Теперь уже и не вспомнить, в каком месте зеркального лабиринта, на каком повороте его, где множество двойников моих имели обыкновение разбредаться по мутным коридорам логически безупречных повторений, на каком именно надломе внутреннего четырёхмерного многогранника реальности, один из двойников, вместо того, чтобы исчезнуть, втянув за очередную грань всю драконоподобную вереницу своих расслоившихся образов, – вдруг пошёл навстречу, чудовищно вырастая и обретая по большинству координат гораздо большую реальность, чем даже я сам, – так что, когда я опомнился, наконец, и попытался удрать, было уже поздно – огромное лицо его глядело насквозь, а зеркальный коридор, порхнув двумя белыми бабочками, лёг на влажные сферы вырастающих его глаз мгновенными отблесками несуществующего окна... после чего было только беспамятство полёта в плотной и тёмной жидкости того нейтронного вещества, из которого отлит зрачок Самозванца, и – могу вас уверить – это не было клинической смертью! (... вот уж от чего надеюсь быть избавленным в любом случае: от вытаскивания в то же самое место! Глупее не придумать!..)
И помню ещё, что множество моих Я, пленников зеркального лабиринта, могущих жить только на отражающей поверхности, долгою вереницею дантовых душ утянуло по сужающейся спирали туда же, в провал зрачка, – и хотя, очнувшись, я обнаружил вокруг себя совершенно безликих существ, я не думаю, что кто-то другой мог ещё оказаться там... Полагаю уверенно, что – нет...
Началось-то всё как раз пробуждением, беспорядком и суетой, бесконечным залом и толпою полузнакомых фигур, бродящих в рассеивающемся тумане среди хлипкой общежитской мебели, бессмысленно загромождавшей то пространство, где довелось проснуться в этот раз. Было очень много расшатанных стульев и ещё – спинок от древних панцирных кроватей... так впоследствии вспоминалось. А потом стало понятно, что среди людей стоят в зловещем оцепенении или сутуло перебегают на негнущихся ногах чудовища. Вернее было бы сказать, что родственные друг другу существа начали разделяться на людей и чудовищ – вот, собственно, отчего возникло ощущение едкого сквозняка и смысловой нескладности.
Люди прятали глаза и горбились от всё более резкого чувства опасности и, наконец, внезапно подхваченные общим воодушевлением, закричали, побежали все вместе туда, где уже, вполне звериной повадки, но ещё сохраняющие искажённые привычки людей, сновали и приседали нетерпеливые монстры с улыбающимися, внимательными и всё запоминающими харями.
Люди похватали стулья и спинки кроватей и, держа их перед собой, закричали не совсем уверенно и толпою оттеснили чудовищ из зала в тёмный и просторный коридор, а может быть, даже в начало какого-то туннеля – не знаю, и возвели там баррикаду всё из тех же стульев, тумбочек и ободранных обеденных столов, и теперь с беспокойством поглядывали в ту сторону... туда, где, время от времени, вскидывалась во тьме, над баррикадою, внимательная и смутно знакомая личина, улыбающаяся пастью, полной мелких и острющих зубов.
...людей вокруг становилось всё меньше, а, возможно, это пространство начало расширяться, но в заметно отдалившейся баррикаде вздрагивала обшарпанная мебель, с треском вдруг падала тумбочка без дверки... Там, за баррикадою, в тёмном коридоре, шумело и оживало, взвизгивало что-то и что-то прыгало с глухим стуком.
Люди вокруг растерянно оглядывались; горечь несправедливости омыла мозг неожиданным красно-белым заревом - люди были родные.
Потом уже стало понятно, что удрал как раз вовремя, что иные удрали ещё раньше, приникая к стенам и, чуть не на ощупь, находя пролазы во тьму Великого Дупла, сердцевины Лабиринта – и не догнать их теперь никогда, они дальше ушли по разветвлениям его, они глубже теперь в нём живут, они – в другом времени и нам уже не встретиться.
Возвращение мыслями к оставшимся обливало сознание зябким стыдом, а следом – и ненавистью, не имеющей конкретного направления и утихающей под конец густой закатной жалостью.
... исхитриться – и исключить из памяти визг и крики в покинутом однажды Месте Начала.
... дождавшись, например, пятницы и станцевав в хороводе фигурок несложный вальс, кланяясь и поднимая руки, и кружась вокруг жёсткой бронзовой оси на бархатном, неприметно поворачивающемся блюдечке...
Впрочем, понятно и то, что чудовища вскоре (очень вскоре) нашли проходы и щели и заползли, втиснулись в них, судорожно дёргая сгорбленными телами.
...то есть началась та самая бесконечная компьютерная игра с крохотными монстрами, бегающими по аксонометрическому лабиринту, с неожиданными дверками на следующий этаж, лесенками, галереями, террасами – началась настоящая литература, та, которой занимается человечество несколько уже тысячелетий, совершенствуя постоянно выразительные средства и облегчая доступ к клавишам управления фигурами текста.
...поиск принцессы, победа над драконом – игра, в которой свежая рифма или неожиданный смысловой узор сказанного растворяют бегущего навстречу уродца под шипенье, пробочные выстрелы и звяканье колокольчиков.
При условии, если сказано к месту и вовремя.