Часть 2. Это было давно, это было недавно
Однажды, совсем недавно, когда речь зашла о книгах, мой товарищ по работе, с кем мы в очень хороших отношениях, заявил, что он Пушкина не любит: де мол, он ему ещё в школе порядком надоел. Возражать было бесполезно. Блажен тот, кто не ведает.
А вот, когда я, сгорая от стыда, предложил прочесть некоторые фрагменты из своих доморощенных записей моему классному руководителю, учительнице русского языка и литературы, она сказала: «Не надо усложнять. Пушкин был прост». На этом дискуссия закончилась.
Она была для меня авторитетом последней инстанции. Она очень хорошо относилась к нам, была всегда с нами, летом водила нас в дальние походы, «Евгения Онегина» цитировала наизусть. Это было давно. Больше я их никому не показывал. Хочу сделать оговорку. Истинный смысл сказанного ею дошёл до моего сознания позже: «Не усложняй себе жизнь. Дорого тебе это обойдется».
Это было давно, это было недавно. Она была права. И он был прав. Тысячу раз права. Всё-таки был ли Пушкин так уж прост?
«Наш милый Пушкин, он поэт,
Ему и равных в мире нет.»
Подобный аргумент недостаточно убедителен, высказывать свои мнения по этому поводу тоже выглядело бы слишком наивным и навязчивым, но мысль, не выраженная словами, ещё не означает ничего, как говорил мой любимый писатель Лев Гумилевский. По его же словам, некий малоизвестный автор попытался было обвинить Пушкина в отсутствии мыслей, будто бы он, гоняясь за формой, теряет смысл.
Поистине чудовищная несправедливость, выпад, сделанный, надо полагать, не только из-за зависти, но и с целью добиться своего превосходства за счёт понижения достоинства других.
Это против светлого Пушкина, против отца русской поэзии, против ученика Ломоносова (!), который нашёл бы способ защитить его.
Пушкин не подлежит ни малейшей критике, что каждая строка его, впитанная высочайшим смыслом и мелодичностью (не зря он любил Моцарта), могла бы жить отдельно, не нуждаясь в подтверждении другой, меж тем невольно вытягивая её, если даже читать с снизу вверх или даже сзади наперёд. Ибо такова сила гения и Божественного вдохновения Пушкина.
Далее, где-то я вычитал, что строгие критики обнаружили то, что он умел и украсть, но делал это так умело и незаметно невооруженному глазу, что удаётся лишь немногим.
Тогда почему бы и нет? Все мы выражаемся словами, употребляя тысячи раз произнесённые раньше, значит, не избежать и повторения словосочетаний. А каков был у него словарный запас! И как красиво он писал! Он так мало жил, всё равно каждый из нас может найти в его творениях предельно точных определений на все случаи жизни без исключения и на все времена включительно. Вот к примеру:
«Чем больше женщину мы любим,
Тем меньше нравимся мы ей»
или «Была без радости любовь
Разлука будет без печали.»
или «Все говорят: нет правды на земле,
Но правды нет и выше»
или «Во всех стихиях человек
Тиран, предатель или узник».
Дорогие друзья - любители поэзии. Обращаюсь к вам с просьбой, приведите мне ещё другие такие примеры (проштудировать Пушкина у меня сейчас сил не хватает), и поправьте, пожалуйста, грубейшую ошибку, допущенную в первой части этой главы (стр. 62). Мои прежние эксперты этого пока что не обнаружили или просто промолчали, пренебрегли ею.
* * *
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний гас туман.
Шуми, шуми послушное ветрило
Волнуйся подо мной угрюмый океан.
Я вижу берег отдалённый,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюсь я
Воспоминаньем упоённый...
И чувствую: в очах родились слёзы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта моя вокруг меня летает
Я вспомнил прежних лет безумную любовь.
И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман...
Удивительно, что отец его тоже был поэтом.
А он плутишка пела до утра;
Ах, как люблю я птицу эту,
Надюша лёжа говорит,
От неё вся кровь в лице горит.
Меж тем Аврора восходила
И тихо, тихо выводила
Из моря солнце за собой
Пора, мой друг, тебе домой.
И в правду было пора.
Ошибки, допущенные Сергеем Львовичем, нарочно придают стихам особую пикантность, что свойственно было и Александру Сергеевичу даже в ударениях.
Век наш техники прекрасен
А ты, читатель мой, согласен,
Что перья точатся не раз
Поэтом назван без прикрас
Наш милый Пушкин - он поэт,
Ему и равных в мире нет.
Мне вспомнились отдельные строки, преданные забвению из какой-то поэмы Саллестина Санчеса. Судьба свела нас не в самое благоприятное время в Ростове-на-Дону, в ОВГ-16. Какие чудесные стихи выходили из-под его пера! Страстно влюбленный в науку и поэзию, он излагал в них (он писал по ночам) о встрече грядущего Нового года, о первооткрывателях, о становлении талантливых учёных и инженеров, создающих межконтинентальные корабли, бороздящие, опережая время, девственный мировой океан, о трогательно наивной, но бурной юношеской любви.
Всякая поэзия – она печальна, т.к. связана сочувствием, предчувствием, сопереживанием, сожалением. Радостные стихи я читал разве что на транспарантах, но мой друг, в отличие от Есенина, писал воодушевлено, приподнято, с энтузиазмом, даже с вызовом:
Гордый клён не поддавался:
«С корнем! С корнем рви!»
Так же ураганом рвался,
«Лучше жизнь бери».
Переписывать не хотел давать.
«Сыро, – говорил он, – Всё не так, как хотелось бы. Что, после Пушкина писать то не о чём, и стоит ли?».
Я и не настаивал, надеясь встретить его в скором будущем в печати.
Я бы узнал его хоть сейчас по интонации, по чистоте звуков (не зря он любил Пушкина) средь сотен свободных стихотворцев, неблагонадежно отступившихся от Пушкина, не соблюдающих ни ритма, ни рифмы, не утруждающих себя начинать новую строку с заглавной буквы.
Я опять поймал себя на мысли, что опять кого-то осуждаю.