Борис и Глеб
Синопсис
Ольга, научный сотрудник музея, обладает спокойным нравом и умением ладить с людьми. Ей за сорок, разведена, есть взрослая дочь. Всю жизнь Ольга старалась не выделяться, не создавать другим людям проблем, не выходить самой из зоны комфорта, поэтому жила в своем мирке искусства. Все шло своим чередом.
Но вот покой нарушается. Ольге начальство дает указание подготовить к отправке высокопоставленному лицу в качестве подарка старинную икону. Икону долго и тщательно реставрировали, об этом сообщали СМИ, теперь пора ее экспонировать, а на деле, предмет искусства собираются украсть у народа.
Ольга предлагает зав. отделом министерства отправить отличную копию. Но чиновник готов сделать ремонт, поставить новую сигнализацию, однако исполнить «вышестоящую просьбу».
Для работы музея, а точнее, отправки картины, прислан новый начальник охраны. Это бывший знакомый Ольги, Глеб. Когда-то у них был роман, но из-за нерешительности самого Глеба и «а что люди скажут» Ольги, они тихо расстались. Отношения возобновляются.
Ольга объясняет Глебу смысл происходящего, подготовки преступления. Предлагает ему варианты - спрятать, вернуть икону церкви и другие. Глеб понимает, о чем речь, но должен выполнить задание.
Ольга все-таки подменяет оригинал копией. Хитрый зав. отделом на всякий случай ставит на копии «закорючку» и сообщает об этом «заказчику». Отправляет Ольгу и Глеба сопровождать икону.
В дороге «заказчик» проверяет «товар». Начинается выяснение отношений. Защищая Ольгу, погибает Глеб.
Глеб погиб. Спасена копия. Оригинал по-прежнему в музее.
Вскоре Ольга понимает, что ждет ребенка, отец которого погиб, защищая ее.
Дочь рассказывает, что и сама скоро станет мамой. Вопрос брака ее не очень волнует, хотя ее молодой человек не отказывается, и по-прежнему входит во все подробности работы музея, именно он, журналист, освещал все вопросы реставрации иконы.
Ольга приходит к выводу, что «зять» и является настоящим «заказчиком» картины, и не для подарка кому-то, а для вывоза и дальнейшей продажи. Конфликт разгорается с новой силой. Теперь уже и зав. отделом на стороне Ольги. Они сообщают о преступнике, но тот успевает сбежать из страны.
По прошествии времени рождаются дети, мать и дочь устраивают свою новую жизнь.
Boris and Gleb, the Broths
(the names of the first Ukrainian canonized saints, young princes 12th cent., killed by their third brother named Wretch)
A very brief synopsis
Olga, a researcher at the museum, has a calm spirit and ability to get along with people. In her forties she is divorced and has a grown daughter. In all previous life she tried not to stand out, not to create problems to other people, not to go out most of the comfort zone, so lived in her own little world of art. Everything went on as usual.
But the rest is disturbed. Olga gives an indication to prepare for a high-ranking official an ancient icon to be sent as a gift. But in fact, the subject of art is going to be stolen.
Olga offers the head of the department to send a copy of the excellent. But the official is willing to make some bonuses to the gallery, but to fulfill "a higher request."
A new head of security is sent. He is a former friend of Olga, Gleb. Relationships are renewed. Olga tells Gleb the meaning of events, in reality the preparation of the crime. She offers him options - to hide, to return the icon to the church and others. Gleb understands everything but should do his job.
Olga replaces the original by a copy. Tricky head of the department just in case puts his “sign”on a copy and informs the "customer" and sends Olga and Gleb to follow the icon. On the road, "customer" checks "sign". Showdown begins. Defending Olga, Gleb was killed. The copy saved. The original is still in the museum.
Olga soon realizes that she was pregnant, but the father died protecting her. The daughter says that she herself would soon become a mother. The issue of marriage does not bother her, though her boyfriend does not give up, and continues to be part of all the details of the museum, it was he, a journalist who covered all the issues of restoration of the icon.
Olga came to the conclusion that "in-law" is a real "customer" of the picture. The conflict erupted with renewed vigor. They report on the offender, but the man manages to escape from the country.
As time went on, children are born, the mother and the daughter arrange their new life.
Синопсис «Борис и Глеб»
В музее должно произойти преступление.
Только что закончена реставрация средневековой иконы, готовится материал для СМИ.
Сотрудник музея Ольга Эрнестовна обсуждает это с корреспондентом ТВ, Андреем.
Приходит зав. отделом культуры министерства Роман Петрович, и говорит, что съемка и реклама не нужны, потому что картину (кстати, есть в эпизоде и разговор о том, икона ли это или картина – ведь она находится в музее) передают высокопоставленному лицу для подарка. При этом музею будут «бонусы» - сделают ремонт, поставят новую сигнализацию.
Ольга возмущается, ведь картина принадлежит народу. Роман Петрович не принимает никакие возражения. Сообщает, что для усиления охраны музея и сопровождения картины адресату назначен новый начальник охраны музея Глеб Юрьевич.
Глеб Юрьевич приходит и представляется. Ольга не подает виду, что они ранее были знакомы.
У нее созрел план, как не передать картину заказчику, уже наедине она рассказывает об этом Глебу. У них возобновляются отношения.
Когда-то давно у них был роман, но у Глеба была жена (ныне уехавшая лечиться в Израиль, где и осталась). У Ольги было замужество, развод, а ныне есть 20-летняя дочь. С Глебом они расстались, потому что тот проявил нерешительность, когда речь шла о беременности, а Ольга поступила в соответствии с правилами того времени и своими – быть скромной, не выделяться, не стать матерью-одиночкой.
У Глеба есть брат Борис, о котором он беспокоится, у того непонятные дела в семье, тоже как-то не по правилам, хотя он тоже военный.
Ольга рассказывает Глебу об истории с картиной. Придумывает варианты, как избежать передачи картины, по сути, воровства. Вариант – тайком отнести в церковь, которой, возможно принадлежала икона, или привлечь внимание общественности. Икону даже просто собираются увезти, завернув в дерюгу. К счастью, эта страшная сцена оказывается сном Ольги, очень реалистичная сцена.
Глеб не может отказаться от службы – он должен сопровождать икону к месту назначения. Роман Петрович для смягчения ситуации предлагает Ольге тоже ехать.
Из разговора с Ольгой он узнает, что есть копия, очень хорошая, и рассказывает, как отличить копию от оригинала, то есть, практически невозможно. Он тайно ставит свой значок-закорючку с обратной стороны копии, на всякий случай, подозревая, что Ольга, эта тихая музейщица, что-то задумала. Предупреждает об этом значке представителя охраны, собственно, бандита, который будет получать копию.
Так и случилось. Тихоня Ольга Эрнестовна подменила оригинал копией. Выясняется это в дороге, когда криминальный представитель проверяет значок-закорючку.
Глеб не знал о копии, не знал о закорючке. Он как-то пытается уладить ситуацию. Его возмущает бандитский тон представителя в адрес Ольги. Выходит из автофургона поставить на место бандита. Ольга, запершись изнутри не видит, что происходит, слышит выстрел. Она в ужасе от того, что могло произойти. В это время их догоняют сотрудники спецслужб, которых все же предупредил заранее Глеб, заподозрив в этом «высокопоставленном лице и подарке» криминальных участников.
Глеб погиб. Спасена копия. Оригинал по-прежнему в музее.
Вскоре Ольга понимает, что ждет ребенка, отец которого погиб, защищая ее.
Брат Глеба Борис, перед отъездом к месту службы, предлагает Ольге заключить брак, чтобы ребенок носил их фамилию.
Ольга оценила благородство Бориса, но особого энтузиазма не проявляет.
Борис уезжает, уходит в плавание, они переписываются.
Дочь Ольги, Настя, во всем поддерживает мать, но удивляется, почему много лет назад Ольга отказалась родить ребенка. (У Ольги с Глебом должен был быть ребенок, Ольга признается ей в этом). Новое поколение удивляется дремучим взглядам Ольги, очень милой женщины, которая всю жизнь старалась не выделяться, не создавать другим людям проблем, не выходить самой из зоны комфорта, поэтому жила в своем мирке искусства. Когда же она встала на защиту этого искусства, погиб отец ее будущего ребенка.
Дочь рассказывает, что и сама скоро станет молодой мамой. Вопрос брака ее не очень волнует, хотя корреспондент Андрей не отказывается, и по-прежнему входит во все подробности работы музея.
Мать и дочь радуются будущим детям.
Неожиданно приезжает жена Бориса с младенцем. Она собирается помириться с Борисом, встретить его из плавания в Калининграде, оставив младенца Ольге и Насте. Ольга, по своей привычке всем угождать, не против, но Настя настаивает на отъезде Людмилы вместе с ребенком.
Приезжает таксист, а поскольку нужно подождать, напрашивается на чай, а просто положил глаз на Ольгу.
Приходит молодой человек Насти, корреспондент Андрей, будущий зять, все пьют чай и веселятся. Приходит в гости и Роман Петрович со своей виолончелью (вообще он музыкант).
А что же с иконой, спросите Вы. Копию, после судебных экспертиз, вернули в музей. Ею заинтересовался «Зять». Он по-прежнему изучает историю музея и экспонаты.
Ведь главная цель его была – икона. Это он был тем, кто устроил ее похищение, и хотел продать потом где-то на аукционе. Для этого втерся в доверие к Ольге, был в курсе всех дел. Но не зная о копии, не мог подумать, что тихая музейщица подменит оригинал.
Теперь он придумывает показывать копию как экспонат на выставках, а оригинал под давлением общественности передать в церковь. На самом же деле показывать именно оригинал и в дальнейшем, во время какой-нибудь поездки, украсть его.
Разоблачает корреспондента все тот Роман Петрович, который не увидел своей закорючки, и задерживает вывоз оригинала.
Настя предлагает Зятю исчезнуть из ее жизни навсегда, и он-таки уезжает подальше, иначе попадет под следствие.
Борис также участвует в разоблачении. Приехав проведать Ольгу, слышит ссору Насти и Зятя.
Пригрозив отомстить за брата, Борис, зная о том, что Настя станет мамой, ставит жесткое условие Зятю исчезнуть навсегда.
Проходит время. Рождаются дети. На Насте женится все-таки Роман Петрович, которому она нравилась давно. Ольга выходит замуж за таксиста, находит свое счастье в простых житейских радостях. Собирается время от времени большая семья – играют, поют, танцуют. Поскольку копия иконы взята на баланс музея изначально не была, она находится теперь в их доме. Оригинал – в музее, выезжая в храмовый праздник Бориса и Глеба в церковь.
Остается открытым вопрос – а откуда взялась копия. Может, она была написана хорошим художником, который потом спился в постсоветское время. Может, ее написала сама Ольга, будучи студенткой. ..
Первые три главы
Глава первая
У Оли был день рожденья. Она сидела на зеленой скамейке в парке лицом к музею. Солнце еще грело ступени музея, и последняя группа посетителей щурилась, поворачиваясь к парку, а в парке уже залегла тень. Было тепло, хотелось снять плащ, но было лень двигаться. Выходной Оля не брала, просто сходили с девчонками в соседнее кафе, сели за столик в углу под книжной полкой у окна. Хризантемы были неестественного кораллового цвета, нужно было поставить их в воду. Улыбающийся тихо красивый юноша принес огромный стеклянный сосуд почему-то с шариками льда. По полу у столиков ползали двое дорого и красиво одетых детей таких же красивых родителей. У входа стояла виолончель. Оля хорошо помнила, как после уроков они заходили сюда – в шумную «стоячку», где множество людей целый день ели вермишель молочную, блинчики с мясом и запивали все это кофе с молоком. А сейчас было тихо, мягко светили над стойкой желтые лампы, поэтому совсем серым казался асфальт за окном и без теней стояли отремонтированные розовые, белые и лимонные дома.
День был жаркий, от крепкого кофе и очень сытного куска рыбного пирога разморило, поэтому Оля осталась на правах именинницы в парке на скамейке, а ее младшие научные сотрудницы ушли в музей. Оставалось часа два до закрытия. Оля смотрела, как у аллеи остановилась дорогая машина, вышла мама с девочкой и спустила на газон из рук двух миниатюрных черных свинок. Свинки бегали, увертывались от хозяек, не хотели фотографироваться. Людей у ступеней музея меньше не становилось – последние дни работала выставка из европейских собраний отечественной сакральной живописи.
Солнце скрылось за университетской крышей, становилось прохладней, Оля тихо прошла через музейные ворота и поднялась к себе в кабинет.
Конечно, она вспоминала на скамейке не только школьные годы. Еще студенткой она садилась где-то в парке в сумерках так, чтобы видеть выход из музея, подолгу ждала. Замерзали руки, нос, надо было вставать, чтоб согреться. С наступлением темноты в красиво освещенных дверях появлялся он, ее учитель, закуривал и осматривался по сторонам. Шел в парк, как будто удивившись, поднимал руку, сверкал очками. И тут Оля понимала – опять все сначала. Опять он хочет выпить, опять придется стоять на морозе снаружи пивнушки, а если выглянет оттуда и позовет, значит, надо расплатиться. У учителя была семья, больная младшая дочь, денег никогда не было. Оля получала стипендию, по выходным дням подрабатывала гидом-переводчиком, родители денег не требовали. Поэтому деньги у нее находились. Он рассказывал о своей тяжелой жизни, о своей больной дочери, звонил из всех телефонов-автоматов друзьям, напрашивался к ним выпить. И его действительно приглашали, встречали уважительно.
Как-то зимой учитель пил водку в теплом и тесном подвале главного гастронома в центре города, а Оля молча ела грушу – а ведь тогда груши нигде зимой не продавались. Она оказывалась со своим учителем в самых неожиданных местах. То их пригласила какая-то пожилая худая прошмондовка к себе, в коммуналку позади Оперного театра. У нее была огромная комната, а в темном коридоре на стенах белели указатели – Кухня № 1, Кухня № 2. Домой идти не хотелось, в институт тоже, и Оля слушала долгие разговоры пьяных теток и дядек, которые без конца пили водку и заедали жареной мойвой из кулинарии гастронома на углу. Иногда Оля на таких посиделках выпивала рюмку-другую и вскоре старалась найти туалет, где ее рвало. Никто ничего не замечал.
Студенты часто приглашали учителя в ресторан, он любил, когда пели песни. По воскресеньям он проводил семинары прямо в музее, и естественным было после окончания сходить с ним на обед или ужин, расплатиться. И странно, никто не возражал, все внимательно слушали его истории, восхищались его знанием предмета. Студенческие работы, прекрасно выполненные, успешно защищались, а потом, как само собой разумеющееся, появлялись в каталогах его выставок. Именно в каталогах, показывать как свои он все-таки стеснялся. Так было и с работой Ольги - она уже почти закончила ее, учитель собирался включить ее в свой каталог, причем о том, что это была копия, а не реставрация, знали, может быть, только спящие в углу на стуле смотрительницы зала старинной иконы. Но тут учитель оказался в центре пьяного скандала, попал в милицию, кафедра постаралась все замять, а Оле дали нового руководителя, молодую женщину, которая предложила новую работу. И Оля тихо сняла с мольберта холст, свернула его в трубочку и вынесла, пропустив в брюки, из музея. Бабульки состарились и уволились.
Учитель какое-то время еще работал на кафедре. У него появились новые бойкие студентки. Оля даже написала ему какое-то прощальное письмо. Но тут распался Советский Союз, и партийному преподавателю пришлось уйти на покой. Оля отстранилась с облегчением. Про свою работу никому не рассказывала. Новая руководительница оценила спокойный характер и добросовестность, неконфликтность выпускницы, написала ей хороший отзыв, и Оля отправилась работать в музей уже научным сотрудником. Появился новый кавалер, который, правда, не пил, но просил Олю то за билетами на вокзал сходить, то купить какие-то каталоги. Как-то они были у известной коллекционерки дома. Дама в огромной комнате в полутьме играла со своими прихлебателями в карты, курила и трусила везде пепел, под ногами крутилась собачка, которую никто и не думал вывести гулять. Было поздно, Оля хотела есть, она тихо попрощалась с кавалером, тот не возражал. Оля вышла на темную крутую, как откос, улицу, и поняла, что долго ей придется идти по снегу, чтобы поймать такси.
Она часто думала, почему ей все поручают, не дают денег, в общем, пользуются. Но как-то мысли эти не задерживались, Оля жила себе жизнью студентки – компании, вечеринки, задымленные кафешки, старалась хорошо учиться, настойчиво осваивала свою профессию, и преуспела. Прошло несколько лет, у нее уже был свой отдел, своя стайка девчонок-искусствоведок нового поколения. Они любили свою старшую, она всегда отпускала их на подработки, на всякие курсы. Девушки набирались знания и опыта, а потом уходили в дорогие глянцевые журналы, уезжали заграницу, выходили замуж, приходили новые – и Оля рада была научить тому, что знала сама, и, может, именно поэтому старалась держаться в курсе всего современного, нового. Сейчас под ее началом были две Наташи, Оля придумала им имена Ната и Тата, чтобы отличать.
Заглянула в кабинет Натка:
- Мы пошли, включили сигнализацию, проверьте, Ольга Эрнестовна.
Сигнализация была старая и неисправная. Хуже всего, что она срабатывала сама по себе ночью, и именно накануне выходного дня. Приходилось заказывать такси и ехать проверять, прямо как в «Преступлении века».
Нельзя сказать, чтобы Оля жила воспоминаниями. Но достаточно было нажать какую-то потайную пружинку – как сейчас, при закрытии – и Оля могла вызвать в памяти похожую картину, например, двадцатилетней давности.
Глава вторая
И в детстве, и в юности Оля часто сумерничала. Сидела, не включая света, смотрела на вечер за окном. В музее в некоторых залах свет нельзя было включать вообще, и Оле это нравилось. С наступлением темноты посетителей уже не было, и Оля ходила, поправляла сукно на витринах, останавливалась подолгу о окон, замечая и первую звезду над парком, и Венеру над университетом, всегда показывала монетку молодому месяцу.
- Оля, мы пойдем. Уже никто не придет. Ты же знаешь этих телевизионщиков. С утра они обещали приехать. Уж полночь близится, а Германа все нет, – заглянула в кабинет очкастая Натка.
- И потом, где мы им свет для их кабелей подключим, у нас только дежурный свет остался, время сумеречное. Правда, пошли, – это уже добросовестная Тата.
- Они же оставили у нас какую-то свою аппаратуру, как бы отпиралась Ольга. - Не бросят же ее тут на ночь. Еще надо запереть кабинет с нашей картиной. Сигнализацию, вентиляцию? Пора включать. Посетителей уже нет.
- Не картину, а икону. - Очкастая Наталья требовала точности.
Вопрос о том, как называть в картинной галерее икону, поднимался не раз. Сошлись на том, что раз в музее, значит картину. Если в церкви, значит, икону…
- Давайте еще взглянем, - это Татка.
У них сложился ритуал. Вечерами, перед закрытием, заходили в зал. Икона, лежавшая на столе, казалась огромной. Две стройные фигуры были едва видны. Чуть светлее казались шапочки, отороченные мехом на головах. Ольга никогда не видела живого соболя, но мех был точно соболий. Историю все знали хорошо, но вот экскурсанты большей частью не понимали, за что убил Святополк Окаянный своих братьев. Им обязательно нужно было знать, за что. За что – этот вопрос обычно приводил Ольгу в бешенство. За просто так, - разве не бывает сплошь и рядом. А если бы было за что – так можно убивать ,- обычно вопрошала она интересующихся, и те смущенно затихали. Ольга специально не снимала маленькие квадратики папиросной бумаги после реставрации, ей не хотелось отправлять братьев-князей на стену. Тогда они казались ей далекими, уплывающими стоя в лодке. А если реставрация еще не закончилась, то можно обойти вокруг лежащей в центре зала иконы, наклониться и рассмотреть узоры плаща и цвет тоненьких сапожек…
- Идите, я еще минут двадцать побуду.
- Пока! – и девчонки, громко попрощавшись, зашептались под вешалкой в гардеробе, изображая, что заняты переодеванием обуви.
- Пока! Она все равно звонка ждет, ей в это время кто-то звонит, и она в парк выходит перед закрытием. Свидание, наверное. Романтично, - шептала Светка.
- Женат, наверное, вот и весь секрет, - Надька была умной.
- Перестань. Только тайная любовь бывает безмятежной, - Светка начиталась какой-то классики, ей везде чудился романтизм отношений.
Девчонки ушли. Ольга уже спустилась вниз, когда зашуршал телефон, и она сняла трубку уже на столике, где лежала книга отзывов.
- Я. Алло. Отдел старинной иконы. Что же вы так поздно. Мне сигнализацию включать. Давайте быстрее, я вас жду.
Вполне приличный молодой человек с телевидения явился почти сразу.
- Здравствуйте. Я сегодня все прикину, а завтра с утра снимем. Аппаратура останется.
- С утра , Это когда. Мы открываемся в 10, - Ольга была строга.
- Да нет, после часа. Я в 10 еще сплю.
- Понятно. Пройдемте в зал. Вот видите! Визит-эффект. Свет нам отключили уже. Идемте же, - все так же строго командовала Ольга.
- Куда идти. Темно.
- А вот через шкаф. Здесь аварийное освещение, кнопку нащупайте, Ольга уже прошла через запасную дверь-шкаф, она хорошо видела в темноте и знала дорогу. – Как в «преступлении века», в кладовку со щетками, - снизошла пошутить.
- А у меня зажигалка есть. А что вы делаете сегодня вечером, - похоже, это вырвалось неожиданно. Но молодой человек уже не отступал. Оля взглянула на него – и про себя подумала – Ах вот оно что. Неплохой экземпляр. Стойкий генотип. Она смягчилась.
- Вечер уже наступил. Подождите с вашей зажигалкой, это пожароопасно. У меня здесь свечечка припрятана.
- Ну, а это уж совсем безопасно, - убежденно вторил ей «скромный посетитель».
- Так и быть, покажу при свече. Только плотно дверь прикройте, чтобы сквозняка не было.
Ольга не была искренна. Юноша ее не впечатлил. Но икону редко кому показывали, а Ольге хотелось хоть кого-то приобщить, да хоть бы этого притвору, она решила, что телевизионщик только притворяется воспитанным.
Оля плотно прикрыла дверь, действительно от сквозняка, поэтому не слышала шуршания телефона. Она не любила громкие тревожные телефонные звонки, поэтому звук был везде прикручен. Зато включился тихий же автоответчик «Здравствуйте. Вы позвонили в отдел старинной живописи. Вы сможете посетить музей уже завтра, в 10 утра. Сегодня мы закончили работу. Желаем вам всего доброго, до свиданья».
Действительно, можно было пройти в маленький коридорчик-тамбур через запасную дверь под лестницей. В хороших домах всегда есть такой шкаф-дверь со своим скелетом, иногда Ольга допускала черный юмор. Конечно, и в другой мир можно перейти свозь тонкую дверь. Ей казалось, что она выходит на берег реки уже после заката, и вокруг скорее степь, чем лес, и на берегу горит костер. И сидят у костра два молодых красиво одетых юноши, тихо переговариваются. И тут… Но дальше Ольга не любила представлять, что сталось с князьями Борисом и Глебом, жуть.
- Я и не знал, что так красиво бывает в закрытом на ночь музее с красивой девушкой. И так хорошо видите в темноте. Может, вы вообще ясновидящая, - вот уж совсем не к месту спросил этот нахальный с телевидения.
- У меня просто богатое воображение и интуиция. Вот я вижу, вы клинья бьете. А мы с вами не подходим друг другу абсолютно, - отрезала Ольга.
- Вы мне так нравитесь. Так резко разговариваете. У вас кто-то есть. А, молчите, скрываете. Я вас подвезу.
Они уже стояли у наружного рекламного щита музея.
- Спасибо, мне на метро удобнее. До свидания.
- До свидания. Женюсь, - вдруг пробормотал про себя Влад, и резко взял с места.
- Выйду за него, - так же неожиданно и уверенно подумала Ольга. Разглядела в сумерках у негорящего фонаря худощавую фигуру Глеба, направилась нему. Глеб часто вот так прятался – стоял неподвижно рядом с деревом и фонарем, наблюдал. Такая детская привычка стоять столбиком, если негде спрятаться. И машину ставил где-то в стороне, прямо разведчик , во что только взрослые не играют.
- А я жду тебя. Собрался уже уходить. Звонил, автоответчик сказал, что нет никого. Думаю, подожду еще. Ты спешишь, тебе уже домой?
- А тебе?
- Не хочешь говорить. Как ты себя чувствуешь, - они шли уже по бульвару, Оля молчала.
Дошли до перехода, где дороги расходились к станции метро и троллейбусной остановке.
- Пока, я поеду сама. Сяду на троллейбус возле собора. Меня в такси укачивает. Не провожай меня, - Оля повернулась и быстро пошла на зеленый свет пешеходам.
Светофор заморгал, она успела вскочить в переднюю дверь троллейбуса, а Глеб остался за тронувшимися машинами. Все произошло быстро, Ольга села впереди, чтобы видеть впереди линию красных огоньков габаритов и стопов, уходящих по проспекту на запад, а идущие навстречу ей не нравились, потому что часто шли с дальним светом. Никакой обиды или страха перед тем, что должно произойти, она не чувствовала, но неизбежность была неприятной.
Глеб посмотрел вслед ушедшему троллейбусу, глубоко вздохнул, осмотрелся – ему нужна была дежурная аптека. Вот тут как раз ее и не было. Ладно, поищу возле дома, - подумал Глеб, входя в зал метро. Он совсем забыл, что станция была объявлена на ремонте, поэтому в кассовом вестибюле было пусто, случайные забывчивые тут же выходили. Он замешкался, увидев телефон-автомат.
- Разменяйте, пожалуйста, двушку девушке позвонить, - дежурная как будто ждала его просьбу.
- Что, девушку за нос водишь. Летчик-налетчик. Говоришь, что жена больная, развестись не можешь?
- Ничего я не говорю. Она и так сама все знает. Разменяйте, пожалуйста, на телефон-автомат.
- Да ладно, иди вон со служебного моего позвони, - казалось, женщина утратила к нему интерес и отошла к отгороженному от касс зимнему саду.
- Ну, как ты? Скоро буду. Как называется? Да, дежурная аптека еще работает, конечно. Не волнуйся, все хорошо. Брата посадил, купе хорошее, - спокойно, только слишком жизнерадостно отчитался Глеб.
- Благодарю вас. Разрешите идти? – уже естественней сказал он дежурной, и та махнула рукой.
- И вправду, военный. Симпатичный. Наше дело не рожать, сунул, вынул и бежать. – Она оперлась спиной на стеклянную дверь, воздух был на бульваре вечерний, но бензином и пылью от подсыхающих каштанов все же пахло. Скорее бы сдать смену и на электричку, домой к мамке, к детям, к своему Ваське, который вышел на раннюю пенсию и теперь переживает за свой трактор, который эти молодые бездельники бросают ночевать в поле.
Глава третья
Глеб почти бежал домой, сокращая дорогу. Перемахнул через обвалившиеся ступени, что вели на детскую площадку, но понял, что не успел. Из двора уже выехала казенная Сонина машина.
Он отдышался в лифте. Открыл дверь и как буд-то удивленно завопил
- Соня, я хотел тебя встретить из поликлиники. Ты бы позвонила мне на работу, я бы встретил тебя.
Соня еще стояла в коридоре. Никаких эмоций на лице.
- Я звонила. Тебя не было.
- Как ты себя чувствуешь
- Как я могу себя чувствовать.
Глеб двинулся было за ней в спальню. Соня часто теперь уединялась в спальне и тих лежала, глядя в балконное окно. Потом как ни в чем ни бывало вставала, шла на кухню, протирала стерильной чистоты белый стол, раскладывала принесенные продукты, спрашивала: Есть ли какие-то пожелания
- Хочу пирог с капустой, - Глеб придумывал что-то посложней, чтобы Соня была чем-то подольше занята. Она снимала с пальцев красивые, но не очень дорогие кольца, готовила муку, дрожжи, все смешивала по строгой технологии, потом просила раскатать Глеба тяжелой скалкой тесто. У нее болела после операции рука, она быстро уставала. Жарился лук, тушилась капуста, казалось, придет рота солдат, которая все это будет уплетать. Но никакая рота не приходила, Борис приезжал изредка, соблюдал диету и сердился на старшего брата за то, что «обжирается».
Позвонили в дверь, Глеб вернулся открыть.
Это был Сонин водитель.
- Софья Михайловна. Вы забыли свою папку на заднем сиденье.
- Спасибо, Леша, я уже дома поработаю давай папку если вызовут на фабрику, я сама съезжу. Ты уже завтра к 8 приезжай.
Леша, многодетный отец, был всегда озабочен – где бы сэкономить, получить льготы, купить со скидкой. На фабрике сотрудники два раза в год что-то покупали со скидкой, и то, что нужно было Леше, Соня не приобретала.
- Софья Михайловна, вы точно знаете - что со скидкой можно будет взять в цеху моими девчонкам. Они просят те, что вы придумали фасоны. Мне три штуки надо.
- Не волнуйся, я все оформлю, Соня знала Лешину назойливость, всегда отвечала прямо.
Глеб, закрывая за мужичком дверь, убедительно добавил:
- Леша, ты же знаешь – сказала – сделает.
Соня задумалась.
- Ты бы взял его вписал в список на участки на заводе. Детей трое, а работает один.
И тут Глеб выпалил:
- Соня! Давай возьмем усыновим ребенка.
- Зачем холодно и равнодушно произнесла жена.
- Но у нас же нет детей
- Ты с ума сошел. – Соня мгновенно изменилась в лице.
- Я столько лет лечусь – из-за тебя. Это ты мне тогда не разрешил
- Соня!
Она взяла себя в руки.
- А теперь… Зачем… Чтобы он был какой-нибудь недоделанный отсталый от чужих людей…
- Возьмем не от чужих…
Глеб хотел выложить все, но она слушала его.
- А потом объявится мать, приедет и заберет, еще и пьяница какая-нибудь. Когда узнала, что у меня не будет ребенка., ты растерялся. Тогда ты приказал жене отставить. И что теперь
- Не пьяница. – Они не слышали друг друга.
- Знаешь, говорят, надо поехать в Сочи. Море, солнце. У нас одна женщина на фабрике десять лет замужем была, детей не было. Поехала в Сочи, а потом двойня.
- Поезжай в Сочи.
- Так у тебя же нет отпуска
- Поезжай сама. Глеб перешел на обычный тон – дружеский и дружелюбный. Порыв прошел, растворился.
- Ты что – одной.
- Соня, езжай. Отдохнешь. Не все ж детскую моду внедрять в массовое производство. Опять звонят. К тебе – Глеб открыл молодому человеку, явно нахальному, такое слово Глеб часто употреблял. В соответствии с такой характеристикой парень и отстучал с оптимизмом:
- Здравствуйте, Софья Михайловна. Внештатный корреспондент журнала «молодежь и дети». Вас не было на фабрике, приехал к вам. Извините за наглость, но нам, журналистам, скромным и быть нельзя.
- Наш журнал хочет дать материал о детской моде, обращаемся к вам.
- Когда вы решили стать детским модельером, - с места в карьер, пока не остановили, забарабанил корреспондент.
- Когда узнала, что у меня не будет ребенка.,
- Соня!
- Простите молодой человек как вас зовут, - взяла инициативу разговора Соня.
Замолчавший и испугавшийся на секунду молодежный журналист начал приходить в себя. - Идемте в кабинет. У меня как раз с собой эскизы новой линии. Опытные образцы, уже носят в одной передовой школе вельвет. Представляете, вместо старой мрачной формы – вельветовые пиджаки, вельветовые сарафаны.
- Вы думаете, это будет сочетаться с джинсами, ведьво многих школах не разрешают джинсы…
Глеб остался один. Один со своими мыслями.
- Соня права. Усыновить можно только из детдома. Что же делать.
Да, герой, ведь ты растерялся. Тогда ты приказал жене отставить. И что теперь - врачи –знахари, то нельзя, это нельзя. Оле не прикажешь. Что же я скажу Оле, мысли прервал телефон.
- Да алло. Борис, Говори быстро, что случилось Хорошо. Передай командиру части, что я приеду и все улажу. Я не вмешиваюсь, просто должен быть порядок. Пока. По- ка.
Брат был младше, как сын. Глеб родился в самом конце войны. Отец, контуженный, вернулся домой. И вскоре его убили бандиты, крали на элеваторе зерно. А Борис родился от второго мужа, их соседа по улице, тоже раненого на фронте и недолго прожившего. Матери тоже не стало, и взрослый брат распорядился судьбой младшего – отдал сначала в суворовское, потом в академию.
Из кабинета вышли.
- До свиданья, Софья Михайловна. А в следующем номере дадим материал о производственных экскурсиях к вам на фабрику. Представляю, как ваши дети шикарно одеты. Наверное, носят лучшие образцы.
- Я вам говорила, У нас нет детей.
- Извините.
- Не поймешь этих стариканов, - подумал про себя Олег. – Все есть, а детей нет. Ну да ладно. Мое дело – материал собрать. Кстати, если об этом черкнуть – про отсутствие детей – конфликтнее будет.
Глеб не любил в доме посторонних.
- Молодой человек. Софья Михайловна устала на работе. Разрешите ей отдохнуть. В следующий раз приходите к ней на фабрику. Сходите в цеха. Там барышень много, посмотрите, как люди работают, а не языком чешут. Извините. Да, обязательно материал на подпись дайте, я проверю, - почти приказал.
_ Черт, не удастся поджарить факты, - подосадовал Олег. – Мне ли быть в печали. Пойду лучше музейщицу обрабатывать, явно что-то скрывает, а мне-то что. И подселюсь заодно. Олегу давно надоела мачеха, а уж он как ей мешал, жуть, она это открыто ему говорила.