1. Разочарование.
Тучи на небе были страшного черного цвета, ветер просто с ума сошёл, срывая с деревьев последние, жёлтые листья. Осень. Снова Осень. Я люблю это серое время года. Почему серое? Ведь для многих это «Золотая Осень». Пока маленький, все времена года «Золотые», вырасти надо. Видимо я росту в ужасных условиях, что так мрачно смотрю на жизнь, может быть…
Солнышко редко заглядывало в мой дом, чаще дождь и бесконечный холод. Если сравнивать мой внутренний мир, то он больше похож на испуганную, маленькую девочку. Которой не с кем поговорить и излить ту боль и то одиночество, что годами копилось скрытое ото всех. Часто я долго гуляла по аллеям старого заброшенного парка. И думала:
«Всё время, всю свою такую маленькую жизнь люди врут. Себе, близким, знакомым и зеркалам. Зачем? Что это им даёт, неужели ложью они продляют свои отношения с близкими людьми? Надолго ли?»
А в осеннем парке было хорошо. Тихо и загадочно, словно всё замерло и боялось шевельнуться. Я очень люблю осень. Зарывшись с головой в кучу опавших листьев, я лежала и мечтала. Боже, о чём я только не мечтала... Сейчас смешно вспоминать, глупая маленькая девочка.
Мне казалось, что когда я вырасту, я уеду, уеду в другую страну, где люди честны и справедливы. Ложь, сколько же горести ты мне принесла! Я выросла, а мир не изменился. И куда бы я не уезжала, и куда бы не бежала, кругом была ложь. Люди улыбались мне, мужчины клялись в любви, но всё это была ложь.
Неужели у правды такая короткая жизнь?
Я убила в себе все чувства к любимым людям. Я убила свою единственную любовь. «Так проще, - думала я, - не будет боли, когда придёт время лжи». Потом я поняла, что время лжи постоянно.
Здесь продают и покупают. Здесь предлагают и оценивают. На каждом висит ярлычок с ценой. И прохожие скользят по ним равнодушным взглядом. Здесь царит праздник масок и несколько наигранного веселья. И каждый стремится забыть себя и вечные вопросы, на которые не найти ответа. Здесь требуют зрелища и получают его. И любой может оказаться шутом, потешающим безликую толпу. Здесь не принято быть гордым - нужно быть покорным. И никогда здесь не подумают о дне завтрашнем, ибо не помнят и вчерашнего, забывая, что жизнь скоротечна. Впрочем, здесь каждый счастлив и в полной мере уверен, что только так и может быть. Но где это «здесь» и где другое?
2. Лихорадка.
Нужно бежать. Бежать пока не кончится дорога, пока не сотрется обувь, пока не кончатся силы. Лихорадит. Мокрый асфальт под ногами. Ветер растрепал волосы. Идти. Вперед. Без единой остановки. Лихорадит. Грозовое небо. Вот-вот сорвется дождь, холодный, осенний. Желтый лист кружится в сумасшедшем танце с ветром. Рюкзак за спиной. Дорога. Она всегда зовет меня, словно заклинает, читает, шепчет древний заговор. И кровь бродяги отзывается во мне. И тогда бросаю все, убегаю, пытаюсь выходить свою тоску, томление. Но дорога зовет всегда. Стоп. Пора призадуматься. Вот оно... Развилка. Куда теперь? Смотрится одинаково. Вовсе не как в детских сказках. Нет короткого, но опасного, нет комфортного, но длинного. Все пути ведут туда, куда надо, и нет разницы. Ну и куда теперь? А впрочем - зачем выбирать? Зачем думать над тем, как идти, если разницы нет? Интересно, она все-таки существует, эта разница? Но в чем? Если я пойму, покажу - а пока... Сижу и думаю, куда идти. Уверенно выискивая все плюсы и минусы каждого пути. Направо, налево... Как же мне повезло, что дороги всего лишь две... Посижу, подумаю. Заодно отдохну после долгого пути. Хотя я не чувствую усталости. Это удивительно, ведь, сколько уже преодолено... Начало пути скрылось далеко за горизонтом. И хочется уверять себя в обратном. Каким коротким ни казался путь, но, оглянувшись, ответа не найдешь. Да, повороты уже были... И что с них толку? Поворот меняет направление, но не меняет дорогу. А я все сижу и жду. Для меня нет разницы между путями - это все еще одна дорога. И куда пойти - разницы нет, пожалуй, туда, где людей меньше... Направо или налево? Слушать голос разума или нет? Анализировать прошлое или предсказывать будущее? Нужно решить. А хотя, брошу монетку. Она никогда не обманет.
Лихорадит. Сегодня странный день. Я вдруг поняла свое одиночество, оно стало чем-то родным и понятным для меня. Я приняла его. И стало не так одиноко.
Умываюсь холодной родниковой водой. На коленях молюсь в полуразрушенной церквушке. Зачем? Я ведь не верю, не умею, не получается. Но сейчас и именно здесь молюсь. Смерть, таинственная и грозная, тихо притаилась в лучах утреннего солнца, спряталась в складках каменной вечно скорбящей богоматери. Укрылась в маленьких ладошках навеки застывшего плачущего ангела. Уютно свернулась овечкой на плечах Спасителя. Затаилась между полуразрушенными ступеньками, поросшими мхом. Плющом увилась вокруг древних готических усыпален. Она уничтожает своим величеством и спокойствием, безразличием ко всему происходящему. Внушает уважение и почтение, и страстное желание жить.
Лихорадит.
3. Спокойствие.
Через несколько минут я вернусь к родным. Мне улыбнутся, и я улыбнусь в ответ. А завтра меня встретит шумный беспокойный город. И только дорога будет также неумолимо шептать заговор. А сейчас…сейчас я уже дома. Там где все знакомо с детства, но теперь смотрится по новому. Мир старых вещей иногда кажется нагромождением ненужной рухляди старьевщика, а порою создает непередаваемый уют. Вещи словно несут на себе отпечаток истории своих хозяев, помнят события, произошедшие невыразимо давно. И я, совершенно чужая в этом доме, будто читаю старую книгу, случайно раскрывшуюся на последней странице. Я чувствую, как древний огромный цветок с опаской приглядывается к незваной гостье, пуфик для ног стыдливо прячется под массивным из темного дерева столом. Окно норовит распахнуться среди ночи, и я просыпаюсь от холода. Зеленый плед, небрежно брошенный на кресло - единственная вещь сразу привыкшая ко мне. Да и я, впрочем, бесконечно полюбила его. Паркет не скрипит под ногами, наверно, бережет сон хозяев. Деликатные двери открываются совершенно бесшумно. Старый ветеран холодильник, сразу показавший твердость и неумолимость характера - он ухитрился заморозить апельсины и молоко. Широкая твердая скамья вместо стульев на кухне. А на скамье огромные мягкие подушки. Маленькая красная лампочка, свет которой растворяется в полутьме, и поэтому чай становится особенно вкусным. У каждой вещи в этом доме свой характер и привычки. И я не знаю, стану ли я когда-то здесь своей или навсегда останусь незваной гостьей в обществе с детства знакомых мне людей и вещей. Слышно завывание скучающих собак. Несмолкаемый треск оркестра цикад. Ломоть желтой, с легким оттенком теплого апельсина, луны, звездами раскрошен прошедшими ночами. Отчаянно орут сумасшедшие коты, опьяневшие от любви к гордым кошкам. Хороша сегодняшняя ночь. Хороша, наверно, будет и завтрашняя. Как всегда, не спится. Второй час ночи. Спина болит от долгого чтения. Задергиваю темные шторы, чтобы утреннее солнце меня не разбудило. Не люблю рано вставать и рано ложиться спать. Мне словно лень начинать новый день, и грустно расставаться с уже прошедшим. Завтра снова будет невыносимо жарко. Как обычно, я буду мыть посуду, и смахивать пыль со стола. Буду бегать на базар за будущим ужином, и проклинать безжалостное солнце. А вечером выпью черного чая с лимоном. Возможно, все сказанное излишне, и не передает легкой скуки проходящих дней, один за другим. Так привычно, и уже ничего не хочется менять.
А за окном, мерно капала на металлический карниз вода. И тихий перезвон, который она рождала, бесталанной музыкой вливался в открытое окно. Сидеть и ждать, ждать и надеяться. Телефон молчал, чего и следовало ожидать. Я раз за разом оглядывала полумрачную комнату, залитую - если бы лунными лучами, но нет - бездушной желтизной уличного фонаря. Он, как караульный, рьяно заботился о беспрекословном исполнении своей задачи - освещать улицу и мешать спать. Мой дом. Хотя я здесь давно не живу, да и отвыкла уже почти, все равно - тут уютнее, чем, где бы то ни было. И ночи здесь не такие. Светлые - да, но тихие. Никого рядом нет, и никто не мешает. Слава богу... Холод стекла сквозь копну взъерошенных волос был приятен. Томный, медленный, но настырный, он пробивался к раскаленной голове, стараясь ее остудить. Не выходило. Мысли - как жильцы в моей общаге - разделились на две важнейшие половины. Тихие, но важные, со вкусом и солидностью развивающие вечные и никому не нужные темы. Одиночество, время, Вселенная... И юркие, резкие, острые как уколы иголкою, а иногда - как удары стилета, мысли о самой себе. Рядом, с которыми те, другие, никуда не годные, дутые мыльные пузыри. Эти резкие мысли по нескольку раз в минуту накрывали ураганом, порывами ливня окатывали душу, заставляя ее заглядывать в саму себя. И рыдать от злости и досады. Я не знала, плачу я, или нет. Перед глазами носились цветные пятна - как сумасшедшие мыльные пузыри под порывами шквального ветра. Нежные, трепетные, которые не выдержали бы ни одного касания - но прочные. Они отливали всеми цветами радуги, и, когда я открывала глаза, комната переставала быть темно-синей, она становилось радужно-цветной, аляповатой, похожей на рисунок какого-то безумного художника, решившего нанести сокрушительный удар по моему воображению. Эти мыльные пузыри хотели сломать меня, но что-то никак у них это не выходило. Душа рыдала, выла, не понимала, что от нее хотят, и плевала на всех и вся. Потому что для души важен только ее Хозяин. Только ее. Никто больше.
Тучи на небе были страшного черного цвета, ветер просто с ума сошёл, срывая с деревьев последние, жёлтые листья, а я родилась заново, в самое серое время года!