Опять ухожу, убегаю даже – отовсюду. Почему? Я что, испугалась? Нет. Сделала что-то не так? Отчасти – да. Тогда почему я здесь? И почему вот ощущение совковой лопаты, копошащейся внутри меня с пристрастием и каким-то нездоровым, людоедским даже, голодом – не покидает?… не покидало. А сейчас? Уйти можно отовсюду и ото всех, а вот от себя – куда? Не помогать же ковыряющим - ещё и своим совочком? Если уж вывернулась наизнанку – нужно иметь смелость принять это копошение, разглядывание, даже попытки вскрыть скальпелем то, что осталось закрытым.
Брррр… Холодно и неуютно лежать нагишом, наизнанку – на холодном столе патологоанатома…нет, их много…несколько – это точно. И все мило улыбаются, сочувственно кивают, как бы понимая моё состояние – но продолжая ковырять, делать снимки, комментировать увиденное и даже пробовать…на вкус? Без анестезии. А зачем? Действительно. Можно ведь просто оглушить на некоторое время. Я сама и темя подставила. Оставалось только спросить: «Так удобно?».
Лежу, значит, и думаю: «Это вот и есть следствие чрезмерной открытости и даже некоего стриптиза души? То есть, это вот я – тут, на столе?» И сама себе киваю утвердительно этой самой, оглушенной, головой. Ну, да – собственной вскрытой персоной. И не важно, что я сама знаю о себе – это же моё, субъективное мнение. Со стороны, наверное, виднее - даже если наизнанку. Можно потерпеть – а там, глядишь, и надоест. Авось, и забудут, зачем вскрывали: всё рассмотрят – и успокоятся. Даже хоронить не станут.
Я побуду ещё некоторое время так: закрыв глаза, молча, без движения – и меня оставят в покое, просто забудут о моём существовании. Вот тогда я тихонько встану, найду кривую хирургическую иглу с суровой ниткой – и зашью все разрывы и разрезы. Предварительно вернув себе лицевую сторону, конечно. Хотя, шить налицо – некрасиво, не эстетично. Так вот, я это всё закончу – и выйду из этого не богоугодного заведения. Совсем. Но сначала – я вернусь туда, откуда ушла-убежала. Просто для себя. Просто молча даже. Я хочу чувствовать себя свободным и чистым - во всех отношениях – человеком, а не униженной трусихой.
Так о чём я? Ах, да…. Люди. Ведь люди же. Даже если секунданты и дуэлянты. Я не убита в поединке, ведь не Пушкин – это точно. Просто женщина, осмелившаяся писать о том, что волновало. Пусть даже это были иллюзии, но у меня было такое право – кто бы, и что бы, ни думал по этому поводу. Люди, не ковыряйте – я ещё жива. И мне нужно встать.