2. «ПО МОКРОЙ ДОРОГЕ…»
В Сростки едем уже после обеда – в субботу. За командира экипажа – Юра Комаров, а в пристяжке Лёша Равилов. Ну и я, с боку-припёку.
Вообще-то Лёшу по паспорту и в мечети величают – язык сломаешь с непривычки – Галляутдин Саляхтдинович. Но какой же он татарин, если хохлы, когда за одним столом с ним, не успевают салом оскоромиться. Правда, сало ест с великой скорбью в сердце, понимая, что пророк Мохаммед не одобрил бы. Имея богатейший опыт холостяцкой жизни, он обеспечил всю делегацию горячим питанием. А всего-то надо: термос кипятка и (в порядке скрытой рекламы) «Доширак» в безмерном количестве, да прославится в веках светлое имя изобретателя сей «одноразовой» лапши.
И какой же русский не любит быстрой езды – на всякий случай пристёгиваюсь потуже и убираю из поля зрения колюще-режущие предметы. На отдельных участках Юра подтапливает педаль аксельратора до самого асфальта. Поэтому мою корреспонденцию прошу считать заявлением в компетентные органы ГИБДД. Кстати, почему-то не слышно голоса разработчиков прокладок для мужчин на каждый день или хотя бы на сто километров автопробега.
Гавриловка. Какой-то чудак утюжит свой огород площадью не более пятнадцати соток огромным комбайном. Как он там разворачивается – уму непостижимо. Зато покосы до самого горизонта стоят в своей первозданной непорочности. Проще говоря, косить никто не собирается.
А со стороны Алтайского края тянутся караваны с тюками доброго без чертополоха сена. Во парадокс и шукшинская тема: коров поели, пашни свели к минимуму, всё заросло травой – сена же своего уже не хватает. Разучились литовкой махать.
«Шагал по мокрой дороге седой старик. Шагал покосить травы коровёнке…» Но это к путевым заметкам не относится. Уже четверть века не видел мужика с косой. Как отбивать-править жало уже забыли. Сам недавно взялся отбить литовку: такие амурские волны наделал – хоть инвентарь выкидывай. А поучиться не у кого – ушли в мир иной учителя и секрет с собой унесли.
«Шагал по мокрой дороге… Шагал покосить…» - это я Анисима Степановича Квасова вспомнил. У Шукшина, когда Анисим оставался без техники в одну лошадиную силу, он в очередь к комбайнёру не становился (да и не было комбайнов-то), а косу за плечо – и на кучугуры.
Двенадцать, тринадцать… считаю «ЗИЛы», «КамАЗы» и длинномеры с тюками сена. Не умеем мы, как немцы, «на серёдку нацеливаться», всё какие-то крайности. То ажнишь слеза прошибёт, глядючи на хлебороба: «…до того работает, сердешный, до того вкалывает, что придёт с пашни – ни глаз, ни рожи не видать, весь чёрный. И, думаешь, из-за жадности? Нет – такой характер». (Шукшин. «Наказ».) Потом, кха! – перестройка: всё кувырком. Трава, так и не став сеном, на корню под снег уходит на радость пацанам: весной низовые пожары устраивать будут – но литовку с гвоздя мужик не снимет. Лучше диван продавит аж до самого линолеума, а вручную махать, по причине отсутствия колхозной техники (разворована и поизносилась), теперь уже не станет.