. Просто когда спускаешься под землю, многое на земле становится яснее.
ПЕТУХОВ. Пгиятно  было поговогить...
ДРУЖИНИН. Что он сказал? Переведите, пожалуйста.
БАТАШОВ. Мне кажется, что он хочет чего-то попросить у вас...
 ПЕТУХОВ. Выпьем, господа, за полный мешок! (Достаёт из кофра пустой мешок). За то, чтобы всегда стояло! Даже мешок, как говорил Чехов.
БАТАШОВ. Чехов пошлости не любил...
ПЕТУХОВ. А пги чём тут пошлость? Пустой мешок стоять не будет. И Станислав Ильич  и весь твогческий коллектив гассчитывает на вашу спонсогскую помощь в виде кайпиков и тойстоёбиков из вашего пгуда...
ДРУЖИНИН. Что он говорит? Не понимаю!
БАТАШОВ. Непереводимая игра слов. Кайпики и тойстоёбики. Две русские беды. Как дураки и дороги...
ДРУЖИНИН. Ага-ага... Понял, понял... Но ничем помочь не могу. Вчера в прудах спустили воду, а всю рыбу отправили Иванову, по его  личной просьбе... Ну, вы меня понимаете. Вот вам и «кайпики» и «тойстоёбики»... Дураки и дороги. Две вечных беды, с которыми  мы, между прочим,  научились неплохо уживаться.
  ПЕТУХОВ. Тогда выпьем за... благотвогительность. Да не оскудеет рука дающего... За невинно убиенных аппетитом гадоначальника кайпиков и тойстоёбиков!
ДРУЖИНИН. Боюсь, что скоро в их кампании окажется и золотая рыбка. Поджаренная и поданная в сметане.
БАТАШОВ. Тогда - не чокаясь!




КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ

Кабинет в редакции газеты. За своими столами Баташов и Хрусталёв.


ХРУСТАЛЁВ (смотрит в окно). Конец марта, а  на душе осень...
БАТАШОВ (не отвлекаясь от работы за компьютером). Весна! Выставляется первая рама... А у вас, сэр, на душе – осень... Перезагрузи свой компьютер, парень!
ХРУСТАЛЁВ (открывая форточку).   Не плохой вид.  Не купишь? Нынче всё продаётся. Даже вид из окна.
БАТАШОВ. А из вашего окна площадь Красная видна?
ХРУСТАЛЁВ. Не Красная, а площадь Свободы. В её северной части -  белоснежное здание администрации города, правее - Дворец культуры горняков... Меняю вид на вдохновенье!
БАТАШОВ. А кто там гнусавит в мегафон, мешая  мне работать?
ХРУСТАЛЁВ (берёт в руки бинокль). Это, брат, какой-то пикетик у парадного подъезда  главы города Иванова...
БАТАШОВ. Тянет  на информушку?
ХРУСТАЛЁВ. Нет, не тянет, старичок, не тянет. Шеф  не любит, когда против шерсти...Отправит в корзину, сославшись на банальность.
БАТАШОВ (не отрываясь от работы).  В чём банальность?
ХРУСТАЛЁВ. В обыденности события. Пяток учителей вышли с плакатами, скорее всего,  на несанкционированный митинг у администрации. Судя по  кривым, явно самодельным надписям на плакатах,  требуют увеличения жалованья.  Двадцать лет одно и то же... Один президент, второй, третий... Всё течёт, но ничего не изменяется...
БАТАШОВ (декламирует Филатова). «Энто как же, вашу мать, извиняюсь, понимать? Мы ж не Хранция какая, чтобы смуту поднимать!»
ХРУСТАЛЁВ (подхватывая). «Кто хотит на Колыму – выходи по одному! Там у вас в момент наступит просветление в уму!».
БАТАШОВ. А сколько им пожаловано в месяц?
ХРУСТАЛЁВ. Дык как и нам -  тыщ пять или шесть.  На большую сумму, считают «там», им просто не съесть...
БАТАШОВ. Ты прав, Лёва. Какая ж это новость?
ХРУСТАЛЁВ. Уж слишком бородатая...
БАТАШОВ. Вечная, можно сказать, аномальная новость...
ХРУСТАЛЁВ. Конечно, отдел новостей может упомянуть о таком  банальном событии: в «Год учителя»  не больше десятка педагогов города вышли на площадь Свободы, чтобы напомнить властям о правах человека. Только следует эту преснятину поперчить иронией, этаким лёгким ёрничеством. Ну, как ты умеешь... Мол, это в «смутные времена» народ безмолствует, а в годы   правления  нашего мэра Иванова, баллотирующегося на третий – или четвёртый? – срок, ни один страж порядка даже не появился на площади Свободы... Протестуйте на здоровье, господа учителя!
БАТАШОВ (перебивает).  Хиленький какой-то пикетик... Не проймёт.
ХРУСТАЛЁВ (смотрит на Баташова  в перевёрнутый бинокль). Знаешь в чём весь фокус любой власти? Вот так на тебя смотришь... И ты – такой маленький, далёкий, совершенно незначительный человечек, на которого плюнешь – и то не попадёшь. А вот так (переворачивает бинокль) – и ты так близко. Почти лицом к лицу. А лицом к лицу лица не рассмотреть... Опять плохо для тебя, Сашка.
БАТАШОВ (отъезжая на кресле на колёсиках от компьютера). Что, никак не можешь простить  городской голове  выволочку за  статью «Платье для голого короля»?..
ХРУСТАЛЁВ. Ильич дал опровержение. Мол, по вине журналиста Хрусталёва факты оказались непроверенными... Бредятина. Факты есть факты...
БАТАШОВ. Упрямая вещь, как утверждал другой Ильич.
 ХРУСТАЛЁВ (нервно ходит по кабинету). Нет, вы пилите, пилите, господа... Пилите, что пилится.   Но не поганьте лицо города. Ты не находишь, что за три-четыре срока, которые, как правило, отсиживают в тёплых креслах наши  мэры,   лицо города становится похожим на их  ж... – такие же безликие.
БАТАШОВ.  А может, не в лицах дело? Может, и правда, – жить стало лучше, веселей? Я тут, Лёва, в « Губернской газете» прочитал любопытнейшую статистику. Оказывается, подсчитано: на пять тысяч рублей  зарплаты воспитателя  детского садика можно купить пятьдесят бутылок   водки.
ХРУСТАЛЁВ. Иди ты!..
БАТАШОВ.  И знаешь, что я думаю?
ХРУСТАЛЁВ. Знаю. С двумя ящиками водки жизнь действительно станет веселей.
 БАТАШОВ.  Не угадал, Лёва. Я думаю, зачем воспитателю  детского сада столько водки?
ХРУСТАЛЁВ. Не водкой единой жив  человек. Могли бы перевести на карамельные конфеты. Было бы вкуснее и корректнее. Или на сливочное масло.
БАТАШОВ. Перевёл. Доказывает, что и сливочного масла можно на пять тысяч купить больше, чем на семьдесят рублей в 1980 году.
ХРУСТАЛЁВ. В восьмидесятом сливочного  масла в свободной продаже вообще не было. А почему с 80-м сравнивают?
БАТАШОВ.  К восьмидесятому, кажется,  партайгеноссе обещали нашим родителям  коммунизм построить. Райскую жизнь устроить: ни тебе денег, ни сливочного масла... Одна водка. (Пауза). Саня! Я думаю, что для тех  утопистов главным делом жизни было утопить народ в водке.
ХРУСТАЛЁВ. Когда много водки, тогда и жизнь без масла раем покажется. Сперва выпей, потом закуси. К тому же закуску можно обещать в какой-нибудь «Продовольственной программе». А что, звучит  по научному, убедительно.
БАТАШОВ. Для политика обещание важнее результата. Пообещал райские кущи, выбрали – забудьте.
ХРУСТАЛЁВ. Я Наташке тоже обещал жениться после первой нашей ночи. Если все обещания выполнять... М-да... Раскатали губы. Когда моему деду, ветерану войны, отказали в льготном угольке, он затянул свою любимую песню: «Ничего, ничего... Бывали дни весёлые, по десять дней не ел. Не то что денег не было, а просто не хотел. Не первую зиму волку зимовать...».
БАТАШОВ. Ну, и что?
ХРУСТАЛЁВ. Да ничего. Приезжаю к нему на Рождество, а деда – нет...
БАТАШОВ. Куда ж он делся?
 ХРУСТАЛЁВ. Так и замёрз, ожидая обещанный уголь, на холодной печи... Выпил с горя стопарь, на печь залез и уснул вечным сном. За неделю к кирпичам так примёрз, что топором вырубали.
БАТАШОВ. Как это – замёрз? Это в наше-то время? Никто не забыт и ничто...
ХРУСТАЛЁВ (перебивает). Бросьте, Шура, свои сказки Старого Арбата!.. В наше время одинокие старики, брошенные дети и прочие страждущие замерзают не хуже, чем в веке прошлом или даже позапрошлом. Не сваливайте на время самую убийственную эпидемию ХХI века...
БАТАШОВ. Какую такую эпидемию?
ХРУСТАЛЁВ. Умирающую душу ближнего твоего. Не усёк? Равнодушие, Шура, равнодушие.  Только от него замерзают наши старики и дети.    
БАТАШОВ. Но ведь есть же, наконец, глава сельского поселения, получающий зарплату, и немалую... Что ему ещё надо? Отрабатывай народные деньги!
ХРУСТАЛЁВ. А чёрт его знает, что ему надо... Даже Салтыков-Щедрин затруднялся с ответом: чего нашим чиновникам больше хочется – Конституции или севрюжины с хреном?
БАТАШОВ. Думаю, севрюжины с хреном.
ХРУСТАЛЁВ. Ответ не верен. Век другой. Другие запросы... Та сельская голова, ты  не поверишь, на джипе «Лэнд Ровер» ездит... Вот так, брат Александр Сергеевич... Иномарку, а не шенель, современному Акакию Акакиевичу хочется. Потому коррупцию, как и грипп в стране нашей победить можно прививками. Но только на один осенне-зимний период.
БАТАШОВ. Да-а, загнул ты, брат Лев Николаевич...
ХРУСТАЛЁВ. Пиво будешь? Нет? А я хлебну. (Открывает банку). А всё-таки с юмором были наши папаши – отец Сергей и  отец Николай, назвав тебя Александром, а меня Львом.
БАТАШОВ. Кавээнщики.
ХРУСТАЛЁВ. Твой, наверное, - да. А мой  батя человек серьёзный, без институтских замашек...Председателя колхоза на уазике возил. А вот поди – уконтропупил сынка. Я, честно признаюсь,  по отчеству никогда и не представляюсь. Документы подводят.  Прочитают в паспорте – «Лев Николаевич»? – и тут же, как истинные «кавеэнщики», считают своим долгом пошутить: «Уж не Толстой, случайно?». – «Нет, не Толстой. Но совершенно случайно», - отвечаю.  Ну так смешно, очень смешно им меня с  «глыбой, матёрым человечищем» сравнивать.

Входит Наташа

НАТАША. Всё анекдоты травите? А Ильич  заждался обещанной полосы о подземно-дренажном комплексе.
БАТАШОВ (Наташе). Привет тебе, погибшее, но милое созданье!
НАТАША. Здравствуй, Саня!  Согласна только со вторым утверждением.
ХРУСТАЛЁВ.   Ты бы  не своё согласие, а пожрать что-нибудь принесла...Погибоша, аки обри!
НАТАША. В  шестнадцать ноль-ноль пятиминутка у шефа по поводу первоапрельской полосы. Ильич ждёт ваших соображений.
ХРУСТАЛЁВ. Передайте Ильичу, нам все шутки по плечу.
НАТАША. Да ну вас, приколисты... (Усаживается на стол, заглядывая в экран компьютера Баташова).
ХРУСТАЛЁВ. Девушку с  формой попес, как у  Дженни Ферлопес,  ещё интересует и совершенно неизящная словесность?
НАТАША (зевая). И скучно, и грустно... Интересно только про кости у начальника ПеДеКа.
БАТАШОВ (вставая из-за компьютера). Да, скучно, девушка, и грустно, и некому морду набить...
НАТАША. Фи, как грубо и пошло... (Принимается рассматривать свои ноги, потом ногти на руках). Зачем этот солярий, этот дорогущий салон красоты, если в нашей муниципальной дыре ни тебе нормального ночного клуба, ни даже кинотеатра «Три Д» нет, где можно было бы поп-корна погрызть с  каким-нибудь бисексуалом-бойнфрендом... Мертвечина.
БАТАШОВ (бегло перечитывая подготовленный к печати материал). Душа чуда просит?
ХРУСТАЛЁВ. Не до чуда в нашей дыре!.. Хотя бы чуть-чуть секса в маленьком городе... Да, Натусик?
БАТАШОВ. Ладно вам прибедняться... А «Спящая царвена-2»? Мы были на генеральной репетиции эротического народного театра...
ХРУСТАЛЁВ. Да, Натали! Скоро наше аномальное болото всколыхнётся – первый  народный порнотеатр России  «Эрос» голую Люську в  хрустальном гробу показывать будет. Мы уже были на репетиции, даже снимки из-под полы сделали.
НАТАША. Насмотрятся в московских театрах лабуды всякой – и сюда, к нам, в чистую, с душой народной, хрустальной, как родник, в неразвращенную провинцию тянут...
БАТАШОВ. Народ к разврату готов!
НАТАША. Вы по себе, растлители душ, не судите. Искусство – дело тонкое. К нему только чистыми руками прикасаться можно. Это же – храм, господа! Храм. Соображаете?
БАТАШОВ (дочитывая свой материал).  Был храм, стал бизнесом...
НАТАША. Что вы все заладили – бизнес, бизнес, бизнес!.. Должно же быть у человека хоть что-то святое...
ХРУСТАЛЁВ. Бизнес – это сегодня самое  святое.
НАТАША, Но не на всём же его делать, бизнес ваш!
БАТАШОВ (между делом). Доказано: всё продаётся и всё покупается. Закон рынка.
ХРУСТАЛЁВ. Жена нанимает киллера для мужа-миллионера и делает бизнес на крови.
БАТАШОВ. Журналист продаёт свой талант. Или просто компромат, попахивающий дерьмом. И делает бизнес на информации, которая правит миром и даже сильными мира сего.
ХРУСТАЛЁВ. Засекреченный учёный продаёт «за бугор» госсекреты. И это сегодня  не предательство. Это, говорят нам знающие люди, - бизнес. Предательство рисковый, но неплохо оплачиваемый бизнес...
БАТАШОВ. Причём, Натусик, очень древний бизнес – предательство. Иуда, вспомни, наша боевая подруга,  историю человечества, продал Иисуса всего за тридцатку.  Потом понял, что продешевил. И повесился.
НАТАША.  Да ну вас!.. Есть же в нашей жизни  что-нибудь святое!.. Должно быть! Без этого жизнь человека – не жизнь. Понимаете... Такое  хрустально-родниковой чистоты, сокровенное, не на продажу...
ХРУСТАЛЁВ. Вот говоришь – и сама себе не веришь. Романтизм нынче не в моде. Прагматизм,  Карьера, Успех  – вот боги современного человека. И всё ради него, Золотого тельца.   Сказано же  тебе:  всё продаётся. Вопрос цены только. Продай, купи – и будешь счастлив! Чиновник, скажем,  продаёт свою разрешающую подпись. Чем выше чиновник, тем дороже товар. Так сказать, соотношение цены и качества. Солдат продаёт свою жизнь в Чечне или Ингушетии. Тут те же госзакупки. Только цены бросовые. Жизнь отдельно взятого человека  в России, как и во все времена, не дорого ценится...
БАТАШОВ. Па-а-прошу без политики, как говорит наш Ильич. Пушкин! Сам великий Александр Сергеевич, не мы, щелкопёры провинциальные. Что он, Натусик, писал?
НАТАША (надув губы). Он много чего писал...
БАТАШОВ. Он уже в девятнадцатом веке узрел диктатуру рыночных отношений. Секи, подруга: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать».
НАТАША. Ага!.. Вдохновенье всё-таки не продаётся. Значит, есть, есть что-то святое для человека... Не на продажу. Не на тендер или аукцион.
ХРУСТАЛЁВ.  Оставьте, девушка, моральные сентенции прошлому времени, «Бедным Лизам», наконец.  Искусство сегодня такой же бизнес, как танцы на шесте, как торговля своим телом... И театр – тоже бизнес, а не храм души человеческой. Есть талантливые театры. А есть успешные, но бесталанные. Таких пруд пруди в стране дураков и золотых ключиков, которые всегда в руках Карабасов Барабасов. Не надо усложнять жизнь  отечественному шоу-бизнесу.   Просто когда не хватает таланта, зрителю показывают голую задницу. И люди несут свои деньги на это зрелище. Главное КАК подать. Пиар дело сексуальное... Основной инстинкт, как и чувство голода,   и у демократов, и у коммунистов вкупе с беспартийным зрителем  работает безотказно.  Не зря же у ведущей актрисы «Эроса» сценический псевдоним – Люська Золотая Попка.
БАТАШОВ. Золотая Сиська!
ХРУСТАЛЁВ. Лучше бы – Золотая Писька... Или, чего там к лицемерным смягчениям прибегать! Золотая Пи...
НАТАША (закрывает Хрусталёву рот ладошкой). Замолчи, матершинник несчастный! Недаром тебя Львом Николаевичем кличут! (Передразнивает).  «Золотая Попка»!..Да было бы что этой девке показывать!.. И где только Валерка оторвал эту, прости Господи, порнозвезду? (Расходится не на шутку).  На каком вокзале нашёл эту дешёвку, которая приводит в восторг мужиков?!. Не хочу даже слышать про её  золотую...эту Золтую Пи... Прости, Господи, чуть Лёвкина пошлость не вылетела!..  Ты слышишь меня, Лёва? Ты слышишь?!.
ХРУСТАЛЁВ. Когда кричат люди, их не слышат. (Сам срывается на крик).  Дай же, наконец,  Сашке закончить заказную полосу, а мне спокойно допить пиво!..
НАТАША. Грубиян! (Достаёт платочек, шумно сморкается).  Ты ранишь мне душу, дубина...
БАТАШОВ. Какая боль, какая боль!...  Лёва  - Наташа: пять ноль!
ХРУСТАЛЁВ. А ты, Натали, не сопи, а  приходи, как стемнеет, на сеновал... Будем твои нервы лечить.
НАТАША (прячет платочек).  С кузнецом, разумеется?..
ХРУСТАЛЁВ. Что – с кузнецом?
НАТАША. Приходить-то?
ХРУСТАЛЁВ. Зачем нам кузнец? У нас свой имеется. (Кивает в сторону Баташова). Сашка обещает к 1 апреля сковать маленькое провинциальное чудо. А мы будем присутствовать при его рождении. Идёт?
НАТАША. Чудо – это опять море пива и тазик креветок?
БАТАШОВ. Ты предпочитаешь раков?
ХРУСТАЛЁВ. Я тебе потом как-нибудь скажу, как она предпочитает...
НАТАША. Дурак! Дурак, а не лечишься...
ХРУСТАЛЁВ. Не боись, дурочка.  Креветки будут с гонорара. А пока обойдёмся отечественным холестерином, что присутствует в банальной яичнице.

Баташов заканчивает работу, поднимается из-за стола с  вычитанной полосой в руках.

БАТАШОВ. Ну, братцы, я к  Ильичу! Если не вернусь, не считайте  меня коммунистом!

Баташов вкладывает готовый материал в папку и уходит.


НАТАША. (Поглаживая длинные  волосы Хрусталёва). Нет, правда, ту у меня, не Лёвушка, а  настоящий  Лев! Какая грива, царская грива, Лёва!... Тебя бы, красавчик, да в современный интерьер. Бриллианту требуется оправа... Ну, не злись, не злись, Лёвушка... Правда, у меня аллергия на вашу холостяцкую  съёмную однушку. С совмещенной ванной и туалетом.
ХРУСТАЛЁВ. Зато у нас  свобода и сексодром производства Шатурского мебельного комбината -  бескрайняя тахта, купленная хозяином квартиры   в  славное дореформенное время ещё по талону профкома. Да две раскладушки плюс клеевая музЫка. (Загибает пальцы). Да и совсем запамятовал... И ещё  китайская шёлковая ширма. Для тех, кто в любви ищет чистое, хрустально-родниковое... Любовь ведь по-твоему не продаётся?
НАТАША (целует в щёку Хрусталёва). Это не предмет купли-продажи...
ХРУСТАЛЁВ. А что же продают девочки у «Гранд-отеля»?
НАТАША. Несчастные торгуют телом... В городе свирепствует безработица.
ХРУСТАЛЁВ. Им, голубушка, даже в кризис высокооплачиваемая работа гарантирована. Основной инстинкт!
НАТАША. Основной инстинкт. Кто же против, котик... Только не в однушке или совмещенном с ванной туалете...
 ХРУСТАЛЁВ. Какая условность! И это говорит театральная натура, девушка, ищущая чистой любви! А ширма!
НАТАША. Что – ширма?
ХРУСТАЛЁВ. Ширма в нашей холостяцкой однушке. Раздвигаешь ширму – и пожалуйте, дорогие брачующиеся, в милую спаленку...
НАТАША. Дырявая тряпка из искусственного шёлка на косой раме называется «ширмой»?
ХРУСТАЛЁВ. Пусть бросит в меня камень, кто назовёт это китайской стеной. Ширма и есть ширма. Раритет. Бесценный. Нам за эту ширму один китайский мандарин хотел...
НАТАША (заканчивает фразу). ...В глаз дать.
ХРУСТАЛЁВ. Это Сашкино придание. За этой ширмой его отец с другой семьёй всю жизнь прожил. Две семьи уживались. И ничего. А что  нам нужно, чтобы достойно встретить  свое счастье. Одна пара тут, другая там, за ширмой. Ширмачи, ширмачи, ширмачи... Это звучит гордо.
НАТАША. А кто будет второй парой? Я на групповуху не подписываюсь...
ХРУСТАЛЁВ. Ты за кого  меня принимаешь, девочка? Меня - работника пера и топора! Приведёшь свою подругу. Ну, ту студенточку-практикантку. Из  горной академии...
НАТАША. А разве есть игорная академия?
ХРУСТАЛЁВ. Игра слов, дурочка. Не игорная, а горная. Ловишь разницу?
НАТАША.  Ах, из горной! Ну так бы и сказал!  (После паузы). Марту, что ли?.. Так она - будущий маркшейдер. Не наш круг, Лёва.
ХРУСТАЛЁВ (привлекая к себе Наташу). Ты ещё очень плохо знаешь всех членов моего кружка, не говоря уже о симпатиях Александра Сергеевича. Ему очень импонируют женщины умирающих профессий... Почти такие, как ты, мой драгоценный ответсекретарь и метранпаж по совместительству.
НАТАША (садясь к нему на колени). Кто – умирающая?  Я – умирающая профессия?!. Это тебе-то говорить! Тебе, кому я отдалась первой, моему...  почти первому моему мужчине... Потому что тот первый не считается...
ХРУСТАЛЁВ (целуя Наташу). Кто у вас не первый, тот всегда второй... Да, Натуся? А прилагательное «умирающая» - так это я про профессию маркшейдера... Странное сочетание. Есть в нём что-то иудейское   Марк по фамилии   Шейдер.



КАРТИНА ПЯТАЯ

Съёмная однокомнатная  комната, в которой живут Баташов и Хрусталёв. За окном – глубокий мартовский вечер.  Наташа, Марта и Хрусталёв (посредине)  лежат на огромной тахте и, хрумкая, едят яблоки.  Тихо звучит музыка. За столом, на край которого сдвинуты  две  бутылки сухого вина и яблоки на тарелке,  работает Баташов. Его лицо освещено голубоватым светом, идущим от экрана ноутбука.


ХРУСТАЛЁВ. Ещё одно, последнее сказанье... Ей, Пимен! Скоро ль летопись окончится твоя?  Сотворил чудо?
НАТАША (зевая). Санечка, готово ли твоё первоапрельское блюдо. Не томи душу. Коллегам его нужно подавать только горячим.
БАТАШОВ. Кончаю!.. Трудно перечесть...
ХРУСТАЛЁВ. Какой затяжной оргазм. И это, заметьте, вдохновенье, а не виагра.
МАРТА. Не мешайте Санечке... Мне его так жалко...
ХРУСТАЛЁВ. Жалко? Это почему, Марток?
МАРТА. Мы тут лежим, яблоки едим, а он в поте лица своего...
ХРУСТАЛЁВ. (вставляет). Клевещет... Ладно, нехай клевещет... Что-нибудь да и нам останется здесь, в злачном месте.
НАТАША. Знаете, откуда произошло это выражение – «злачное место»?
МАРТА. Откуда, Наташенька?
НАТАША. Ты не поверишь! Из заупокойной молитвы...(Водит носом). Ой, Натусик! Что у тебя за духи?
ХРУСТАЛЁВ. Этой «Красная Москва», в наследство от  номенклатурной бабушки достались...
НАТАША. Дурак! Нос, как у Гоголя... Как у карлика Носа, а не чувствуешь аромата  весеннего Парижа...
ХРУСТАЛЁВ. Не вкладывай персты свои в мои язвы.  Нос – это мой  важнейший сексуальный орган. И запомните, девушки: для мужиков самую главную роль  среди факторов раздражения чувствительности и в стимуляции сексуального возбуждения играют запахи.
МАРТА. На подсознательном уровне. Я читала...
ХРУСТАЛЁВ. Умница! Сразу видно спортсменку, красавицу и отличницу и горной академии.
МАРТА. Нет, правда, я читала... Об этом ещё с давних времён узнали женщины и превратили запах в своё грозное оружие в деле охоты на мужчину.
ХРУСТАЛЁВ (привставая на локте, с деланным восторгом глядя на Марту). Какая женщина! Какая, мама мия, женщина!.. Собе б такую...
НАТАША. Зависть – мать всех преступлений. В том числе и на сексуальной почве...  (Капризно).  Хочу вина! Хлеба и зрелищ! Кончай, Сашка, быстрей! Мочи нету...
БАТАШОВ. Так, минуточку... Всё. Точка, ру! (Откидываясь на спинку стула). Ай да, Сашка!.. Ай да, сукин сын!
ХРУСТАЛЁВ. Ну вот, милые дамы, первоапрельский пирог испечён и подаётся к столу, как вы и просили, горяченьким.
БАТАШОВ (потирая руки). С пылу-жару!
ХРУСТАЛЁВ. Читай, брат Пушкин! Читай, Александр Сергеич! Сейчас посмотрим:  ай да Сашка ты, сукин ли  ты сын али так собе...
БАТАШОВ (снова припадая к ноутбуку). Сейчас, сейчас... Успеете упиться. Только чур меня, автора «Уникальной находки»! Предупреждаю перед вашими  восторженными отзывами о моём скромном произведении: «Льстецы, льстецы! Старайтесь сохранить и в подлости оттенок благородства!».
ХРУСТАЛЁВ. «Люди, будьте бдительны!», - всякий раз говорил один великий журналист, когда преступал порог редакционной бухгалтерии.
МАРТА. Ребята, а что вы заканчивали? Ежели не секрет, конечно...
ХРУСТАЛЁВ. Мы из своего универсального образования секретов не делаем. Хороший вуз МГУП.
МАРТА. ЭмГеУ? Отличный универ.
ХРУСТАЛЁВ. Лучшее, Марток, враг хорошего. Мы с братом Пушки..., ну, в общем, с Александром Сергеевичем, закончили государственный университет печати. Он с красным дипломом. Я, как и мой нос, с синим. 
МАРТА. А на кого в вашем МГУПе учили?
ХРУСТАЛЁВ. Ну, как бы объяснить на пальцах?.. Это место, где готовят специалистов в области технологии полиграфического и упаковочного производства...
НАТАША. Они  - упаковщики.
МАРТА. Правда?
ХРУСТАЛЁВ. Истинная правда. Сегодня факультет журналистики нашего МГУПа выпускает исключительно  «упаковщиков действительности». Вам какой ленточкой перевязать кусочек отраженной  в СМИ жизни – красной или голубой? Или ленточкой  государственного триколора? Завернуть в золотую или серебряную бумагу  конфетку из говна?
НАТАША. Только, умоляю братцы, без политики... «Но политик!» - как любит повторять наш шеф.
БАТАШОВ (закончив свой первоапрельский материал-розыгрыш).  О чём шумите вы, народные витии? Будете слушать?
МАРТА. Будем, будем!
ХРУСТАЛЁВ. Исполняется впервые.
МАРТА (захлопав в ладошки). Я вся – внимание!
НАТАША. Ты сперва введи в тему. Это для печати?
БАТАШОВ. Для неё, родимой! По заказу Ильича. Всенародному празднику – Дню Дурака – посвящается...
ХРУСТАЛЁВ. Печать, говорили большевики, -  острое оружие... Знатные рубки словом были...
НАТАША. А у  твоей партии сексуал-демократов какое оружие?
ХРУСТАЛЁВ. Я бы сказал, у нас с тобой оно было  обоюдоострым, а стало обоюдосладким.
БАТАШОВ (перебивая влюблённую парочку).  Да слушайте вы, черти!
ХРУСТАЛЁВ. Женщина! Отстаньте от меня!.. Дайте гению шанс.
НАТАША. Я тебе два шанса дам, только замолчи хоть на минуту...
БАТАШОВ (откашливаясь). Рубрика: «Упреждая 1-е апреля».
МАРТА. Почему – «упреждая»? Я знаю, охотники, целясь в летящих уток, стреляют на упреждение. Чуточку вперёд.
ХРУСТАЛЁВ. Откуда такие познания в стрельбе?
МАРТА. Папа охотник.
БАТАШОВ. Мои поздравления, Марток!  «Упреждая», потому что наша газета выходит в пятницу, а 1-е апреля  в этом году приходится на  понедельник.
НАТАША. А по понедельникам наша газета не выходит.
ХРУСТАЛЁВ.  И ты – умница, рыбка и птичка одновременно. Этакий мутантик симпатулик... (Баташову). Слушаем, слушаем первоапрельский прикол Александра Сергеевича в оригинальном  авторском исполнении...
БАТАШОВ. Заголовок репортажа – «Уникальная находка». Преамбула. «Впервые на территории Средней полосы России найден подобный артефакт –  саркофаг с мумией египетского фараона Рамзеса-ХХ. Гробница с уникальной  находкой  на днях обнаружена во глубине железных руд КМА, на глубине  более 100 метров от уровня моря, при сбойке штреков горняками подземно-дренажного комплекса горно-обогатительного комбината. 1 апреля уникальная находка будет выставлена для всеобщего обозрения в образцовом ДК горняков, а затем её увезут в Москву, в институт египтологии для дальнейших исследований...».
НАТАША (зевая). И много у тебя, Саша,  ещё страниц?
БАТАШОВ. Четыре...
ХРУСТАЛЁВ. Наша Натали длиннее объявлений о знакомствах ничего  в своём издании не читает. Аллергия на  любую некоммерческую информацию.  Весьма распространенная болезнь в некогда «самом читающем обществе». Так что, давай, старичок, адаптированный для девушек вариант.  Литературные изыски – не бриллианты, они  враги современных  девушек.
БАТАШОВ (обиженно). Как же, блин горелый, Толстой «Анну Каренину» Софье и гостям Ясной Поляны читал?
НАТАША. Так она уже после второй главы ходила на пруд топиться... Её пышный бант на заднице спас. А у меня такого наряда, увы, нет.
 БАТАШОВ (махнув рукой). Во всех ты, душенька, нарядах хороша... Ладной, нетерпеливые и неблагодарные мои слушатели!  Слушайте либретто первоапрельской шутки.  Её сюжетный скелет. Слушайте и не говорите потом, что не слышали, что это шутка.
МАРТА. Не говорите красиво, Саша. Мой папа, когда приходит с охоты, бывает  красноречивее Жириновского. Мама утверждает, что  словесный понос от  вынужденного вранья.
БАТАШОВ. И ты, Марта!.. (Хрусталёву). Налейте вина, поручик  Хрусталёв.
ХРУСТАЛЁВ (разливая вино по фужерам). Так что там стряслось, на Аномалии в канун 1-го апреля? Славные  аномальные горняки сбивали штреки своей подземной проходки и, как я понял из преамбулы, нечаянно наткнулись на мраморный гробик с мумией Рамзеса-ХХ. А как эта засушенная кукла в бинтах с невообразимым порядковым номером «20» попала  в пласт самого твёрдого минерала на земле – железистого кварцита, ась?
МАРТА (восхищенно). Прикольно...
БАТАШОВ.  Сразу видно отличницу! Именно – прикольно. Это же первоапрельский розыгрыш наших читателей. Ро-зыг-рыш. Есть такая передача...
НАТАША.  И у неё, понятно, своя задача. Но, замечу автору, что на Аномалии и чувство юмора немного странное,  аномальное...
БАТАШОВ. Почему это?
НАТАША. Поверьте мне, господа  гении. Я тут родилась. Я знаю. Тут смеются, когда надо плакать. И наоборот: плачут и топочут ногами, когда можно просто улыбнуться.
ХРУСТАЛЁВ. Ладно, старичок, не думай о коллеге свысока... Ты лучше ответь мне: в розыгрыше логика нужна? Ну, хотя бы элементарная.
БАТАШОВ. Нужна, господин логистик.
ХРУСТАЛЁВ. Логистик – это грузчик на современном  менеджеровском жаргоне. Скажи мне, кудесник, любимец богов, откуда на КМА взялся саркофаг с мумией никогда не существовавшего Рамзеса двадцатого?
БАТАШОВ. По моей логике парадокса... Это же шутка для Дня Дурака! Парадокс.
МАРТА. И гений – парадоксов друг... Так у Пушкина, кажется, господа литераторы?
ХРУСТАЛЁВ. Марта, время и наш Ильич всё расставят по местам. Со временем. Но какой дурак поверит в то, что египетская мумия, которой четыре тысячи лет, в саркофаге попала в недра Аномалии? На глубину в сто метров. Её что, лопатой в кварцит закопали? Нужен не только прикол. Нужна реалистическая версия.
МАРТА. А вот если какой начальник клюнет на этот прикол, то, как круглого дурака, снимать его с работы! Вот и вся версия.
БАТАШОВ. Ну, по моей версии, египетские патрошители пирамид продали мумию с саркофагом какому-либо индийскому падишаху или там  визирю. Люди всегда торговали, контактировали между собой  даже в стародавние времена. Прошли века -  и в Индию приплыл из Твери русский купец Афанасий Никитин. И тот индийский падишах  дарит ему, в знак завязавшихся торгово-экономических отношений, свою святую реликвию – мумию Рамзеса двадцатого... У сильных мира сего такие подарки в порядке вещей... Были...
НАТАША. Сейчас если подарок больше трёх тысяч рублей стоит – считается взяткой.
ХРУСТАЛЁВ. О времена, о нравы!.. Не даром я тебе подарил всю Вселенную... Чисто символически. Чтобы не посадили, как коррупционера.
БАТАШОВ. Раньше дорогому гостю дарили самое дорогое...
МАРТА. Честь, например!
БАТАШОВ. Жену, саблю и честь – никому!
НАТАША. Дальше, дальше, сказочники аномального королевства! А то у меня сексуальный голод борется с  химической изжогой от яблок из супермаркета. Мы остановились на том: дорогие подарки – это хорошо или плохо? Даришь – значит подкупаешь.
ХРУСТАЛЁВ.  Бывают немотивированные подарки. Вспомните историю государства советского. Подарил, значит, Брежневу Никсон тоже лучшую американскую машину миллионеров «Линкольн»... Как бы немотивированно.  Бывает... И падишах Афанасию мумию всучил.  Но скажи, как тот Афанасий до нашей   Аномалии дотащил того засушенного  Рамзеса, но  в каменном саркофаге?
БАТАШОВ. Проще простого. Это у меня в репортаже профессор Института египтологии  Бенкендаев  объясняет.
МАРТА. А что, есть такой институт – египтологии?
БАТАШОВ. Господи! Это же, как ты сама говорила, прикол. Тут что ни фраза, то прикол.
НАТАША. Обман народа, грубо говоря...
БАТАШОВ. Розыгрыш, а не обман.  Ясно? И, пожалуйста, с этих позиций принимайте позицию Бенкиндаева...
ХРУСТАЛЁВ. А кто это?
БАТАШОВ. Нужно было слушать весь  прикол, тогда бы не было ваших глупых вопросов.  Это доктор египтологических наук из института египтологии в Москве. Так вот, родственники Фомы Неверующего! Тверечанин   Афанасий  торговал с курскими купцами.  И в знак любви и благодарности за возможность беспошлинно торговать на курских ярмарках подарил высшему духовенству Коренной пустыни  святые мощи Рамзеса двадцатого.
ХРУСТАЛЁВ. Их всего, кажется, четыре было.
БАТАШОВ. Мать вашу!.. Это ж – при-кол! Только дурак клюнет на двадцатого!.. Сколько их придёт на выставку, городских дураков? Пять, шесть – не больше.
ХРУСТАЛЁВ. Спокойно, дружище, спокойно!  Ладно, пусть двадцатый. Но как он, точнее его высушенная мумия оказалась зарытой  в железистый  кварцит аж на 100 метров? Ты сам писал, что  сегодня взрывом в нём проходят метр или два за смену. А тогда лишь лопатой управлялись...
БАТАШОВ (раздраженно). Духовенство, всем скопом за дело взялось. От татарской орды святыню спасали. Тем татарам всё равно было что жечь – храмы, мумии... Что горело, то и жгли. Тогда взялись монахи за лопаты, как сам догадываешься... Дружно – не грузно! Усёк, Лёва?
ХРУСТАЛЁВ. Я-то усёк, а вот усечёт ли  начальство? За Ильича я спокоен. Если завтра с четвёртой снимем кулинарные советы, то с «Уникальной находкой» в пятничный  номер успеваем... Шеф за шанс поднять хотя бы на сотню-другую сдыхающий тираж, обязательно уцепится.  В противном случае, лишившись читателей, газета сама по себе тихо умрёт. А вот учредитель... Времени на согласование с Ивановым у шефа не остаётся.
НАТАША. А пусть об этом у главвреда голова болит. Без нас согласуют и перетрут.
МАРТА. Свобода – слову!
БАТАШОВ.  Риск минимальный. Я всё продумал. Тридцать три ляпа, один другого хлеще. У меня там, в  репортаже, когда электричество вырубилось, горняки себе спичками подсвечивают. Мол, что это там за мраморный гробик? Да и не взрывами, а шахтёрскими  отбойными молотками по нему долбят... Всё-таки дураков на Аномалии гораздо меньше, чем плохих дорог.
МАРТА. Может быть, поровну?
НАТАША. Тогда для кого всероссийский праздник – День дурака?
МАРТА. А этот праздник считается выходным?
ХРУСТАЛЁВ. Нет, рабочим. Понедельник – день тяжелый.
БАТАШОВ.  Боюсь, что никто, как и вы, не проколится на «Уникальной находке». На Аномалии все знают, как руду железную добывают. Там у меня несуразица на несуразице и глупостью погоняют друг друга. Когда «гробик» вытащили...
НАТАША. Какой гробик?
ХРУСТАЛЁВ. Саркофаг, голубушка.
МАРТА. Как интересно-о, Саша! Триллер прямо... С историческим уклоном.
БАТАШОВ. Когда, значит,  саркофаг на поверхность из шахты вытащили, то самый любопытный горняк взял пожарный  топорик со щита  и вскрыл гробницу. А там – золото, бриллианты!..
ХРУСТАЛЁВ. Лучшие друзья девушек. Значит, и мои друзья.
БАТАШОВ. Возможно. Короче, тот горняк ничего трогать не стал, а позвонил в милицию. И тут же на стареньком уазике прилетает сержант Шарков, который и позвонил в Москву, в институт египтологии...
НАТАША (после паузы). Не поверят!   Сержант же не дурак, чтобы золотом с камушками делиться...
ХРУСТАЛЁВ. Надо его назвать «сержантом полиции». В то, чего ещё нет, верится легче.
БАТАШОВ. Ну, а в конце репортажа профессор Бенкендаев говорит, что он, прилетев на военном самолёте, как увидел мумию, так сразу и понял: это никто иной, как Рамзес-ХХ. По скрещенным на груди рукам, мол, догадался...
МАРТА. А чем всё кончится, Саша?
БАТАШОВ. В репортаже, ты имеешь ввиду?  Последним предложением, что уникальная находка по просьбе горожан 1 апреля будет выставлена в образцовом Дворце культуры горняков с такого-то и по такой-то час. А потом Рамзеса двадцатого увезут в Москву, в институт египтологии. Для дальнейших исследований. Усекли, неандертальцы, в чём  соль?

Пауза.

ХРУСТАЛЁВ. М-да... Нагородил ты, Шурик... Некого будет с работы снимать. Не придут сановные дураки на выставку.
НАТАША. Иванов любит ленточки перерезать. В предвыборную кампанию это хороший пиарский ход.
НАТАША. Ну, вы   человека с редкой фамилией  за дурака не  держите... Он же – глава! От слова «голова». Вы читали его последнюю статью  «Как сократить дефицит бюджета?»?
БАТАШОВ. «Читали»?.. Да я ж эту статью писал. Сама знаешь.
МАРТА.  Какой вы умный, Саша! Скажите, а почему во все времена, ну, практически во все, даже при царизме,  нам  так   не везёт на правителей? Такая богатая страна, а живём плохо, вечно в отстающих... 
ХРУСТАЛЁВ. Ты же в школе училась...
МАРТА. В школе мы это не проходили.
ХРУСТАЛЁВ. Ну как же! А  стихи Некрасова? «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, Матушка Русь!».
БАТАШОВ. Нам бы не ума – ума нам хватает! -  нам бы любви к друг другу побольше...
ХРУСТАЛЁВ.  Любовь и голод правят миром.
МАРТА. А что, если бы не ваш рассказ, то прочитав «Уникальную находку» в газете, я бы обязательно поверила... На все сто! Вы, Саша, гений. Второй Александр Сергеевич в России и первый на Аномалии.
БАТАШОВ. Спасибо, Марточка. Хоть какой-то  один положительный отзыв.
МАРТА. Я в детстве даже в младших классах верила, что Емеля на печи к царю ездил. На Новый год печь эта фанерная, но с дымком из трубы, по всему городу до сего дня раскатывает. Народ свято верит в чудеса. Я в прошлом году в Крестном ходу с чудотворной иконой в Коренную пустынь ходила... Ноги убила, а на душе – легко, чисто и покойно так стало... Чудеса. Как в них не поверить, когда они  всё-таки есть.
ХРУСТАЛЁВ. Скорее, в халяву верят, чем в чудеса.
НАТАША. Это, по-моему, одно и то же. Раз, два – и в дамках. Я до третьего класса верила, что из лягушки, в определённых, конечно, условиях, может произойти царевна.
ХРУСТАЛЁВ. Пустил Иван-царевич стрелу, поймала стрелу лягушка. Ударилась лягушка  о землю – и превратилась в доброго молодца. «Самец попался», - подумал Иван-царевич.
НАТАША. Дурак ты, Лёвушка... А Сашка, чувствую сердцем, прославится своим Рамзесом.
ХРУСТАЛЁВ. Известное дело – хорошими делами прославиться нельзя.
МАРТА. Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца.
БАТАШОВ. Вот не думал, не гадал, что будущие маркшейдеры сегодня на ты с Александром Сергеевичем.
МАРТА. Вы себя имеете ввиду?
НАТАША. Обоих.
ХРУСТАЛЁВ (поёт, подражая Высоцкому). Целовалась на кухне с обоими.
БАТАШОВ. Если бы ты знала, Марточка, из какого  мусора я собрал  своего  Рамзесика...
НТАША. Конфетка вышла.
ХРУСТАЛЁВ (смеётся). Армянское радио спрашивают: «Можно ли сделать конфетку из говна?». «Можно, - отвечает армянское радио. – Но это будет конфетка из говна».
БАТАШОВ. Не вижу связи.
НАТАША. А я вижу, Лёва! Это конфетка для дурака.
ХРУСТАЛЁВ.  Глупости. При чём тут дураки? Их во все времена на Руси хватало.   Знайте, умники, что горе от ума и сегодня актуально в стране дураков. Социологи установили, что троечники, например,  в жизни гораздо лучше устраиваются, чем отличники.
НАТАША. Молчи, троечник! Я вот тоже иногда кажусь глупенькой...
ХРУСТАЛЁВ. Нет, Натали... У меня ощущение, что глупой ты не только кажешься.
БАТАШОВ. Счастливый  дурак. Это часть нашего национального менталитета.
МАРТА.   В сказках  Ванька-дурак всегда  победителем выходит.
БАТАШОВ. Тебе бы не в горную академию, а на филфак нужно было бы поступать...
МАРТА. Я хотела учителем стать. Но не престижно.
ХРУСТАЛЁВ. Это учить других уму-разуму не престижно?
МАРТА. Нет, я о другом... О зарплате.
НАТАША. Журналисты получают  на гонорар больше, чем учителя... На один «чуть-чуть».
ХРУСТАЛЁВ. Теперь я знаю, откуда слово «Гонорар». От – «гонора». Хоть триста рублей, но зато – го-но-рар. Звучит, хотя  и не звенит в кармане.
МАРТА. Но это именно эта «чуть» зачастую влияет на решение. У меня мама учительница. В школе всю жизнь за каждый час воевала.
БАТАШОВ. Ну, так уж и воевала...
МАРТА. Не верите? Тогда представьте себе поздний вечер. Из школы после собрания возвращается усталая, задумчивая учительница. Вдруг из темноты выходит мужик...
ХРУСТАЛЁВ. Ой,  как страшно!..
НАТАША. Молчи, Лёва.
МАРТА. ...Выходит из темноты, значит, мужик, приставляет нож к горлу и шипит:  «Часы давай!». Учительница отвечает «на автомате»: «Часы не отдам! Классное руководство – бери!»
НАТАША. (после паузы) Чего замолчала? Дальше...
ХРУСТАЛЁВ. Дальше смеяться, Наташенька, нужно. Улыбнись, ласточка.
НАТАША. Ну, совершенно не смешно. Ведь тот громила мог и пристукнуть в тёмном месте... На учителей сейчас активно нападают дебилы. Вон по телеку...
МАРТА. Это  просто анекдот.
НАТАША (зевает). Не в кайф мне ваши  речи и скучные анекдоты...
БАТАШОВ. Ладно... Хватит пикироваться. (Наливает вино в бокалы). Мавр сделал своё дело, мавр может и выпить... За Рамзеса двадцатого!
ХРУСТАЛЁВ. Мальбрук в поход собрался. Ну-ну, не пожалеть бы потом о рождении чуда-юда. (Поднимает бокал). Но разве я сторож брату моему? Да, брат?
МАРТА. Какой вы... умный, Саша. Мне тебя так жалко, так жалко...
НАТАША. Страсть, какой умный! Ему даже шеф говорит: «Вы, Баташов, далеко пойдёте. Если Иванов не остановит».

 Баташов  выпивает бокал и долгим взглядом смотрит в глаза Марты

МАРТА. Вы меня гипнотизируете, Саша?

Баташов молчит, продолжая смотреть в глаза девушки.

ХРУСТАЛЁВ (декламирует). Пока ещё он жив,
Пока ещё он дышит, -
Окликните его,
Пусть даже через век!...

МАРТА (делает пассы перед лицом Баташова).  Шура!.. Не бросайте своё хобби – пилите дальше. Ваши гири из золота!
ХРУСТАЛЁВ. Но – будто за стеклом –
Он окликов не слышит,
Рассеянно молчит
И щурится на снег...
МАРТА. Это -  ваше?
ХРУСТАЛЁВ (кивает в сторону Баташова). Не важно... Сейчас важен его взгляд. Говорящий  и горящий взгляд гения, заметьте...
НАТАША. Завидую, кто кайф ловит от одного взгляда, от одного слова...
ХРУСТАЛЁВ.  Взгляд красноречивее любых слов. Сорок веков смотрят на вас с высоты его пирамиды Рамзеса двадцатого! Эту фразу приписывают Бонапарту при посещении им пирамид в Египте, но имел ввиду он именно его, нашего покорного слугу Баташова.
МАРТА. И правда!..   Какой взгляд, Саша! Как  ты им управляешь?..
БАТАШОВ. Никак. Дело в том, Марточка, что взглядом управлять можно. Зрачками – нет. Так что  нелюбящая женщина никогда не обманет меня своими словами. Зрачки-то – сужены.
ХРУСТАЛЁВ. Господа партнёры! Помните, что, используя интимный взгляд в отношении потенциального сексуального партнёра, вы  утрачиваете контроль над ситуацией. То есть ваши намерения становятся совершенно ясны. Зачем лишние слова про высокие чувства, клятвы верности? Мы уже даже не дети – внуки сексуальной революции. Так что, простите, я раздвигаю ширму, очерчивая границы территории любви.

Ставит ширму у дивана, на котором остаются Баташов и Марта.
Слышится звук поцелуя.

НАТАША. Сделай и ты чего-нибудь. И ты мне сделай так, Лёва!
ХРУСТАЛЁВ. Не могу сообразить – что именно?
НАТАША. Ну, сделай хоть что-нибудь!..
ХРУСТАЛЁВ (после паузы). Хочешь руку  сломаю?




ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

1 апреля. Понедельник. В кабинете отдела новостей Баташов и Хрусталёв ждут начала планёрки у главного редактора.


ХРУСТАЛЁВ. Уж время близится, а Ильича всё нет...
БАТАШОВ (не отрываясь от чтения  пятничного номера о своим  первоапрельским репортажем, напевает себе под нос). Утро туманное, утро седое...
ХРУСТАЛЁВ (подхватывает) ...Первоапрельское и непростое...
БАТАШОВ. Типун тебе, Лёва, на язык.
Баташов что-то подчёркивает в первоапрельском розыгрыше, откладывает газету на край стола.

БАТАШОВ. Как ты думаешь, человек пять  проколятся?
ХРУСТАЛЁВ (критически смотрит на полосу с первоапрельской шуткой). Я не пророк. Спроси что-нибудь полегче... (Крутит в руках газету). Надо было бы снимок дать. Забинтовали бы куклу Барби до носа, в ящик со стразами – и крупным планом! Тогда бы клюнули...
БАТАШОВ (расстроено). Может, и поверил кто-то... Да не придёт. Во-первых, понедельник – рабочий день, во-вторых, через неделю  - выборы...
ХРУСТАЛЁВ. А выборы-то при чём?
БАТАШОВ. Так вроде бы гражданский долг исполнять нужно, а с дивана уже и  не слезается... Последние силы  граждане избиратели берегут. Уже двадцать лет как голосуют за лучшую жизнь... Терпелка-то не железная.
ХРУСТАЛЁВ.  И на пушечном лафете увезут твою мумию в институт египтологии «для дальнейших исследований» под гробовое молчание провалившегося розыгрыша городской газеты...
БАТАШОВ. Почему – на пушечном?
ХРУСТАЛЁВ. Всё-таки не рядовой гражданин – Рамзес да ещё и двадцатый!  Не переживай, старичок! Что ни делается, всё к лучшему.
БАТАШОВ.   Что там – на площади? Взгляни в окно, старик.  Мне что-то не хочется... 

Хрусталёв смотрит в окно.

ХРУСТАЛЁВ.  Подай-ка подзорную трубу, командор!
БАТАШОВ. Бинокль в твоём ящике.
ХРУСТАЛЁВ (настраивая на резкость окуляры). Кажись запружается...
БАТАШОВ. Загружается? Чем загружается?
ХРУСТАЛЁВ. Я говорю: запружается. Народом, Сашка, запружается...
БАТАШОВ. Как это? Как это?
ХРУСТАЛЁВ. А ты сам-то взгляни...
БАТАШОВ. Страшновато чего-то мне, Лёва... И плоховато. (Откидывается на спинку кресла, прикрыв глаза).  Лучше ты мне рассказывай. Так, включаю ящик... Ну, начинай же свой репортаж, Лёва...
ХРУСТАЛЁВ. Не знал, что ты страусиновой болезнью страдаешь... Кто сбил резкость?
БАТАШОВ (не открывая глаз). Ты считаешь, медвежья  болезнь лучше?  Умирать с закрытыми глазами гуманнее. Страус раз сто за свою жизнь испытывает. Как и мы... Что же ты молчишь, гад? Ну, ты же, Лёва,  практику на радио проходил... Давай, комментатор Хрусталёв!
ХРУСТАЛЁВ (возится с биноклем, затем берёт в руку сотовый телефон, как микрофон).  Наш микрофон установлен на третьем этаже здания, расположенного на площади Свободы, как раз напротив образцового дворца культуры  наших славных горняков. Метров этак триста, четыреста, пятьсот... Кому сколько хочется. Сейчас отрегулируем оптику, устраним маленькие технические дефекты... Так... С вами  будет хоть и не ваш любимчик, образчик отечественного радиохулиганства в эфире Сергей Стилавин, но так и не взошедшая  звезда кондовой  периферийной журналистики Лев Хрусталёв... ( Наконец заканчивает приготовления и  вглядывается через бинокль в окно). Ёж твою мать!.. Не прошло и десяти минут, а картина совершенно другая.  Кажется, круто,  я бы сказал,  круче крутого яйца  заваривается первоапрельская берёзовая  каша... Ёжкина мать! Как тут матушку не помянуть!
БАТАШОВ. Вы в прямом эфире, коллега... Покорректнее, пожалуйста.
ХРУСТАЛЁВ (продолжая свой репортаж голосом профессионального комментатора).  Простите, дорогие мои! Но трудно удержаться от эмоций, когда в обычный рабочий день, понедельник, волею  календаря совпавшего с большим общероссийским  рабочим, так сказать, праздником  - Днём дурака, -  увидеть нашу площадь Свободы и всё пространство у Дворца культуры, заполняемое людской массой... Народ всё прибывает и прибывает... Это значит, что городскую газету всё-таки читают. Люди же, уже разучившиеся читать при капитализме, передают сенсационную новость, что называется, из рук в руки. Вот  какой-то человек в полосатом свитере вывешивает праздничный транспарант... Это, наверное, поздравление с Днём дурака, любимейшем  истинно народном  празднике на Аномалии. (крутит окуляры). Нет, яркий плакат, к сожалению, написанный с  некоторыми орфографическими ошибками - художник явно спешил – информирует горожан об открывающейся сегодня утром выставке, - так и написано: «выстафке» мумии известного египетского фараона Рамзеса-ХХ. Выставка открывается  совсем скоро, а закончится после обеда. Билеты продаются в кассе ДК... (Баташову). Видишь, народный театр ДК поддержал твою шутку, старичок. Да-а, не перевелись ещё шутники на наших аномальных просторах! Хотя с билетами  шутки плохи, как говорил Кабзон, получая гонорар после левого концерта.
БАТАШОВ. Билеты?!. Они что там, травкой обкурились?
ХРУСТАЛЁВ. Ты, Сашка, человек не коммерческий, тебе не понять, какое это счастье для коррупционера урвать  ещё один, очередной, рубль...
БАТАШОВ. Чёрт с ними, хапугами!.. А людей-то сколько?
ХРУСТАЛЁВ. Вот, вот... Наконец-то слышу вопрос не юноши, но мужа. Человек, Шура, - мера всех вещей. В том числе и твоего Рамзеса....
БАТАШОВ. Не томи, гад, душу... Сколько дураков на площади Свободы?
ХРУСТАЛЁВ .  ...Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь... Ага, е автобус подошёл. Полным полна коробочка... Сорок восемь, сорок девять...

Баташов вскакивает, вырывает из рук коллеги бинокль).

БАТАШОВ. Господи! (Крестится). Спаси и сохрани меня, грешного...
ХРУСТАЛЁВ (свернув газету с репортажем в трубочку, смотрит на площадь, как в подзорную трубу).  Первая сотня на выставку прибыла. Но, судя по заруливающему на стоянку  автотранспорту, это только начало...
БАТАШОВ. Замолчи, говорящая голова! Сам вижу...
ХРУСТАЛЁВ. Видеть – мало...Темноватому  народу, запутавшемуся в лабиринтах партийных посулов,  надо всё объяснить. Мне со своей колокольни всё видно, ты так и знай! Иначе зачем тогда пресса? Сейчас я открою окно – и в ваши уши ворвётся шум  народа, жаждущего чуда!

Хрусталёв открывает окно, из которого в кабинет отдела новостей врывается шум толпы, чей-то возглас: «Гоните в шею! Её здесь не стояло! Говорят, билетов на всех не хватит!».

БАТАШОВ.  Закрой форточку, Лёва!
ХРУСТАЛЁВ (высовываясь в форточку). Какое время на дворе, ребята?
БАТАШОВ. Закрой, Лёва, форточку. Не сыпь мне соль на рану...
ХРУСТАЛЁВ (закрывая форточку).  Это всё-таки, старичок, лучше, чем посыпать голову пеплом... (Меняет интонацию). Итак, мы продолжаем прерванный  отцом Рамзеса двдцатого наш праздничный репортаж... Я не работаю метеорологом, потому могу ошибиться с прогнозом, но сдаётся мне, дорогие слушатели, что дело медленно, но верно движется к вавилонскому столпотворению... Но вот, пожалуй, и генеральное событие нашего всенародного праздника!.. От белоснежного здания администрации города отчаливает членовоз главы города и, несмотря на четыреста метров, отделяющих дворец и резиденцию мэра, сверкающая лаком иномарка приближается к осаждённому людьми дворцу. Так, Иванов выходит, люди почтительно расступаются перед головой города, глава всходит по ступенькам на мраморное крыльцо образцового дворца культуры горняков и что-то страстно говорит своему возлюбленному народу... Что именно – нам отсюда не слышно. Но это и неважно. Главное – говорит. И, как всегда, народ внимает.

 
В кабинет вбегает Наташа.

НАТАША.  Сашка! Успех-то какой офигенный!.. Вот-вот заорут: «Автора на сцену!».
ХРУСТАЛЁВ. Чего орёшь, дура!.. Я в эфире.
НАТАША. Сам дурак! И не в эфире, а в кефире!
ХРУСТАЛЁВ. Не смешно.
НАТАША. Сейчас будет.  Я, Лёвушка-буйная головушка,   (делает многозначительную паузу)  я беременна!..
ХРУСТАЛЁВ. А мы  (копирует  жесты  Наташи и разводит руками) нет! Ха-ха-ха!
БАТАШОВ. Да хватит вам собачиться... Тут и без вас будто кошки всю душу обос...
НАТАША. Мы всё  поняли про твоих кошек.

В кабинет буквально  врывается Петухов.

ПЕТУХОВ. Батцы, батцы!  Наш  Гамзес кегосином пахнет!.. Или   бгажкой... Пока не очень ясно.
ХРУСТАЛЁВ. Что,  опять взорвался редакционный  самогонный аппарат?
ПЕТУХОВ (перебивает).  Не до шуток, бгат, не до шуток! Я только что с площади, от ДК! Хотел снять истогический момент, да побоялся фотокамегу об голову расколют! Народу – тьма египетская! Пришли, как мы и обещали, на выставку Гамзеса двадцатого... Невничает нагод, волнуется, что билетов не хватит. Так Иванов всех  успокоил. Сказал пгинагодно, что это он, мэг гогода  и кандидат на очередной мэгский сгок, гаспогядился показать Гамзеса нагоду! Мол, потегпите чуток - и он выставку тогжественно откгоет. Только начальства из области дождаться надобно. И дал  всем своим избигателям честное мэгское слово, что  мумию нагод увидит воочию.
НАТАША.  Как это – воочию?  Иванов – что?..
ХРУСТАЛЁВ. Да ничего! Говорил я вам, что с дураками шутить опаснее, чем курить на бочке с порохом...
НАТАША. Петухов, миленький!.. Теперь же он – дурак номер один. Как он там, бедненький? Что он там?
ПЕТУХОВ. Да ничего. Стучит кулачищем в двегь двогца: откгывайте, засганцы! Я выставку своему электогату  откгывать пгиехал!
БАТАШОВ. Ну, а дальше?!.
ПЕТУХОВ. Дальше? Дальше дигектог, бледный как полотно, двегь мэгу  отвогил и  - хрясь: снова на все запогы, от геха подальше...
ХРУСТАЛЁВ. От какого ГеХа?
ПЕТУХОВ. Да не от ГэХа, а от геха... Усекла, девочка?
НАТАШКА. Ты когда волнуешься, сколько согласных не выговариваешь, Володь?
ПЕТУХОВ. Будешь обижать –  уйду в монастырь, женский, и возьму обет молчания.
БАТАШОВ.  Перевожу: от геха - от греха, значит...
ПЕТУХОВ. Ну да. Дигектог двегь ещё и лавкой  пгипёг. Для кгепости своего  духа.

Дверь кабинета с треском распахивается. Вихрем влетает Зубов.

ЗУБОВ. Ну что, допрыгались, ебиптологи, мать вашу!..  Мне Иванов из ДК только что звонил! Выходит, и голова – тоже...
БАТАШОВ (шёпотом). Что – «тоже»?...
ЗУБОВ. Хуже, чем (кивает на площадь) «тоже». Купился на  шуточку! (В сторону Баташова) На вашу шуточку, господин креативный журналист, как вы... грязно выражаетесь!
НАТАША. Пипец!
ХРУСТАЛЁВ. Полный пипец, дорогая.
ЗУБОВ. Уж очень мягко, деликатно матерился Иванов...
ХРУСТАЛЁВ.  Дурная   примета. (В сторону Баташову).  Это ему директор на вашу шутку глаза открыл..
БАТАШОВ. На нашу... Или в соавторы только к триумфаторам лезут?
ЗУБОВ. В любой победе есть привкус поражения. А спорить с коллегами не советую. Особенно сейчас. На вашу шутку, уважаемый, ...пока ещё, Александр Сергеевич. Когда прозрел, поздно было: толпе честное мэрское слово дал, что выставка состоится и он,  бессменный кандидат на очередной мэрский срок,  её торжественно откроет.(Без сил опускается на стул).  Вот прокол так прокол... Креативнее не придумаешь.
НАТАША ( Хрусталёву). Ты, Лёвушка, всегда спешишь с выводами.  Вот теперь только полный пипец!
ЗУБОВ. Ладно, живы будем – не помрём...Уцепился за предложенную соломинку. У директора рояль в кустах оказался.  Спектакль эротический, по «Спящей царевне», в общем... Реквизит давно готов: гроб там хрустальный, на цепях, за саркофаг вполне сойдёт... Много мы саркофагов видели?.. Короче, этот режиссёр-экспериментатор предложил свой сценарий выставки Рамзеса двадцатого...
ХРУСТАЛЁВ.  А господина автора – в гробик на цепах. И пошла вокруг саркофага губерния!.. Угадал?
ЗУБОВ. Догадливые вы, креативные...  Короче, будешь, Баташов, изображать в том гробу хрустальном  мумию  царя египетского.
БАТАШОВ. Да я!... Да я, Станислав Ильич...
ЗУЕВ. Что – я? Головка от ракеты! Это приказ Иванова. У тебя, что? Есть выход? Есть. Даже два: один – под суд. Другой – в гроб! Хрустальный.  Умри, как говорится, но сделай! А не то все мы, как говорил один видный партийный деятель...
НАТАША. Грызлов?
ЗУБОВ. Прошу не перебивать старших!  (Пауза). Мысль потерял... В общем, как говорил выдающийся партийный деятель...
НАТАША. Жириновский?
ЗУБОВ.  Не важно, кто говорил, но точно подметил: не разрулите ситуацию -  будете лететь, пердеть и радоваться.



КАРТИНА ВТОРАЯ

Зрительный зал в ДК. На сцене покачивается прозрачный гроб на цепях. В зале за  накрытым выпивкой и нехитрой закуской   режиссёрским столиком -  Иванов, директор ДК и Люська.  На сцене возится с подсветкой гроба дворник ДК
 Мухометдинов, напевая  какую-то  песню своей жаркой родины




ИВАНОВ ( ставит пустой стакан  на стол, закусывая). Ну, вот, за Рамзесом  послали... Редактор звонил, что  мумия сейчас прибудет. А то я   хотел уже полковнику Тихому звонить. Доставили бы мигом, милицейским приводом – и прямо в гроб. У них, ментов, не заржавеет... Зря название меняют. Были ментами, а станут – понтами? (Смеётся, будто в басовую трубу дунул).
ДИРЕКТОР (изображая восторг). Какое, Юрий Сергеевич, искромётное остроумие!.. Какие тонкие наблюдения!  Вы, случайно,  писать не пытались?
ИВАНОВ. ПисАть и пИсать – слова однокоренные. Свобода слова, свобода выбора. Для меня напИсать на какие-нибудь «Мёртвые души» - что два пальца об асфальт!
ДИРЕКТОР. Браво!
ИВАНОВ.  Сейчас эта «свобода слова» на цирлах, позеленевший от страха сюда  войдёт и дрожащим  голоском спросит: «Вызывали?..».
ЛЮСЬКА (копируя кавказский акцент).  Визивали, визивали, красавчик!  Ложись в сексодром хрустальный  - драть будем! (Заливается смехом. Иванов недоумённо смотрит на Люську). Анекдот был такой...  Не помните, Юрий Сергеич?.. Послал Гиви за вазилином. Приходит мужик. «Вазилин?» - «Вазилин».  - «Вызывали?» - «Визивали, визивали...». (Затихает, видя неадекватную  реакцию  слушателя).
ИВАНОВ (директору). Это ещё   - кто?  Кто такая? Почему не знаю?
ДИРЕКТОР. Это Люси, Юрий Сергеевич...
ИВАНОВ.  Ни о чём не говорит. Вот приказ: «Люси, соси!..» - это говорит о многом. А имя -  ни о чём...
ДИРЕКТОР. Люси, порноактриса, так сказать, Юрий Сергеевич...
ЛЮСЬКА (уточняет). Порнозвезда.
ИВАНОВ. Порно - что?
ДИРЕКТОР (неуверенно). Порно... это... Ну, как бы... помягче сказать: звезда, но, сами понимаете, порно.
ИВАНОВ. Я-то всё понимаю, всё! Понял. Порно – это голые и смешные. А ты не голая. И не смешная...
ДИРЕКТОР (заискивающе).  Ведущая, извините, актриса  моего экспериментального театра «Эрос», Юрий Сергеич.  Она же – второй режиссёр. Ремейк родила  пушкинской «Спящей царевны»...
ИВАНОВ. Кого родила? Какого ещё  Ремейка? Родила царица в ночь... Теперь вот Ремейка какого-то, не приведи  Господи!..
ДИРЕКТОР.  Ремейк – это не имя  мальчика. Или девочки... Просто осовременила Пушкина. В столице все так делают. Театральная, так сказать, инновация. Это сейчас повально. Инновации с модернизацией. Дух времени.  Ну, там «Бриллиантовая рука -2». Надоест «2», будет три, четыре, пять... Что делать, если публика просит...  А у нас «Спящая царевна-2»...
ИВАНОВ (перебивая). Потом три, четыре, пять... Ума много не надо. Пушкин придумал, а вы только цифирки подставляете!

Кругами ходит вокруг Люськи

 ИВАНОВ. Где ты её надыбал, мышь дворцовая?
ДИРЕКТОР. Царевну - два?
ИВАНОВ. Звезду, прости Господи...
ДИРЕКТОР. На высших курсах.
ИВАНОВ. На каких таких курсах?
ДИРЕКТОР. Повышения... Повышения культуры. Сексуальной. Высшие курсы, очное отделение... При нашем университете пожилого человека. Круглая отличница в своём нелёгком сексуально-просветительском  деле, так сказать...
ИВАНОВ. Ты ещё скажи – спортсменка...

 Снова  обходит Люську (уже в обратную сторону), засматривается на её полуобнажённый бюст внушительного размера



ДИРЕКТОР (подталкивая Люську поближе  к Иванову и похлопывая её по крутому  заду). Сами видите –  какая круглая отличница. Очница!   Сценический псевдоним – Люська Золотая Сиська. Можно  - Золотая Попка. Как кому нравится... Гений постельной борьбы с двойным переворотом...
ИВАНОВ  А почему только одна сиська... золотая?
ДИРЕКТОР. Это условность... Театральная. Можно переименовать – Люська Золотые Сиськи.
ИВАНОВ. Не надо! Имя – это святое. Это раз – и на всю жизнь. (Трогает бюст указательным пальцем).  Спортсменка, значит, коль с переворотом?.. Гм, занятно... Двойной тулуп, тройной переворот... Или наоборот?  (После паузы).  Впрочем,   знаю, знаю,  за что петух кукушку хвалит... Уже потоптал курочку? И годы, и седина в голову тебе, директор, а хрен всё одно – в ребро!  Любовница твоя, эта порно-Люська?  (Резко меняет  интонацию на гневливую). Вы тут, я гляжу, глаз не отважу, все пересношались, извращенцы гребанные!  Разорить бы вашу Гоморру,  осиный очаг культуры (кивает на рабочего по сцене Мухометдинова, одетого в полосатый свитер)   -  да всех  на лесоповал! Или в карьер! Там из геев и педиков быстро мужиков сделают... А то распёрла вас гордыня. Театр «Ерос» (провожая взглядом Мухометдинова, одетого в полосатый свитер), мухи полосатые по сцене летают. Всех уволю к ядрёной фене!
ДИРЕКТОР (падая на колени).  Грешен, ваше превосходительство! Как есть в грехах  погряз, вольных и невольных... Бес попутал. (Достаёт  предвыборную листовку с портретом Иванова, крестится и что-то шепчет). Грешен, ох,  грешен я, Юрий Сергеевич, как грешен, раб ваш недостойный!.. Но предан! До мозга костей вам предан, Юрий Сергеевич! Меня уволите, с кем на выборы пойдёте?
ИВАНОВ.  (смягчаясь). Ладно... Ты с карачек-то встань. Коленки запузырятся.

Директор ползёт на коленях, хватается за руку главы, пытаясь её  поцеловать. Это чем-то напоминает известную картину «Возвращение блудного сына».

ДИРЕКТОР. Газетка-то вас КАК подставила!.. А мы спасём. Как знали, что хрустальный гроб из прозрачного пластика пригодится... Как знали, когда Люси за «Спящую...» взялась.
 ИВАНОВ. А ты... звезда, неужто  самого  классика... в этом деле переплюнула?
ЛЮСЬКА. Кто ж его переплюнет? Он же – классик!
ДИРЕКТОР   Одна «Гаврилиада» Александра Сергеевича чего стоит!.. Правда, потом  открещивался классик от своего же шедевра, отмазывался... Но кто, кроме него?
ИВАНОВ. А «Лука Мудищев» - тоже Пушкина?
ДИРЕКТОР. «Мудищев» - это Барков. Но размер «Мудищева» оказал прямое влияние на «Евгения Онегина».
ИВАНОВ. Жаль, что «Мудищева» не Пушкин сочинил... Жаль. Сильная, скажу я вам, вещь. Вот бы взять и членами вашего драмкружка поставить!.. (Смеётся). С такими кадрами (хлопает Люську по попе)  ещё не одного  классика переплюнете. Опыта хватит?
ЛЮСЬКА.   По воспоминаниям современниц Пушкина, у Александра Сергеевича пятьсот половых партнёров было.  Но время, как бы вам объяснить, дорогой,  Юрий Сергеич – а можно просто Юра?.. - не стоит... на месте. Нужна модернизация секса 19 века,  смелые,  инновационные решения. Осовременила  мизансцены Камасутрой и разработками отечественных и зарубежных сексопатов. А в остальном – ни на шаг от классика!
ИВАНОВ. Иди ты!..Камасутра только с утра. Вечером я свою ногу за твоё ухо уже не заведу... Хандроз.
ЛЮСЬКА. Ни слова о возрасте, Юра... Мы молоды. Мы целомудренны. Для нас всё, как в первый раз. Тогда заведёте. Помните, как семь добрых молодцев   приняли царевну? Я напомню, как в первоисточнике, у  самого Александра Сергеевича (Декламирует).  «И царевна к ним сошла, честь хозяям отдала».
ИВАНОВ. Честь, говоришь, отдала? Целочкой, значит, была белочка...
ДИРЕКТОР (шутит).  Отдание чести – долг каждого военнослужащего, ха-ха... На заборе воинской части прочитал...
ИВАНОВ (резко обрывая). Не встревай в беседу с дамой, хамло невоспитанное! Знаю, зачем ты к солдатам под забор бегаешь, падла! (Люське).  А чего ж эта Золотая  Сиська..., царевна, в общем, в гробик сыграла-то? Аль зае... заездили  тебя (смотрит в сторону Муха) эти    черножопые молодцы?
ЛЮСЬКА. Пушкин пишет, что сексом они занимались только по утрам. Вместо зарядки. А это, как утверждал известный  народный целитель Малахов, очень полезно для долголетия. Цитирую наизусть: «Братья милую девицу полюбили. К ней в светлицу раз, лишь только рассвело, всех их семеро вошло».
ИВАНОВ. Сразу – и семеро! Круто, как выражается мой внук.  Это ж какое здоровье царевне нужно было иметь...
 ЛЮСЬКА.  От секса умереть нельзя. Я на себе проверяла.
ИВАНОВ.  Так чего ж она померла? Её, кажись, потом  королевич какой-то спас.
ЛЮСЬКА.  Елисей, не унывая, сперва к семи  молодцам  в лапы попадает, к лесным братьям. Но бисексуал проходит все  сексуальные испытания, которые ему учинила великолепная семёрка, в конце концов попадает в нору. И залезает в хрустальный гроб к спящей царевне и  овладевает  спящей девушкой... 
ИВАНОВ. А отчего просыпается-то девица?
ЛЮСЬКА. От оргазма, разумеется. У нас это кульминационный момент в  «Спящей царевне-2».
ИВАНОВ. А конец?
ЛЮСЬКА. Как у классика. «Обвенчался Елисей. И никто с начала мира не видал такого пира».  Семь братьев  женятся на Елисее и его невесте, устраивая пир и невиданную доселе  свадебную оргию.
ИВАНОВ. Групповуху?
ЛЮСЬКА. Этой коллективное действо в древней Руси называлось «пиром». Уж кто-кто, а Пушкин знал, что движет обществом.
ИВАНОВ. Что же?
ЛЮСЬКА. Основной инстинкт, Юрочка... Можно всё-таки, я вас так  буду называть?.. Условно. Как всё в театре. 
ИВАНОВ (махнув рукой).   Юрой? Валяй! (Меняет милость на гнев).  А Пушкина марать не дам!
ДИРЕКТОР (в сторону).   Свят, свят, свят!... (Целует портрет на предвыборной листовке).
ЛЮСЬКА. Пушкин превыше всего! Я грудь... золотую... отсеку за Пушкина! Всё от него идёт! Всё!.. Всё, чем осталось нам  ещё гордиться!
ИВАНОВ.  Всё, говоришь царевна, от него, от солнца нашей поэзии?.. И семь братьев, и Елисей, и царевна с порно-звездой в одном месте... Основа его – пушкинская?
ЛЮСЬКА (кокетничая и дотрагиваясь до кончика носа Иванова). Всё! До мельчайших постельных подробностей!  Нужно только уметь  читать между строк. Я  эту сказку-быль сначала назвала «С семью богатырями  в одной  постели». Постановкой постельных сцен лично Валерий Палыч со всей  семёркой  занимается... Колоссальная творческая работа! Он – соавтор  гения России по праву. Но решили всё-таки подфартить Пушкину: оставили старое название сказки, только двоечку прилепили. По подсказке Валерия Палыча...
МУХ. Ба-а-лшой специалист!
 ЛЮСЬКА. Вот Мух, дворник Мухометдинов, блестяще играет старшего богатыря.
ДИРЕКТОР (с воодушевлением декламирует). Богатыри – не вы-ы!..
ИВАНОВ. Это ты кого имеешь ввиду?
ДИРЕКТОР. Это тоже... из классики...
ИВАНОВ (передразнивает). Из классики... Как он, (тычет пальцем в Муха) этот мух полосатый, может русского богатыря, светлоокого и светло-русого молодца сыграть, а?
ДИРЕКТОР. Гримируем, Юрий Сергеевич. Не пластику же ему делать!
ИВАНОВ (передразниваем). Гримируем... Как волка не гримируй – всё равно в лес смотрит...
ЛЮСЬКА. Так он же в лесу и живёт! Куда ж ему ещё и смотреть...
ИВАНОВ. Значит, добры молодцы из Средней Азии.
ДИРЕКТОР.  Гастарбайтеры. Мы бы и своих навербовали, но гонорар в виде спиртного требуют... Алкаши чёртовы  к последнему акту в гроб хрустальный к Люське залезть уже не могут... Кто царевну разбудит?
ИВАНОВ (кивает на Муха). А этот Ос или Мух, как его там? Этот залезает?
ЛЮСЬКА. Легко! (Демонстрирует Муха, как лошадь на ярмарке).  Каков жеребец! Каков удалец!   Открой рот, Мух! Так, зубы, зубы – как у снежного барса!...
ИВАНОВ. Саблевидные или желтые?
ЛЮСЬКА. Главное – натуральные. Свои.  Отбелим мелом перед премьерой – и на фоне чёрной бороды засияют, как снега Килиманджаро! А эта часть, вот эта, эта!...Вы только взгляните на его круп! На его, простите за смелость, пах, на его... Не будем уточнять. Скажу как профессионалка:  Мадонна сдохнет от зависти!... 
ИВАНОВ. Жеребец, жеребец... (Открывает рот Муху). По лошадиным меркам, пора на скотобойню. Жеребец на пенсии. А ржёт, хоть? А ну, покажи!.. Да не нужно штаны снимать, дебил!   Поржи просто...

Мух ржёт

ИВАНОВ. Фальшивит, стервец. По-восточному как-то, по- ослиному ревёт... У нас так кони не ржут. Даже в сказках. (К директору). Не доучил! Сыроват материалец-то...
ДИРЕКТОР (Подводя дворника к авансцене).  Запомни великие слова: когда умирают кони, они дышат... Да не так, дурак! Не стонут, а дышат! Вот так...

Директор демонстрирует, как ржут кони. Мух  неудачно  копирует.

 ИВАНОВ (Не обращая внимания на мастерское ржание директора, шепчет Люське на ухо). А ты бы,  царевна, к примеру, смогла бы со мной отужинать? Так сказать, в норке загородной, в, так сказать, интимной глухоманной обстановке?
ЛЮСЬКА (хитро щурится и вдруг прыгает Иванову на колени). Легко, Юра! Или вы сомневаетесь в моих талантах? Всё начинается с невинного поцелуя спящей царевны... (Неожиданно сгребает Иванова в охапку и целует долгим, «профессиональным», поцелуем).
ДИРЕКТОР (в сторону).  Сука! Но (цокает языком)  редкого дарования сука.   По таким давно МХАТ и  Чеховский фестиваль  плачут... Пауза, конечно, затянута, но как играет!  Как  играет!.. Тьфу!.. (Сплёвывает).

С улицы доносится шум толпы. Слышатся возгласы: «Открывайте выставку! Не томите народ!»; « Пропустите в туалет!  Мочи  уж никакой нету!..»

ИВАНОВ (кивая на входную дверь). Ишь, какое нетерпение!  Верят, что выставка состоится. Ведь я обещал.
ЛЮСЬКА. Пацан обещал – пацан сделал.
 ДИРЕКТОР. Ничего, ничего.... Потерпят, коль с работы сорвались.  Не поликлиника: и часа ещё  не ждут.
ЛЮСЬКА. Дураки умеют ждать... (Поймав строгий взгляд Иванова). Семьдесят лет коммунизма ждали... Ну, не дураки ли?
ИВАНОВ. Ты, царевна, в политику не лезь. Ты своим делом занимайся!
ЛЮСЬКА (разряжая атмосферу).  Дубль номер два! (Вновь обнимает Иванова и повторяет прерванный поцелуй).

Входит Баташов. Подходит к «гробу хрустальному», стучит по пластику, чтобы привлечь к себе внимание.

ИВАНОВ (прерывая поцелуй и судорожно глотая воздух). Я обязательно приду на премьеру! У-у, царевна... Не спящая, а бдящая! Губища-то, губища!.. Как у Маши Распутиной! Золотая ты моя... Соска!

БАТАШОВ стучит настойчивее.


КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Те же и Баташов


ИВАНОВ (копируя галчонка из мультфильма). Кто тама?
БАТАШОВ (печально). Это я, Рамзес Двадцатый...
ИВАНОВ. Кто-кто?
БАТАШОВ (в сторону). Мумия в пальто...

С улицы слышится свист толпы, звон разбитого стекла, слышится  «Открывайте выставку, суки! Билеты продали, а где мумиё?»

ИВАНОВ (снимая Люську с коленок).  Так, лирикой   займёмся в мирное время А сейчас ближе к телу... фараона. (Баташову). А чего не спрашиваеь: «Вызывали?».
БАТАШОВ. Вызывали, Юрий Сергеевич?
ИВАНОВ (победно директору и Люське). Ну, что я говорил!
ЛЮСЬКА (с кавказским акцентом). Визивали, визивали... Щас в люлю хрустальную  уложим, драть  тебя, Рамзес, будем...
ИВАНОВ (Люське). Молчать!.. Когда я не молчу. Ну, никакой тебе демократии... (Баташову).  Рамзес, значит... Двадцатый, значит... Знавали мы таковых. Знатная египетская  династия, если по порядковому номеру последнего в мире фараона  судить, с богатыми традициями.
БАТАШОВ (пытаясь объяснить). Я не хотел вводить вас в заблуждение. Думал, все догадаются, что розыгрыш. Сейчас многие в Египет ездят... Жить становится лучше, веселей... Откуда взять бедным египтянам целых двадцать Рамзесов?  Рамсес второй, например...
ИВАНОВ. Молча-а-ать! Пока зубы... торчат. Я-то хорошо знаю, сколько их было, сколько  ещё осталось... Я всё знаю. Должность такая – от таких, как ты Рамзесов, город оберегать. Ты чего ему такой порядковый номер дал, а? Сам я твою шутку в газетке не успел прочесть. Меня помощники проинформировали. На полном, так сказать, серьёзе... А про двадцатого – ни гугу.
БАТАШОВ.  Двадцатого никогда и  не было. А Рамзес – или в другой транскрипции Рамсес, через букву «эс» - Рамсес Второй, ну, тот, который восстановил власть Египта в Палестине, умер и был забальзамирован более трёх тысяч лет назад. А двадцатый  - это  ко Дню дурака.
ИВАНОВ (хмурясь). День Дурака –  тоже ты  придумал?
БАТАШОВ. Вы мне льстите, Юрий Сергеевич. Он к нам из старины глубокой пожаловал... Преемственность поколений, как раньше любили говорить и писать.
ИВАНОВ (перебивает, брызжа слюной). Молчать!.. Я сказал: молчать! (Передразнивает)  Преемственность поколений! Ты где, писака, живешь, а?
БАТАШОВ. В России, смею заверить...
ИВАНОВ (перебивая). Это в общем. А в частности – ты на Аномалии живешь и  тут, в городе-жемчужине, творишь своё паскудное  дело... И демократией, небось, прикрываешься.  А у нас одна демократия: я начальник – ты дурак! Вот тебе и вся преемственность поколений. (Смеётся).   
БАТАШОВ (в сторону, испуганно). Сфинкс рассмеялся!..
ИВАНОВ.  Кто ты такой, я тебя спрашиваю!..
БАТАШОВ. Креативный журналист отдела новостей городской газеты  Баташов.
ИВАНОВ. Не городской, а моей газеты. Моего органа! Я, реактивный журналист – твой главный орган. (Задумывается). Вот у тебя, какой самый, самый главный орган?
БАТАШОВ (неуверенно). Голова, наверное...
ИВАНОВ (передразнивает). Голова, головка... А кино «Основной инстинкт» глядел?
БАТАШОВ. Смотрел...
ИВАНОВ. Так думай, думай, своей головкой,  реактивный!
ЛЮСЬКА. Ну, ну, Рамзесик!.. (Показывает неприличный жест)  Чем детей делают?  (Иванову). Молодой ещё. Своего главного органа не знает...
ИВАНОВ. Выполняй тут с такими демографическую программу!.. Главный твой орган –  в штанах. И ты его, уверен, никогда не критикуешь. Публично, во всяком случае. Так вот, я –  тоже твой  главный орган. И я, глава, тоже вне критики.   Это я тебя пока по-доброму учу, салажонок!
 ДИРЕКТОР. Они-с,  журналюги, Юрий Сергеевич, доброты не понимают. Ради красного словца не пожалеют и отца... города.
ИВАНОВ (директору). И тебе - молчать! Народ египетский  требовал только две вещи. Только две: хлеба и зрелищ. Ну, с хлебом  я вопрос решаю, семь сортов продаём. А зрелища – твоя, директор,  епархия.
БАТАШОВ. Ультимо рацио!
ИВАНОВ. Чего-чего?...
БАТАШОВ. Это в переводе с латинского  -  решительный довод! Но у нас к хлебу и зрелищам прибавляется    водка. Вечно виноватым  народом управлять легче.
ИВАНОВ. Ультима, говоришь? Да кто ты такой, чтобы меня, главу города, избранного, как ты утверждаешь, похмельным народом, учить?!.

С улицы нарастает шум толпы, слышатся выкрики: «Запускайте на выставку, сволочи!», «Ща разнесём  дворец по щепкам!»

ИВАНОВ. Слышишь, писарь? Глас народа – глас Божий. Для меня это священно! Потому что я – патриот. А ты – никто. Пустое место для меня.  (Обращаясь к директору ДК) Двери, запоры – надёжные?


За стеной раздаются   глухие удары. Чей-то зычный голос с хрипотцой выделяется из шума толпы: «Да они там золото с бриллиантами делят, ворюги!»

ДИРЕКТОР (прислушиваясь и после паузы). Похоже, бревном в двери бьют... Осадили, гады, почище татар. И чего озверели?
ЛЮСЬКА. С жиру бесятся.. В супермаркетах полки ломятся. Были бы деньги...
ИВАНОВ (директору). Зрелищ давай! (Обращаясь к Баташову).  Салус попули супрэма лэкс! Благо народа – высший закон. Учись, студент! (Поворачивается к директору и Люське).  Ладно, действуйте, господа извращенцы, как договорились. И пошустрей! Боюсь стены напора не выдержат.
ЛЮСЬКА. Мухометдинов!  Мух! Быстренько пеленай журналюгу бинтами.

   Мухометдинов  борцовским приёмом  укладывает Баташова на лавку, вместе  с Люськой и директором  они бинтуют  журналиста.

МУХ. Не надо бояться, писатель-джан. Писал – не боялся. Сейчас поздно бояться. Мух из тебя хороший мумий сделает.
ДИРЕКТОР (смеётся, потирая руки).  Терпи, терпи,  казак, атаманом станешь...
ИВАНОВ. Ради города, родины своей, в конце концов,  и  реактивному журналисту пострадать можно... Ты, парень, родину любишь?
БАТАШОВ (поворачиваясь с боку на бок). Люблю...
ИВАНОВ. А жизнь за неё отдашь?
БАТАШОВ. Жизнь? Так кто ж её тогда любить будет?
ИВАНОВ (следя за работой). Стягивайте покрепче! Чтобы в гробу не развязался... Да рот потуже затяните! Что б не вякнул чего непотребного, когда губернатор приедет. Эти борцы за свободу слова сами дураки полные. Могли бы жить припеваючи, так нет, не могут не вякать...
БАТАШОВ. Тогда уж забейте рот глиной! (Неточно цитирует Бродского). Но пока мне рот не забили глиной, из него будет слышаться только благодарность.
ИВАНОВ. А что тебе, дружок, и остаётся? Скажи мне спасибо, что ты вообще  есть. Как ни крути, ни верти – я твой благодетель. Работодатель, как принято сейчас говорить.
ЛЮСЬКА. Ишь, как извивается... Как уж на сковородке. Гляди - развяжется в самый ответственный момент.
ДИРЕКТОР. У нас не развяжется! Мух, рви простыни на полоски, бинтуй потуже!
ИВАНОВ (обращаясь к Мухометдинову). Ей ты, как тебя там – Ос или как?
МУХ.  Можно и Ос. Ос – это тот же мух, только полосатый.
ИВАНОВ.  Пиши объявление: «Стоять у гроба не больше секунды. За нарушение – штрафные санкции».
БАТАШОВ (крехтя, сдавленным голосом). Только без фанатизма, без фанатизма, пожалуйста!
ИВАНОВ. Заткнись, Рамзес несчастный. Сам кашу заварил...
БАТАШОВ (мычит через  бинты, отплёвываясь). Гуманнее заклеить мне рот пластырем. Долой запрет на профессию!
ИВАНОВ. Заклеивать не надо. Просто подмотайте повыше. Только сопелка чтобы дыхала... Две дырочки  для жизни ему вполне  хватит.
БАТАШОВ (глухо).  Душно! Мне душно. И жарко. Подайте...
ДИРЕКТОР. Бог подаст. Ты в Бога веруешь?  Нынче все веруют. Даже атеисты.  Вот Бог и подаст.
БАТАШОВ Иуда!.. (Пауза).  Пи-и-ить! Я не шучу! Я  умираю от жажды, а  ещё сколько  обездвиженному лежать!..
ИВАНОВ, Ну, недолго... С часик. Торжественно откроем. И тут же торжественно  закроем. А впечатления у электората останутся.
БАТАШОВ. Час я не выдержу... Пи-и-ить, жрецы египетские!
ЛЮСЬКА (кивает на режиссёрский  столик, уставленный бутылками). А это идея! Пьяному Рамзесу  саркофаг по колено!
ИВАНОВ. Пусть хлебнёт. Для храбрости. Но не всю бутылку... Влить четыреста пятьдесят. Без закуски.
ДИРЕКТОР. Но не больше!  А то как нужду справит, если приспичит? В реквизите спектакля памперсов нет.

Люська находит в бинтах рот Баташова, вставляет туда воронку и, булькая,  вливает  полбутылки какого-то спиртного. Баташов шумно проглатывает жидкость.

ЛЮСЬКА (шепчет). Всё, всё, милый Рамзесик... Сейчас хорошо тебе будет,  хорошо... Хорошо уже?
БАТАШОВ. Лучше...
ЛЮСЬКА. Сейчас будет совсем хорошо.  Нигде не болит? Не перетянули?
БАТАШОВ (пьяненько поёт).  Если я заболею, то к   жрецам обращаться не стану...
ЛЮСЬКА. Сейчас в хрустальную  люлю. И спать, спать, спать...
ДИРЕКТОР. Готово, Юрий Сергеевич! (Любуется работой). Мумия чистой воды (цокает языком). Не отличишь от оригинала!
ИВАНОВ. Тащите его в гроб!  Мух! Готов плакат?
МУХ. Готова, хозяина, совсем готова!..
ИВАНОВ. Крепи его в изголовье покойного!

Мухометдинов разворачивает плакат, на котором коряво написано с ошибками:
«СТАЯТЬ 1 СЕК. ПАТОМ – ПО МОРДЕ!  С УВАЖЕНИЕМ РАМСЕС-ХХ».

ДИРЕКТОР. Мух,  художник на букву «Х»!.. Потом плакат прилепишь. Помогай в гроб Рамзеса тащить! Тяжеловата мумия... Живая.
ЛЮСЬКА. Спящие клиенты самые тяжкие...
МУХ. А золото, рубины там, брюлики-рюлики... В гроб тоже наложить, Валера-джан?
ДИРЕКТОР. Потом вместе наложим.
ИВАНОВ. (прислушиваясь к нарастающему гулу толпы).  Какие ещё золото-бриллианты?
ЛЮСЬКА. К «Спящей царевне»  стекла накололи, покрасили... Когда под гроб подсветку  подсовываем – красота сказочная!..

Директор и Мух, надрываясь, тащат  «забинтованного» с головы до ног  Баташова к пластиковому гробу, покачивающегося на бутафорных цепях, насыпают в «саркофаг» битого разноцветного стекла




КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Те же и мумия

ДИРЕКТОР. Люська! Помоги,  блин, уложить пьяную мумию! Да не разбуди! Поласковее, мать!
ЛЮСЬКА (ласково).  Спит, дурачок пьяненький... Даже похрапывает во сне.
ИВАНОВ.  Где вы видели храпящую мумию!?. Переверните его на бок, дебилы! (Люське).  Чего ты ему, царевна грёбаная,  в глотку влила-то?
ЛЮСЬКА. Смешала всё, что оставалось – вискарь, вино, пиво. Хотела как лучше, Юрий Сергеич... Юра... Я ему под  попу самый большой свмоцвет подложу! Вот так...
ИВАНОВ (мягче). «Как лучше!...». Ты черномырдинки мне  тут не цитируй. Ладно... Что-то  не храпит больше.  Стекляшкой ляжку не порежет?  Да и не помер ли он  там, в гробу вашем?
ДИРЕКТОР. Мертвецки пьян.  И играть  дохлую мумию   не нужно.

Втроём они вертят тело Рамзеса, поворачивая его то на бок, то укладывая на спину

МУХ. Я гроб под Золотой Сиська делал... Маловат будет. Не его размер.
ЛЮСЬКА.  У фараона только ноги не влезают.
ИВАНОВ ( ходит по сцене и смотрит на «саркофаг» с разных точек). Что это за порнография? Что за пьяница в пластмассовом корыте, мать вашу, я спрашиваю?!.  Почему у мумии ноги  за край гроба свисают?!.
МУХ. Не сердись, уважаемый голова! Сейчас ножовка принесу...
ДИРЕКТОР. Зачем ножовка?
МУХ. Нога буду пилить.
ЛЮСЬКА. Дурак! Он же проснётся!.. Больно будет...
МУХ.  Тогда гроб пилить буду... Но лучше – ноги. Гроб сам делал, красиво делал...
ДИРЕКТОР. Ничего пилить не дам!
ИВАНОВ. Почему?
ДИРЕКТОР. Цепи  не выдержат. Они же – не настоящие.
ИВАНОВ. Всё у вас тут не настоящее... Тогда, дебилы, хотя бы ноги  ему подогните.
ЛЮСЬКА. Теперь  коленки торчат.
МУХ. Пилит, пилит надо!
ИВАНОВ. Голову  бы тебе спилить чурка! Ты чего такой коротенький гробик смухлевал? Безо всякого  запаса.
МУХ. Золотая Жопа с Елисеем умещались, а на эту... журналину мерки не давали.
ЛЮСЬКА. Ничего,  ничего, Юрочка... На ноги побольше рубинов, сапфиров насыпем... Этого добра у нас навалом, слава Богу.
ИВАНОВ.  Сыпь! Да подтяните туловище Рамзеса, повыше! Может, подушку ему под голову?
ДИРЕКТОР (исполнив приказание). Ну, как?
МУХ. Теперь мумий сел. А что? Надоело четыре тыщи лет спать. Вот и сел.
ЛЮСЬКА. И пирожок съел...

У Иванова звонит мобильный телефон.

ИВАНОВ. Алло! Да, это я, Алексей  Семёнович... (Зажимает микрофон мобильника, шипит в сторону своих помощников, округлив глаза). Тихо, козлы! Губернатор!!! (В трубку).  Да, Алексей Семёнович! Уже готовы, Алексей Семёнович! Про ленточку? (Пожирает глазами директора. Тот кивает головой).  Про ленточку не забыли... Вы и перережете, Алексей Семёнович. Да, да... Всё готово. Ждём-с.

Иванов какое-то время тупо смотрит на замолчавший телефон, потом  вытирает лысину, поданной ему ленточкой

ДИРЕКТОР (вкрадчиво).  Как настроение... У Алексея Семёновича? Праздничное?
ИВАНОВ (вздрагивая). Что?  Праздничное... (Пауза). А то какое ещё? На праздник Дурака, чай, едет, бедолага... (Смеётся. Смех напоминает рыдание).
Рамзес неожиданно громко всхрапывает в гробу, что-то глухо бормочет

МУХ. Рамсеса готова! И мы готовы!
ИВАНОВ. Поверните мумию на другой бок!  Нажралась – и храпит, сука!

 Директор бросается выполнять указание. Раздаётся какой-то треск, цепь, дёрнувшись, опускается с одной стороны. «Саркофаг» наклоняется, рискуя вот-вот перевернуться

МУХ. Мумий много картошка ел. Тяжелый Рамсеса... (Подтягивает цепь). Будет лежать тихо – не вывалится. Будет дёргаться - плохо будет.
ИВАНОВ (срываясь на крик). Отойти от гроба! И не трогать мумию за нос! Ежели проснётся, всем хуже будет. А храп мы музыкой закамуфлируем. Есть у тебя, Директор, музыка, какая-нибудь египетская...
ДИРЕКТОР. Мухометдинов! Врубай все лампы подсветки! И давай на колонки ту,  турецкую музЫку!..
МУХ. Филиппа Киркорова? Или трубу ерихоновскую?
ДИРЕКТОР. Фанфары! И подсветку! Помирать, так с музыкой...
МУХ (с обидой). Все лампы нельзя. Жопа у Ремсесы гореть станет. Пластмас плавиться будет. Жалко, сам гроб делал...

 Включается  какая-то  музыка «не по теме». По «саркофагом» загорается мощная подсветка, высвечивая сверкающие россыпи крашеного битого  стекла

ИВАНОВ (закрывает ладонью глаза). Матушки-светы!.. (Исполняет немыслимый танец, прыгая то на одной, то на другой ноге).  Опа!  Опа!.. Вот это, доложу вам, Алексей Семёныч,  Европа!
ЛЮСЬКА. Красии-иво! Лежит красавчик! Беленький, длинненький,  мокренький, как...  использованный    презерватив.
ДИРЕКТОР. Любое сравнение   хромает... А  вот чего он, спрашивается, мокренький-то?
МУХ. Обоссался мумия...

Из «саркофага» поднимается не то дым, не то пар. «Мумия» ворочается.

ИВАНОВ. Нет такого гандона, чтобы не мечтал  стать дирижаблем.  (Водит носом).  Но палёной резиной всё-таки  припахивает...
МУХ. Пластик-мастик горит. Лампочки очень сильная...

У Иванова вновь звонит мобильник


ИВАНОВ. Алло!.. Кто? Из Киево-Печерской лавры? (Пауза). Нет-нет, наша мумия не продаётся... (Выключает телефон). Самим нужна красота!
ЛЮСЬКА. Красота спасёт не только мир, но и нас. (Вкрадчиво) А много предлагали, Юра?
ИВАНОВ. Много. Хохлы на обещания щедры...
ДИРЕКТОР. А может, Юрий Сергеевич, того?..
ИВАНОВ. Чего – «того»?
ДИРЕКТОР. Да толканём этого Рамзесика нашего  миллиончиков этак за пять...  Долларов, разумеется
ИВАНОВ (после паузы). Ну, коррупционеры чёртовы!.. Где же вас одному президенту побороть? Как борьбу с коррупцией объявили, так  будто с цепи голодные собаки сорвались.... Взятки взвинтили! Инфляцию провоцируете в стране?.. У-у, ироды... Прежде думай о родине, а потом о себе!
МУХ. Что, хозяина, делать будем? Пар от мумии пошёл...
 ИВАНОВ. Пар костей даже мумии не ломит!  Крепи, Ос, свой  плакат! Губернатор на пороге! Директор, алую ленточку на гроб!
ДИРЕКТОР (выглядывая из-за  кулисы). Боюсь, ленточка, Юрий Сергеевич, не понадобится... Прорвали оборону, гады!
ЛЮСЬКА  (голосом боцмана). Спасайся, кто может!..
ИВАНОВ ( в свёрнутую газету, как в рупор). По местам стоять! Эй,  Мух полосатый! Врубай фанфары в зал  на колонки!


Звучат фанфары. Мух вешает у изголовья «мумии»  изготовленный им  плакат. В это время слышится звон разбитого стекла и на сцену врываются утомленные   ожиданием  посетители «выставки». Слышатся выкрики из толпы: «Не пускайте безбилетников! Их тут не стояло!..»




КАРТИНА ПЯТАЯ.

На сцене те же и горожане, прорвавшиеся к «телу Рамзеса». Директор, Мух и Люська, взявшись за руки, с трудом сдерживают толпу, рвущуюся к «саркофагу». В конце картины  появляется губернатор.

ЛЮСЬКА (с надрывом). Возьмёмся за руки, друзья, что б не пропасть поодиночке!..
МУХ. Не при, товарища! Буду бить морда! Читай плаката! (Отбрасывает самых настойчивых).  Пьяный Рамсеса тряпками связан -  никуда не убежит. Всем, всем  мумия хватит!
ИВАНОВ (поднимая руку и успокаивая толпу). А ну, тихо, господа любители мировой истории! Я сам, можно сказать, личность вполне историческая. (В сторону) Вон в какую историю вляпался...
ДИРЕКТОР (из последних сил сдерживая толпу). Короче, Юрий Сергеич! Уважайте сестру таланта!
ИВАНОВ. Товарищи избиратели! Господа хорошие!.. Вы мне верите? Я обещал, что мои избиратели обязательно увидят эту уникальную находку?

Крики из толпы: «Ну, обещал! Дальше-то  что?»

 ИВАНОВ. Прошу не перебивать своими выкриками! Эту историческую находку нелегким горняцким трудом  добыла славная бригада Приходько, выразившая, между прочим,  единодушное желание на предстоящих мэрских выборах голосовать только за меня...

Выкрики: «Кончай, Юрий Сергеич,  пиариться! Дай на мумию взглянуть!»

ИВАНОВ (директору). Губернатор прибыл?
ДИРЕКТОР. Идёт по коридору...
ИВАНОВ. По какому коридору?
ДИРЕКТОР. По нашему коридору...
ИВАНОВ (мелко крестится). Слава тебе, слава!..


 Слышатся зычные голоса охраны губернатора: «Дорогу губернатору! Дайте  пройти губернатору! Р-раступись!..». По толпе плывёт громкий  шёпот: «Губернатор,  губернатор!..». Толпа успокаивается.
Появляется несколько помятый  неторжественным проходом губернатор области, зло кивнув Иванову,  поправляет очки и съехавший набок галстук

ГУБЕРНАТОР. Успел к открытию? Вижу, что успел... А то всю дорогу только и думал, что не успею...

Иванов достаёт из кармана  бумагу с заготовленной речью. И в это время все видят, как из «саркофага» на мощные лампы подсветки льётся какая-то жидкость. В следующий момент взрывается первая электролампа. От короткого замыкания брызжут искры.

ГУБЕРНАТОР (Иванову). Это что за фейерверки?!. Вы что, мать вашу, Юрий Сергеич!   Вы мне тут «Хромую лошадь-2» решили устроить? Что из гроба-то льётся?
ИВАНОВ. Елей, Алексей Семёнович! Чистый елей!.. Виноват, Алексей Семёнович!.. Недоглядел за черноголовым. Но сейчас всё исправим!.. Лампочка перегорела. Где этот Ос чёртов?!. Вырубайте подсветку!
ГУБЕРНАТОР (крестится, подходя к саркофагу). Однако, как сохранился, каналья!.. Даже волоски из носа торчат!.. Ну, прямо живой! Как Ильич в мавзолее. (Обращаясь к толпе).  И даже драгоценные каменья не растащили  коррупционеры египетские. Во как свои святыни чтили!

Раздаётся второй, более сильный хлопок от взрыва второй лампы.
Неожиданно  «Рамзес» начинает ворочаться, а потом крутиться, как уж на сковородке.

БАТАШОВ ( извивается, но привстаёт в «саркофаге» и  обращается к губернатору).  Горю, товарищ губернатор! Горю-ю-ю!..
ГУБЕРНАТОР. Свят, свят, свят!..(Пытается перекреститься, но падает в обморок).
БАТАШОВ. По-мо-ги-те, люди добрые!

«Мумия» подпрыгивает в «саркофаге». Цепи обрываются, «саркофаг» со своим   содержимым  падает на сцену. Баташов каким-то чудом встаёт на ноги и,  стянутый бинтами, по-кенгуриному  прыгает к выходу.
 Слышится  новый мощный взрыв. Дым, искры, кутерьма.
Толпа с ужасом бросается к выходу.
 Губернатор ползёт в другую от Баташова сторону.

ДИРЕКТОР. Господа!  Мы не горим! Это спецэффекты! Запланированные... Без паники! Мы не горим, господа!
ИВАНОВ (садится на пол, охватывает голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону).  Это я горю... На плёвой шутке  щелкопёра  сгорел, старый дурак!..
Последний хлопок – и  в зале полностью гаснет свет.

 ГОЛОС ДИРЕКТОРА. Вот и  она  – тьма египетская!






ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Съёмная квартира Баташова и Хрусталёва. За  накрытым  столом – Хрусталёв, Наташа и Петухов.
Фотокорреспондент в окошке дисплея цифровой камеры  крутит  недавно отснятые кадры.


ПЕТУХОВ (поворачивая дисплей в сторону Наташи и Хрусталёва). А как вам этот кадг? А вот этот? Пгекгасно! Умею ведь схватить за уши истогический момент: Лёва и Наташа подают заявление в  ЗАГС.
ХРУСТАЛЁВ (шумно вздыхая). Горе тому, кто живёт в чужом дому...
НАТАША. С милой рай и в шалаше. А в фамильном «шалаше», Лёва, четыре комнаты.
ХРУСТАЛЁВ.  Предчувствие нехорошее, Наташка! Чую, чую, будет  рай,  хоть ложись и помирай.
НАТАША. Ну что ты комплексуешь, Лёвушка!.. (Петухову). Мы вчера с котиком к моим родителям ездили, знакомиться.
ПЕТУХОВ.  И как смотгины пгошли?
НАТАША. Разве Лёва может кому-то  не понравиться? 
ПЕТУХОВ. Он что -  золотой чегвонец, чтобы всем нгавиться?
ХРУСТАЛЁВ. Ещё как, Володь,  (Петухову). Её отец трижды за вечер предлагал отвезти меня домой.
НАТАША. Он ждал, когда ты поддержишь разговор об отечественной медицине. А ты его анекдотами достал.  Отечественная медицина - его больная тема.
ХРУСТАЛЁВ.  Медицина – тема, конечно, актуальная... Но не врач! Я только о них пишу. А твой  старче прилип с вопросом: что у него болит между лопатками?  Чувствую: просто так не отстанет. Тогда спрашиваю: курите? Нет, отвечает. Пьёте? Тоже нет, говорит. А, простите,  женщинами балуетесь? Нет, мотает головой. Так это же у вас крылышки растут!..

Петухов смеётся.

НАТАША. Прекрасная шутка. В духе  «Камеди-клаба». Папа, уверяю тебя, Лёвушка, оценил. Не понял, но оценил.
ПЕТУХОВ. А мама?
ХРУСТАЛЁВ. Мама была уже готовенькая...
ПЕТУХОВ. Как это – готовенькая? Перебрала, что ли?
НАТАША.  Готовенькая в смысле подготовленная. Я  ещё позавчера её обрадовала, что у неё скоро внук   будет.   УЗИ показало... Или – показал? Короче, пятый месяц пошёл...
ПЕТУХОВ. Гадость счастливой бабули не поддавалась описанию...
НАТАША.  Не гадость, а радость! Хочешь, дам адрес знакомого логопеда?
ПЕТУХОВ. А зачем? Весь шагм  тогда пгопадёт... Кайтавеньким годился, кайтавеньким помгу...
ХРУСТАЛЁВ.  Давайте, что ли, выпьем  за помолвку, за свободный выбор в условиях несвободы...
НАТАШКА. Не торопись, муженёк. Подождём ещё минут десять...

Хрусталёв разливает вино по бокалам. Звонок в дверь.

ХРУСТАЛЁВ. А вот он и пришёл...

 Входит Марта.

МАРТА.  Здравствуйте! А  Саша – где?
ХРУСТАЛЁВ. Рамзес двадцатый? На комиссии.
МАРТА. На какой комиссии?
НАТАША. Он в военкомате, Марточка.
МАРТА. В военкомате? А зачем?
ПЕТУХОВ. Долг собигается отдавать. Священный, несмотгя, заметь, Марточка, на цагское пгоисхождение.
МАРТА. А-а...  Не понимаю.  Где он?
ХРУСТАЛЁВ (берёт в руки гитару, поёт). Не ходил бы наш Сашок во солдаты!.. В русской армии штыки, чай, найдутся, без него в наших войсках обойдутся.
МАРТА. В армию... гребут?
ПЕТУХОВ. Надеемся.
МАРТА.  Что значит – надеемся. А откосить – нельзя?
ПЕТУХОВ. Никак нельзя...
МАРТА. А за деньги?
НАТАША. Ну что ты, подруга!.. Армия не раз Россию спасала. Она и Рамзеса нашего спасёт.
МАРТА. Когда-то спасала. Сейчас от неё больше спасаются. Неужели ничего нельзя сделать?
ХРУСТАЛЁВ. А ничего такого-этакого по отмазке делать не нужно. Санёк - доб-ро-во-лец.  Подзабытое слово?  Добровольно готов в любую точку. Хоть в горячую, хоть в холодную. Только побыстрей и подальше.
МАРТА.  Но – почему?
ПЕТУХОВ. Солдатская шинель – его единственное спасение.
МАРТА.  Объясните, почему?
ХРУСТАЛЁВ.  Потому что у Рамзеса двадцатого только два выхода: турма или армия. Что лучше?
МАРТА (неуверенно). Армия.
ПЕТУХОВ. Сообгажаешь...
ХРУСТАЛЁВ. Иванов с правоохранителями дело  Рамзесу шьют. Обвинение в подстрекательстве к экстремизму... Нешуточная статья.
МАРТА. Это что – серьёзно? Без шуток?
НАТАША.  Это очень и очень серьёзно,  Марточка.
МАРТА. Мой бедный, бедный Рамзес...
ПЕТУХОВ. Спасибо главвгеду...
МАРТА. Кому, кому?
ХРУСТАЛЁВ. Перевожу для слабознающих  иностранные языки. Володя сказал: спасибо главвреду, то есть главному редактору. Это Зубов перед своей отставкой позвонил своему старинному товарищу -  военкому города. Тот, конечно, только рад был помочь... План по набору рекрутов горит синим пламенем.  Я вот прикину нос к пальцу – и тоже напрошусь добровольцем...
НАТАША (перебивает). Нет, нет  и нет! Только через мой труп. У тебя, дорогой мой... ребёнок будет. Рожать вместе будем. 
МАРТА. А это? (Кивает на стол).  А застолье? По случаю  Сашиных проводов?
ХРУСТАЛЁВ. Заявление в ЗАГС сегодня подали. Чем не повод выпить?  Ну, и на проводы рассчитываем. На годичное расставание. Пусть всё устаканется, успокоится... Глядишь, Иванов слетит с третьего срока... Или четвёртого? Совсем в его сроках запутался. Но не вечен же человек с такой редкой для России фамилией...
МАРТА. Можно мне на балкон выйти? Весна, а  на душе – осень.

Марта выходит на балкон. Входит Баташов.

БАТАШОВ. Ура,  братцы - забрили!.. Годен к строевой!
ХРУСТАЛЁВ. Поздравляю, старик!  Получишь ещё одну профессию – родину зачищать.
БАТАШОВ (напевает песню Окуджавы). «А если что не так не наше дело, как говорится родина велела. Иду себе играю автоматом. Как просто быть солдатом, солдатом...».
 ХРУСТАЛЁВ (подавая полный рог вина, имитируя кавказский акцент). Это, Сашок, тебе на посошок!  Да не трусь, юнкер! Градус щадящий.  Будущий тесть, уверял, что сам сделал, из  небывалого урожая яблок  аномально жаркого лета.
БАТАШОВ. За вас, мои дорогие соплеменники! (Хрусталёву и Наташе). За ваше счастье! За продолжение рода! (Осушает рог). Вы на меня внимания на обращайтесь.   Выпивайте и закусывайте, а я потихоньку собираться буду.
НАТАША. Когда отправка?
БАТАШОВ (собирая дорожную сумку). Утром. Чёрт!..  (Критически смотрит на свою причёску). Не успеваю постричься...
ХРУСТАЛЁВ.  Обреют за  казённый счёт. Причёска известная – «под нолик».
ПЕТУХОВ. А в какие войска?
НАТАША.  В наши!  Не в иностранный же легион.

Открывается балконная дверь и появляется Марта

 БАТАШОВ.  Марточка!.. Вот это сюрприз, вот это подарок!  Сколько лет, сколько зим!..
МАРТА. Всего-то неделя прошла... Я к маме в Воронеж ездила. Приехала, а у вас  тут такое... такое... Мне про выставку Рамзеса двадцатого девчонки из моей группы рассказали. Слухи по Интернету до Воронежа и дальше... Я сперва обрадовалась. А потом испугалась. До смерти...
БАТАШОВ. Да всё нормально.  Полной, можно сказать,  нормалёк...
МАРТА (сквозь слёзы). В солдаты забрили?.. Мой бедный, несчастный рекрут  Рамзес...
ПЕТУХОВ. В войска какие, сказали?
БАТАШОВ.  Вроде бы в  связь.
НАТАША. С общественностью?
ХРУСТАЛЁВ. С девками у забора части.
БАТАШОВ. Да мне хоть куда, лишь бы побыстрее! Спасибо Ильичу... Весь удар на себя старина принял. Мол, я дал  такое задание такое журналисту. Меня и наказывайте...
ХРУСТАЛЁВ. А что Ильичу грозит? Пенсию по старости уже не отберут... Нету такого закона: пенсию отнимать у солдата невидимого фронта.
НАТАША. Он что – разведчик?
ХРУСТАЛЁВ. Я имел ввиду «фронт идеологический», как  он сам любил говорить.
БАТАШОВ. А – ты? Я ведь читал твой вчерашний гвоздь номера – «Первая победа над коррупцией».
ХРУСТАЛЁВ (пытаясь перевести разговор в другое русло). Давай лучше о тебе, о предстоящих армейских буднях...
БАТАШОВ.  Не ожидал, Лёвушка, прыти такой... Власти, уверен,  понравится.
НАТАША. А Лёва не может не понравится... Он даже папе моему понравился.
ХРУСТАЛЁВ. Вот так, юнкер!
БАТАШОВ. Честь имею!.. Громкие слова. Но явно не из твоего репертуара.
ХРУСТАЛЁВ. Не завидуй, не завидуй, старик. Директор ДК билеты продавал? Продавал. Знал, что воздух продаёт, шельмец. Скажешь, не коррупция?
БАТАШОВ. На уху наловил. Да сеть у рыбочка не та: мелочь запутывается, а крупняк запросто уходит.
МАРТА (берёт за руку Баташова). Мой бедный Рамзес! Не надо так волноваться. Вижу, довели тебя, довели...
ХРУСТАЛЁВ. Это тебе, что ли, героя нашего времени изображать? Чего ж не приберёг  слова эти обличительные  для последнего слова подсудимого?... Нет, предпочёл сбежать... Очкуешь, Баташов, а туда же... Учить других мы все горазды...

Друзья берут друг друга «за грудки». Первым остывает Баташов.

БАТАШОВ.  Ты прав, Лёва... Как всегда, прав. Рабская психология... Давлю, давлю из себя раба... По капле, как Чехов. А надо бы не каплями,  литрами надо бы! Столько во мне страха раба и от предков моих, и от меня нынешнего накопилось. Через край, брат, через край... Не выдавлю – слезой всё равно выйдет. Ещё больнее будет.
МАРТА (пытается по-своему  успокоить Баташова). Бедный, бедный  Рамзес... Можно я тебя поцелую?
ХРУСТАЛЁВ. Вот об этом спрашивать не нужно.
БАТАШОВ. Ну, целуй меня, целуй, хоть до крови, хоть до боли!
ПЕТУХОВ. Вот это дгугое дело!.. (Подаёт всем бокалы с вином). Истина в вине! Веками доказано.
НАТАША. Сашка, чем собачиться, лучше давай очередной анекдотец! На этот раз в тему армии.
БАТАШОВ.  Армейский? Значит, так... Петька спрашивает Василия Ивановича: «Слушай, что такое победить коррупцию?» - «Это когда тебе без взятки зампотылу выдадут нового коня, новую шашку и новые сапоги». – «Здорово. А что такое свобода слова?» - «Ну, это когда можно писать правду и про кого хочешь». – «И про тебя, и про Фурманова?» - «И про меня, про всех!», - отвечает Василий Иванович. – «И ничего не будет?» - «Ни-че-го... Ни коня тебе, ни шашки, ни сапог...». Вот такой анекдот.
 
Пауза

ХРУСТАЛЁВ. Правильно политический момент понимаешь. А на меня псов спустил...
МАРТА (гладит Баташова по голове). Мой бедный, бедный Рамзес... Уходит от меня Рамзес, уходит...
ХРУСТАЛЁВ. Он обязательно вернётся. Просто обречён на это.
НАТАША (задумчиво). Ничто на Земле не проходит бесследно...
ХРУСТАЛЁВ (кладёт руку на её животик). Это точно, мать... Вот и Сашкины упражнения в беллетристике на меня  повлияли...
БАТАШОВ. Это как? Интересно узнать, что у тебя уже есть благодарные  ученики.
ХРУСТАЛЁВ. Есть, есть, Саня. Я тут один сценарий задумал. Юмористический фэнтези. В общем, сюжетец  на мультфильм, кажись, тянет.
БАТАШОВ. Ну-ну... Что за сюжет?
ХРУСТАЛЁВ. Сюжет твой. Дуракам посвящается... Короче, высаживаются американцы на Марсе. Вызывают в Кремль наших космонавтов и говорят им: «Американцы на Марсе! Нужно, сами понимаете, их переплюнуть, и потому мы решили послать вас на Солнце»...
НАТАША. Лёва! Но ведь там очень жарко! Они просто сгорят...
ХРУСТАЛЁВ. Примерно так же ответили наши космонавты. А им: «Вы что же думаете, в правительстве дураки сидят? Полетите ночью!».
НАТАША (пожимая плечами). А что от этого изменится?
ПЕТУХОВ. Это для кого как. Нам, татагам, всё гавно! Что днём лететь. Что ночью.
МАРТА. Ты пиши мне эсэмэски, мой бедный Рамзес... Каждый день. И звони... Я тебе на телефон пришлю. Со стипендии...
ХРУСТАЛЁВ (поднимая бокал). За втой полёт, Сашка!
МАРТА. И чтобы он никогда, никогда не прерывался!
ПЕТУХОВ.  Ваше слово, Гамзес двадцатый!
БАТАШОВ (чокаясь с ребятами).  Рамзес двадцатый умер... Да здравствует Рамзес двадцать первый!
МАРТА. Я буду  ждать тебя, Саша.


Баташов берёт в руки гитару.
Поёт песню Высоцкого:


БАТАШОВ. За меня невеста отрыдает честно,
                За меня ребята отдадут долги,
                За меня другие отпоют все песни,
                И, быть может, выпьют за меня враги.

Не дают мне больше интересных книжек,
И моя гитара – без струны.
И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,
И нельзя мне солнца, и нельзя луны.


Занавес.

(Дальше, за занавесом,  звучит  запись концовки  этой
 песни в исполнении  Высоцкого):

Мне нельзя на волю – не имею права, -
Можно лишь – от двери до стены.
Мне нельзя налево, мне нельзя направо –
Можно только неба кусок, можно только сны.

Сны про то, как выйду, как замок мой снимут,
Как мою гитару отдадут,
Кто меня там встретит, как меня обнимут
И какие песни мне споют.