В ту ночь, несмотря на усталость, Биранга долго не мог уснуть. Перед глазами то и дело всплывало ожесточенное лицо шамана и образ несчастной, погубленной им, красавицы Ольдой. Он не чувствовал к Шанго никакого почтения и ничуть его не боялся. Их отцы, - князь Дуликагир и родовой шаман Букачан-боо были самыми авторитетными и уважаемыми людьми рода. Они часто встречались и были, можно сказать, друзьями. Как это часто бывает в таких случаях, дружили и их дети.
Биранга и Шанго были сверстниками, с младенческих лет бегали вместе среди юрт и по берегу Нонни, увлеченные детскими играми, учились стрелять из лука, скакать на лошадях. В порыве детской непосредственности Шанго часто рассказывал ему о всяких шаманских хитростях, которыми владел, и учил его отец. С того далекого времени Биранга, при всем своем почитании духов неба, относился ко многим действиям шамана с некоторым недоверием и скептицизмом.
Шанго не был похож на своего отца. Старый Букачан-боо, грозный и неприступный при комлании, в обыденной жизни был человеком покладистым и добрым, много повидавшим и претерпевшим на своем веку, приобретшим с годами не только хитрость и проницательность, но и житейскую мудрость. Шанго был не таким. Хитрый и проницательный, как отец, он вместе с тем с детства был коварным, завистливым и властолюбивым. Эти черты характера он унаследовал от матери – властной и жестокой монголки. Она, одряхлевшая и страшная, - первая советчица сына, еще жива и сейчас, вечно нашептывает что-то в ухо Шанго, оглядываясь вокруг ненавидящим взглядом. Люди рода боятся её больше, чем шамана… Биранга заснул тяжелым беспокойным сном лишь под утро.
Чуть рассвело, стали свозить тела погибших в лес, подвешивать их среди ветвей деревьев. Непрерывно рокотал шаманский бубен, люди стояли, прижав руки к груди, обратив глаза к небу, просили духов о благополучии сородичей в царстве теней.
Для похорон князя Дуликагира выбрали место в глухой чащобе, где среди ветвей могучей старой сосны устроили широкий крепкий лабаз из жердей. Поднять все, что полагалось, в зашитом виде и сразу было невозможно. Расстелив на площадке широкий кожаный саван, отдельно подняли туда и уложили тело нарядно одетого князя. Возле него справа положили саблю в ножнах, украшенную серебром и драгоценными камнями, саадак с луком и стрелами и щит с замысловатым многоцветным орнаментом. Слева положили щупленькое тело Ольдой, тоже наряженное в многоцветное платье.
Две женщины, поднявшись на лабаз, зашили погребальный саван, после этого стали поднимать туда серебряные княжеские чаши, бурдюки с вином, аракой и кумысом, всевозможную хозяйственную утварь, которая понадобится усопшему для безбедной жизни в царстве Всемогущего Тэнгри.
До поздней ночи рокотал в тайге шаманский бубен, провожая погибших в дальний путь, а Биранга с матерью и братьями все стояли под лабазом, прощаясь с дорогим человеком, моля духов принять Дуликагира без гнева в царство теней и ниспослать благополучие его сородичам на Земле.
Когда возвращались к стойбищу, Биранга, склонившись к матери, поделился мыслью, которая не давала ему покоя:
- Шанго – наш враг, он будет досаждать нам и впредь.
Мать благодарно прислонилась к сыну:
- Спасибо, сынок, за спасение, но не пугай меня, не говори так. Ведь это шаман, – слуга всемогущего Тэнгри.