Через семь лет после провозглашения «перестройки, гласности и нового мышления» подавляющее большинство бывших граждан развалившегося Союза Советских Социалистических Республик скатилось со второй, третьей и четвёртой ступеней пирамиды Абрахама Маслоу, отражающей иерархическую последовательность потребностей человека, на первую, низшую. Теперь — отчаянно, ничем не брезгуя — люди были вынуждены вести элементарную борьбу за выживание.
Летом 1993 года, во время студенческих каникул, Арнольд Вагнер прибыл в Екатеринбург с намерением продать принадлежащую его семье кооперативную квартиру. Произошедшие вслед за этим события ошеломили его. Приключения начались сразу же в екатеринбургском аэропорту «Кольцово», где наскоро сколоченный «международный терминал» принимал пассажиров из-за границы.
— Ваш паспорт недействителен, — процедил сквозь зубы офицер службы паспортного контроля, — СССР больше не существует, отойдите в сторонку.
Арнольд выполнил это требование, и через некоторое время к нему подошёл капитан таможенной службы, попросил паспорт и, перелистав несколько раз от начала до конца и от конца к началу страницы документа, ещё раз подтвердил:
— Ваш паспорт, господин Вагнер, недействителен. Что будем делать?
Такая постановка вопроса означала, что настоящая проблема, в принципе, разрешима, но при одном условии…
«Взятку выжимает, — мелькнуло в голове Арнольда. — Не дождётся!» Не теряя самообладания, он с ноткой снисходительности ответил:
— Перед тем как прилететь на родину, товарищ капитан, я позвонил в российское консульство, где мне было чётко сказано, что мой паспорт действителен до конца года. Кто из вас не прав?
Таможенник улыбнулся и, пояснив, что ему необходимо связаться с определёнными службами, покинул транзитную зону. Прошло около часа. Все пассажиры давно уже прошли паспортный контроль, таможню и разъехались кто куда, а капитан всё не появлялся. Терпение Арнольда окончательно иссякло, и когда за турникетом показался рядовой таможенник, он громко обратился к нему:
— Товарищ! Долго ещё вы меня держать собираетесь? Мне бы нужду справить, а то ведь могу и здесь…
Солдат исчез, и вскоре вместо него появился знакомый улыбчивый капитан.
— Не могу никак до Москвы дозвониться. Что же нам с вами делать-то?
— Давайте составим протокол, где вы изложите ваши претензии к моему паспорту, переведёте меня к вам в каталажку, я отдохну и обратным рейсом улечу в Германию. Там передам протокол консулу и попрошу…
— Ладно! Идите! Под мою ответственность, — не дал Арнольду договорить чиновник и, открыв турникет, крикнул таможеннику: «Пропусти!» Затем, пожелав прибывшему хорошего времяпрепровождения в родном Свердловске, удалился в каптёрку.
Часам к двенадцати Арнольд подъехал к своему г-образному девятиэтажному дому, расплатился с таксистом и вошёл в родной подъезд. Переступив порог лифта, с досадой отметил, что год назад на вызывной панели были сожжены всего две кнопки, теперь же не уцелело ни одной. Бывший жилец по памяти ткнул пальцем в обугленную выпуклость, лифт дёрнулся и, заскрежетав, неторопливо пополз вверх.
«Лишь бы не застрять! Второй, третий, четвёртый… Не застрял, вот и хорошо», — облегчённо произнёс про себя Арнольд и, выйдя из кабины на своём этаже, позвонил в дверь соседней квартиры.
— Ой, здравствуй, Арнольд! Что ты так поздно, я уже волноваться начала, —затараторила необъятная Зина, — а мне Вениамин Иванович вчера ключи передал и сказал, что ты часов в десять появишься. А какой он представительный, не то что его племянник! Тот ведь бандит, да и только… И зачем вы ему квартиру сдали?
— Вениамин Иванович попросил… он же профессор! Доктор физико-математических наук, преподаватель университета. А что тут его племяш натворил?
— Да целыми днями напролёт с раннего утра до самой ночи ходят к нему всякие — туды-сюды, туды-сюды… И физиономии-то какие подозрительные! Ну, ты их и сам скоро увидишь, он ведь в соседнем подъезде две квартиры купил, такие же, как наши, — рядышком. А ты-то зачем приехал? Год, почитай, прошёл. Вернуться, что ль, решили? — любопытствовала, всё так же стоя на пороге, соседка.
— Нет, Зина, не решили. Вот квартиру продам — и обратно…
— А чё? Так хорошо у фа… — не договорив последнего слова, Зина поперхнулась, — у Германии?
— У Германии… — пробормотал Арнольд, открыв первую металлическую дверь и отгородившись серым металлом от «непримиримой» женщины, — …хорошо! — закончил он, поворачивая ключ в замочной скважине внутренней двери.
— Ну ладно, если чё надо — стучи, не стесняйся, — беззлобно бросила соседка, и, подождав, пока Арнольд закроет «бронированную» дверь, захлопнула свою.
В квартире всё было по-прежнему, но пропитавший помещение запах застоявшегося табачного дыма и небрежно проведённая уборка слегка пригасили радостное волнение от встречи с родным домом, который в течение двенадцати лет из пустой новой квартиры постепенно превращался в уютный, обставленный современной мебелью домашний очаг. В прихожей, в швах и закутках между секциями мебели, собралась и спрессовалась уже год не сметаемая пыль; на диване два коричневых оплавленных пятна, видимо, от не затушенных вовремя сигарет; трещина на стекле книжной полки; на кухне так и прыскают во все стороны тараканы, — переходя из комнаты в комнату, фиксировал увиденное отпускник.
— Так-с, ребятки, начну с вас, — обращаясь к рыжим насекомым, проворчал Арнольд. Открыв дверь чулана, он присел и пошарил в левом дальнем углу. — Эврика! Нашёл! Ну, теперь берегитесь!
«Радиоактивный» порошок тиурам, который использовали при изготовлении резинотехнических изделий на Свердловском шинном заводе, служил единственным эффективным и быстродействующим средством борьбы с непрошенными жильцами. Года два тому назад Арнольд просто подъехал к проходной завода и, обратившись к первому вышедшему за турникет рабочему, произнёс волшебное слово «тиурам».
— Нет проблем, сто грамм — сто рублей.
— Неси двести, — распорядился покупатель и сунул рабочему в карман означенную сумму.
Мужик вернулся на территорию завода и минут через десять принёс спрятанный за пазухой небольшой полиэтиленовый пакетик.
— Сегодня вдоль плинтусов насыпь — завтра дохлые ножками вверх на полу валяться будут, — авторитетно заявил «продавец» и быстро удалился.
Арнольд, рассыпая по периметру кухни чудодейственный порошок, дошёл до холодильника, открыл дверь.
— Тьфу, зараза! Половой тряпкой его протирали, что ли? Воняет, как из помойки! — и, открыв настежь кухонное окно, он продолжил начатое дело.
«Так-с, теперь пойду в универсам… Считай, две недели тут жить придётся, —планировал дальнейшие действия Арнольд. — Накуплю побольше», — улыбнулся студент, вспомнив приобретённую в Германии привычку: еженедельно, в больших количествах, привозить и расставлять по шкафчикам и распихивать по полочкам общежитского холодильника закупленные в супермаркете продукты питания.
Зазвонил телефон.
«Как хорошо, связь имеется, а то я в этой Гэдээрине совсем от телефона отвык».
— Алё.
— Арнольд, привет, это я, Сергей! Увидел распахнутое окно, понял, что ты приехал. Так, слушай сюда, — торопливо, как и подобает чрезмерно занятому деловому человеку, начал командовать племянник профессора, — квартиру никому не предлагай, я её покупаю. Десять тысяч баксов, как договаривались…
— С кем, Серёжа, договаривались? — прервал самоуверенного бизнесмена Арнольд.
— Как с кем? Мне дядя эту сумму назвал…
— Так это было прошлым летом, сейчас на дворе девяносто третий год.
— Всё равно больше десятки за квартиру на «Сортире» тебе никто не даст, — сухо ответил Сергей. — Мне три дня понадобится, чтобы собрать деньги. Короче, в пятницу…
— А к нотариусу?
— В субботу.
Положив трубку, Арнольд на секунду задумался, определяясь с дальнейшими действиями.
«Сначала схожу в магазин, потом сгоняю к Петровым, а вечером позвоню Вениамину Ивановичу. Впрочем, всё складывается не так уж и плохо: квартиру уже в субботу продам, а оставшуюся недельку поживу у друзей».
На улице Пехотинцев, возле универсама «Сортировочный», где обычно в это время толпился народ, сегодня не было ни души.
«Закрыт, что ли? — предположил отпускник, подходя к зданию продуктового магазина. — Да нет, двери вроде открыты».
Арнольд зашёл в магазин и по привычке направился в сторону хлебного отдела: «Начну с хлеба». Но на прилавке, кроме каких-то залежалых карамелек, ничего не было. Продавец, впрочем, тоже отсутствовал.
— Ой-ёй-ёй, похоже, остался без хлебушка, — посетовал про себя студент и двинулся к молочному отделу. Там его ожидала та же картина — витрина отдела была совершенно пустой, лишь на стойке, рядом с весами, возвышалась пирамида из пачек маргарина. Сидящая под прикрытием этого сооружения продавщица, не обращая никакого внимания на покупателя, читала книгу.
— И это всё, что у вас имеется? — не удержавшись, съязвил Арнольд.
— Скоро и этого не будет, — вяло парировала женщина, не отрывая глаз от книги.
— А что делать бедному крестьянину? Есть-то хочется. Куда хлебушек подевался?
— Да вы что, молодой-хороший, с луны, что ль, упали? Хлеб у нас до обеда весь разбирают. Вот на Ольховскую после обеда привозят, идите туда, ещё успеете.
— Не хлебом единым сыт человек; где же маслице, чаёк-сахарок, кофе-суррогат?
Женщина в раздражении отложила книгу и сердито уставилась на незадачливого покупателя.
— И впрямь с луны свалился…
Продолжать препирательства Арнольд не стал.
«Всё! возвращаюсь в квартиру, сажусь на телефон, обзваниваю друзей. Организовать застолье у меня не получается — форму потерял».
Не разуваясь, он прошёл в конец прихожей, где находилась тумбочка с телефоном.
— Юра, здорово, это я, Арнольд, — поприветствовал друга «иностранец». — Я тут гостеприимство проявить хотел — закупить продукты, стол накрыть, вас пригласить. Но, похоже, это мне не удастся, — разочарованным голосом продолжил он, — в магазинах пусто.
— Ха-ха-ха, — подчёркнуто раздельно произнёс каждое слово Юра, — чего захотел — продуктов купить! Валяй к нам, мы тебя, так уж и быть, накормим, а заодно и объясним, что к чему.
Через полчаса, сидя у друзей на кухне, Арнольд выслушивал «объяснения». Доходчивым русским языком ему вкратце поведали, что произошло за минувший год и кто виноват в сложившейся ситуации.
По словам товарищей выходило, что виной всему были «госка », которая всеми правдами и неправдами противится приватизации, и бестолковая внутренняя политика Кремля:
— У них прямо как в басне Крылова: лебедь, рак и щука, и все тянут в разные стороны.
— «Госка», чтоб выжить, сбрасывает часть продукции по коммерческим ценам частным предприятиям, а те, в свою очередь, заламывают цены. Покупательская способность у населения низкая, зарплаты мизерные, да и те задерживают безбожно…
— Вся «госка» коррумпирована, — перебил Юру его компаньон Анатолий, — если раньше взятки брали через одного, то сейчас берут все без исключения. Представляешь, эти падлы за взятки продают оптом любую продукцию, даже с ограниченным сроком хранения. Один мой кореш скупил оптом масло сливочное, но разместить для хранения по сходной цене в холодильниках не смог. В результате большую часть товара ему пришлось просто-напросто зарыть в землю…
— У нас уже голодные обмороки случаются, — вставила жена Юры. — Вчера из трамвая женщину в больницу увезли…
— Да что там масло! Сахар, лапшу, крупу — всё гноят! Хранить-то негде. «Госка» продукцию-то отпускать отпускает, но при этом склады не предоставляет, зажимает. А у кооперативщиков помещения не приспособлены — продукты питания тоннами портятся, — не обращая внимания на реплику жены, продолжал Юра. — Нам-то хоть удалось левое крыло первого этажа техникума в аренду снять, там сухо.
— У меня вообще такое мнение, что склады эти падлы умышленно в аренду не сдают — дескать, мы не против приватизации, нате, сбывайте нашу продукцию, а вот как хранить — думайте сами. Это самый настоящий саботаж — скрытое уничтожение продуктов питания. Очередной организованный голодомор!
Анатолий развернул дискуссию о преднамеренном, спланированном большевиками голодоморе в двадцатых — тридцатых годах, о карточной системе в пятидесятых — шестидесятых и восьмидесятых. Юра же относительно двадцатых не согласился:
— Тогда никакого специального намерения не было — попросту большевички за Октябрьский переворот с германскими и американскими мафиозными структурами рассчитывались. А вот в тридцатые — это уж точно! — все продукты питания через колхозы под свой контроль взяли.
Арнольд добавил, что карточная система при Хрущёве была очередной глупостью коммуняк:
— Запретили крупный рогатый скот в домашнем хозяйстве держать. Мой тесть рассказывал: как только всех коров порезали, так почти сразу же из продажи масло и молоко исчезать начали. Ему самому пришлось корову и телёнка на мясо пустить.
«Подонки! Превратили СССР в опытную лабораторию, экспериментировали на двухсот пятидесяти миллионах», «Ага, а сейчас как крысы с корабля за кордон смываются», «Я-то тут при чём? Коммунякой я никогда не был!», «Да не о тебе речь», — разносились по квартире реплики возбуждённых беседой друзей.
— Казнь голодом — самое предпочтительное средство массового уничтожения врагов власти, успешно практикуемое большевиками, — вставил доселе молчавший Вячеслав. — Это не я сказал — мой дядя. Он одиннадцать лет в сталинских лагерях отмотал. Говорил, худшей муки, чем истязание голодом, не бывает. Их гнали на работу, а чтоб не сдохли, подкармливали. Именно подкармливали, а не кормили. И уж если какой-нибудь бедолага свалится без сил — в лазарет его. Дадут немного оклематься — и опять работать до изнеможения. Но самое хитрое в этой системе заключалось в том, что по документам ни один зэк не умер от голода, у всех погибших указана другая причина смерти: то от воспаления лёгких, то от кровоизлияния в мозг или от почечной недостаточности, а ещё, — Слава саркастично хмыкнул, — от инфаркта по случаю кончины Йоськи.
— Да что вы всё «большевики» да «большевики», они, что ли, во всём виноваты? — заступилась за последователей марксизма Женя.
— А кто, по-твоему, виноват?
— Виновных нет, их Сталин всех с собой в могилу забрал…
— Вот именно! Всё на Йоську свалили, мы, мол, тут не при чём…
— Арнольд, а как по-немецки будет «голодомор»?
— Я бы сказал — Hungerpest, Хунгерпест…
— Вот оно, подходящее слово — Хунгерпест!
— Давайте уже сменим тему, — взмолилась Женя, — устала я от вашего негатива…
Друзья, тоже порядком выдохнувшиеся в спорах, не стали возражать и быстро нашли себе другой объект обсуждения — переключились на странную и необъяснимую вседозволенность в отношении показа порнографических фильмов.
— Как там ваш Гитлер говорил? — вновь обратился Вячеслав к Арнольду. — «Табак и водка, водка и табак — и мы их уничтожим».
— Не помню, Слава, я на собраниях национал-социалистов многое мимо ушей пропускал…
— А наши демократы к водке и табаку ещё и порнуху добавили. Теперь детей во двор страшно одних выпускать — всякие отморозки по улицам шатаются, — оставил без внимания шутку гражданина двух государств раздосадованный папаша.
Поздно вечером Арнольд, с доверху набитой разными продуктами сумкой, вернулся домой. Как и обещал ему безвестный рабочий, тараканы и впрямь лежали на кухне брюшками вверх, лишь некоторые, обессиленные, медленно пытались забиться в укромные места.
— Нет, ребята, от меня не уйдёте!
В пятницу Серёжа не пришёл и не позвонил. Прождав до обеда, Арнольд набрал номер телефона дяди запропавшего «бизнесмена». Профессор университета, слегка помявшись, объяснил, что на Серёжу полагаться нельзя: он подсел на наркоту и стал совсем неуправляемым.
— Что же мне теперь делать с квартирой? У меня ведь всего одна неделя осталась!
— Дай в «срочную рекламу» объявление о продаже, — со вздохом ответил Вениамин Иванович, — за неделю должна уйти.
— В тексте указать — «квартиру меблированную»?
— Можешь указать, но, в принципе, мебель сейчас никого не интересует. Этим ты цену не подымешь, но попробовать можно. За пустую квартиру на «Сортире» сейчас дают десять тысяч долларов…
Обескураженный таким поворотом событий, Арнольд стал спешно собираться в редакцию местной газеты, но когда он уже намеревался выйти из дому, раздался звонок в дверь.
«Неужели бандит Серёжа соизволил объявиться? — подумал незадачливый продавец жилья и посмотрел в глазок. — Валя Ладунова?! С чем пожаловала?» — удивившись неожиданному приходу соседки из шестого подъезда, он открыл дверь.
— Ой, Арнольд, здравствуй, а мне Зина сказала, что ты приехал, и я сразу же к тебе, — скороговоркой затараторила Валя, робко поднимая и опуская глаза. — Что же вы — уехали, а пианино не вернули?
— Какое пианино?
— Как какое? Да то, что ты у нас напрокат брал за триста рублей, забыл, что ли?
— Валя, как — напрокат? Мы же у вас его купили! — у Арнольда вытянулось лицо.
— Ага, за триста рублей? Оно две тысячи стоит, — продолжала напирать Валя из шестого подъезда, — ты в газету-то посмотри, — и женщина ткнула пальцем свежую газету, где в разделе «Куплю» было написано и Валей подчёркнуто: «Куплю пианино „Урал“ за 2 000 рублей».
— Я, Валя, покупал ваше пианино три года тому назад и тоже смотрел в газеты… Оно тогда стоило… — Внезапно Арнольд осёкся: «А впрочем, чего я спорю, пусть забирает», — решил про себя студент из Дрездена. — Бери, Валя, уноси. Только не сейчас, а вечером или завтра утром. Собирай мужиков — и тащите. Только учти, я тебе не помощник, у меня спина надорвана.
— Ой, и где же я грузчиков-то найду?
«Ну, это уж слишком! Я что, миллионер? А ведь она после всего этого ещё и смеяться надо мной будет, дескать, надула дурака. Что делать? Послать её, что ли?» — но, посмотрев в растерянные и смущённые глаза женщины, передумал.
— Валя, вот, возьми тысячу и организуй, пожалуйста, доставку пианино сама, мне сейчас не до этого. Хорошо?
— Хорошо. Придётся самой… — укоризненно, но с явным облегчением проговорила женщина. Не прощаясь, она юркнула в кабину лифта, который всё это время стоял на этаже, и, нажимая на кнопку, уточнила: — Значит, сегодня вечером или завтра утром?
Арнольд утвердительно кивнул головой. Лифт поехал, и тут же приоткрылась дверь соседней квартиры, из которой высунулась Зина.
— Ты на меня не в обиде за то, что я Вале сообщила о твоём приезде?
— В общем, нет…
— А то она ведь сюда уже приходила, к этому похабнику Серёже, просила пианино дочке отдать, а он ей говорит: «Не отдам. Я на нём любовью занимаюсь… Присылай дочку, тогда посмотрим». Я-то ведь знаю, что вы пианино тогда купили… Но ты сам посмотри, что у нас делается! Зарплату людям не выдают, продукты по коммерческим ценам — беспредел. А Валя твоё пианино за две тысячи продаст и месяц-полтора протянет…
Привлечённая громким разговором на лестничной площадке, соседка напротив, глянув в глазок, тоже открыла дверь и присоединилась к беседе.
— Ты, Арнольд, даже не представляешь, что у нас творится! Этому бандиту все нипочём, весь двор в страхе держит. Мы случайно с дочерью вместе с ним в лифт зашли, и он её при мне — при матери! — спрашивает: «Ну чё, трахаться уже начала?» А ведь Оленьке только четырнадцать исполнилось!
— Так заявите на него в милицию…
— Да ты что! — в один голос воскликнули соседки.
Наперебой посыпались реплики: «Какая милиция?», «Её давно у нас нет», «Они его сами боятся», «Да уж, удружил ты нам с соседом, спасибо»…
— Откуда ж мне было знать, что племянник преподавателя универа — такое говно!
— Не то слово!
Размещённое в газете объявление не замедлило дать результаты, и начиная с утра следующего субботнего дня на Арнольда валом обрушились телефонные звонки. Продавец подробно описывал квартиру, акцентировал внимание потенциальных покупателей на «шикарной» мебели в прихожей, гостиной, спальне и детской комнате и в завершение обозначал сумму в 12 тысяч долларов. Покупатели обещали подумать и, «если что», перезвонить.
— Арнольд Давидович? — раздался в трубке телефона голос молодого человека. — Мой отец заглянул в свою записную книжку и сказал мне, что это вы… Вы квартиру продаёте?
— Да, продаю, а вы кто?
— Виктор Лембергер, отец мой — Данил Эммануилович, помните?
— Данил Эммануилович?! Конечно, помню. Так что вы хотели?
— Можно мы с компаньоном к вам сейчас подъедем насчёт квартиры? У вас всё и обговорим…
— Хорошо, приезжайте, — согласился Арнольд. Повесив трубку, он облегчённо вздохнул: «Лембергер… Мы встречались в нашем немецком обществе. Уважаемый человек в уралмашевской структуре».
Прибывший через полчаса Виктор, парень лет двадцати, был сынком одного из руководителей Уралмаша и профессионально занимался скупкой недвижимости. Сопровождавший его напарник был тоже молод и производил впечатление вежливого, интеллигентного человека. Не прибегая к уловкам, они повели разговор о купле-продаже открыто, как будто хозяин её был проверенным деловым партнёром.
— Вы, Арнольд Давидович, за эту квартиру больше десяти тысяч не выторгуете, а если через посредников, то и того меньше. Мы же предлагаем вам ровно десять тысяч. А за работу возьмём кое-что из мебели. Согласны?
— Согласен, Виктор, мне важна надёжность сделки, а с тобой, я думаю, она гарантирована.
— Безусловно!
— Я предлагаю, — вступил в разговор компаньон, — следующее: вы оставляете нам ваш паспорт, а мы вам сейчас же выдаём на руки полную сумму денег. Поиски покупателя вы прекращаете, и в понедельник мы вместе идём к нотариусу. Согласны?
— Да.
Молодые люди ушли. На столе осталась лежать пачка долларов, обёрнутая лентой — «One hundreds 10,000… ».
«Моя машина, — рассуждал Арнольд, глядя на деньги. — Здесь где-то семнадцать тысяч немецких марок, машину можно взять тысяч за десять, остальное на книжку. „Вартбург“ продам в Польше…» Переходя из комнаты в комнату, он продумывал свои дальнейшие шаги. Мысли перескакивали с одной проблемы на другую: «Декларировать не буду, суну просто в правый нагрудный карман, да и всё», «Практику пройду у Вальдемара Кригера в его «импорт-экспорт»-гешефте, все документы приготовлю заранее, договор и сразу характеристику», «Куда бы пачку долларов спрятать?», «„Вартбург“ перегоню в польский Згорзелек… за триста должен уйти», «Характеристику тут же подпишем, проштампуем — и три месяца в моём распоряжении», «Четыре полных дня останется до вылета — прокачусь-ка в Краснотурьинск», «Найду квартиру — и смоемся на Запад… Начну с Ганновера»…
Арнольд уже собирался уходить, когда появилась Валя в сопровождении четырёх мужиков. «Грузчики» понесли пианино из гостиной комнаты в коридор, но, дойдя до двери, становились: «Не, хозяйка, за шестьсот не пойдёт» , «Ты что, мать, надорваться можно», «Набрось по сотне на нос»…
Женщина растерялась и, быстро переводя взгляд с дивана на кресла, спросила:
— Арнольд, зачем тебе два кресла, вся комната мебелью заставлена, отдай одно.
— Забирай…
— Пианино снесёте, потом кресло, тогда получите всю сумму сполна. Договорились? — окрепшим, уверенным голосом продиктовала изменение условий платежа Валя.
— Согласны, — подтвердили мужики.
Но самые опасные «приключения» этой летней поездки на родину начались на следующий день, в воскресенье. Часов в десять утра неожиданно позвонил Серёжа и, не поздоровавшись, безо всякого вступления начал грубо возмущаться:
— Ты что, квартиру, говорят, продал? Тебе же сказано было — я её покупаю. Короче, деньги верни обратно…
— У них мой паспорт, а завтра мы идём к нотариусу…
— Мы сейчас придём, из квартиры не уходи…
«О-о, вот те на! На меня наезжают бандюки», — забеспокоился Арнольд и, подойдя к телефону, набрал телефон Юры Петрова. Затем продавец квартиры позвонил Вениамину Ивановичу, а после — Виктору Лембергеру.
— Виктор, мой бывший квартирант пытается расторгнуть наше вчерашнее соглашение. Это некий Сергей Загидуллин — ничего о нём больше не знаю…
— Зато я знаю, кто он такой. Это москвичи его сюда внедрили. Он со своими «быками» контролирует поставки металлургического комбината по международным контрактам. Короче — «юные гайдаровцы». Вам это о чём-нибудь говорит?
— Нет.
— Бригада Егора Гайдара…
На лестничной площадке послышался шум открывающегося лифта, и тут же раздался звонок в дверь.
— Похоже, Серёжа появился…
— Мы сейчас подъедем, — спокойно ответил Виктор, — не волнуйтесь.
Благодушная, приветливая улыбка превосходно снимает напряжение первой встречи, особенно если речь идёт не о встрече, а, как говорят блатные, о «стрелке».
— Проходите, господа, — улыбаясь во весь рот, предложил Арнольд вошедшим в квартиру двум «качкам» и высокому стройному молодому человеку, судя по описанию соседей — бывшему квартиросъёмщику проданного жилья. — Сюда проходите, в гостиную, туфли снимать не надо…
Последние слова были сказаны в то время, когда троица уже направлялась в большую комнату, поэтому вызвали недоумение со стороны посетителей, очевидно, неоднократно бывавших в этом доме.
— Да ты не суетись, я здесь целый год прожил, на рояле баб имел… А куда он, кстати, делся?
— Ты, если я правильно понимаю, Сергей, племянник Вениамина Ивановича? А что касается пианино с креслом, то я подарил их матери-одиночке. А что, есть возражения?
— Квартира выставлялась на продажу меблированная… Этот пункт ты тоже нарушил, — с угрожающими нотками в голосе заявил «гайдаровец» хозяину квартиры. — Я нашёл покупателя, мы уже всё решили. И что я ему теперь скажу?
— Серёжа, — с трудом удерживая на лице улыбку, проговорил Арнольд, — ты скажешь ему, что квартира ушла, я её продал. Мы с тобой договаривались: в пятницу — деньги, в субботу нотариус.
— Да ты ваще нюх потерял?! Наказать его, Серёга, надо, — вставил один из «качков» — очевидно, верная «шестёрка» главаря банды.
В этот момент в дверь позвонили. «Кто это? Юра или профессор? А может, Лембергер?» — с заметным облегчением подумал осаждаемый рэкетирами продавец.
— Что, подмога подоспела? — ехидно проронил вслед Арнольду «шестёрка».
— Здравствуйте! — громко произнёс вошедший в гостиную молодой человек. — Протягивая каждому для приветствия руку, он повторял: «Юра, Юрий, Юра».
— Вот мы тебе сейчас всю мебель расколотим, окна повыбиваем, и потом продавай себе на здоровье, — небрежно поприветствовав Юру, обратился не унимающийся рэкетир к Арнольду. Но тут же, видимо, понимая, что нарушил субординацию, повернулся к не проронившему до сих пор ни единого слова второму «качку». — А ты как думаешь, Семён?
Скрестивший на груди руки, густо усыпанные татуировками, Семён с ответом не торопился. Он стоял у окна и в задумчивости, очевидно, перебирая в уме воровские «понятия», смотрел во двор, где его «быки», столпившись возле нового «мерина », о чём-то оживлённо беседовали.
— Да постой, дай слово сказать, — вскочил на ноги только что удобно устроившийся в кресле Юра. — Он же осёл! Он настоящий осёл! — Юра с возмущением указал на Арнольда пальцем.
Сергей Загидуллин сосредоточил свой мутный взгляд на необыкновенном «защитнике», который принялся издалека объяснять причину такого странного умозаключения.
«Оттягивает время, молодец», — догадался хозяин квартиры, вникая в замысловатую речь «стряпчего», каждое предложение которого можно было трактовать двояко, трояко. Его изобилующую метафорами речь каждый понимал по-своему: одни находили в ней подтверждение обвинению, другие улавливали надежду на благополучный исход, главное же что просекли абсолютно все: осёл он только по той причине, что пустил в свою квартиру такого отморозка, племянника уважаемого человека в Екатеринбурге.
Серёжа напрягся, его узкий лоб покрылся морщинами. Внезапно в дверь снова позвонили.
— Вениамин Иванович, — громко встретил пришедшего хозяин квартиры, — проходите, пожалуйста, сюда, мы тут как раз отношения выясняем.
Профессор прошёл в комнату, укоризненно посмотрел на своего родственника и присел на диван.
— Сергей, это я порекомендовал Арнольду дать рекламу в газету. Какие у тебя возражения по этому поводу?
— Я обещал эту квартиру одному известному человеку на Уралмаше, — уже не так агрессивно, как прежде, принялся объяснять дяде племянник, — если я не выполню моё обещание, мне придётся за это заплатить.
Во дворе послышались крики. Молчаливый Семён открыл окно и подал рукой какой-то знак своим здоровякам — те замолчали.
— Ещё одна команда подъехала, — нерешительно сообщил «шестёрка».
— Это покупатель, они тоже эту квартиру для какого-то «крутого» с Уралмаша брали. Может, речь об одном и том же человеке идёт? — обратился Арнольд к Сергею. — Тогда и проблеме конец… Поговори с ними.
В квартиру вошли трое мужчин, и в небольшой гостиной стало тесновато: на диване, в кресле и вдоль стен размещалось девять человек.
Разговор, с подачи Арнольда, завязался вокруг темы, для кого всё-таки квартира предназначается, но ни одна из сторон эти сведения разглашать явно не собиралась.
— Всё ясно, — шепнул Вениамин Иванович на ухо Арнольду, — они её на перепродажу берут. За десять купят, за двенадцать перепродадут. У нас, знаешь ли, Арнольд, две тысячи долларов — большие деньги!
Следующие полтора часа в квартире на «Сортировке» было шумно от громких и грозных мужских голосов. Юре то и дело приходилось вставать между разгорячёнными парнями, готовыми вступить в драку, и призывать всех к спокойствию: «Подожди! Подожди, не кипятись! Давай обсудим…»
«Эти жлобы точно устроят здесь драку. Что подумают соседи?» — вспыхивали в голове Арнольда тревожные мысли. Возможно, подобные мысли посещали не его одного.
— Двор опустел, — сдавленным голосом сообщил «шестёрка», стоя с Семёном у распахнутого настежь окна, — здесь как в пустой бочке — всё слышно.
Противоборствующие стороны по очереди хватали телефон, удалялись то на кухню, то в спальню или в детскую, благо длинный шнур позволял это делать, и вели там возбуждённые переговоры со своими «крышами».
Наконец договорились.
— Так, Арнольд, отдай этим орлам их деньги, мы тебе сами заплатим, — подытожил Серёжа.
— А денег у меня нет… Ты просто отдай им свои, и мы с тобой в расчёте.
— Как — нет, а куда ж они делись?
— Переправил нарочным в Германию, ещё позавчера.
— Каким ещё нарочным?
— Серёжа, денег у меня уже нет. Отдай Виктору десять тысяч, — тут Арнольд намеренно прибег к жаргону, — баксов, и мы завтра же идём с тобой оформлять куплю-продажу.
Племянник профессора вопросительно уставился на продавца квартиры, пытаясь сообразить, что от него требуется.
— Ты что, всё ещё не понял? — вмешался Вениамин Иванович.
— Да понял, понял…
С этого момента начался лихорадочный поиск денег, которые Серёжа обещал принести ещё в пятницу.
У всей банды рэкетиров такой суммы в наличии не оказалось. Опять начались бесчисленные звонки и переговоры. Вскоре нашёлся подходящий покупатель, некто Пантелей, которому срочно, позарез нужна была квартира, и он согласился немедленно заплатить требуемую сумму. Под честное слово этот молодой человек передал Серёже долгожданную пачку долларов и свой паспорт. Перед этим его убедили, что у нотариуса покупателю появляться совершенно не обязательно: «Квартиру можно оформить на тебя и без твоего присутствия». Виктор же пообещал Арнольду привезти завтра к нотариусу его загранпаспорт, и толпа потихоньку стала рассасываться. Последним из квартиры выходил Вениамин Иванович, на прощанье он пообещал:
— Завтра в десять подойду, проконтролирую. А то от него можно всего что угодно ожидать.
Чтобы не утомлять читателя описанием дальнейших подробностей, я упомяну лишь о том, что к десяти часам утра следующего дня Серёжа во двор не вышел. Дядя разбудил «гайдаровца» ударами хоккейной клюшки в дверь. Только к половине двенадцатого все трое подъехали к нотариусу и оформили договор купли-продажи, но почему-то не на Пантелея, а на некую госпожу Вдовину. Потом профессор извинился перед Арнольдом за все мытарства, связанные с его родственником.
— Хотя какой он мне племянник? Он племянник моей жены, её сестра вышла замуж за Магусюма Загидуллина… Вот такое у меня с ним родство… — Тут, очевидно, Вениамину Ивановичу стало неловко за постыдное отречение от молодого человека, и он принялся оправдывать Серёжу. — А ведь год назад, когда только-только из Москвы приехал, совсем другим человеком был, мечтал бизнес свой наладить…
Завершив дела, связанные с продажей квартиры, Арнольд приехал к Петровым. Почти сразу зазвонил телефон.
— Мне Арнольда.
Юра передал телефон.
— Арнольд, здравствуй, ну как, оформили договор?
— А вы кто? А, Пантелей. Договор оформили, но не на тебя… Как-как? Да вот так! Звони своему Серёже и выясняй с ним подробности…
— Теперь они «разборки» здесь начнут устраивать! — запричитала Евгения. — Ты зачем ему телефон наш дал?
— Ему не давал, давал Виктору Лембергеру на всякий случай — ещё в пятницу…
— Ну, дела! — почесал затылок Юра. — Знаешь что? Надо тебе отсюда линять. Чем быстрее, тем лучше! Деньги-то где?
— У меня деньги, в пиджаке, в нагрудном кармане, всегда там были…
— Ну, вот что. Советую тебе сейчас же отправиться в аэропорт и первым же рейсом лететь в Москву. Если вдруг этот жлоб здесь появится, скажу ему, что ты в Краснотурьинск поехал могилы родителей навестить…
— Да неужели появится? Я-то тут при чём?
— Найдут причину, — тревожно вставила Женя, — у нас сейчас за тысячу долларов убьют и глазом не моргнут…
Вечером всё того же беспокойного понедельника Арнольд вылетел в Москву. Из подмосковного аэропорта Домодедово он без приключений добрался до международного аэропорта Шереметьево и в полдень по местному времени приземлился в Берлине. Он прожил в Германии всего один год, однако возвращение на новую родину произвело на него неизгладимое впечатление, о котором он впоследствии часто рассказывал своим друзьям, близким и знакомым: «Меня охватило чувство безграничной радости, восторга и благодарности. Я готов был целовать любого встречного, но самое странное — меня неожиданно посетило огромное желание отгородиться от Востока высокой бетонной стеной. Тогда мне казалось, что все беды, постигшие мою великую Германию, исходят именно с той стороны…»
Из-за перелёта с востока на запад сутки растянулись для Арнольда на целых четыре дополнительных часа, поэтому к вечеру, катя за собой чемодан на колёсиках, он уже подходил к своему хайму. Ещё перед тем, как войти во двор, услышал дружный громкий смех. Причиной веселья стал Роман Цильке. Вчера он удачно избавился от купленного прошлым летом «Опель-Кадета» и сегодня на заработанную «чернуху » по случаю окончания «шпрахов» приобрёл автомобиль «Фольксваген» в очень хорошем состоянии. Прощальный вечер, организованный студентами языковых курсов, подходил к концу, и тут во двор въехал чёрный автомобиль, за рулём которого гордо восседал «злостный халтурщик». Дело в том, что Роман окончил курсы плохо, в его сертификате оценки выше «ausreichend » и «mangelhaft » не подымались. По этой причине он решил участия в праздничном ужине не принимать и вернулся в общежитие, когда тот уже закончился. Разгорячённые переселенцы обступили автомашину, и кто-то из преподавателей на прощание предложил каждому из бывших учеников составить по одному предложению со словом «автомобиль». Когда очередь дошла до Романа, тот, как и подобало (согласно его представлениям) простому русскому парню, стал озадаченно чесать затылок, повторяя:
— Mein Auto, mein Auto …
— Ну, ну, ну, — подзадоривали его собравшиеся.
И тут Роман, по-видимому, вспомнив кадры из кинофильма с участием Савелия Крамарова, скосил глаза и, крутя головой, вымолвил:
— Schmeckt gut .
— Ха-ха-ха-ха… — давились от смеха захмелевшие аусзидлеры.
— Арнольд, — громко поприветствовал вошедшего во двор отпускника Саша Шварц. — Арнольд, schmeckt gut!
— Ха-ха-ха-ха…
Вечером, перед сном, сидя на улице за прибранным столом, Саша, подытожил рассказ Арнольда:
— Да, натерпелся ты в своём родном Екатеринбурге, теперь, наверное, больше туда ни ногой?
— Да нет, напротив, теперь мне ещё больше туда вернуться хочется, но уже в качестве гешефтсмана. Обидно за Россию! Её ведь нам из сердца не выбросить — там живут наши друзья, родные. Я вообще прихожу к мысли, что достойное бытие своих граждан должно обеспечиваться конституцией каждого государства. Костьми пусть ложатся политики и правительства, а преодоление первой ступени пирамиды человеческих потребностей обеспечить обязаны. И неправы те, кто считает, что подобная социальная политика расхолаживает население. Человеку свойственно (я бы даже сказал, в этом его суть) стремиться вверх, преодолевая одну ступень за другой. А если и найдутся среди них пассивные потребители без амбиций, то ими можно пренебречь. Дети таких людей, как показывает статистика, часто ведут себя гораздо активнее других. Главное, что хорошая социальная защита предотвращает преступность!
— Ich stimme dir voellig zu , — перебил патетическую речь Арнольда сидящий напротив учитель истории, — более того, я бы предложил для сближения европейских народов разработать и принять единый свод законов для всего населения Европы, одинаковые нормы и правила поведения! Мы все должны одинаково понимать, что такое хорошо и что такое плохо…
— Глянь-ка, Вову-учителя после пива на Маяковского потянуло…
— При чём здесь пиво? Ведь вся суть сближения народов лежит в единстве менталитета, не правда ли? И неважно, кто на каком языке бормочет, лишь бы мир одинаково воспринимали…
Переселенцы разошлись, оставив под открытым небом с полной луной ряд чистых столов и стулья.
— Утром расставим по местам — дождя не будет…