Как-то в апреле нас отправили на полевые работы. Ребята из соседнего, литературного института отправились «на картошку» за помидорами, нам же, студентам педагогического, повезло больше – мы должны были работать именно с картофелем. С помидорами возиться больше: сорви аккуратненько, в корзину аккуратненько положи, донеси аккуратненько... Ездили мы за ними в восьмом классе. Ужасно не понравилось – хорошо, хоть всего один день.
Картошку мы собирали целых четырнадцать дней. На пятый день, после работы, я лежал в условленном месте, на полянке, ожидая ребят. Справа от меня текла река, слева был лес. Где-то в ногах терялась деревня.
С неба стекали светлые краски, заливаясь в дощатые дома. Прекрасное время суток. Так спокойно. Сложно представить, как во время войны могли наступать закаты. А они наступали. Нужно обязательно узнать у папы, как он смотрел на природу в те годы.
Я лежал совсем уставший. Мысли неохотно сплетались в какие-то узоры, а мне было не до того. Я слушал, как птицы поют последнюю на сегодня песню и чувствовал, что будь я птицей, я бы не смог остановиться. Вот я пою, пою, и вдруг издаю последнюю ноту! Нет, нет, не может быть!
Я чудом не засыпал. Очень хотелось, чтоб ребята пришли скорее. Не пойму, откуда у них бралось столько сил? Дело в том, что работала наша смена сверх нормы. Прошлая смена, собрав нужное количество картофеля, уехала. То ли картофель уехал со сменой, то ли в деревне нашёлся предприимчивый человек, но на складе была недостача. А по документам всё было, как было. Вряд ли бы колхозу вручили орден Ленина за такую прореху. В общем, мы кого-то спасали, восполняя недостаток. Вместо двух мешков собирали три. Правда, это не на все две недели, а на десять дней. Да и денег обещали дать больше.
Но силы деньгами не восполнить. По крайней мере, мне, непьющему.
Лёля в первый же день напросилась помогать с уходом за лошадьми хозяину дома, в который её поселили. Детство Лёли прошло в деревне, с бабушкой – мама работала на заводе в городе, а отец погиб на фронте. У бабушки была лошадь. Не у многих тогда оставались лошади, поэтому к той проявляли много внимания и заботы. Наверное, память детства говорила в Лёле. А может она просто влюбилась в хозяина, хоть он и старше её лет на десять…
Саша и Мила – «томатная пара». Они познакомились в прошлом году, когда ездили собирать помидоры, будучи студентами педагогического института, но в другом городе. В этом году они перевелись вдвоём в наш институт, в нашем городе – тут и свадьбу сыграли. В тот вечер Саша и Мила смотрели кино в клубе.
Пятым в нашей компании был Костя. Тогда он ходил по домам в надежде найти гитару. У одного парня из института была с собой гитара: чешская, хорошая, он никому её не давал. А у деревенских в основном – баяны и гармони.
В голову прилила бодрость и я поднялся. Нужно было разжечь костёр. Я набрал на опушке веток и сложил их своим дурацким способом – конусом у меня никак не получалось. Достал из кармана спички и поджёг две самые тоненькие веточки. Огонь, помчался вверх и вскоре захватил нехитрую конструкцию.
Подошёл Костя. Я подумал, что разжёг костёр именно тогда, потому что скоро кто-то должен был прийти – я, мол, предчувствовал. Было приятно так думать.
Костя пришёл с гитарой. На деке было что-то нацарапано, а что – я не разобрал.
-Нашёл! На самом отшибе. Дедушка сам живёт, гитара висит уже лет десять. Струны, конечно, никакие, но, я думаю, удастся сыграть.
И Костя стал настраивать струны на слух.
Вскоре пришла Лёля. Светилась вся. Рассказывала, что хозяин дома предлагал ей прокатиться верхом, но она отказалась. Затем сказала, что лошадям наверняка не очень приятно, что их используют для развлечения. Я соглашался и подкладывал в костёр веточки. С моего лица не сходила улыбка. Такая она хорошая, Лёля…
Саши и Милы всё не было. Может, они уснули в зале, а их не стали будить? Утомились картофельники, заснули – так пусть спят. Мы же очень проголодались и решили ужинать без Саши и Милы.
Я как мог аккуратно положил в огонь несколько картофелин. Костя достал чистый платок, заменявший нам стол, и положил на него хлеб, испечённый хозяйкой дома, в котором он жил. Я взял ломоть и понюхал его. Хлеб пах удивительно. А ещё его запах смешивался с запахом травы, смоченной вечерней росой. Хорошо это…
Прошло какое-то время и мы, улёгшись на траву, смотрели на звёзды. Так здорово было смотреть на них, почти ничего не соображая. В голову влетали образы и тут же вылетали. Вспоминается, что я особо поразился мыслью, что на других планетах Земля и Солнце могут быть такими же ориентирами, как для нас Полярная звезда или Сириус.
Вскоре я заснул.
Через какое-то время меня разбудил смех. Он был не громкий - не знаю, почему вдруг я от него проснулся. Поднявшись, я никого не увидел у почти потухшего костра. Когда глаза чуть привыкли к темноте, я разобрал две фигуры у реки, по-видимому, Кости и Лёли. Лёля смеялась. Я тихо встал и подошёл к ним.
Как раз в это время Лёля бросила на воду венок, сплетённый из одуванчиков, тысячелистников и ромашек. Местные девушки в третий день рассказывали, как пускали венки по воде, которые совершенно случайно выловили парни, а после эти девушки подружились с этими парнями крепко-накрепко. Гадание такое.
Вслед за венком в воду плюхнулся кирзовый сапог Кости, с краями, вогнутыми так, чтоб вода не заливалась. Из сапога торчала ромашка.
Я не засуетился, быстро разулся и кинул свой сапог вдогонку.
Втроём мы побежали за сокровищами вниз по реке, к деревне, забыв про костёр и оставшуюся у него еду. Мы всё время спотыкались, ведь почти ничего не было видно.
Мы бежали, хохоча. То я обгонял друзей, то Костя обгонял нас. Одна Лёля всегда была позади. Она и ходила-то всегда медленно. Через несколько минут мы с Костей это смекнули и давали ей бывать на первой позиции. Увлёкшись гонкой, мы совсем забыли про венок с сапогами.
Место для сна мне выделили под окном. Верите ли, в деревнях до сих пор спят по лавкам! Я спал на лавке под окном! Удивительно!
Во сне я услышал какие-то звуки. Сначала мне показалось, что это стучат молотком где-то там, за стеной, в выходной день, и мешают мне спать, но спустя минуту я понял – не совсем так. Я открыл глаза и жутко испугался. Как будто надо мной, за окном стоял разъяренный бригадир. И как это он сдержался, не выбил окно!
Я быстро накинул телогрейку и выбежал из дома, провозившись немного со старой-старой щеколдой на двери.
-Что случилось, Иван Петрович?!
Он кинул к моим ногам сапог и процедил сквозь зубы:
-Я всю ночь тебя в реке отыскивал!
Как он узнал, что сапог мой?!
Он резко повернулся и пошёл в свой дом, что-то бормоча и заливисто кашляя. Наверное, простыл.
Мне стало стыдно. И вместе тем было так хорошо, что такая ночь за плечами и миллион таких же впереди!