Этот приземистый деревенский дом, уныло стоящий в конце улицы, у самого леса, пустовал уже не один десяток лет. Обросший мхом от сырости, окружённый густой порослью шиповника и сирени, закрывающей его от посторонних глаз, он, словно нелюдимый отшельник, одиноко доживал свой век. Заброшенное деревянное существо с завистью смотрело на кирпичные новостройки, в которых спешили жить люди. Смотрело, как одичавший зверь, на то, что когда-то было частью и его жизни…
Да, было время, когда в доме бурлила жизнь. Одинокому старичку вдруг вспомнилось: хозяин подмазывает глиной печь, чтобы не дымила, жена его накрывает на стол, двое маленьких ребятишек бегают из комнаты в комнату за серым котёнком. Они и сами как котята: такие же беззаботные, доверчивые. И хотя он видел их уже в глубокой старости, они навсегда останутся в его памяти крошечными детьми. Почему этот отшельник так сильно привязался к ним? Откуда эта нежность к одному только воспоминанию о маленьких детях? Откуда желание увидеть их? И обида на них за то, что бросили его без тени сожаления?..
Нет, всё было совсем не так, как ему казалось, этому милому существу. Уехав из этой деревни, они не раз уже взрослыми людьми возвращались сюда. Они любили его, и никакая городская квартира не могла заменить им уюта и заботы отцовского дома. А теперь вот ни хозяин, ни его жена, ни их маленькие дети никогда не смогут войти в этот дом: их всех уже давно нет в живых. Те, кто остался после них, тоже не придут сюда. Это уже иное поколение, которому нет дела до заброшенного старого деревенского дома. Им не понять, что этот дом – не только часть жизни их родителей, бабушки и дедушки, а ещё и чуткая, ранимая душа, которой нужен кто-то, о ком она могла бы заботиться, кого необходимо было бы опекать и защищать. Душа, которая чувствовала потребность быть нужным кому-то и видела в этом своё предназначение. Сейчас же ей казалось, что она напрасно занимает столько земли, на которой могла расти бы трава, яркая, мягкая, живая… Сейчас душе хотелось плакать, но она не могла этого сделать…
Краска на доме давно выцвела, крыша прогнулась, стёкла готовы были вывалиться из прогнивших оконных рам. Старый дом доживал свой век, страстно желая лишь одного: чтобы кто-нибудь напоследок задумался о его незавидной судьбе, пожалел бы его, зашёл в него хоть один раз, провёл бы рукой по пыльной потрескавшейся печи и сказал бы: «Ты не зря прожил жизнь, старина!»
Ноябрь 2006г.