Спасал Пегас меня от лебеди Обиды...
Не старухою с косою –
чёрной лебедью Обидой,
шелкопёрою, простою
и участливой для виду,
явится по наши души,
Белый Свет крылом сокроет,
мост над пропастью обрушит –
уведёт во Тьму с собою,
расколов земную твердь,
лебедь ворона'я – Смерть…
…Она летела, обгоняя облака. И распахнула крылья, тенью осенив меня. И чёрное перо сронила мне в ладони. И сумерки настали среди бела дня, и птицы все умолкли…
И колкое перо зеро створило между строк судьбы и жизни, ожогом нанеся тавро – и пеплом припоро'шило его. И в пальцах пульс пропал. И морок на меня упал. А лебедь улетела…
Бесстрастно огляделась. Гляжу – и вижу я себя со стороны: сижу на берегу реки, в ней ни одной волны, она как ртуть блескуча, такого ж цвета надо мною туча. И гул невнятный смогом, как зыбучие пески, и тонут в нём какие-то слова – вдруг эхом: это Ле'та!
Я не жива и не мертва – и вязну в зыби, леденея от тоски… И сердце о'бняли тиски, и гладь реки покрылась рябью… и мыслью «Зря, всё зря!» бьюсь… и думаю: «Напьюсь воды я, и придёт забвенье…»
Готова встать и уступить влечению к воде – но сполох боли остерёг и против воли под себя я прячу ноги…
Тут смог рассеялся. И Ле'ты течение вдруг стало быстрым, и искры бликов выстлали мосток на берег ночи, обещающей покой – густою тьмой укрыты там чертоги освобождённых от земной юдоли…
Укрыты тьмой?! Тогда откуда блики света?!
Но мои вскрики затонули в Лете…
О, нет! Не затонули – заострились в стрелы и вспороли непроглядность теми. И ворвали'сь в ту языки огня – и сбились воедино… и восстали над рекой, и в поединок с тьмой вступили в образе коня…
Вот контуры его палёной мглой оплыли, но сам он не погас! И я его узнала: мой Пегас! Его я написала не пером, а сердцем, радостью звеня… которой не случилось…
Но почему, о, Боже? Ведь всё я отдала Тебе на милость. И я Тебе лишь одному подсудна. И в том, что я была так безрассудна и что бросала бисер с жемчугами – не скупилась… и в том, что возроптала на людей, что затоптали мои перлы… что с ними были те, кого любила… что в чаяньях своих я часто одинока…
Обидою глубокой оросились щёки…
И расплылись в слезах река и огненный Пегас, и бе'рега колючий гребень. Я с силой тру глаза: такого быть не может!
О, Матерь Божия! Когда? Откуда прилетела эта лебедь? Неужто из хором Аида? Огромная и ворона'я… по имени Обида… в одеждах смерти – чёрных с красным…
Мысль жаркая: «Она прекрасна!». И о'торопь: «Нет, нет – ужасна!». И я в ознобе обмираю. А лебедь чёрной точкой ока берёт меня «на мушку»…
Мне душно, душно! Душу иссушают страх и сожаленье, и сердце болью затекло – а лебедь тянется крылом и взглядом приглашает: «Пригубь воды, пригубь забвенья» – так ласково, так нежно!
И просят языка слова: «Как ты добра, как мне близка, прижми к себе и приголубь… утешь мои печали…». Но тут мятежный тёплый ветерок принёс из да'ли: «Не срок тебе ещё… не срок! Не торопись в стремнину Ле'ты, не спета песня главная, не спета! Смотри вперёд! Обиду прочь гони, она убьёт…».
Теряюсь я. И в сполохах смятенья гляжу на гладь реки. Её теченье плавно. Я тру виски и думаю о лебеди, о песне главной, о кончине, о том, что никому судьбу не обмануть – и вижу странную картину, и понимаю её суть.
Издалека и в никуда бежит река. По струям её влажным скользит корабликом бумажным исписанный листок, на нём флагшток из воска, не знамени полоской он увенчан – пламенем ведо'м. И это вещий знак о том, что мне не избежать планиды: пока свеча души моей горит, предписано творить – а значит, крест нести свой под Его десницей…
Отяжелели вновь мои ресницы…
Я повернулась к лебеди Обиде – и обожглась горячим пеплом взгляда. «Не укоряй, не надо! И больше не жалей! Всё помню! Помню всё, и буду помнить! Так хочу! Забвением не излечусь. Зачем я плачу? Трачу соль души, кормя ей Лету? Не знаю я. Нет у меня ответа…».
Я выплакалась по себе, по замороченной, по роком суженой судьбе и времени просроченном… по нерождённым «детям» – по стихам и книгам, и по звезде, невидимой с моей квадриги – с четвёркою Пегасов колесницы…
Но Божией десницей спасена – и, значит, я обязана трудиться…
Соль… солоно… и соло уст горчит. И сердце-колокол стучит, и рвётся пульс притоком крови, и ритмом бьётся послесловье, диктуя строки:
Я заглянула в реку Лету…
Её таинственные воды
струятся между Тьмой и Светом
и рябью волн уносят годы.
В них прожитые зимы, вёсны
и всплески радости скупой,
и топи падей перекрёстных,
и толпы суеты земной.
Под сенью осени туманной
на берегу, поджавши ноги,
я плакала. За мной дороги
вили'сь надеждою обманной.
Я заглянула в реку Лету…
На перепутье жизнь итожа,
искала в ней на всё ответы,
грехи свои деля и множа.
Безжалостно судьбу инача,
печаль души неутолимую
строка'ми истового Плача
лила в глубокую стремнину я.
А жизнь корабликом бумажным,
знай, ускользает в никуда,
и всё, что важно и неважно,
вольётся в вечность. Навсегда.
Я заглянула в реку Лету…
Бесстрастно волны вдаль бегут,
глотая ложь, мечты, обеты…
Я в сумерках. На берегу.
Глаза сухи. Я жду рассвета,
и верю, что живу не зря,
и ведаю: сквозь ночь, над Летой,
пробьётся новая заря!
Иллюстрация: коллаж автора из фото Интернета:
– лебедь:
– конь-огонь: графика Веры Висич
– а также, река, кораблик и свеча… и графика по задуманной композиции