Ещё раз о моральном духе на войне.
Вспомним о некоторых малоизвестных событиях, произошедших тогда.
Во-первых, даже в 1916 году, под влиянием царившей тогда шпиономании и стремления «списать» на кого-нибудь собственные ошибки и поражения, продолжалась практика выселения немецкого и всего «ненадежного» населения из вновь завоеванной территории.
Для этого использовались приказы, изданные Верховным главнокомандующим в. к. Николаем Николаевичем еще в начале 1915 года.
Например, из Луцкого, Дубенского и Кременецкого уездов за неделю было выселено тринадцать тысяч немцев-колонистов и членов их семей. (Оболенская С. В. Германия и немцы глазами русских (XIX в.). – М., 2000. С. 183.)
Помогли ли эти высылки ни в чем не повинного «освобожденного» населения победить «тевтонов», обеспечили ли они порядок и спокойствие в прифронтовой полосе?! Нет, конечно.
А вот добавить новые тысячи разоренных и озлобленных людей в стан противников царской власти смогли безусловно.
Немалый хаос, творившийся в тыловых районах страны только усугублялся от таких безмозглых решений.
Во- вторых, в боевых частях Западного фронта стало процветать «скрытое дезертирство».
Генерал Эверт отмечал, что «в некоторых частях замечалась значительная утечка нижних чинов из боя в тыл и присоединение их к своим полкам по окончании боев». Проще говоря, он констатировал наличие в своих войсках массового уклонения от боя, «скрытого дезертирстве».
Суть этого явления в том, что многие солдаты преднамеренно не принимала участия в боях, стараясь под любым мало-мальски благовидным предлогом (или даже без такового, самочинно) уйти в тыл на время боя. По окончании сражения эти люди присоединялись к своим подразделениям.
Проблема эта была ДАЛЕКО не новой для русской армии. Впервые о ней открыто написал еще генерал А.Н. Куропаткин, анализируя плачевные результаты русско-японской войны:
«…разрешалось в помощь санитарам назначать нижних чинов из строя для выноса раненых.
При большом числе раненых уходило в тыл под этим предлогом огромное число нижних чинов. Затем слабодушные и преступные пристраивались к назначенным для выноса раненых или самовольно выносящих таковых или уходили в тыл без всякого предлога.
Мне приходилось видеть носилки с ранеными, при которых толкалось до десяти здоровых нижних чинов. Самовольный уход с поля сражения доходил в некоторых полках до нескольких сот человек, а в одном полку в первом деле, в которое он попал, ушло в тыл здоровых людей более одной тысячи человек.
…старшие возрастные сроки запасных в возрасте 39—43 лет и по физическим, и по духовным качествам были наименее надежными и, по отзыву начальствующих лиц, не усиливали, а ослабляли боевую стойкость частей. Наибольший процент из уходящих во время боя в тыл падал, по отзывам начальствующих лиц, на запасных старших возрастных сроков".
Все это безобразие творилось, повторюсь, еще в годы русско-японской войны!
И за прошедшие стой поры 10 лет, царское командование так и не смогло отыскать «лекарства» от этой смертельной, для морального духа и боеспособности армии, болезни.
Результатом этого безделия было все большее заражение «шкурничеством» здоровых элементов в боевых частях, а затем - разложение и гибель русской армии в годы Первой мировой…
Как ни удивительно, но этот же приказ генерала Эверта отмечал, что даже полковые командиры, не говоря уже о бригадных и дивизионных, послав свою часть в сражение, оставались в тылу, в укрепленных блиндажах. (ГАРФ, ф. 826, оп. 1, д. 326, лл. 11–12; д. 368, л. 16.)
Надо полагать, что такие позорные явления не были обыденным явлением, однако вряд ли из-за одного-двух случаев этот пример стал бы упоминаться в Приказе Главнокомандующего Западным фронтом.
Надо сказать, что тема существования массового дезертирства, добровольной сдачи в плен и членовредительства в русской армии в годы Первой мировой войны плохо изучена нашими историками и крайне непопулярна у её многочисленных мифотворцев.
Отсутствует официальная статистика этих явлений по всем фронтам.
Кое-что можно выборочно найти по некоторым фронтам и временным отрезкам.
Так, по Юго-Западному фронту в период с 29 сентября по 15 декабря 14 года на железнодорожных станциях было задержано 3 394 дезертировавших солдата. И это без учёта тех, кого задержать не смогли и добровольно сдавшихся в плен.
Для сравнения, во всей французской армии (которая вела в 1914 году тяжелейшие и кровопролитнейшие бои с основными силами германских войск) было ВСЕГО 509 дезертиров.
«За первые три месяца 1915 года жандармы и полиция ( в тыловом расположении войск ) арестовали 21 064 человека. К ним следует добавить 20 с лишним тысяч дезертиров, захваченных полицией ТОЛЬКО на Юго-Западном направлении.
С апреля по июнь 1916 года в зоне Юго-Западного фронта задерживали в среднем по 4 300 человек В МЕСЯЦ. На железной дороге Юго-Запада за этот период изловили еще 5 284 человек. Это только Юго-Запад».
И это цифры по самому благополучному фронту царской армии, который тогда наступал и обладал ВЫСОКИМ боевым духом, по оценке командования.
Что творилось на более многочисленных и уже тогда «депрессивных» Западном и Северном фронтах – можно только догадываться…
Надо подчеркнуть, что меры для пресечения дезертирств и отказов от выполнения боевых приказов русское командование тогда принимало достаточно крутые.
Например, в декабре 1916 года после беспорядков в 55-м Сибирском полку, по приказанию начальника 14-й Сибирской дивизии генерал-лейтенанта К.Р. Довбор-Мусницкого БЕЗ СУДА было расстреляно 13 нижних чинов.
В результате, царские полководцы, пытаясь так заставить солдат воевать, только озлобляли своих подчиненных…
Полезно сравнить эту ситуацию с тем, что произошло в той же воюющей Франции.
Весной 1917 года, после тяжелейших потерь, понесенных в ряде наступательных операций, во французских армиях начали возникать мятежи, появились отказы целых полков от выполнения боевых приказов.
Вот что пишет об этом британский историк Лиддел Гарт в своей книге «Правда о Первой мировой»:
«Беспорядки охватили ни много ни мало 16 корпусов. Впервые пламя восстания вспыхнуло 3 мая в одном из полков 2-й колониальной дивизии. Хотя оно почти мгновенно было затушено, однако вскоре широко распространилось. Восстание проходило под лозунгами: «Мы будем защищать окопы, но не хотим атаковать», «Мы не так глупы, чтобы идти на пулеметы!»
Тот факт, что восстание всегда вспыхивало тогда, когда войска получали приказ идти в атаку, является лучшим доказательством, что действительными причинами мятежей были недоверие и отвращение к своим командирам, а не разлагающая пропаганда. Значительным явлением было и то, что случаи дезертирства во французской армии возросли с 509 в 1914 году до 21 174 в 1917 году.
Беспорядки оказались настолько серьезны и так широко распространились, что, по словам военного министра, на фронте в Шампани можно было положиться только на две дивизии, а местами окопы были почти совершенно пусты.
Положение спас генерал Петэн, а средством, которым он для этого воспользовался, было изменение политики в сторону большего внимания к психологии бойца. 28 февраля правительство назначило его начальником Генерального штаба как сдерживающее начало против опрометчивого и безрассудного наступления, проводимого Нивелем. 15 мая правительство пошло на более разумный и более честный шаг, назначив Петэна на место Нивеля. В течение месяца он разъезжал по фронту на автомобиле, побывав почти в каждой дивизии, уговаривая как офицеров, так и солдат громко высказывать все свои жалобы, все что у них наболело. Ведя себя ласково, но не заискивая, он располагал к себе и внушал доверие к своим обещаниям.
Несение службы в окопах было упорядочено и уравнено; обеспечена была равномерность смены частей и улучшены были лагеря, где отдыхали сменившиеся войска. Не прошло и месяца, как спокойствие было восстановлено ценой всего 23 расстрелов, хотя больше сотни вожаков мятежей были отправлены в колонии».
Сравните эти 23 расстрела за ВЕСЬ 1917 год в бунтовавшей тогда французской армии с 13 расстрелянными в одном только 55-м Сибирском полку.
Во Франции Петэн, действуя больше «пряником», чем «кнутом» смог навести порядок в войсках и вернуть «первой шпаге Антанты» боеспособность. У нас же - произошел распад армии и гибель страны…
Думается, дело далеко не только в карательных мерах.
Одними расстрелами, или штрафными частями в военное время ситуацию не изменишь.
Очень важна сама обстановка в воинском коллективе, традиции, дух войск, наличие понятия чести и достоинства у солдат и офицеров.
Очень интересные воспоминания о Первой мировой войне оставил генерал-лейтенант Владимир Иванович Соколов.
«Заметки о впечатлениях участника войны 1914-1917 гг. Характеристика командного и низшего состава в войне 1914-1917 гг.».
В них он подробно рассматриает вопросы морального состояния русских войск, наличия у них патриотизма, чувства долга, товарищества, сравнивая это с тем, что было воспитано в немецкой армии и народе:
«В огромном большинстве не только в VIII корпусе, но и во всей русской армии чувство долга и взаимной выручки сознавалось офицерами кадрового состава и произведенными за боевые отличия из кадровых нижних чинов; этим объясняется огромная убыль офицеров в минувшую войну: офицерство шло впереди низших чинов и не щадило себя.
Нижним же чинам, в огромном большинстве случаев, это чувство незнакомо, как оно вообще мало знакомо нам, русским.
Чувство долга не принадлежит к природным, а воспитывается с детства, в семье или школе, но в редких семьях детям говорили о родине, любви к ней, а в школах только в военных, и то не во всех, прививалось чувство долга и рыцарских понятий, свойственных воину и офицеру; там, где это было, было хорошее товарищество, хорошие традиции, оттуда выходили хорошие офицеры.
В этом отношении наши противники - немцы имели сравнительно с наш огромное преимущество; наблюдая во время войны жизнь в немецких семьях и школах, я убедился, что чувство долга к любви к родине прививается при всех случаях жизни ребенку как только он начинает сознавать, проникает затем в кровь и плоть немца, неразлучно с ним во всех положениях и возрастах. Недаром у немцев на гербах касок написано то, что давно запечатлено под каскою в их мозгу - "Deutchland uber alles".
В детских хрестоматиях, прописях, учебниках, в детских книгах у немцев красной нитью проведена необходимость для немца этой любви к фатерланду, в которую они верят так, как мусульманин в загробную жизнь.
На войне я имел случаи не раз убедиться в том. Когда в октябре 1914 года после переправы через Вислу был снят нашей засадой немецкий разъезд, причем двое дозорных попались в плен, то на вопрос рядовому дозора, зачем покончил с собой их начальник, спрошенный ответил: "Разве он мог поступить иначе? Ведь он был унтер-офицер".
Взятый в плен близ Боровко в том же месяце ротный командир - немец, идя на опрос, сказал мне, что будет отвечать на какие угодно вопросы, кроме касающихся их армии, "что вы, как офицер, конечно, поймете"…
Если на подобное, или вообще на проявление долга способны были наши офицеры, то для солдат оно могло быть лишь в виде исключения; молодчество, бесшабашность, желание заработать Георгиевский крест или медаль, но отнюдь не сознательное отношение к долгу толкало их на личный подвиг. Для общей же массы, как это не грустно, главным побуждением итти на врага было
чувство страха, особенно после огромной убыли с самого начала войны дисциплинированных кадровых солдат, когда на пополнение стали прибывать слабо и даже совсем необученные маршевые команды.
Надо признать, что иногда единственным средством поднять залегшие в цепи солдат и заставить их итти в атаку — была палка в руках офицера, но затем поднявшиеся солдаты геройски бросались в атаку и потом не выражали претензий на своих офицеров.
С переходом к позиционной воине, когда солдатам подолгу приходилось сидеть в одних и тех же окопах, еще труднее становилось двинуть их в атаку, на вылазку, разведку, еще тяжелее стало офицерам, на которых держалось все…
Совершенно другое являет нам до сих пор германская армия, где наряду с суровой дисциплиной продолжает существовать во многих солдатах привитое с детства чувство долга, что и составляет преимущество немецкой армии перед всеми армиями.
Это чувство дало победить французов в 1870 году и совершенно справедливо было ходячим тогда изречение, что победил немецкий учитель, то есть школа, воспитавшая также чувство относя к ней не только школу в тесном смысле слова, но и самую первоначальную школу - семью.
У нас, в России, воспитанию вообще уделялось мало внимания, оттого у нас редка хорошая семья, редки люди долга, идеи, идеалисты.
Воин же должен быть идеалистом, чтобы убежденно итти на увечья и смерть.
Военные школы, как и училища, к глубокому сожалению, воспитанием детей и юношества в этом направлении почти не занимались, а воспитательную роль в отношении молодых офицеров выполняли войсковые традиции, которые во многих частях были крепкие…
Итак, что у наших противников - немцев составляло непреложную истину - воспитание, долг, традиции - у нас проявлялось лишь по частной инициативе, не понималось и даже не одобрялось начальством.
В чем немцы видели свою силу, мы - видели ненужную пустоту и даже вред.
Откуда же долг и любовь к родине могли явиться при таких условиях у простолюдина, обращенного в солдат нашей армии?
Как понять ему цель всякой войны, когда, по народному выражению, его "гонят" на войну, которая, по мнению массы, нужна только господам, представителями которых являлись и всегда будут являться офицеры; стало быть, они главные виновники продолжения войны, и потому на этой почве так легко создавалась ненависть к офицерам, вылившаяся в издевательство при принятии выборного начала».
Горькие, но точные и справедливые слова боевого генерала, (расстреляного в 1919 году в Подольске по делу Национального центра) актуальны и сегодня.
В деле воспитания молодежи «дорогие рассеяне» ныне провалились в такую «яму», что даже неграмотные царские новобранцы 1914 года, в отношении патриотизма и чувства долга перед Отечеством, стоят неизмеримо выше нынешних воспитанников «школы Фурсенко».
И если немецкий народ и Германию действительно «создал немецкий школьный учитель», то нынешняя «система образования», где учитель всего лишь «оказывает услуги по обучению» стремительно разлагает народную душу. Примеры - неисчислимы…
На фото: Первая мировая, танковые атаки союзников на Западном фронте
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/10/22/629