Я ношу бреккеты уже четвертый год, результат есть, но ситуация непростая – грубо говоря, недоразвита нижняя челюсть, операции не избежать. И вот, захватив с собой львиную долю позитива и чемодан с вещами, я иду по бесконечным коридорам. Чтобы зайти в свое отделение, я должна пройти отделение колопроктологии и тут мой взгляд наталкивается на девушку, хрупкую, почти прозрачную, с пронзительными глазами, короткими, ярко-рыжими волосами и неестественно-белой кожей этот образ, несмотря на все мои переживания, сильно врезался в мою память. Я ужинала последний раз по-человечески и очень смаковала этот момент, как раз с сосиской в зубах меня застал анестезиолог, он сжалился и разрешил доесть скудный больничный ужин. На следующий день я в числе первых поехала на операцию, очнулась я в реанимации, меня тормошили и просили поднять голову, а я тупо не могла, никак. Тогда я осознала, что такое беспомощность и как это страшно, особенно, в тридцать лет, если буквально еще вчера я была полна энергии, а сегодня не могу даже поднять голову, то такое бессилие, мягко говоря, пугает. Еще я удивилась новому ощущению, когда за тебя все делают аппараты, но радовалась я недолго, вскоре дышать пришлось самой. В комнате полумрак, время идет непонятно как, я периодически проваливаюсь в сон, рядом стонет мужчина, ему пришивали стопы, наверное, ему тяжелее… Я вообще не понимаю, как переживают люди такие операции после аварии, когда это не планировалось, не понимаю, как можно становиться добровольно спортсменом в травматичных видах спорта (например, бокс) и как можно соглашаться на пластику ради красоты. Я хочу пить так, что не могу дышать, мне не дают, ругаться я не могу и поэтому терпеливо жду, наконец-то, дали, я не чувствую губ, они большие и, как будто, не мои и я трачу около пяти минут, чтобы засунуть соломку в рот. Вообще младший медперсонал отнесся ко мне с презрением, решив, что улучшаю внешние данные и мне каждый раз приходилось оправдываться, что это была вынужденная мера. На следующий день я оказываюсь в палате, из моего носа торчит зонд, губы, как после боттекса, шея с желтоватыми синяками, но меня мало интересует мой внешний вид и в это момент моя соседка по палате рассказывает мне историю про ту рыжую девочку. У нее красивое имя Алиса, ей 20 лет и два года из них она живет в больнице, родители погибли, сама она из области, у нее была грыжа, которая порвалась, пищевод тоже лопнул, пища оказалось в легких, из-за чего одно из них сгнило, нужна пластика пищевода, а пока она ест через зонд и даже слюну не может сглатывать, ей каждый вечер промывают желудок, а она помогает другим больным и медсестрам и все время улыбается… В ее жизни не было выбора принимать наркотики или нет, она никогда не сидела осенним вечером в кофейне, она была лишена первой любви и она не ходит на премьеры в кино, каждый раз, когда я ела через зонд я думала о ней и понимала, что все не так уж и плохо и люди живут и не с таким, но живут, потому что жизнь – это самый бесценный дар, который ни один здравомыслящий человек никогда не отдаст добровольно. Когда прошел отек гортани, я начала чувствовать зонд, ни с чем несравнимые ощущения – горло изнутри что-то царапает и впивается постоянно, но я могла пить чай и от этого мне становилось легче, а кто не может и этого. Со времени операции прошел год, я до сих пор не чувствую нижнюю челюсть, мой рот открывается не так широко, как раньше, на фото бывает видно мою неестественную улыбку, но все это мелочи жизни с которыми можно жить, а когда я начинаю ныть, то вспоминаю про ту девочку и молясь, всегда молюсь за нее и чтобы все в ее жизни получилось и она наверстала пупущенное, она это точно заслужила.