Судимы будете... Гл. 3 Альконш Шуваев

Литклуб Листок
Начало: http://www.proza.ru/2013/10/09/1442,
        http://www.proza.ru/2013/10/10/1342

        Сколько Алексей тратил  сил и времени, чтобы поймать скотинщиков! Хуже волков эти люди – оставляют после себя почти целые туши, только задние ляжки да передние лопатки вырублены. Может, и с живой скотины…

        Приученный жить в семье, где достаток создавался неустанным трудом и старого и малого, Алексей всегда с большим усилием сдерживал себя, когда ему в руки попадались воры. Очень много было в селе уже пожилых людей, держащих для себя коровенку-кормилицу:  молочко себе и внучатам, и мясо в город дочке – сами-то уже и не хотим мяса, что-нибудь полегче… С каждым годом все меньше у них сил, все труднее держать скотину, а хуже всего – потерять ее из-за повсеместного воровства.
А иногда бывает и так: поймают скотокрада, тянется, тянется следствие годами, а потом вдруг ходит тот самый Колька-Булка вновь на свободе. Брат у него «большой человек», заступился, а может, просто откупил «меньшого брата».

       Поймали того Булку прямо у зарезанной коровы. Далеко не бедный Булка, приехавший на промысел на «Волге», только в первые минуты был растерян, но уже при составлении протокола сказал вдруг, что это его корова! Хозяин же коровы, который разыскивал ее и привел милиционеров на место преступления, потерял дар речи. И так правдиво смотрели маленькие глазки Булки на широком лице, что один из сотрудников накинулся на хозяина коровы.
Онемевший хозяин повернулся к Алексею:

- Кайдынович, что же он понапраслину гонит?

Алексей, живший с Колькой-Булкой на одной улице и знавший, что у того никакой коровы нет, кроме прошлогоднего теленка, повернулся к Кольке:

- Уймись! Людей постыдись!

Но тот не унимался:

- Если это твоя животина, сам и мясо будешь продавать!

Летом сбыть мясо большая проблема: «купцы» так дотошно придираются, что хозяин готов отдать его за полцены. Знал Колька, как больнее ударить от него же пострадавшего владельца буренки.
Каримов поднял руку, все притихли:

- Скажи, Коля, сколько ты хотел выручить за мясо? – тихо, но как-то принужденно спросил он Булку.
Тот не стал таиться:

- Тысяч десять, а что?

Алексей натянуто улыбнулся:

- Твои хлопоты, раз твоя корова. Правда, несправедливо: ты будешь хлопотать, а деньги надо будет отдать!

Колька тяжело что-то думал, потом родил:

- Корова-то Пашкина, пусть сам мясо и сбывает!

Алексей прищурился:

- Пашкина все-таки корова?

        С чужим мясом хорошо… У Булки везде свои люди, любящие мясо, - дешевое и свежее. Хоть сколько привезет – много не будет. Хоть на колбасу, хоть на беляши… Вздохнул народ как-то уж очень тяжело: хорошо бы избавить Булку от хлопот этак лет на пять. Облегчить ему жизнь, чтобы на всем готовом пожил, да и кормежка позволила бы ему похудеть, с лица спасть. Но вряд ли. Брат в больших верхах у него сидит, да не первый год уже, гладкий стал, просто так не ухватишь. Законы не только знает, но и сам принимает такие, особливо для себя удобные…
Колька взбодрился:

- Пусть сам мясо продает: его корова, его же и мясо, выходит!

Видя такой поворот, хозяин Пашка с ужасом вглядывался в лица окружающих: неужели и вправду его сейчас оставят с полуободранной коровой одного? Много он наслышался о безнаказанности воров-шкуродеров, да и о Кольке-Булке тоже. Большой человек у него брат – депутат… Даже Каримов, и тот что-то в глазах прячет. Неужели и Алексей за Булку?
Павел не поверил своим ушам, услышав вопрос Каримова:

- Ты что, сам попросил Николая скотину зарезать?

Окружающие оживились:

- Паша сам же, наверное, попросил скотину забить, да мясо сбыть. На Кольку свои заботы кинул!

- Молодец, Булка, людям в последнем помогаешь!

- Алексей Кадыныч, может, медаль Булке выхлопотать, да потяжелее, какие раньше за пьянство давали. Да чтобы всегда ходил. Да и написать крупно, за что дадена…

- Мясо теперь можно тебе, Колька, днем возить, раз милиция все знает!

Люди пытались шутить, да невесело на душе было. Ждали, что решит Каримов. А молодой следователь, еще недавно бывший шофером, заканчивал писать бумаги, собирал подписи.

Паша вдруг заговорил:

- Вот Колька друг так друг! Я его даже не просил, а он такой труд на себя взял – корову зарезал, меня от хлопот избавил, деньги готовые вместо коровы отдаст!

Опять заговорили все разом:

- Булка, ты деньги под роспись выдай! В суде представишь бумагу – глядишь, зачтется.

- Не тяни с выдачей, иначе штраф платить будешь.

- Пашка, а ты Кольке за работу будешь платить? Старательный такой, многим уже помог!

- На полставки работает, только по ночам…

- Ишь, старается, весь в поту. Так хочется пожалеть, бедного, да ничего подходящего под рукой нет…

В шуме голосов выделилось:

- Тарыгин, мясника доставишь в отдел, когда он с мясом разберется. Помощником у тебя будет сержант Маюта. Следователь, подписи проверь! А ты, Павел, поедешь в отдел, «заяву» оформишь со следователем. Граждане, спасибо за помощь. Может, на одного скотинщика меньше будет.

Давно ли это было? Булка вновь ходит по деревне. И вот снова кража…

        Каримов вглядывался в лица окружавших его людей, и ему было неловко от того, что не мог он сейчас подобрать слов, чтобы ободрить отчаявшихся в своей беспомощности перед скотокрадами жителей. За годы, когда одно государство рушилось, а другое в муках рождалось, развелось много всякой шушеры, превращающей жизнь нормальных людей в ежедневные сомнения в торжестве справедливости и добра. Деньги становились главным мерилом цены человека и его поступков…
Марина коснулась локтя Каримова:

- Может, телефон поставить в деревне? Хоть милицию можно будет вызвать…

Алексей кивнул. Действительно, люди оторваны от всех благ цивилизации – даже телефона нет. Впоследствии он с большим трудом добился, чтобы телефон поставили у Марины – она жила посреди деревни. И он должен признаться: приятно было услышать иногда в трубке ее голос, когда он звонил, чтобы поинтересоваться, как дела в деревне. Марина неизменно докладывала: «Полный порядок, начальник. Только ты Утяка не отпускай!».

        Но как раз этого он сделать не мог. Уже через неделю, заплатив за овечку две тысячи рублей дяде Ване и три тысячи рублей адвокату, Утяк вернулся к своему деду-фронтовику, который его и выкупил.

        Опять начались загулы беспросыпные и крикливые. Дед быстро пьянел, а Утяк со своей сожительницей, напившись, выясняли отношения. Однажды по пьянке случился пожар. Уголь выпал из развалившейся печи, дед попал в больницу с ожогами. Утяк ни разу не проведал деда. Может, людей было стыдно, может, на автобус денег не было. Деда вернули домой на скорой помощи. Тот радовался, как ребенок, и в первый же день все напились.

        В соседней деревне пропал телок-первогодок. Милиция к Утяку – жарятся котлеты. Утяк объяснять начал: петуха зарубили, вот, супчику деду сварили, да котлеток сгоношили, очень просил… Утяка все-таки закрыли, а Лизка его осталась смотреть за дедом – благо не каждому в деревне удавалось заработать столько, сколько получал бывший участник войны с Японией.

        Лизка хранила непорочную верность Утяку. Это было легко: еще молодая, но всегда грязная и замызганная, она отбивала у местных парней всякий интерес к ней. Да и дед, как малый ребенок, постоянно требовал внимания. Хорошо, что, немного выпив, он быстро засыпал, и тогда Лизка принималась за хлопоты по хозяйству.
Однажды к ней пришла мать, которая всегда была против того, что Лизка жила с Утяком. Они вместе с Лизкой убрали в домишке, а дед даже отремонтировал печку и заделал дыру в полу. Вечером в первый раз сидели «по-чистому» за столом. Ужин закончили чаепитием с душистой травой и молоком, что принесла баба Катя.

         И люди не узнали Лизку, когда та пошла к роднику за водой: чистое молодое лицо с чуть припухшими глазами, старательно отмытое с мылом. На голове – косынка с блестками. Топик и джинсы, несколько свободные на худоватых ногах. Все это заставляло вглядываться в это незнакомое существо, которое, изогнувшись под тяжестью полного ведра с водой, нисколько не походило на замарашку Лизку.
Зная, что еще раз придет на родник, Лиза оставила на зеленой траве старенькие туфли, и теперь ощущала горячую теплоту разогретой солнышком тропинки. Холоднющая родниковая вода из полного ведра капельками изредка падала на голые ступни, в душе почему-то колокольчиками звенела радость от яркого лета, от воздуха, напоенного запахами цветущего клевера и ярко-желтой сурепки по сторонам дороги. Кажется, не будь у нее в руке ведра, она, едва касаясь земли, закружилась бы в танце.

        Заскрипели тормоза. Она испуганно оглянулась. Около нее остановилась машина с темными стеклами. Лиза, переводя дыхание, увидела, как из машины показался Алексей без привычной формы, легкий и подвижный. Он не узнал Лизку и, достав из папки лист бумаги, глядя в нее, спросил, не поднимая глаз:

- Скажи, красна девица, где баба Катя живет?

Лизу так потрясло это – она-то красна девица?! – что она не смогла сначала ничего сказать. Алексей поднял голову, и его черные, все запоминающие глаза встретились с чудом природы: один глаз Лизки – как небо с летней травой, с золотыми искорками, другой – больше серый, нежели голубой, с темным, ярко очерченным зрачком, крохотным от яркого солнышка.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, будто никогда не виделись раньше… Лиза быстрее, чем бывалый оперативник, пришла в себя и, спасаясь от взгляда «мента», как она всегда его называла, показала, вытянув руку:

- Вон, видите, на горе изба, еще около дома ульи стоят…

Подхватив ведро и чуя, как горит румянцем лицо, она поспешно свернула на тропинку к дому.

        Не оглянувшись на удаляющуюся Лизку, Каримов тоже густо покраснел, удивляясь, как это могут быть такие необыкновенные глаза. Разговаривая с бабой Катей на улице, он непроизвольно отметил, что поразившая его девчонка вновь пошла с ведром к роднику.

        Баба Катя что-то спросила и, не дождавшись ответа, проследила за взглядом Алексея. «Лизкой ее зовут», - сказала она, отчего Алексей покраснел, как мальчишка. Для солидности он еще с полчаса «опрашивал» Катерину, сам себе не признаваясь, что тянет время, чтобы не встретиться вновь с разноглазой ведьмой.

        Занятый в тот день до самого вечера делом про зарезанную овечку, он постарался забыть ее совсем, но когда поздно вернувшись домой, услышал от своего «домашнего следователя»: «Лешечка, еще что-то случилось?», - очень кстати ему показалось умываться. Прохладная вода из умывальника скрыла кумач растерянности от проницательного взгляда жены.


Продолжение: http://www.proza.ru/2013/10/12/463