Я точно знаю, что это совсем не моё. То есть кормить женщину разными деликатесами, угощать дорогим вином, задаривать подарками, придумывать сценарий вечеринки для взрослых. Почему так? Да потому, что это ты её любишь и её пылко желаешь, а не она тебя и всё оттого, что скучно ей с тобой дружок. Я люблю, когда происходит то же самое, но только наоборот. Несомненно, от меня розжиг и бесперебойная затяжная эксплуатация двух конфорочной газовой плиты, маска на лицо из сгущенного молока от производителя и банановая зубная щётка вертикального скольжения. Такой, как мне хотелось, и была Люсьена Изумрудова, принимая меня по высшему разряду, как первых лиц города, что мурашки по спине бегут, вспоминая былое. Мы встречались с ней по пятницам-развратницам в её кабинете, Люсьена тогда возглавляла отдел торговли в Центральном исполкоме города Тулы, и этого съедобного деликатеса у неё было просто завались. Любила она меня безумно, так и говорила мне при каждой нашей встрече: "Ты мой безумец!". Так что я вам сейчас попытаюсь воссоздать одну из многих пятниц-развратниц прошлого столетия со всеми разноцветными картинками. Закрыв за мною дверь на ключ, и набив меня всякой вкуснятиной, залив сверху перебродившим изюмом, советская номенклатурщица объявляла войну КПСС, всему рабочему классу и пролетариату в отдельно взятом кабинете, используя моё доброе тело, как прослойку между идеями марксизма-ленинизма и буржуазной доктриной жизни. А я, возымев в своих руках два огромных куска банного мыла диву давался, куда же мне их приладить? И я таранил эти «мыльные самородки» своей твёрдой мыслью сзади по центру, раздвигая пуховую шаль административных кулис. Я не навязчиво усаживал их на скамейку с поднятым вверх перилам, подлезал боком под раскрытые дверцы гардероба и длинным скребком выковыривал залежалый мусор тайной жизни незамужней женщины. Она, нежно и вкусно покусывая мои пальцы рук, хохотала, высокопарно говоря: «Не проткни меня, мой безумец!». Тогда я осторожно водил своим изогнутым смычком от виолончели по струнам её гавайской гитары. Звуки глиссандо растягивали удовольствие, слюняво высовывались языком из немого сытого рта и лизали моё туловище альфонса. Напольные часы и мягкая кожаная мебель придавали этому матриархальному роману дух императрицы Екатерины, в приказном порядке заставляющей себя любить офицера Гренадерского полка. То есть меня. А нам, «офицерам» было без разницы кого ласкать, кого таскать, в уме приговаривая: «Лишь была бы «борода» и у неё еда, у еды вино, между ними кино, а, что потом - всё равно!». Проведя шестьдесят пятничных мгновений на гнезде кукушки, наступало время для посошка. Красавец Посошок прыгнув в рюмашки французским коньком, заискивающи сказал: «Bonsoir, mon seul amour!» - и зацепившись локтями, пролился внутрь греховных душ. Закусив фруктовыми сосками Люсьены, ваш покорный слуга медицинской лопаточкой смазал пациентки миндалины альмагелем, а она, закатив синие глазки, доила меня за яички горячими ручками едва разборчиво, бормоча: «Ты мой бе-зу-мец!». Потом сидя на мне к лицу великолепным голым задом, вытолкнула горбунка языком, и аккуратно вставив спичку в мочеиспускательный канал мокрого конька, зажгла её, чиркнув о коробок, прикурив сигарету и задув нехотя пламя. Эта очень страшная и опасная затея стоила того, чтобы рискнуть. После успешного прикуривания я чувствовал себя босоногим сапёром, пробежавшим по минному полю, оставшись в живых. А чёрная дыра бесконечности наезжала на мой подбородок и, радуясь своему спасению, я грыз это сахарное логово колдуньи, погружаясь в наркотическое состояние, теряя ум, честь и совесть Советской эпохи. И вот, наконец, лёгкой походкой выйдя с партийного собрания из кабинета вместе с Люсьеной, мне хотелось ненасытно жить, смертельно любить и весело умереть! Точно так плутовские события и развивались, пороча коммунистические идеи самым наглым образом. Постоянно трясущиеся внутренности от страстного желания всегда иметь в себе мою палочку-выручалочку подвели Люсьену к сексуальной болезни в хорошем смысле слова. В народе этот феномен шутейно называют «бешенство матки», но я считаю, что Люсьена ко мне питала настоящую необузданную любовь. Каждый раз, когда я входил в её кабинет, она сразу же начинала ёрзать на кресле, жеманно «ломать» налитые здоровьем ручки и манить жестами к себе. Ей не терпелось родить меня обратно, и немного поторговавшись, я уступал постоянной клиентке в женской прихоти. Как и всякий адекватный человек Люсьена имела подружку по интересам, по работе и по жизни Галю из коммунального отдела исполкома. Галя тоже ходила, жила с причудливыми физическими формами Мерелин Монро и характером изголодавшейся морячки Сони. Не буду лукавить, но с этими подружками по «несчастью» я имел возможность сыграть в «порно-дартц». А как это произошло, я поясню с помощью нашего великого и могучего русского языка с его эпитетами, аллегориями, гротесками и т.д. На арендованной квартире четверо смельчаков готовились встретить 45-летие Великой Победы, я с Люсьеной, Галя с каким-то Игорем. Быстро начав радоваться Победе пригретый Галей ухажёр, быстро и закончил героический путь от стола до места своего привала. Серой лохманогой лошадкой Игорёк спал в детской на софе, проглотив две капли никотина обе грамм по двести. Но волнующуюся рожь надо было косить, пока погода позволяла, а один из косарей заболел. Как быть? На помощь пришла партийная смекалка подруг, а именно, покос колосящейся ржи решили доверить мне. Женская дружба не знает границ. Настоящие подруги делятся между собой самым сокровенным, что зря душой кривить, поэтому поделили они и меня по-своему, по- подружески.
- Ты, мой безумец, должен начать с меня и не забыть про Галю,- сказала, хитро улыбаясь, товарищ Изумрудова. Я кивнул головой и от радости потёр руки. Итак, ипостаси распределены, и режиссёр крикнул: «Мотор! Или вперёд!».
Два сдобных каравая лежали на круглом дубовом столе ко мне горбушками, один каравай лежал на левом боку, поджав ножки, другой также на правом прижавшись своими попками, друг к другу. Их мясные рулеты, словно прорези почтовых ящиков, ожидали прикосновения руки почтальона. Я на долю секунды представил себя в роли сортировщика цветочных посылок, как тут же моё появившееся снизу желание совпало с возникшими возможностями. Табу на грязную любовь моими членами КПСС в честь праздника было снято, они и я ждали салюта! Красными знамёнами звуки марша развивались за окном, а пьяные голоса фронтовиков призывали к единству партии и народа. Я очень правильно понял призыв и приступил к единению. Со стуком волнующегося сердца в груди я плавно и одновременно каждой рукой стянул до колен белые трусики Люсьены и Галины. Моему взору предстали две обнажившиеся гигантские бельевые прищепки, которые ещё сильнее взволновали моё сердце, отчего всё тело покрылось гусиной кожей, а ступни ног и ладоши вмиг стали влажными. Мясные рулеты в центре оголённых попок выглядели зверски аппетитно. Эти спутанные волосики на них и вокруг них, будто шёлковые чёрные нитки, перетягивали два разогретых блюда вдоль и поперёк, не давая рулетам, раньше времени раскрыться и даже после полного приготовления они оставались полусырыми. Я, как осторожная кошка, наклонившись вперёд, обшарил глазами бельевые зажимы, чуть коснувшись распаренных ягодиц усами и убедившись, что всё в полном порядке, отошёл на пионерское расстояние. Чтобы придать яркость или торжественность празднику я взял из вазы, стоящей на журнальном столике две красные гвоздики и, откусив стебельки около бутонов, вставил махровые банты в карие глазки девочек. Теперь самое главное для меня было не перепутать порядковые номера моих спутниц, хотя ох, как хотелось сначала залезть в чужой огород, а уже потом в свой парник. Но мотнув мордой и натянув сбрую до шеи, губастый конь хвостатым дротиком, раздвигая спайку рулета, вошёл внутрь Люсьены.
- Глубже-е, бе-бе-зумец, глубже-е,- как в бреду лепетала Люсьена, щипая за ягодицы Галю. Тут я налёг телом на партийную кассу № 1, заодно погружая и проворачивая указательный палец правой руки в Галины завитушки.
- Ой, мамочка-а родная-я!- всхлипнула партийная касса № 2, дёрнув ладными ножками.
- А говорят, что один в поле не воин.
- Воевать надо уметь, как мы гренадеры,- прошептали мои губы. Физически атакуя, я вонзал раскалённый дротик то влево, то, вправо не забывая менять указательные пальцы, теребя махровые гвоздики. Подружки стонали, вздыхали, хватали меня за седалищные мышцы, прижимая плотно к себе. Прошло около пятнадцати минут. Тульским самоваром кипел мой разум изощрённый, ища выход избыточному давлению. В самую щекотную секунду я вырвался из колдовских чар Люсьены и языком хамелеона выстрелили молочной сывороткой Гале в центр мишени. На несколько минут наша общая активность резко упала. Снизив таким способом давление и удалив салфеткой морозные узоры с пухлой попки, я побаловал девчонок за столом вафельной трубочкой с начинкой. Потом моё ослабленное туловище, перекочевав на диван, вытянулось между двух сладких гурий, принимать сонную ванну, передавая пламенный привет спящему Игорьку. С первыми залпами салюта четверо смельчаков покинули съёмную квартиру, лелея приятную надежду, что эта встреча у них была не последней.