Do you remember the night, when the sky was so dark?
(Kick Bong - Remixed)
***
Я случайно поймал ее на краю смотровой площадки. В том углу, где нет камер, и народ не торчит по вечерам, любуясь закатом. В ту сторону красивого мало – промзона, заводы, железная дорога. Да как же они тут не сделали приличную-то загородку?
Она была уже за перилами, цеплялась побелевшими пальцами за холодный поручень, стоя на узком выступе в пол-подошвы, что-то говорила в воздух и смеялась, как чокнутая. Я так и подумал – сбрендила, или напилась. Но когда я, недолго думая, обхватил ее сзади, вытащил из пропасти, и перевалив обратно, на твёрдую почву, невольно прижал к себе, от волос её шел только лёгкий аромат полевых цветов. Она не была пьяна, ее трясло мелкой дрожью, и взгляд был какой-то дикий – восторженный, искрящийся и будто наэлектризованный.
Она хлестнула меня взглядом, как плёткой:
– Чё те надо, мужик? – выдохнула она неровно, продолжая жечь меня своими серыми искорками. – Чё, самый умный? Герой, да? – всё-таки в её голосе чувствовалась благодарность. Она как-то растеряно полуулыбалась, пытаясь отпихнуться. Красивая – идиотка! Она была красива, но не из тех барби-красавиц, что сворачивают шеи брутальным плейбоям на улицах или в метро. Немодельная, не эталонная красота – роста, наверное, ниже среднего, стройно-спортивная точеная фигурка, без лишней худобы, стриженые русые волосы с рыжинкой, немного вьются, едва доходя до плеч, челка выбилась из-под вязаной шапочки и задевает ресницы. Где-то в Голливуде есть похожая актриса, хорошие роли играет, где же она снималась-то? В «Малхолланд Драйв», по-моему.
Наглая, симпатичная мордашка.
– Да ты чего, дура, куда лезешь-то? – сиплым от страха голосом произнес я в ее левое ухо. - Там же пятьдесят этажей, это ж полтораста метров до асфальта, ты рехнулась, нет? – я продолжал крепко обнимать ее за плечи, привалив к стене небоскреба.
– Тебе-то что, ты-то кто? – скороговоркой прошептала она, глядя в упор. Ее губы были в сантиметре от моих. – Отпусти… отпусти, сказала! Не пойду я туда, не пойду больше, не бойся. – я разжал объятия и она немного обмякла, переведя дух, прикурила дрожащими пальцами, затянулась.
– Давай и мне тоже. – попросил я. – Я вообще-то давно уже бросил…
– Ну так а чего же ты нервничаешь? Ну, спас девушку, ну сходи за медалью к спасателям, что ли… А-а, сердобольный, видимо? – она сделала кислую рожу. - Зря ты сердобольный. Посмотрел бы, как я летаю, запомнил бы на всю оставшуюся. А так что? Зачем тебе медаль-то?
– Блин, не гони уже! Тебя как звать-то?
Она назвала своё имя.
– Вот ты, Ксения, думаешь, что жизнь дерьмо, да? И ничего вот так не стоит… – и я понес всё то жизнеутверждающее, что д'олжно говорить в таких случаях, а сам при этом думал о полевых цветах и о русых волосах, и о чёлке под шапочкой, и о серых искорках. Ни о чем другом почему-то не думалось теперь. И в небе стали загораться звезды, отражаясь в городских огнях, а огни отражались в ее глазах. И закат был ярок. И огромная Земля неслась в ста пятидесяти метрах под нами, отмеряя свои космические километры, и баюкала своих пассажиров-землян. И что-то голова у меня закружилась слегка, а вроде и не пил вовсе, странно! Что за запах-то? Волос, или цветов, молока, или мёда, или чего-то еще, тёплого и доброго, из далекого детства…
Из-за угла вырулили галдящие иностранцы, только что с лифта. Вечером наш город еще красивее – невидны его язвы. Он напоминает залп космического салюта, угодивший случайно в землю, да так и оставшийся сверкать на ней, разноцветной россыпью. Минигалактика в миниатюре.
– Пойдем вниз, я от тебя так не отстану. – я пользовался правом спасителя, и командовал.
– Выпить хочешь? – спросил я. Я волновался.
– Хочу. – ответила она, и я ликовал.
Мы пили в баре, на первом этаже бизнес-центра. Я – виски со льдом, она – текилу с солью. Мы молчали. Если бы только знали все эти гуляки, что за парочка сидит здесь сейчас возле стойки: мы были похожи, наверное, на поругавшихся любовников – девушка отрешенно смотрит в рюмку перед собой, парень смотрит то в рюмку, то на девушку. И в его взгляде как будто можно прочесть: «Милая, что бы там ни было в прошлом, не отчаивайся, всё будет хорошо, не падай духом! А я помогу, чем смогу, если позволишь». Ну точно – провинившийся ловелас и его расстроенная леди. Впрочем, на нас никто и не смотрел. Пылинки космического салюта жили каждая своей обособленной жизнью.
Мы шли пешком до моего дома, потому, что к себе она идти не хотела и боялась. До моего дома отсюда квартала четыре, на полчаса неспешной ходьбы. Мы говорили обо всем, кроме ее поступка и его причины. Она оказалась фитнесс-инструктором в навороченном спортзале, хотя училась на социолога, а вдобавок бросила консерваторию, и закончила хореографическое училище. В доказательство она исполнила эффектный вертикальный шпагат прямо посреди тротуара. Она из тех, что всегда хотят объять необъятное: объехала полмира, выучила два языка и учила третий, поработала продавцом в переходе метро, и поухаживала за пенсионерами в стардоме во Флориде, писала стихи и занималась скалолазанием, каталась на велике по лесам.
Мне она прочла свой, как она выразилась, зарифмованный рассказ:
Один чудак просыпался всегда обновлённый
С новой памятью, новым прошлым и новой женой наделённый
Он, не зная того, что вчера был совсем иным,
Увлечен был делами житейскими призрачными, как дым
Шли века, а он – сегодня Вася (дядя), завтра некий Лермонтов,
А послезавтра Пол Маккартни (сэр)
В квазиреальности – обычный человек наверное,
В реальности – обычный Агасфер.
Ну что тут скажешь? И такие люди занимаются самоубийствами?! Ёптать! От удивления и досады моя голова стала лёгкой, как воздушный шар, и я схватился за голову, чтобы она не улетела. Мы смеялись. Нам было весело.
Естественно, между нами ничего не могло быть в ту первую ночь. Нельзя вот так вот просто взять луну с неба, и использовать ее, как стаканчик для мороженного. Это ниочём. Да и она была не в том состоянии. Да и я не приставал. Я постелил себе на диване в гостиной.
Потом, постепенно, в другие ночи и дни, между нами было всё и даже больше.
Мне всегда везло на подруг, попадались одни штучки и конфетки. С курицами и ТП не складывалось – я их не хотел, какими бы смазливыми они ни были, и они меня за это нелюбили отчаянно. Но Ксюша превзошла всех конфеток и штучек, и даже не потому, что в постели (да и вне её) с ней не было вовсе никаких пределов (в средние века ее обязательно сожгли бы за это на костре, предварительно для профилактики проделав над ней всё то, что мы с ней вытворяли (и, что самое интересное, она была бы скорее всего совсем не против)). Но дело не в этом. Дело в том, что она превзошла ВСЕХ и во ВСЁМ. Такого ума, юмора, обаяния и вкуса к жизни я не встречал ещё никогда и ни у кого. Никак не верилось, что мы могли познакомиться при таких мрачных обстоятельствах.
И еще, у нее совершенно особенная голова, она во всём, или почти во всём часто видела совсем не то, что видят другие. Не знаю, как объяснить, но какая-нибудь склока в трамвае, или увольнение, например, с работы, или мировой кризис, или пожар, в общем, всё то, что вызывает у нормальных людей в лучшем случае мат, и является поводом для пьянки, у нее вызывает реакцию, которую многие назвали бы неадекватной. Она может по этому поводу написать очередной сонет, или трахаться без перерыва на обед трое суток к ряду, как бешеная кошка, или уйти в лес на неделю с рюкзаком, тушенкой и коробком дури. Может, конечно, и просто заплакать.
Может непринужденно болтать о чем-то с грязным бомжем в подворотне, и может без стука войти в сановный кабинет, наплевав на охранников и секретарш. Может петь песни в электричке, или гнать двести по трассе на своей злой Мазде. Может танцевать на psy-party в Амстердаме, или гулять босиком по центру Москвы в час пик. Я бы не удивился, узнав, что она работает на семь иностранных разведок, или состоит в тайной секте каких-нибудь дальневосточных ниндзя-ассасинов.
Её комментарии к любому происходящему могут лечь в основу любого Камеди Клаб, КВН и чего только хотите, хотя многие мои друзья находят ее шутки непонятными. Её надо номинировать на все премии, и выдать ей заранее все призы. Она подошла к незнакомым мужикам как-то вечером на остановке, и попросила: «Сигарите угостеточкой!» Потом она доказывала угрюмо, что это не юмор, просто она «перепуталась». Так же она однажды приготовила мне булиный курьон – было очень вкусно. А наутро мы дрались подушками и мазались пастой просто потому, что это здорово.
***
Мы прожили вместе месяцев восемь, когда она вернулась к теме небоскреба. Я пытался заговорить об этом и раньше, но она, когда мягко, когда резко обрывала. То, что она рассказала мне сейчас, было совсем нехорошо. Я и думать не думал, что всё именно так, хотя можно было и догадаться. Такая, как она из-за несчастной любви, или еще какой трагедии травиться не станет. Она давным-давно похоронила любимого отца, и в жизни ее бывали случаи, когда любому бы впору заглянуть в петлю, но она пережила, переломила… А тут, вдруг, такая фигня, даже не знаю, что и сказать! А главное – я понял, что ничего не кончено, что суицидальная хрень не осталась в прошлом, вот в чем косяк.
У нас на кухне то и дело включен телевизор – так, для фона. В тот вечер шел старый фильм «Маленькие трагедии» по Пушкину, где Моцарт-Золотухин признавался Смоктуновскому-Сальери, что к нему так и не приходит его «черный человек» за своим Реквиемом. Ксюха как-то особенно заулыбалась на этом месте, и выключила телевизор. Стояла, смотрела в ночное окно на свое отражение, о чем-то задумалась.
- О чем задумалась, детина?
- Да вот, черный человек, говорят…
- Ага, черный, как Морган Фримен!
- Я не буду шутить. Ты знаешь, почему я хотела сброситься с небоскреба?
- Да откуда ж…? – я смутился, и не знал, что ответить.
- Ну, вроде как, из-за такого же, черного…
- Не понял! – не понял я.
- Не знаю, поймешь ли… но ко мне он приходил уже, мой черный человек. – она опять улыбалась.
- Да лан!
- Ну, лан, так лан.
- Да нет, ты рассказывай!
Она рассказывала. Она сказала, что нельзя вот так, с другими людьми говорить о таких вещах – просто примут за больную, и в лучшем случае отвернутся, а то и закроют в дурку, недолго думая. Но кроме меня у нее… и так далее, как обычно говорят в триллерах, признаваясь в страшных мистических тайнах. Короче, я у нее особенный, и всё я пойму, и верю в карму, и всё такое.
Человек этот вовсе не черный, он непонятный, незапоминающийся. Невозможно описать ни его лицо, ни одежду, ни походку, ни даже прическу. Но ни в какой толпе его ни с кем не спутаешь, увидишь, и сразу поймешь – это он. С первого взгляда. Сначала он просто наблюдал за ней издалека, она даже решила было, что это какой-то влюбленный маньяк. Но он не похож на маньяка, он вообще не похож на мужчину, он похож скорее на ангела. А вместо тревоги, его присутствие вызывало покой и мир, она поняла, что он присутствовал с ней всегда, он стоял когда-то и над ее колыбелью.
Через несколько дней он подошел. Подошел близко, и заговорил. А она как раз перед этим легла уже спать, но еще не заснула, а только готовилась. И тень возле окна оказалась им, и тень была светлой, а окно темным. И Земля неслась, рассекая космический вакуум, и звезды сияли, и Луна, как пластинка крутилась…
Разговор у них был такой:
- Не спи, девочка. А впрочем, хоть даже и спи, так даже удобнее.
- Ага, да, удобнее, а я ведь тебя ждала.
- Ну, вот и дождалась.
- М-м-м... как хорошо! :) Чаю не предлагаю, ты наверное непьющий. Ты будешь теперь всегда рядом?
- Нет, малышок, рядом скорее будешь ты.
- Это как?
- А очень и очень просто! Твоя жизнь не измеряется годами, твоя жизнь измеряется жизнями. В этот раз, когда ты родилась теперь, нууу… это даже нельзя сказать в какой раз по счету! Люди не понимают таких цифр. – он почесал в затылке. – Ты, наверное, перебывала уже всеми человеками на земле, и даже некоторыми животными. Еще ты была молекулой гелия в Большом Магеллановом Облаке, это одно из немногих мест во вселенной, где димеры гелия могут жить больше одной наносекунды. Ты была атомом водорода в короне Солнца, завивалась в его протуберанцы. Это длилось по твоим теперешним меркам совсем чуть-чуть, но какая долгая и насыщенная это была жизнь! Ты бы только знала! А в кристаллике льда высоко на шапке Анапурны ты пробыла целых семьсот лет, но эта жизнь показалась тебе мигом – так уж ты была настроена. Великий Петрарка удостоился чести – ты опустилась снежинкой на его волосы однажды на пасхальной мессе возле церкви святой Клары в Авиньоне. Да-да, тогда шел снег, и одна из снежинок подсказала ему дорогу к Лауре. Надо было всего-то лишь смахнуть намокшую прядь волос и повернуть голову.
Ты была той самой бабочкой, за которой наблюдал Брэдбери, прежде, чем написать свой знаменитый рассказ. Помнишь, там, на лужайке с одуванчиками? Это была одна из твоих любимых жизней, ведь вы с мастером Рэем достигли такого приятного понимания в тот миг!
Однако же между своими такими разными воплощениями, ты всегда находилась вне времени, рядом со мной и такими, как я. Там, где нет времени, нет ни начала, ни конца. Но там не скучно, там так, как надо, и это самое лучшее место.
- Зачем ты мне это рассказываешь?
- Ты зависла. Твоё пребывание в человеческих телах не имеет больше смысла, но ты не можешь самостоятельно выйти из этого круга. Тебя поглотила суета сует – ты приходишь, ты уходишь, и нет этому конца и края. Я в ответе за тебя, я пришел тебе помочь. Когда ты порвешь этот круг, не обещаю, что ты присоединишься к вечности, но ты сможешь стать, например, птицей, а там гораздо проще уже всё, там увидишь сама. Это своего рода фитнесс, тренировка, понимаешь?
По мере того, как Ксю рассказывала всё это, мне становилось до боли ее жалко. Всё-таки, когда девочка с тараканами, может статься, что тараканы эти уже прогрызли изрядную дыру в ее мозге. В наше время, когда каждая домохозяйка посмотрела «Матрицу» и «Ванильное Небо», все стали такими изощренными в своих фантазиях! И некоторых они заводят-таки на темную сторону. Бля#дь, голубушка дооригинальничалась! Хотя, с другой стороны, если бы она не дооригинальничалась, я б ее не спас, и не узнал бы вовсе о ее существовании. Поверишь тут в карму, однако.
Я старался не подавать виду. Комментируя, мямлил что-то типа «мир полон загадок» и «а вот, давеча, в передаче «Необьяснимо, но факт» говорили…», а сам прощался потихоньку с хорошей девушкой Ксюшей, даровитой, даровавшей мне столько сладких ночей и столь же сладких, наверное, дней, вспоминал Амстердам и Москву, электричку и Мазду, и булиный курьён с угостеточкой. Она конечно же поняла, что за передачей «Необъяснимо, но факт» прячется моя трусливая ложь, и наши миры, полные таких совсем разных загадок, снова становятся обособленными и непонятными друг для друга. Она тоже не подала вида.
***
У меня срочно, откуда ни возьмись, возникли безотлагательные бизнес-дела, потребовались командировки в унылый Штутгарт и пыльную Вену, долгие совещания в офисе… стыдно вспомнить. А когда я все же появлялся дома, наши совместные вечера стали напоминать…
***
Она снесла себе голову из дядиного дробовика у него на даче... Дядя у нее охотник, понимаете?! Его видимо будут судить за незакрытый сейф... Еще вчера она звонила, говорила, что всё будет хорошо, спрашивала, как бизнес, как Марик, покупаю ли я ему молока, а теперь у нее нет головы! У нее была её совершенно особенная голова еще вчера, а теперь вот так. Теперь у меня нет завтра. Когда ее будут хоронить через пару дней, как мне поцеловать ее в лоб? Об этом она не подумала, сука! Она сказала мне «до скорого»! Мы с Мариком купили бутылку хорошего виски, и спиратили хорошей музыки, у нас длинная лунная ночь впереди.
Мне бы коксу!
***
Так, всё! Возьми себя в руки, парень! Виски вырвало две недели из моей жизни, теперь меня рвало виски и еще каким-то пойлом, которое уже отказывался принимать организм. Медленный алкогольный суицид хуже сноса башки из дробовика – это слюняво и мелкотравчато. Надо работать, заждались аутсорсеры в Австрии, у них, говорят, готов уже проект, а заказчик исчез бесследно. Работа и утренние пробежки, вот что вернет мне жизнь. Только вперед! Марика я отдал старухе-соседке.
***
Вчера она приходила ко мне ночью. Я уже спал, или только еще собирался, неважно. Но Земля снова понеслась у меня под подушкой, и звезды подмигнули мне серыми искорками в тёмном окне:
- Спишь?
- Не знаю.
- Он обманул меня, мой черный человек!
- Ты будешь всегда со мной теперь?
- Нет, малышок, скорее ты будешь…
- Я знаю, знаю, цикличность цепочки перерождений, карма и всё такое, я даже сейчас в это не верю.
- Правильно не веришь, никаких перерождений нет, не знаю, зачем он это рассказывал. Посмотри на меня, ведь ты меня узнал, это я, твоя м'алая Ксю. А как ты меня узнал?
Я не мог понять, с виду это не была она, да и виду-то никакого не было. Были звезды, и Луна, и ночь, и светлые тени возле окна. Был только воздух, или то, что наполняет воздух в такие моменты. Но ночная гостья определенно была здесь, и это была именно она. Это похоже на бред, но по-другому не объяснить, хоть тресни!
Она говорила:
- Вот вы всегда думаете, а есть ли у вас душа? Глупый вопрос! У вас нет души, душа это вы сами, а то, что у вас есть, это тело. Оно, то есть, то его нет.
- Где-то я уже это слышал.
- Льюис говорил об этом, мой бывший любимый писатель, ну да. – звезды полуулыбнулись. – Так он знает, о чем говорит, почти священник всё-таки. Так вот, никаких перерождений, как вы это себе представляете, нет. А всё чуть-чуть по-другому, просто я ощущаю себя везде и во всём. Я – вселенная! Даже ты теперь, это часть меня, и ты такой классный! Ты, наверное, самая лучшая моя часть, там, где раньше было сердце :)
Но это еще не вечность, это опять переходный этап. Время сжалось до сингулярной точки, стало ничтожной, несущественной величиной. И пространство практически исчезло и потеряло смысл, но ни то, ни другое не изжито мной до конца. Еще совсем чуть-чуть, и получится, отсюда рукой подать до вечности!
Давай ко мне, приятель! Твое место здесь... да и твоё время, пожалуй, здесь... тоже...
Я встал, и подошел к окну, двенадцатый этаж, самое то, что надо. Вселенная ждала, когда я сделаю свой выбор.
В этот момент я проснулся. Валяюсь на полу, между окном и кроватью, вот так хрень! Болел копчик, и рука затекла от неудобной позы. Спалось, однако же, сладко, и вставать не хотелось. Время семь утра, срочно на пробежку и в душ. А там офис, дела. Что за лабуда мне сейчас снилась?
***
Прошло больше месяца, она приходит почти каждую ночь. Моя вселенная не отпускает меня, я устал сопротивляться. Когда-то давно я планировал записать нашу с Ксюхой историю, и выложить в инет, как мемуар о красивой любви, сейчас это получился триллер какой-то. Хотя, опять же, какой нахрен, триллер, если мне ничуть не страшно? Вместо тревоги ее присутствие вызывает покой и мир. Без нее становится тоскливо.
...
Сегодня серо-голубые звезды светят вызывающе приятно. Земля разогналась до неприличия, аж голова кругом. Хороший сегодня вечер, пойду, пожалуй прогуляюсь до смотровой площадки. В тот угол, где нет камер, и народ не торчит по вечерам, любуясь закатом.
Надеюсь, они так и не сделали там
приличную
загородку