Ночь – это я. Бузина, боярышник, впрочем, не знаю.
Но к губам подношу твою ли, мою кроваво-красную мечту.
Как лихо срифмовала… (не хуже графомана).
Сама же скрыла, что прощаюсь я с тобой (прощаюсь).
С твоей не воплотившейся мечтой – жить, быть…
Прощай же, говорю, лесную ягоду, пожалуй, я оставлю.
Засушу… И снова лгу… (у правды слишком много правды).
Се ветви в пурпурных слезах, что вместо раны
Кровоточат на твоей безжизненной груди и хладная
Рука их мертвой хваткою сжимает, я извлекла…
И поднесла к губам. Я – ночь твоя, в которую, как
В крышку гроба, стучатся синусоидой последние слова:
– Ад позади? – вдруг вопрошаешь ты.
– Да… – отвечаю.
– Повтори: "Все спасутся, один я погибну".
– Нет.
– Ты плачешь?
– Кто это сказал?
– Пустынник Антоний… Великий. Ну, поняла?
– Что, милый?
– Что все спасутся. Все!
– Я так люблю тебя… – от боли сердце сжалось.
– Любовь сильна, когда близка потеря. Но это не укор, так – размышленье.
– Вы все по одному покинули меня.
– Напротив, – рядом. Дай слово нам – подняться и идти.
– Я… постараюсь.
– Стараться не от слова старость. И в немощи своей найдешь опору.
– Ты уходишь?
– Только лишь на время.
– Все спасутся, одна я погибну.
– Ну вот. Я вижу, Ангел улыбнулся, а бес с досадой отвернулся.
– Чудной. Меня ты рассмешил.
– Так смейся! Вот оно – прощанье. Границы стерты между радостью и скорбью.
– Аминь.
– Аминь. Уж мне пора. До встречи.
– До самой светлой встречи…
10 октября 2013
_____________
Фотография Анки Журавлевой http://anka-zhuravleva.com