Я в Москве... В гостях у своей доченьки Аленушки. Не думала, не гадала, что судьба моя сделает такой крутой поворот и меня ураган времени подхватит и забросит за тысячи километров от родного дома. Не думала, и совсем не гадала, но в глубине души, на самом ее донышке зрело чувство перемен...
... Ждала, но не думала, что так скоро соберется моя родненькая мамочка в мир иной, хотя тяжелые предчувствия томили и давили сердце. Всё случилось в двадцатых числах августа, а начались наши беды еще в феврале 2013 года.
Часть 1
Я работала санитаркой в поликлинике, в процедурном кабинете, старалась очень. В понедельник и во вторник убирала кабинеты в три смены. Приходила на работу рано в шесть часов утра, наводила стерильную чистоту до 9 часов утра, потом мыла кабинеты с 11.00 до 12.30, и после обеда с 14.00 до 16.00. В третью смену делала генеральную уборку — мыла окна, жалюзи, стены, мебель. А еще разбирала шприцы, упаковывала иголки, катала вату, собирала и выносила мусор... Конечно, уставала, болели все суставы, спина, главное, не высыпалась.
В феврале мама могла еще сама принимать лекарства, разогревать себе пищу, завтракать, полдничать, одеваться, гулять на балконе. От прогулок на улице она уже отказалась, очень тяжело было ей подниматься на третий этаж.
В начале февраля я поругалась со своей начальницей, с сестрой-хозяйкой. И в этом была моя ошибка. Ведь перед начальством надо иметь вид наивный и придурковатый, соглашаться беспрекословно со всеми распоряжениями, и не говорить ни одного лишнего слова. Я же высказала начальству в лицо то, что оно не умеет работать с людьми. Хоть и были основания на такое высказывание, но это надо было делать тактично, без свидетелей. Получилась грандиозная ругань, с плачем я побежала к старшей медсестре подавать заявление на увольнение. Подняла на уши весь коллектив поликлиники. Но так как работать вместо меня было некому, то заявление мое порвали, и сказали, чтобы я продолжала работать. И все эти неурядицы я изливала дома на маму, она успокаивала меня и поддерживала во мне бодрость духа. Она очень хотела, чтобы я уволилась с этой работы.
Перед начальницей своей я извинилась, просила прощение и в письменном и в устном виде. Она ответила:
- Все мы женщины, у всех у нас есть свои проблемы, идите работать...
Вроде бы всё утихомирилось. Но мама начала кашлять, и в конце февраля ночью у нее начался сильный приступ. Была рвота, а потом стала жаловаться:
- Грудь давит. Грудь давит, дышать нечем...
Ей не лежалось, пыталась садиться в кровати, а изо рта появилась пенистая слюна, которую мама сплевывала. Но она была категорически против того, чтобы я вызвала «Скорую помощь» ( далее -С.п.). Я тоже боялась этой Скорой... Один мой друг рассказывал мне, что после вызова С.п. его матери, врачи напичкали ее уколами множеством лекарств, после чего она скоропостижно скончалась.
Все-таки я позвонила сыну Алеше и сказала ему:
- Бабе плохо, очень плохо, что делать?
- Вызывай Скорую, - твердо ответил он, что я немедленно и сделала.
Помощь приехала быстро, сделали кардиограмму, измерили сахар в крови. Потом, не говоря мне ни слова, врачи забеспокоились, начали ставить укол за уколом.
- Что вы ставите? Какие лекарства? - я была уже на грани паники.
- Вы всё равно не запомните эти названия, - был краткий ответ.
Вдруг раздался звонок в дверь, открываю, а там еще одна целая бригада врачей. Маме надели кислородную маску, а она в ответ только причитала:
- Отпустите меня, пустите меня.
Врач сурово отвечал:
- Куда, баба, тебя пустить? Куда?
И вдруг я вижу, что в квартиру втаскивают носилки.
- Вы что в больницу ее повезете? - изумилась я.
- Да, иначе не выживет, - был категорический ответ, не терпящий никаких возражений.
В спешке я накидывала на маму какую-то одежду. Она протестовала, но четверо мужчин ухватили носилки и, не снимая кислородной маски, потащили в машину. Я — следом, сидела рядом с мамой, как могла, утешала и успокаивала ее.
Вот и приемный покой. Я вызвала сына на помощь. Мама после уколов и кислорода почувствовала себя лучше. Мы смогли сдать анализы и даже сделать рентген легких. Тем временем приехал Алеша, он помог отвезти маму в палату и уложить ее в постель. Остальные больные в палате уже крепко спали, ведь была уже глубокая ночь.
Санитарочка мне говорила, чтобы я осталась на ночь в палате, но я никак не могла. Мне надо было утром рано убраться в процедурном кабинете, среди ночи я не могла попросить, чтобы меня подменили. Попросила санитарку помочь мой маме при надобности и заплатила ей за это деньги...
Мы ушли, поцеловав маму на прощание. Алеша привез меня домой, а сам уехал к себе.
... И вот первая ночь дома без мамы. Жуткое состояние пустоты и одиночества. «Господи, пусть мама вернется, пусть хоть в каком состоянии, лишь бы она вернулась, лишь бы была жива». Я стала молиться, и до утра не смогла сомкнуть глаз. В половине шестого побежала бегом на работу. Долго стучала в дверь, пока добудилась сторожа, и быстрей принялась за работу. Потом рассказала коллегам обо всём случившемся и, не дожидаясь начальства, в половине восьмого бегом помчалась в больницу. В автобусе ехала с молитвами и с большой надеждой, что мама жива, что всё обойдется. Так оно и оказалось. Пронесло, хотя ночью маме было плохо, ей ставили капельницы, давали кислород.
Мама очень обрадовалась, когда увидела меня. И мое сердце наполнилось надеждой, что всё будет хорошо. И только утром я узнала, что у мамы был отек легкого, потому-то ее срочно госпитализировали, но в чем была причина никто ничего мне не сказал, я думала, что что-то с сердцем. Потом в Интернете я прочитала, что отек легкого и случается от сердечной недостаточности, т.к. нарушается кровоснабжение всего дыхательного аппарата.
Часть 2
Пролежала мама в больнице 10 дней. Я работала с 6.00 до 7.30, потом ехала в больницу, ухаживала там за мамой, кормила ее, и снова на работу до 12.30, обедала, и до вечера ехала к маме. Состояние ее улучшалось, она прошла курс интенсивной терапии уколами и капельницами. И настал долгожданный день ее выписки. Алеша позвал своего тестя — папу Юру, и они вдвоем помогли маме подняться на наш третий этаж. Наконец-то мамочка снова дома, на своем родном диване... Но...
Мама стала совсем слабенькой. Мне пришлось кормить теперь ее и завтраками, и полдникам, и одевать, и раздевать ее, делать полный туалет, мыть ноги, стричь ногти, подмывать, Водить под ручку по квартире, от тросточки она совсем отказалась. Особенно тяжело давался туалет по-большому. Приходилось порою , мне руками выдавливать кал из ее попки, и мыть после этого весь унитаз и постель, и пол . Запах при этом был… Но отвращения у меня не возникало, наоборот было чувство удовлетворения, что я помогаю маме, облегчаю ей положение ее. Я чувствовала себя очень нужной.
В конце концов, я приняла решение уволиться с работы, чтобы не оставлять маму без своей помощи. Моя начальница приняла увольнение с большой радостью, ведь мне на смену пришла хорошая работница. Мама тоже была рада...
Всё происшедшее переполошило всех наших родных Особенно старшую мою сестру Наташу, она сказала, что постарается приехать.
И вот март, апрель мы были в ожидании гостей. Жили мы очень хорошо, тихо, мирно, спокойно. Я ухаживала за мамой, кормила ее, занималась в свободное время своими сайтами в Интернете. Мама старалась бдительно соблюдать свой режим дня. Но она всё больше и больше уходила в себя. Отстранялась от мирской жизни.
... Поменяли ванну, старая совсем ободралась. После этого сделала небольшой ремонт. И в начале мая приехала Наташенька. И уже при Наташе у мамы случился снова приступ удушья. Вызвали врача. Прослушав маму, она сказала, что всё в порядке. Но сестра моя сильно обеспокоилась. Мы пошли с ней в аптеку, купили общеукрепляющее средство с жень-шенем. Мы не знали, чем еще подлечить маму, чтобы избавить ее от приступов.
Наташа пробыла у нас неделю, и улетела. А мы отметили 9 мая, тихо, скромно, посмотрели по телевизору парад в Москве, мама смотрела фильмы про войну. Любила она эти фильмы.
... И начались дачные хлопоты. А у мамы снова были приступы, которые начинались с кашля. Снимали их нитроглицерином и валидолом, принимали строго все предписанные лекарства. Когда я уезжала на дачу, то оставляла маме еду в термосах. И она полдничала сама. Так мы прожили до 23 июня.
В этот день прилетели из Москвы доченька Аленушка со своим сынишкой Ярославом. Зажили все вместе, но я не смогла спать в одной комнате с мамой. Она плохо спала по ночам, просыпалась через каждый час, и зажигала свет, который и будил меня. Пришлось мне перебраться в комнату, где спали дочь и внук. С ними и жилось веселее, но однажды и при них с мамой случился сильный приступ удушья. Вызвали С.п. Приехали, посоветовали чаще мерить давление и при высоком давлении прыскать в рот изокет. Мы боялись нового отека легких, потому всё внимание было направлено на сердце и на давление.
Утром я вызвала участкового врача. Она сказала, что всё в норме, но назначила мочегонные препараты. Я старательно выполняла для мамы все предписания врачей. Но особого улучшения не было, и опять вызывали врача, и опять она говорила, что состояние здоровья в пределах нормы.
... Аленушка, душа моя, доченька, приложила все свои силенки к тому, чтобы к нам домой пришел священник – отец Андрей, чтобы исповедовать и причастись святых даров Божиих. Аленушка несколько раз ходила в церковь, договаривалась и упорно ждала батюшку. Мама тоже терпеливо и смиренно ждала, и не кушала полдня в ожидании святого причастия. Что и кто подвинул нас на это? Видимо только Господь... Отец Андрей пришел к нам домой, пообщался с мамой наедине, и причастил ее. Успели...
4 августа проводили наших драгоценных гостей. Мама благословила их на дальнюю дорожку и перекрестила на прощание... И мы остались вдвоем... Маме становилось то лучше, то хуже... Но когда бы я не спросила ее: «Мама, как ты себя чувствуешь?», был ответ: «Нормально». «У тебя что болит?», - спрашиваю. «Ничего не болит», - отвечала мама. Правда ли это было, или она просто не хотела доставлять нам лишнее беспокойство? Кто теперь мне ответит на этот вопрос?
Часть 3
Августовской ночью случилось опять удушье и сильнейшее слюноотделение. Слюну эту мама выплевывала, не могла ее проглотить. «Я вызову С.п.» - сказала я. «Не вздумай», - отвечает через силу мама. Панически она боялась С.п. Но вопреки ее желанию я вызываю Алешу и врачей. Приезжает бригада, всё измеряют и вызывают еще одну бригаду кардиологов. Снова ставят диагноз — отек легких. Впрыскивают уколы, изокет, дают кислородную маску. Говорят, что надо в больницу. Мама отбивается, не хочет туда, кричит: «Не поеду!». Приезжает Алеша, но и он не может уговорить свою бабушку, удивительное порою у нее, такой болящей, было упрямство. И мы пошли на поводу, врачи заняли нейтральную позицию, только потребовали от нас, чтобы подписали бумагу от отказе от госпитализации, сказали, чтобы вызвали участкового врача. Тем временем маме стало легче дышать, и грудь перестало давить.
Утром вызвала нашу участковую. Она предписала сердечные уколы на дому, поменяла одни таблетки на другие, велела давать мочегонное. Продолжили лечение именно сердца и стабилизацию давления.
Дня три мы прожили спокойно, но вот к вечеру сильно подскочило давление, мама кашляла, без конца сплевывала слюну, жаловалась: «Грудь давит, давит грудь!». Я опять схватилась за телефон.
Приехала С.п. и говорят уже совсем другое: «У вашей бабушки невралгия. Вызывайте врача, пусть лечит невралгию». Сделали болящей обезболивающий укол. Уехали...
Утром бегу за врачом. Сама я немного успокоилась, ведь невралгия — не смертельное заболевание. Врач пришла, подкорректировали лечение, добавили ибупрофен и назначила капельницу на дому — берлитион. Вернее я сама выпросила эту капельницу, ведь у мамы был сахарный диабет, а берлитион очищает кровь и нервные окончания. Я думала что может быть, эта капельница маме поможет. Медсестре, которая приходила делать капельницу, и за само лекарство, всё вместе я выложила 7 тыс. руб. Уплатила вперед, но мама успела принять всего лишь 7 курсов... А надо было 10.
Увы, увы... Ей опять плохо, утром, когда кушала, то открылась рвота. Вызываю С.п., хотя за окном не ночь, а белый свет...
Приехал полный мужчина в очках, щупает маме живот. И она ойкает... Врач говорит:
- У бабушки воспаление поджелудочной железы.
- У нее там есть камни, - отвечаю я.
- Собирайтесь в больницу, - выносит он свой вердикт.
Но мама ни в какую не согласилась. Врач сделал обезболивающий укол, а с меня взял подписку об отказе от стационара и посоветовал вызвать участкового врача.
- Это же ваш семейный доктор, пусть лечит.
Как раз приехал Алеша, он и вызвал по телефону на дом нашего врача. А я бегом в аптеку, купила но-шпу и мезим-форте. Пришла наша докторша, пощупала мамин живот, я рассказала, что говорил нам врач из С.п. Она назначила уколы антибиотиков и обезболивающие для ЖКТ. Я снова бегом в аптеку, пришлось обежать три аптеки, пока нашла нужные лекарства. Дождались медсестру, сделали все процедуры. Днем мама дремала, но к вечеру снова ей плохо, и жаловалась она не на живот, а всё так же:
- Грудь давит, давит грудь!
Я позвонила Алеше, и снова набрала на телефоне номер 03.
Приехал тот же самый врач, который был утром. Он сказал:
- Немедленно в больницу!
Подъехал и Алеша. Мы собрали маму, несмотря на все ее протесты, позвали мужчин — соседей, и на носилках спустили вниз, в машину.
Приехали в приемный покой, по дороге мама всё говорила мне, что не надо ее в больницу, а я уговаривала, что надо.
Долго ждали мы, когда придут врачи. Наконец-то появился хирург, прощупал живот, поводил по нему пальцами. Мама ойкает, лицо ее морщится, а врач сказал:
- Живот мягчайший, ничего не нахожу, - и ушел.
Около двух часов собирали анализы, сделали рентген легких, кардиограмму сердца. Пришел терапевт с результатами анализов и сказал:
- Отека легких нет, кардиограмма в норме, анализы — в норме, по таким показателям мы не можем положить в больницу.
- Да вы что! - плачу я, - зачем же бабушку сюда везли, мучили ее, как мы вернемся назад, за окном глухая ночь!
- Ничем не могу помочь, - был категорический ответ.
Мы смотрели друг на друга в невыразимой тоске, как же нам добраться теперь домой. С большим усилием пересадили маму на коляску и подвезли к машине, кое-как пересадили на переднее сидение. Алеша позвонил папе Юре, разбудил его, попросил помочь. Тесть — добрая душа, не отказал. Подъехали к его дому, забрали с собой в машину и доехали до нашего дома. Я сбегала и принесла табуретку, и стали поднимать маму на третий этаж. Мама всю дорогу молчала, только, когда поднимали ее вверх по лестнице, кряхтела, но упорно шла домой. Мужчины приподнимали ее под мышки. Несмотря на все эти трудности, мама была рада, что возвращается домой.
И вот ее родной диван. Алеша и папа Юра уехали. И мы с мамой вдвоем. Она старается, терпеть, не жалуется. Я прикорнула рядом с ней в комнате, только выключили свет, я устало закрыла глаза, как снова подскочила. Мама включила свет и сидела на диване, задыхалась. Ей было очень плохо. Бегу к телефону, звоню в С.п. Приехала молодая женщина, одна и, даже не осматривая маму, заявила:
- У нее холецистит, собирайтесь в больницу!
- Да вы что, - кричу я, - мы только что оттуда!
- Вам в стационаре не помогли, а я вам тем более ничем не смогу помочь, собирайтесь!
- Мама не сможет, и я не смогу спустить ее вниз, помогите чем-нибудь, ведь вы же ПОМОЩЬ, - я уже рыдаю в истерике, - поставьте обезболивающий укол, помогите, облегчите ее муки, - плачу и умоляю врача.
- При болях в животе, обезболивающие не помогают, ведь у вас нет медицинского образования, и вы не знаете, что нужно делать, собирайтесь в больницу! - был холодный и равнодушный ответ.
Никаких бумаг я не стала подписывать, мама подписала сама. Врачиха все же смилостивилась и сделала какой-то укол, и гордо удалилась.
Маме стало легче, она затихла, когда начало светать, она задремала.
Часть 4
Рано утром я побежала в поликлинику, вызываю врача, мне уже самой не очень хорошо, сказываются бессонные ночи. Вернулась домой и дала маме выпить слабительное, довольно таки легко она очистилась. Доктор пришла быстро, я ей рассказала, что было с нами ночью, но никакого беспокойства мамино состояние у нее не вызвало, она отменила капельницу и мочегонные, но когда измерила давление, то сказала, нахмурясь:
- Что-то давление низковатое, - и всё, и ушла...
Но тут появились Алеша и папа Юра. Сын, оказывается, договорился, чтобы маме сделали платное УЗИ внутренних органов. И мама согласилась на это дело. С помощью табуретки и мужской силы спустились к машине, и все вместе поехали на УЗИ.
Оказалось, что у мамы и желчный пузырь, и поджелудочная железа забиты камнями, воспалена печень. С великими трудами мы поднялись в квартиру, мужчины уехали по делам, а пришла медсестра и сделала маме уколы. После чего утомленная мама уснула, и я смогла немного подремать. Вечером было тихо, маме стало лучше. Мы перешли в другую комнату, я обложила ее подушками, и она посмотрела свою любимую телевизионную передачу «Давай поженимся».
Я попыталась покормить ее с ложечки кашкой, растолкла немного банана. Мама послушно покушала. И мы вернулись в ее комнату. Она легла, но снова начала беспокоиться, то пыталась сесть, то снова лечь, то просила повернуть ее на бок, пыталась мочиться, но моча не шла.
До полуночи я старалась сама хоть как-то, хоть чем-то помочь маме. Давала но-шпу, валидол, изокет. Но ничего не помогало. Она корчилась, кашляла, задыхалась, изо рта шла слюна, ее била дрожь.
Позвонила Алеше:
- Приезжай, бабе плохо, буду вызывать С.п.
- Я еду, - ответил Алеша.
Когда приехали врачи, то сразу заявили:
- В больницу!
И вот уже с результатами УЗИ на руках мы снова едем в стационар. Мама опять протестовала, не хотела, ее чуть ли не насильно уложили в носилки, против ее воли везли в машине С.п.
И вот мы в приемном покое. Маме очень плохо, она уже кричит в голос от боли, не может мочиться, а хирург подошел к ней, осмотрел, недоуменно пожал плечами, и спросил у нас:
- Почему же она кричит?
- Значит, ей больно, вот и кричит, - ответил Алеша. И показал врачу результаты УЗИ:
- Вот ее анализы, у нее камни.
- Ну и что, что камни, - ответил доктор.
Я, как могу, стараюсь успокоить свою мамочку, а сын говорит:
- Пусть кричит, тогда может быть ее положат в больницу.
Пришла сестра, воткнула шприц в мамину ногу, но укол не облегчил ее страдания. Снова появился хирург, опять недоуменно смотрит на больную. Я молю его:
- Помогите, пожалуйста, положите в платную палату, мы всё заплатим.
Тогда врач принимает решение о госпитализации в отдельную палату, где нет других больных, иначе мама своими стонами могла бы всех перебудить.
Часть 5
Я уже забыла тот момент, как мы привезли маму на каталке в палату, как переложили ее на кровать, была как в тумане. Мама уже не разговаривала, она уже и молиться не могла...
Я отправила Алешу домой, ведь у него с утра — ответственная работа, а я осталось сидеть на табуреточке рядом с мамой.
Пришла медсестра, поставила капельницу, сделала укол. Мама немного утихла, лежала с крепко закрытыми глазами, тяжело дышала.
Когда капельницу убрали, и медсестра ушла, то мама начала ворочаться, кричать:
- На бок, на бок!
Я старалась помогать ей повернуться, она же полная, тяжелая, около 100 кг.
- Сесть, сесть, - кричала мама.
Я посадила ее, подсунула утку, она пробует помочиться и никак не может, снова ложится и садится. Так повторялось несколько раз. Я уже обессилила и в полном отчаянии выскочила в коридор.
... Полная темнота, ни одной лампочки нигде не горит, все спят. В кромешной темноте я бегу по коридору, не зная куда. Вдруг разглядела при свете ночного окна две кушетки, на которых спали женщины. Кто они? Больные или медперсонал? Возвращаюсь к маме, она мечется, я снова бегу к этим женщинам, одна из них зашевелилась, я бросилась к ней:
- Помогите, пожалуйста, бабушке плохо, она не может помочиться.
Женщины, а это были медсестра и санитарка, поднялись... Они пришли в палату, поставили маме катетер, и чуть ли полной утки набежало мочи. Медики ушли, сделав свое дело... Мы остались вдвоем. Но маме не стало легче, она с огромным трудом пытается поворачиваться, я ей помогаю. Маме плохо, ей больно, она стонет и кричит. Я опять и опять ворочаю свою маму, молюсь и молюсь, чтобы ей полегчало, но все наши потуги не помогают. Выбегаю в темнющий коридор, все спят, бужу медсестру, умоляю о помощи, а она отвечает:
- Я сделала все предписания, что назначил врач.
- Позовите врачей, - плачу я, - маме больно, очень плохо. Помогите же, Бога ради!
Смилостивилась, пошла в процедурный кабинет, набрала в шприц лекарство и влила маме в вену.
Мама широко открыла глаза, но меня не узнала, издала странный выдох, язык ее немного вывалился, закрыла глаза и утихла. Боли отпустили.
... И вот за окном светает. До прихода врачей я молилась. Появился дежурный хирург, постоял рядом с кроватью. О чем-то подумал, я попыталась рассказать, что было ночью, но меня не слушали...
Пришел заведующий отделением, я хотела и ему рассказать про наши беды, а он как зыркнет на меня:
- Отойдите, не мешайте...
У меня заколотилось сердце, и я не вымолвила больше ни одного слова. Он ушел, а пришли медсестры и санитарки. Поставили катетер, разбудили маму и усадили на коляску, повезли на анализы и УЗИ. У мамы было совершенно отрешенное лицо и отсутствующий взгляд.
Всё сдали и повезли уже в общую палату, где стояло пять коек с больными женщинами. Маму уложили в постель. Ее койка стояла посередине палату, а в изголовье было окно... Катетер оставили в маме, а трубочку спустили в баночку. И началось лечение, капельницы, уколы. Мама находилась в забытье...
Я вызвала по телефону Алешу, сказала, что мне нужен отдых и чтобы он подежурил возле бабы. Алеша вскоре пришел, напоил меня горячим кофе, покормил бутербродами, поговорил с заведующим и тот сказал про нашу болящую:
- Стабильная пациентка, острый приступ купирован.
Мы немного успокоились, и я поехала домой. Поспала 1,5 часа и побежала в больницу сменить Алешу, привезла ему еды покушать. Мама была спокойна, Алеша ушел, а я в великой надежде на улучшение маминого здоровья, переодела ее в чистую рубашку. Она слабым голосом попросила:
- Покушать бы...
- Нельзя, мамочка, - ответила я, - можно только водички попить, врачи сказали, что пока кушать нельзя.
Мама послушно сделал несколько глотков воды и закрыла глаза. Я просидела рядом с ней до вечера, всё было спокойно, и я собралась уйти на ночь домой, тем более, что хирург нам сказал обнадеживающие слова. Попросила женщин в палате и санитарку присмотреть за мамой. На душе у меня было спокойно.
Часть 6
... Наступило утро пятницы, 23 августа. В половине восьмого я уже была в больнице. Привезла мамины часы, очки, молитвослов и любимую иконку-складень, которую в свое время привезла Аленушка из Иерусалима. Мама почувствовала, что я пришла, открыла глаза, увидела меня, сморщилась и вновь закрыла глаза. Я спросила:
- Мамочка, как ты чувствуешь себя?
- Нормально, - ответила мама тихим голосом своим любимым словечком. Она не жаловалась на то, что у нее что-то болит.
Но мне не понравилось ее лицо. Оно распухло, стало каким-то одутловатым. Больные рассказали мне, что ночью она спала спокойно, была попытка подняться с постели, но позвали санитарку, и та ее уложила. Но одна больная женщина, которая имела медицинское образование, сказала мне:
- Оля, у нее мало накапало мочи в баночку, иди скажи врачам.
Я пошла в кабинет к заведующему:
- Как наша бабушка? - спрашиваю, - из 9 палаты, Булычева Вера Андреевна?
- Это та, которая лежит на койке посередине палаты?
- Да, да
- О. да ваша бабушка лежит, как цветочек. Всё хорошо.
- Но у нее мало мочи в баночке, всё ли там в порядке?
- Всё нормально, все хорошо, - был мне ответ.
Я, успокоенная вернулась в палату, но, глядя на мамино лицо, и на баночку, тревога заползала в сердце. Мама лежала тихо, Не просила ни пить, ни кушать. Я ее немного попоила водичкой, поцеловала и сказала, что скоро вернусь. Сама поехала домой, пообедать, думала о том, как и чем покормить маму.
Дома сварила из чистого крахмала кисель и добавила туда немного меда для вкуса. Перелила всё в термос, чтобы было тепленькое. Часам к 4 дня, я уже снова была в палате...
В баночке всё также мало было мочи. Мама дышала тяжело, и как бы тужилась при выдохе.
Пришел Алеша, принес красную розочку и сказал:
- Баба, привет! Вот розочку тебе принес, понюхай.
Мама открыла глаза, улыбнулась Алеше и розочке, но потом почему-то сморщилось. Алеша посидел с нами немного, я попросила, чтобы он еще раз поговорил с заведующим, насчет бабушки. Алеша сходил к врачу, вернулся и сказал:
- Говорят, что всё нормально.
Я беспокоюсь по поводу мочи.
- Наверно, врачи лучше нас знают, что к чему, - неуверенно ответил Алеша, и заспешил по своим делам.
Завтра — суббота, праздник города Абакана, и наша девочка Миланочка участвовала в концерте, ее нужно было везти на репетицию.
Пошли посетители к больным. В палате собралось много людей. Пришли навестить и бабушку 83 лет, которая лежала недалеко от мамы. Бабуле сделали полостную операцию, и я немного поухаживала за ней. Обтерла кровь, одела халат, дала глотнуть водички.
... В маминой же баночке мочи так и прибавлялось, а в нее влили, наверно, через капельницу 7 баночек разных лекарств. Бегу к медсестрам, прошу проверить катетер. Никакой реакции на мои просьбы.
Я вернулась к маме. И в этот момент зашел в палату дежурный хирург, который делал вечерний обход. Он стоял и тупо смотрел на маму, я к нему:
- Доктор, у нее мочи мало в баночке, может быть что-то надо сделать? - с мольбой я смотрела на него. Он пожал плечами, повернулся и вышел. И опять никого нет. Я пошла на сестринский пост и спросила:
- А можно ли кормить бабушку?
Медсестра посмотрела карточку и ответила:
- Да, можно. Нулевой стол, кисели, бульоны.
Я вернулась в палату, погладила маму по руке и сказала:
- Кушать хочешь? - она помотала головой.
- Нет.
- Давай немного поедим киселька. Он тепленький, - настояла я и поднесла к ее губам ложку.
С трудом мама проглотила одну ложку, потом — другую... И сильно закашлялась. Вышла зеленоватая мокрота... Мама начала метаться, просила то на один бок повернуть ее, то на другой. И кричала:
- На бок, на бок, - при этом ее тянуло развернуться на живот, а ведь в ней был катетер.
Я как могла, поворачивала маму, а она кашляла, изо рта шла слюна. Тут в палату вошла медсестра. Я кричу:
- Помогите, маме плохо, проверьте катетер!
Никакой реакции. Лишь ухмыльнулась, типа того, вот как бабуля капризничает, никак лечь не может удобнее. Медсестра вышла из палаты. А я глянула — простынь под мамой уже вся мокрая. Бегу к сестрам, кричу:
- Под ней уже простынь мокрая. Поменяйте катетер!
Мне женщины из палаты кричат:
- Бабушке плохо!!!
Я бегу назад. Та больная женщина, которая имела медицинское образование, уже сама вынула катетер. Он был забит кровавыми сгустками. Наконец-то, появилась медсестра с чистыми трубочками, маме вставили их, и набежало мочи половины утки. Наступило краткое облегчение, и вдруг сильнейший приступ кашля, обильная слюна. Всё лицо у мамы покраснело, все жилки на висках надулись. Я с плачем кричу:
- Помогите же, помогите, плохо маме, плохо!
Медсестра равнодушно говорит:
- А почему она у вас кашляет?
- У нее отек легкого был! ПОМОГИТЕ ЖЕ!!! - я бьюсь уже в истерике.
Сестра убежала и вернулась с целой бригадой врачей. Главный крикнул:
- Вон все из палаты! Вон!!!
Посетители все выскочили, я плачу, меня бьет дрожь. А там уже делают массаж сердца. Долго, долго, время тянулось нескончаемо. Притащили капельницы, шприцы. Пришли терапевты и кардиологи, суетятся, никак не могут снять кардиограмму. Вроде бы отпустило, разрешили войти в палату. Я бросилась к маме. Она стонет, в бредовом состоянии. Приходят снова терапевты, меряют пульс, давление. Мне ничего не говорят. Приходит хирург, его лицо тревожно. Я гляжу на него:
- Доктор, что-то не так?
- Да, - отвечает, - у нее падает давление.
Привезли каталку, я по приказу сестер раздела маму, собрались все санитарки отделения. Я вместе с ними с великим трудом за края простыни приподняли маму и кинули ее на каталку. Получилось это очень грубо и резко. Мамина голова стукнулась, она ойкнула, я скорее подложила под голову подушку. Санитарки повезли каталку, я ринулась следом, плача и причитая:
- Мама, мамочка моя, - на бегу, целовала я лицо ее бледное и опухшее, - куда вы ее везете?
- В реанимацию, а вы убирайте все вещи и уходите, - таков был утешительный ответ.
Вся дрожа и плача навзрыд, я бросала в пакеты мамины вещи, больные женщины сочувственно меня утешали, говорили, что в реанимации маму подлечат. Я их почти не слышала, набрала лишь номер телефона Алеши :
- Приезжай, возьми меня отсюда, бабушку увезли в реанимацию…
Алеша был в полном недоумении, ведь ему врачи говорили, что всё хорошо, всё нормально, а тут – такое… Алая розочка так и осталась, забытая нами, в больничной палате.
Приехали домой, молились, поговорили с сестрой Наташей по скайпу, с Аленушкой, они тоже утешали в надежде на то, что в реанимации хорошие врачи и лучший уход. Потом я сказала Алеше:
- Давай позвоним в реанимацию.
Алеша нашел номер телефона, позвонил, а ему ответили:
- По телефону никакой информации не даем, приходите завтра к 10 часам утра.
Алеша позвал меня ночевать к нему домой. И я поехала с ним... Собрались на кухне в тревожном ожидании, подкрепились чаем и легли в постели.
Всю ночь я провела в забытьи, то задремывала, но тут же открывала глаза в темноту, зажигала ночничок. Прижимала к груди мамину иконку и молитвослов, и молилась, молилась, молилась за ее здравие...
В 8 часов утра я разбудила Алешу и сказала:
- Поехали, никаких сил уже нет ждать.
Быстро позавтракали и поехали. Хоть еще и не было 10 часов, из реанимации к нам почти сразу вышел врач и, не глядя нам в глаза, сообщил:
- Мы сделали всё, что могли. Но ничего не помогло. В 10,30 вечера 23 августа, Вера Андреевна скончалась. Ее тело уже в морге...
... Вот и всё...
Часть 7
Вот и всё... Впереди предстояло очень много хлопот и забот, которые мне казались совсем лишними и ненужными. Впереди предстояло оповещение всех родных и знакомых о трагическом известии и похороны. Вот и настал момент для тех самых денег, которые присылала мне Наташенька каждый месяц, чтобы я их копила на черный день. Я, конечно, знала, что рано или поздно этот день наступит, но оказалась совершенно не готовой к нему. События разворачивались со стремительной скоростью и, как лавина, накрыли нас.
С Алешей зашли в Преображенский собор и зажгли первые свечи за упокой новопреставленной усопшей рабы Божией Веры... Слезы и рыдания душили меня. Алеша обнимал и прижимал меня к себе, утешал и успокаивал. В церкви была монашка, вся в черном, я ей подала денежку, прислонилась к ней головой. Она помогла написать нам первую поминальную записку... Была суббота, был праздник, день города Абакана. Светило солнышко, люди гуляли по городу, веселые и беспечные, а мне было всех очень жаль.
Наташа и Аленушка прилетели одновременно рано утром в воскресенье. Наташа добиралась самолетом из Владивостока до Красноярска, и автобусом от Красноярска до Абакана. А Аленушка прямым рейсом из Москвы. Начали готовиться к похоронам.
Маму привезли домой в 5 часов вечера в понедельник 26 августа. Всю ночь мы не спали, читали псалтырь. Помогали нам двое церковных служащих — сторож храма и служка храма. Сергий и Сергий... Как же они нам помогли! Теперь я молюсь о их здравии, как за наших благодетелей...
27 августа, во вторник в 11,30 дня маму спустили вниз, поставили на табуретки возле подъезда. Приехали все родные моего мужа из деревни. А баба Валя, свекровь моя, приехала накануне, всю ночь была с нами, поддерживала нас всеми своими силенками, хотя они у нее уже совсем слабенькие. Ходит она с большим трудом, астма, больное сердце. Милая моя свекровушка, низкий вам поклон до самой земли.
Паша, мой друг, тоже старался во всем помочь и поддержать меня. Дал крупную сумму денег. А потом отвез на машине до самой деревни бабу Валю. Три часа в дороге на машине — от Абакана до СовХакасии и от СовХакасии до Абакана. Здоровья и всех тебе благ, Пашенька... Благодарю и вас, мои дорогие коллеги - санитарочки, великие труженицы, маленькие женщины с добрыми сердцами. От своих крохотных зарплат уделили нам помощь, и были рядом со мной, искренне сочувствовали и сопереживали, помыли полы в нашей одинокой квартире...
У подъезда мама была 15 минут, все соседи и знакомые, кто хотел, попрощались с ней. А одна бабушка, у которой кошек кормила мама, когда была в силе, положила букет цветов в ее ноги... Потом маму повезли в церковь Святителей Московских. Отец Андрей отпел мамочку, мы все попрощались с ней, и в церкви закрыли крышку.
Всю дорогу до кладбища Наташенька, Аленушка и я пели Трисвятое...
И вот могилка закопана и украшена венками и цветами. Поминали маму в кафе...
В среду, съездили вновь на могилку, помянули, читали молитвы...
Купили билеты в обратный путь. Аленушка предложила мне полететь вместе с ней в Москву, и я согласилась, ибо не было никаких сил остаться в одиночестве.
В четверг побывали на даче, собрали немного малинки, которую очень просила в последние дни своей жизни мама, но я не дала, боялась, что малина поднимет давление. На даче мы все немного отдохнули, свежий воздух и природа обладают целительной силой.
В пятницу в обед снова съездили на кладбище, побыли рядом с мамой, положили ей ягоды и оладышков, ибо наступил уже девятый день. Вечером собрались родные: папа Юра, мама Таня, Марина, Миланочка, Алеша, соседушки Фая и Тамара, и Паша. Посидели за столом, помянули мамочку и бабушку.
В субботу стали собираться в дорогу. В обед проводили Наташеньку, а вечером поехали я и Аленушка, доченька моя ненаглядная. Алеша, Марина и Миланочка нас провожали. Ехали автобусом до аэропорта Красноярска, полночи провели в аэропорту, а потом 6 часов полета до Москвы. Нас встретил Андрей, муж Аленушки, и дома приветили родители Андрея — Николай Константинович, Наталья Валентиновна и Ярославик, внучок. Прилетели мы 1 сентября, в воскресенье. Завтра Ярославику и Миланочке первый раз — в первый класс. Драгоценные наши первоклашки... Потомство Веры Андреевны Булычевой.
... У меня началась другая жизнь. Уже без мамы. Удивительно то, что в последние месяцы своей жизни мама успела пообщаться со всеми родными: с Наташенькой, с Аленушкой, Ярославиком, с бабой Валей и Люсей. И даже по скайпу со своим младшим братом Виталием.
Мама, мамочка, спи спокойно, дорогая. Мы любим тебя. Вечная тебе память и Царствия Небесного...
Часть 8
Время стремительно набирает свои обороты. С каждым днем всё дальше и дальше всё то, что произошло. Но до сих пор в моей голове никак не укладываются все эти события. Как так получилось, что со всеми своими нормальными анализами, нормальной кардиограммой и рентгеном легких, мама скончалась через две ночи? Нормальной температурой... а ведь ей было больно, очень больно, когда она дышала, то выдох получался руладами, губы ее трепетали.
Даже глядя, на нее, измученную, не чувствовала я того, что наступил последний день ее жизни. А ведь она уже почти не говорила, только кричала: «Грудь давит, давит грудь, на бок, поверни на бок!». Она уже и не крестилась, не просила ни пить, ни кушать. Глаза ее были крепко зажмурены. Она фактически была уже в коме...
Когда я последний день ее жизни приехала на обед домой, то постояла у кухонного окна и подумала:
- Что дальше? Господи, что будет дальше?
И в какой-то краткий момент возникла мысль, что для мамы лучший исход будет в том, чтобы уйти из этого мира. Каюсь, всем сердцем каюсь, но эта мысль была в моей голове. И в то же время все мои думы и усилия были направлены только лишь на мамино выживание, пусть хоть в каком состоянии, но лишь бы жила, а я бы ухаживала за ней.
Видимо сказались уже бессонные ночи, и мне было очень жаль маму, что ей приходилось испытывать сильные боли и страдания. Но я представить не могла себе, что мама живет на этом свете свой последний день. Была надежда, что поправится, что вернется домой. Я только думала, как же дальше она будет жить с этими камнями, какие еще предстоят мучения...
Но как же так получилось, что я в отчаянии бегала по больнице, как в темном лесу, и звала, звала хоть кого-нибудь на помощь, а её все не было и не было, пока не наступила бесповоротная трагическая развязка, когда уже ничто не могло помочь.
В реанимации мама была совсем недолго, около двух часов, никто нам не позвонил и не сообщил о том, что ее не стало. Всю ночь я молилась за мамино здравие, и мамы уже не было и надо было молиться о ее душе.
Что и делаем сейчас. Читаем каждый день Псалтирь и АКАФИСТ, и так до 1 октября, до сорокового дня. Время, время, набирает свои обороты...
Часть 9
Мама... Мама... В ее лице я потеряла еще и ребенка. Очень доброго, послушного, смиренного ребенка, который принимал мою заботу о нем с терпением и великой благодарностью. Никаких капризов, никаких требований. Только бы всё шло по режиму дня, по расписанию, по часам. Чтобы в одно и то же время просыпаться, умываться, молиться. Принимать лекарства, завтракать, гулять, отгадывать сканворды, обедать, отдыхать, полдничать, смотреть сериалы, особенно любим был сериал «Серафима прекрасная», передачу «Давай поженимся», гулять на балконе, ужинать, умываться, читать книжку «Несвятые святые», пить кефир. Молиться и спать.
Тихо, мирно, дружно жили мы с мамочкой. Она за всё благодарила меня, а ведь каждый шаг с каждым днем ей давался трудней и трудней.
Никогда она не говорила со мной о своей смерти, не давала никаких завещаний, никаких наказов и пожеланий.
Во всем кротость и смирение. В последние месяцы своей жизни мама очень мало разговаривала. Иногда спрошу ее:
- Мама, о чем думаешь?
- Ни о чем не думаю... - был ее ответ.
- Мама, тебе чего-нибудь хочется?
- Нет, мне ничего не надо.
- Мама, прости меня, пожалуйста, если я тебя чем-то обижаю.
- Что ты, Оля! Никаких обид, я за тобой, как у Христа за пазухой...
Такие были у нас с ней беседы.
Когда еще в феврале мама лежала в больнице с отеком легких, то рассказала мне, как ее спросила одна больная сердцем бабушка-хакаска:
- Вера Андреевна, вы смерти боитесь?
- Нет,- ответила мама, - не боюсь, я уже всех пережила по возрасту, и маму, и папу, и сестер всех своих...
И больше никогда мама не говорила со мной о своем уходе... Мама очень берегла свой душевный мир и покой. Ни на что не возмущалась, никакого не осуждала, неприятности старалась игнорировать, а хорошим известиям радовалась.
Всю свою жизнь, я прожила с мамой. Она заменила мне и отца, и подруг. Мужественно она встала рядом со мной, когда я осталась вдовою в 28 лет, и все свои силы и время посвятила тому, чтобы поднять, вырастить деток моих Алешу и Аленушку. И им она заменила отца. Вырастила, дала образование, женила, дождалась правнуков. Всю жизнь свою я никогда не жила самостоятельно, всю жизнь за мамой, как за каменной стеной. Крестилась мама в 72 года... После крещения — ни одного утра и ни одного вечера без молитвы. Полная и безоговорочная вера в Бога... Она стала для меня примером смирения, терпения и кротости. Каждый вечер она крестила меня и благословляла на сон грядущий.
Как жаль, что я редко говорила маме о том, что я люблю ее, что она очень мне и всем нам нужна...
Огромная потеря, черная пустота, глубокая дыра. Благодаря Аленушке и Ярославику стараюсь выкарабкиваться. Больно, очень больно.. Болят спина, шея, печень, сердце, а главная боль — в душе... Спасают молитвы... Слава Тебе, Господи, Слава, Тебе, Боже наш, слава Тебе...