Сказка о декодирующем устройстве

СКАЗКА О ДЕКОДИРУЮЩЕМ УСТРОЙСТВЕ, или ПРОБУЖДЕНИЕ ДНК

…молекула ДНК является носителем кода,
который управляет химизмом всего живого…
Молекула ДНК имеет форму двойной спирали,
 и ее воспроизведение основано на том,
что каждая цепь двойной спирали
 служит матрицей для сборки новых молекул…
http://elementy.ru

Скажите, а вы еще не просыпаетесь по ночам от того, что накренилась наша планета? Вы не слышите скрежета, который издают параллели и меридианы? Ваше тело не сотрясают вибрации, и вам не кажется, что вы наполнены музыкой? Каждое утро вы не узнаете что-то новое, чего не знали вечером? Нет? Значит, вы еще спите. Вы еще не проснулись. И поэтому вам не страшно.

А мне уже страшно. Потому что мне кажется, что я стою на месте, а мир движется вокруг меня. Или это я, стоя на месте, привожу мир в движение. Это я слушаю воздух руками и чувствую кожей. И мне страшно. Но мне страшно интересно, и я боюсь упустить каждый момент этого чуда – чуда пробуждения.

Мы все так ждали конца света по календарю майя и были так разочарованы, что не поняли простой истины. Конец света уже наступил. Ведь наша планета медленно, но верно вошла в эпоху Водолея. И это так по западным традициям. А по арийской традиции уже в сентябре прошлого года мы все попали в эру Волка. Конец света наступил!

Мы ждали трагедий и катастроф. Они уже были, есть и будут, но они совсем не такие, какими нам их показали в Голливудских боевиках. Планета не вздыбилась и не горит. Планета меняется. И даже в самых трагичных фильмах всегда остается выживший. И для него конец света – это начало новой жизни, на руинах рухнувшего мира.

Радуйтесь! Мы с вами выжили. И наш мир не рухнул в одночасье. Он начал говорить с нами. Он хочет, чтобы мы поняли его, но прежде всего, чтобы мы поняли самих себя. Мы думаем, что мы ничего о себе и своей судьбе не знаем. Мы все знаем от рождения. Нам от рождения дан код. Нам дана лестница в небо. Нам дано право строить свою судьбу, выбирая варианты. Потому что код – это не застывшая данность, а саморазвивающаяся,  самоорганизующаяся система. Нам нужно только правильно понять, как эта система работает.

Мне страшно, потому что знаки и символы моего личного кода начали раскрываться слишком быстро, одномоментно, и меня несет какой-то вселенский поток, из которого я уже не могу вырваться. И Слово подчинило меня полностью. Иногда мне кажется, что я уже перешла допустимую границу открытости. И тогда мне хочется нажать кнопочку «Del» для моего сайта и уйти в глубокое подполье. Я знаю, что во всех своих жизнях прошлых и нынешних я умею нажимать эту кнопку, запускающую систему самоуничтожения. Но меня останавливает моя подруга-Эльфийка. И меня останавливает понимание того, что я уже неоднократно выживала и не погибала в этом мире, чтобы пропустить через себя Слово. И если хотя бы одному человеку на Земле важно то, что я сказала, значит, я должна оставить все так, как есть, принять и смириться.

Я начала расшифровывать свои знаки, и может, мой метод расшифровки поможет кому-то понять себя. Я кодирующее и декодирующее устройство. Я сапер, проходящий по символам своей жизни и оставляющий за собой знак «Мин нет». Я не Воин. Я Посредник, идущий с белым флагом между двумя воющими сторонами. Даже если эти две стороны – ты сам. Я хочу показать, как раскрывается мой код, заложенный в сказках и стихах, чтобы кто-нибудь смог раскрыть свой. Я учитель, отдающий свои знания. Мне не жалко. Берите. Пользуйтесь. Мне не страшно. Мне страшно интересно.

Начнем? С чего? А с волшебной сказки!

«ЗАМОК СПЯЩЕЙ ЦАРЕВНЫ ЗАБРОШЕННЫЙ...»

Наше детство начинается с волшебных сказок, которые читает нам мама или бабушка. И вы, наверное, замечали по своим детям, а, может, помните по себе, что вдруг из всего множества и разнообразия сказок ребенок выбирает одну, и просит ее повторить еще, и еще, и еще раз.

Дети невинны. Их души открыты небу. Они еще многое помнят из того, что было там, за границей рождения. Они еще помнят код, который выбрали для себя. Но они еще не умеют говорить на нашем языке. Приглядитесь к сказкам, которые они выбирают для себя. В этих сказках есть программа судьбы.

Мама рассказывала, что маленькая я путала два слова «Дай!» и «На!». И стоило мне выйти на детскую площадку, все мои совочки, формочки и ведерки разбирали. А может, я ничего не путала? Я до сих пор не научилась говорить слово «Дай!». Я не научилась просить. Вернее, я всегда прошу одно и то же. Я могу сидеть час, день, год и смотреть на мир, а потом не выдерживаю и произношу: «А теперь дайте слово мне! Я буду говорить!» И остальные замолкают.

Мои сказки образуют триединство, тридесятое царство, тридевятое государство…
Самая первая сказка, которую я выбрала для себя и стала ее рассказывать сама себе, это сказка о красавице Ангаре. Я ее выбрала уже в осознанном возрасте, когда мы приехали в Венгрию. Я каждый день ходила на склад с талонами за хлебом и возвращалась домой медленно, выгрызая мякиш из булки, пиная камешки под ногами и рассказывая себе одну и ту же сказку. Русская девочка с еврейской картавостью, бредущая по венгерской земле с бурятской сказкой.

Картавость ушла, потому что это непрофессионально. Венгрия стала прошлым. А сказка бежит в крови. Сказка о том, что у славного богатыря Байкала было сто сыновей и одна любимая дочь. У бурят девушки в сказках вольные и почти всегда воительницы, богатырки. Пришла пора выдавать дочку замуж, и созвал Байкал богатырей со всей округи, устроил им соревнования-смотрины и приглядел себе зятя Иркута.  Да только красавица влюбилась в чужестранного богатыря Енисея и сбежала из дома против воли отца. В изданной в СССР сказке конец был хорошим. Ангара добегала до Енисея, и, счастливая от любви, разбрасывала в разные стороны от себя бусы. И там где падала бусинка Ангары, вырастала электростанция.

Но моя бабушка Агния (вот ведь играет Слово, имя-то значит Огненная) рассказывала мне еще и стихотворение по этой сказке. О том, что разъяренный отец бросил вслед дочери Шаман-камень, и тот придавил шлейф ее платья:

С тех пор Ангара возвратиться
Не может обратно к отцу,
И дальше не может разлиться,
Тяжелую сдвинув скалу…

И это был конец моей сказки, той, что я рассказывала себе. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что так и не сбежала из Иркутска и своего Енисея не нашла. Это был бег на месте от себя, от отца, с придавленным на душе шлейфом.

Однако  земная ось сместилась, и Шаман-камень сдвинулся с места. Шлейф Ангары свободен. Она вернулась к отцу, и отец простил ее, а я простила своего отца. У дочери нет больше необходимости бежать. Бег остановлен. Пришло течение. Холодная и мощная водная энергия мужского Байкальского начала и страстная женская энергия Ангары, у которой даже зимой не замерзает вода, соединились. И эти воды свободно текут в Енисей. Сказка ли это? Обман ли моего восприятия? Я чувствую так.

Вторая история заворожила меня, когда мне было лет десять. Я вдруг выучила наизусть всю сказку Пушкина «О мертвой царевне и семи богатырях». Сразу и вдруг. Я с Венгрии знала Диснеевскую «Белоснежку и семь гномов» и была к ней равнодушна. И «Спящая красавица» то ли братьев Гримм, то ли Шарля Пьеро меня не очень трогала. А вот пушкинская царевна попала мне в кровь. Я вышивала и рисовала эту царевну с ее ядовитым яблоком, я удивлялась благородству богатырей, и хрустальный гроб был моим наваждением. Мне казалось, что я даже точно знаю, как этот гроб выглядит. Может, в какой-то из космических жизней люди спят в таких прозрачных саркофагах во время перехода в гиперсон или гиперпространство? И сон кажется вечным, хотя смерть не наступает. Это только сон.

Правда, рецепт пробуждения у Пушкина интересен. Королевич Елисей ударился всей силой об этот гроб, полетели осколки, и царевна проснулась. У Ангары был Енисей, у пушкинской царевны – Елисей. Как играет со мной Слово! Как играет! Звон стекла от челябинского метеорита стоит в моей душе. Гроб разбит! Но где Елисей?

Третья сказка сама по себе двуединство: «Каменный цветок» и «Горный мастер». Это Бажовский сказ о Даниле-мастере, искавшем идеальную красоту для своей чаши, для своего малахитового цветка. Искал так, что нашел Хозяйку Медной Горы, показавшей ему эту красоту, и ушел он в пещеру ее под землю, и стал работать там, высекая из камня художественные творения. Но осталась на земле его незамужняя невеста, обычная девушка Катя. Пришла она в дом к брошенному отцу Данила, стала за ним ухаживать всем сплетням и кривотолкам назло. И стала она от названного своего отца ремеслу камень-малахит точить обучаться. А когда отец умер, села сама за точильный станок, и пошла бляшки, брошки, пуговицы да бусы мастерить. За мужское ремесленное дело взялась, не за женское. И замуж не шла, и Данилу хоронить отказывалась. А когда камень, что от отца достался, закончился, пошла она в горы – материал искать. Ей стараться, как старателю, не нужно было, ей так – осколочки на брошки да на бусики. Стала она на змеиную горку ходить, да кусочки малахита подбирать, а как не распилит, там рисунок – птицы сидят удивительные. Очень ее работы покупателям нравились. И не знала она, что это ей Хозяйка Медной Горы камни подкладывает, вину свою чует из-за того, что живого человека под землю увела красоту мертвого камня искать. А Катя по лесу завороженному ходила и сквозь гору прозрачную углядела, как Данила над камнем трудится, и он ее сквозь прозрачный камень углядел, потянулся душою к ней. Взбунтовалась Катя и пришла к Хозяйке Медной Горы жениха назад требовать. Отпустила Хозяйка Данилу, только память о каменном цветке отняла. И хотя ладно и по-доброму жили Катя с мужем, нет-нет, да задумается он, все забытое вспомнить силится.
 
В этом сказе мне всегда душу задевала внутренняя путаница, так как в «Каменном цветке» мужчина красоту цветка искал, а в «Горном мастере» Катерина за мастера сошла. Перепутанная сказка, как я сама внутри себя перепутанная. И не знаю я, то ли цветы живые меня из мужской каменистости вывели, то ли я от  великой нужды горным мастером стала.

И еще. Я всегда хотела назвать свою дочку Катей, но две моих двоюродных сестры Натальи (игра Слова: Наталья –  родная) назвали так своих дочерей. Одна жила у горных рудников на Урале под Екатеринбургом, а другая – в Краснокаменске, рядом с урановыми рудниками. И растут теперь у двух Наташек две русоволосых красавицы Катюшки. А у меня Катюши нет, и не будет. Потому что, если даже даст Бог, и у меня будет дочь, я ее так не назову. В нашем роду дуальностей и так достаточно. Мою девочку, если она когда-нибудь будет, я назову другим именем, чтобы она была одна-единственная. Пока не знаю, каким…

Присмотритесь к тем сказкам, что любят ваши дети. Может, разглядите, что за судьбу они себе выбрали. Вспомните свои сказки, может, себя поймете, свои шифры разгадаете.

«Я ТЕБЕ ЧУЖАЯ, ДЛЯ ТЕБЯ ЧУЖАЯ»

Скажите, у вас никогда не было ощущения, что вы не такой как все? Что вы неправильный с точки зрения вашего окружения? Что вы, как герой Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих»?

Я всегда ощущала себя немного чужой и немного своей для других. В Венгрии мы благодаря моим родителям были Сибиряками. Среди жителей Украины и Белоруссии мы были людьми из неведомых краев, где идет снег, трещат морозы, а по улицам ходят медведи. И было удивительным наше желание вернуться домой, на родину, к ледяному Байкалу. Мы были чужими и для мадьяр, жителей Венгрии, и для своих, советских.

Когда мы вернулись домой я для наших иркутян вообще была неведомая залетная птица в заграничном прикиде – девочка из Венгрии. Потом я стала девочкой и девушкой – актрисой. И стала жить, вроде бы, и своей жизнью, а, вроде бы, и придуманной. И в реальности я была одна, а на сцене – другая. Немного своя, немного чужая.

А потом пришли стихи. Вообще, они пришли рано. И самые первые были о войне и одиночестве. В двенадцать лет на Аршане я написала:

Бежит река, холодная река.
Два берега – два чуда одиноких.
Казалось бы, река была не та,
Без камешек на берегах высоких.
Два человека – вроде не враги,
Но стали вдруг чужими раньше срока.
Они как берега, мы говорим.
Меж них река, а это так жестоко.
Но, люди, я прошу вас об одном:
Не пропускайте реку меж собою.
Не становитесь кручей берегов,
Разделенных холодною водою.

Это стихотворение не было записано в моих тетрадях. Я его просто помню. Мое первое взрослое стихотворение. Первая Эльфийка в моей жизни – Екатерина, что старше меня на два года, написала на эти стихи песню, и песня стала любимой в ее классе. Я наследила в душах и ее друзей. Я потеряла ее давно, а недавно нашла.

Забавно, я призывала не становиться берегами, но всегда была берегом. Правда, кого только к этому берегу не прибивало, чтобы поплакать, пожаловаться, отдохнуть душой и плыть дальше. Берег не держит, река несет.

Когда моя учительница литературы уговорила меня выпустить Слово, я стала девушка-поэт, у которой явно мозги не так, как у всех устроены. Чужая и чудная. Странная. Девочка-звезда, которая никогда, ни в один момент своей жизни звездою себя не ощущала. И в этом весь парадокс. Я только сейчас стала вдруг понимать, как меня могли воспринимать другие.

Потом я оказалась в институте в группе с другими учениками, изучавшими испанский язык в школе. Только они были из лицея, а я из обычной средней школы, где последние три года учебы не преподавали испанский. Я была самая слабая. И я ушла в третью группу, которую сформировали из слабаков в двух существовавших. Из нашей группы никто не хотел уходить добровольно. А я ушла. Мне говорили: «Там отстой. Ты не такая». А я ушла, и через год стала сильной. Потому что в группе действительно были люди, которые не хотели учиться. Они не были отстоем. Они были другие. А я учиться хотела.
 
Мы выжили. Только те, кто по одному, по два сидел на занятиях каждый день. Мы получили столько внимания преподавателей, сколько мало кто получал. Мы стали штучный вариант. Мы – сила. А потом нас слили со второй группой, третья слилась со второй, и это двуединство – моя любимая группа. Та, с которой мы и закончили учебу. Десять разных и неповторимых девчонок.

А потом был Челябинск, и я странная девушка из Иркутска. Я так и не стала челябинкой, хотя полюбила этот город. Я люблю шорох листопада и бабье лето, концерты Олега Митяева. Я полюбила людей, что меня окружали. Моих коллег, моих друзей. Многих из тех, с кем меня сводила судьба. Но…

Знаете, когда проявляется чуждость? Когда твое личное горе – это только новости по телевизору для твоего окружения. Помню, как в Иркутске упал самолет на дом первого мальчика моей сестры. Он жил в нашей семье больше года. В один миг погибли его мама, тетя и сестра. Сам он – фартовый. В тот день играла «Сибскана» –  команда по хоккею с мячом, и он был на стадионе. Бывший мальчик выжил. Но потерял всю семью. Погибли люди, которых я лично знала. А для челябинцев это были просто новости. Страшные, впечатляющие, но еще одни в потоке таких же новостей.

То же самое случилось со мной в день, когда упал метеорит. Для моего окружения в Иркутске – это просто занятная новость. А для меня – страх и чудо, что никто не пострадал. Мы с моей любимой Эльфийкой из Германии плакали в этот день и молились, чтобы это действительно был только метеорит. Не ракета, не снаряд, не взорвавшийся спутник, о котором мы узнаем, только когда пройдет время. Только, когда последствия станут такими, что их уже не скроешь. Мы привыкли не верить властям. Мы вообще привыкли не верить.

Для испанцев я была русской, для моих студентов – испанкой, и даже жительницей древнего Рима – латинянкой, потому что преподавала латынь. Испанцы говорили, ты по характеру – чистая испанка, но глаза у тебя – ведьмины. Был магазин в Эстелье, где я побывала всего один раз. И когда я приехала туда три года спустя, продавец-хозяин магазина сказал, что я – русская переводчица, он меня по глазам запомнил. Забавно, но на юге меня принимали за северную испанку, а на севере – за француженку. По речи они меня не распознавали. Что я не отсюда, знали по глазам. Я всегда иностранка. Я всегда чужая. Человек ниоткуда. Но все-таки человек.

«МОЙ МИР, ГДЕ ТАНЦУЮТ ПТИЦЫ...»

Голуби – очень привычные и обычные птицы. Они живут везде. И на севере, и на юге. Они никуда не улетают зимовать. Голуби – птицы домашние. Всякие разные: серые, пестрые, рыжие, белые. Голубь настолько обыденная птица, что его не замечают и забывают.

У меня птичья фамилия. Это тоже самое, что лошадиная у Чехова. Студенты-заочники, которые меня никогда не видели и не вышли на сессию, приходили искать меня на кафедру и напрочь забывали, кого они ищут. Если кому-то срочно была нужна Воробьева, Уткина, Соколова, Синицына и Курицына – это я. Народ помнил, что птица простая, но какая – вопрос.

Одного я, правда, запомнила навсегда. Наверное, он Эльф и чуял мою связь с космосом, и даже суть первопроходца. Он искал Белкину или Стрелкину. Я внимательно его расспрашивала, кто же ему нужен, а вся кафедра лежала от смеха. И он жалобно спрашивал каждого: «Это Вы? Нет, не Вы? А может, Вы?» За космос я ему простила невыход на сессию.

Те, кто меня знал, тоже редко меня связывали с голубем. Женщина-нотариус, у которой я больше десяти лет заверяла переводы, никак не могла запомнить мою фамилию. Сначала я колебалась между Орловой и Соколовой, а потом стала Лебедевой. И лет десять, когда я приходила забирать документы, на моих папках был приклеен стикер: «На подпись Лебедевой» или «Вернуть Лебедевой». И это нотариус, который каждый раз проверяла мой паспорт, диплом, записывала все данные в реестр. А может, у нее было такое чувство юмора? Хотя нет, не думаю.

Забавно, на усыновлениях мы работали в паре: Елена (Факел) Чайкина – представитель агентства и Светлана Голубева–переводчик. Птицы-вестники, светлые птицы. А потом Елену Чайкину сменила Анжела Белова. Белым-бело, светлым-светло. И ангелы летают. Ох, Слово! Как интересен твой шифр!

Голубевой я была на кафедре. Голубева – это за глаза. У тех, кто побаивался или боялся. Голубева – это для врагов и оппозиции. Для своих – Светлана Сергеевна. Были и коллеги, для которых я была Светочкой. Я не очень люблю, когда меня так называют, но этим людям я позволяла. Это были и есть теплые люди. Теплые для меня. Мои зеркала.

Вообще, я из птичьей семьи. У нас еще есть кулики и селезни. Вот они перелетные. Однако я голубь, просто голубь. Птица-почтарь. Служивая птица. Птица мира. Божья птица. Только голубкой меня не называл никто.

МЕСТО ЧИСТОЙ СИЛЫ, ИЛИ ЧИСТОЕ МЕСТО

Чистое место – это ведь не только место, где нет мусора и грязи. Совсем нет. Чистое место – это место пустое, никем не занятое. Чистое место – это место, откуда никого не нужно выгонять. Чистое место – это мое место. Главное, чтобы было просторно и пусто. А прибраться – я приберу. Обустроить – обустрою. Обжить – обживу. Я не Воин. Я Первопроходец. Косморазведка. Воздух есть. Вода есть. Еда есть. Работа есть. Живем! Налетай, ребята!

Я родилась первой. Я старшая дочка и старшая внучка. Я успела побыть единственной. Я успела побыть несравненной. Я успела собрать любовь родных с отцовской стороны. У нас странная любовь. Но любовь обычной не бывает. Любовь – это всегда чудо.

Моей сестре было сложнее.  Она мой антипод. Ее всегда сравнивали со мной. А она меня всегда любила, но всегда стремилась доказать, что она не я. Я всегда ее ревновала к маме, а она – ревновала меня. Она думала, что меня любят больше, потому что я хорошая. Но ее любили больше, потому что она плохая.  То, что спокойно, надежно, не раздражает, не замечают. А то, что болит, помнят всегда. Боль – это то, что мы порою холим и лелеем. Боль – это то, что мы помним. Боль – это то, что не дает о себе забыть. Боль и вина.

Кроме того, что сестра была маминой болью, она была еще и ее виной. Мама не могла себе простить, что когда-то на полгода оторвала ее от себя, и полгода сестра жила у бабушки в Иркутске, а мы были в Венгрии. Полгода мы проплакали от тоски по ней.

Я им отомстила. Моего возвращения они ждали двенадцать лет. Правда, они по мне не плакали. Но они за меня переживали. Они поняли, что значит, когда меня нет рядом, только когда я от них ушла.

Я была первым преподавателем испанского языка в Челябинске. Я создавала то, чего до меня не было. Это уже за мной следом приехал иркутский десант: Антон Турсинов, Светлана Гришина, Светлана Гончаренко. Антон и три Светы, все на Г: Гордые, Главные, Гарные. Вот Антон – Воин, фанатик. А мы – Светки, девки разные. Я высадила в Челябинске иностранный десант. Чем не Селена? Две черные и одна рыжая бестия. Две зеленоглазые, одна – кареглазка. Две  – солнечные, одна – лунная. Испанки.

Мы – каста. Мы вольные. Мы с ИГЛУ. Планеты, которой больше нет. Мы с ИГЛЫ – тонкой, звенящей, острой, заставляющей думать. На конце иглы – смерть Кощея. И куда отправили ИГЛУ? Во МГЛУ. Чтоб никто не догадался. Чтоб никто не нашел.

Ох, уж нам и позавидовали! Ох, уж и кости помыли! Мы самостоятельные. Мы самоценные. Мы уникальные. Мы с работой за баксы. Мы те, кому всегда что-то надо. Косморазведка.

Челябинск стал нашей Селеной. На Селене не живут. На Селене понимают, зачем жить. Антон оказался в Латинской Америке. Зеленоглазая рыжая бестия мечется в Испании. Я вернулась домой. И только Светка Гончаренко, черноглазая, нашла на Селене свою любовь, родила сына и перевезла туда маму и брата. Просто она с Ангарска. Видно, воздух Селены более пригоден для жизни ангарчан. Может, она всегда жила на Селене?  А у нас селенит из организма вышел. И мы ушли оттуда, раненные, но живые.

Первое место оказалось враждебным. Там велись войны. И я снова ушла на чистое место. На кафедру, которая только открылась. На факультет, который только создавался. Я была первой аспиранткой и первой защитившейся в срок. Я не порчу статистику.

И мужчину, который был рядом со мной, я ни у кого не уводила. Он был разведен. Я пришла на пустое место. А вот чистое ли, не знаю. Но оно было пустым. Я никого не выгоняла. Я ни с кем не боролась. Я снова пыталась создавать. Не получилось. Наверное, было слишком много пустоты.

Я и сейчас на чистом месте. И ухожу на чистое. Но теперь я не Первопроходец. Теперь я Посредник. Я изменилась. Я научилась. Я кое-что поняла.

«ЯЗЫЧНИЦА. СОЛНЦЕПОКЛОННИЦА»

Я родилась в Советском Союзе. В стране, где Бога не было. Был Ленин, спящий в хрустальном гробу. И пока он так спит, он живой. Земное нужно отдавать земле.

И ложная лисья эпоха еще не хочет сдаваться. Совсем недавно умер Чавес. И куда его хотят поместить? В хрустальный гроб. Латинская Америка и Восток любят хрустальные гробы. Лисья эпоха хочет хотя бы поспать. Вроде, умерла, а вроде, живая. Перетерпеть, перехитрить, переждать. Но только там, где нет Бога, нет жизни. Есть все, во что мы верим, но жизни нет.

Я поверила в Бога одномоментно. Можно сказать, прозрение. Я не доверяла себе, своим ощущениям, своим предчувствиям, но в Бога верила. Мой Бог не попадает ни в какие религиозные рамки. Он просто есть.
 
Когда я была на Аршане два года назад, то ездила на многие экскурсии и слушала бурятские легенды. Ближе всего мне восприятие Бога таким, как у буддистов или шаманистов, где весь мир живой. Где даже камень думает, движется и дышит, но гораздо медленнее для того, чтобы это мог заметить мятущийся человек. Это была поездка с мамой. Это был контакт.

Я очень рано поняла, что  мне не нужны посредники для общения с Богом. Ни православные, ни адвентисты, ни иеговисты, ни католики. Католицизм – это очень холодная вера. Мне холодно в католических храмах. Это серый камень. Мусульманство для меня вообще закрыто. Это табу. Иудаизм я не знаю, и у меня нет желания его узнать. Когда два года назад я хотела пойти к шаману в Аршане, то отравилась сама плавлеными сырками  и отравила сестру и ее друга, чтобы уж наверняка до шамана не дойти. В итоге весь наш веселый отдых прошел в деревянном домике на краю участка и на кровати пластом. С тех пор я даже не рискую. Значит, не надо.

Я язычница. Первый раз меня так назвал мальчик, который был в меня влюблен. Он влюбился тогда, когда я еще никого не любила. И его влюбленность самая чистая и самая светлая. Он первый начал называть меня полным именем. Именно благодаря ему я стала осознавать себя не Светкой, Светочкой, нейтральной Светой, официальной Светланой Сергеевной, а Светланой. Да, я язычница, и у меня есть Бог – Солнце.

Мне очень хорошо на бурятских святых местах, у ступ, у дацанов. И мне очень хорошо в православных храмах. Православный храм правильно славит Бога, хотя в нем тоже много закостенелых догм. И лисья эпоха не зря ополчилась на Русскую Православную Церковь. Просто лисы не понимают, что для русского человека есть Поп, а есть Церковь – храм души. Поп и Храм – разные вещи в дуальном русском сознании, то ли европейском, то ли азиатском. И еще. Для русского есть Поп, а есть Батюшка, а при Батюшке есть Матушка. Потому нас никак и не поймут. Дуальность слишком подвижна для однозначных европейцев со всеми их религиями, вышедшими из католического серого камня – апостола Петра. Католицизм отрицает мужское начало служителя бога, обрекая его на целибат. И в этом самая гнусная ложь. Мужчина всегда остается мужчиной. И нет страшнее разврата, чем разврат в католических монастырях.

Православие слишком демократично и для мусульманства, ибо Богоматерь почти равна Иисусу-Спасителю. Женщина значима столько же, сколько значим мужчина. Отрицание святости женщины – отрицание жизни.

Православие стоит посредине. Православие – место встречи мужчины и женщины, Бога-отца и Богоматери. Живой огонь и живая вода. Православие – это жизнь.

Я всегда знала, что у меня языческое имя. Я думала, что при крещении мне дадут другое, и перед Богом я имя сменю. Но священник меня нарек Светланой. Я Светлана и перед Богом, и перед людьми. И потому я в ладу со своим именем. У русских женщина носит свое имя, отчество берет от отца, а фамилию от мужчины своего Рода. Пока она не ушла из Рода отца, это ее фамилия. Только вот с моей что-то все нелады выходят. Птица сверкает, оперенье меняет. Вот и взяла я себе псевдоним – Лучинина. Один лучик от Солнца.

Я дуальна во всем. Я знаю наизусть только две канонических молитвы: «Отче наш» на старословянском и «Ave Maria» на латыни. Так и молюсь. А все остальное на современном русском языке, как Бог на душу положит. Имя у меня славянское, отчество от родового древнеримского Сергиус, фамилия птичья. Римлянка и славянка. Вольная птаха. Может, потому мне интересно в Испании, Турции, Европе – мире Древнего Рима. А в Америку или на Восток не тянет.

И стихи пишу на двух языках: русском и испанском. На каком слышу, на таком и пишу. И неспроста мой испанский был нужен на Урале – месте встреч двух цивилизаций, месте, где нужен Посредник.

И даже сейчас Урал меня подпитывает испанским, давая возможность через скайп, через интернет, через эту невидимую и неосознаваемую электрическую нить передавать свои знания другой девочке с дорогим для меня именем Мария, Козерожке по знаку зодиака. Я устраиваю театр одного актера для моего Зеркала. А она дает мне радость принятия. И через нее испанский возвращается в мою жизнь. Через электрическую ниточку бежит в мою кровь.

«НЕ ПРИКАСАЙСЯ К РУНАМ, НЕ ТРЕВОЖЬ»

Магия. Такая удивительная и опасная штука. Наш мир настолько наполнен магией, а мы этого абсолютно не осознаем. С Перестройкой в наше сознание прорвалось и открылось столько знаний одновременно, столько мусора и золотых зерен, что отличить одно от другого очень сложно.

Посмотрите на прилавки магазинов. Что только там не продается! И заговоры, и наговоры, и рецепты самых мыслимых и немыслимых обрядов.

Для меня все магические действия по отношению к другому человеку всегда оставались табу. Я настолько свободна сама, что просто не представляю, как можно нарушить свободу воли другого человека. И самое интересное, я всегда знала, что могу, если захочу. И никогда не хотела. Потому что если я переступлю эту черту, я действительно стану ведьмой, но одновременно я дам право другим вмешиваться в свой мир. А пока я только зеркало. И любой удар против меня просто отразится в нем.

Я помню, как в школе были девчонки, которые и соперницам иголки подкидывали, и на пороге у любимого жгли кошачью и собачью шерсть. Были те, что сделали вещи и пострашнее. Не завидую их судьбам. Любовь не прощает вмешательства. Самая простая расплата – одиночество. А за что-то платишь и дороже.

Я позволяла себе магию по отношению к себе, хотя тогда даже не осознавала, что это магия. Обрезала волосы, а они отрастают снова. Сжигала письма свои и чужие, сжигала обиды, сжигала желания. Но желания направленные на себя, не на других. Мой девиз – свобода воли.

Я старалась оберегать родных и любимых мне людей через молитву. А вообще, я согласна с Джоан Роулинг и ее «Гарри Поттером», что самый главный наш оберег – это материнская любовь. Помимо матери   нас оберегает любовь людей, о которой мы знаем. Может, и та, о которой не знаем, тоже оберегает. Но знание о том, что нас любят, – это самая большая сила во Вселенной. 

А ведь именно о любви мы как-то забываем говорить нашим близким. Рутина затмевает. Нам кажется, что и так все ясно. Не ясно. И даже если ясно, не бойтесь напомнить об этом. Я иногда напоминаю своей Вере из «Метеорита», и она всегда плачет. А еще больше она плачет, когда я ей напоминаю, что ее любит ее Андрей. Рутина забивает наши энергетические каналы. В нашем мире столько шума, что мы перестаем слышать голос, обращенный к нам.

Любовь – это магия. Но чтобы услышать ее, иногда нужно объявить время тишины. Так, как это делают спасатели на руинах городов после катастроф и землетрясений. Объявите время тишины. Прислушайтесь. А потом скажите вашим близким, как вы их любите. Не лишайте их магии!


«МНЕ КАЖЕТСЯ ЛЮДИ СОЗДАНЫ ИЗ ОСКОЛКОВ МЕТЕОРИТА»

Стихотворение про осколки метеорита я написала в 1991 году. В моих стихах все время были осколки, зеркала и падающие звезды. Это были знаки, за которые мое сознание не могло пробиться. И вдруг, вот оно. Метеорит!

После этой истории я стала очень много и быстро писать. И я точно знаю, что у меня есть читатели. В том числе и мужчина, который когда-то был рядом со мной. Ему впервые за много лет удалось прорваться в мой сон. Во сне он протягивал мне ключи, показывал фотографии, говорил, что у нас было ведь и много хорошего. Он даже привел меня в какую-то квартиру. И первое, что я сделала в этой квартире – отыскала свои тапочки и ушла. Может, так подсознание играет со мной. Даже еще два дня назад я писала бы с большей горечью. Но теперь горечи нет. Я каждое утро меняюсь. Я каждое утро понимаю что-то, о чем не догадывалась вечером. И то, что я знаю сейчас, сметает напрочь все обиды.

Я знаю, что он хотел бы, чтобы я и о нем написала какую-нибудь добрую и грустную историю. История действительно получилась бы грустной, потому что это была бы история о крушении мечты. Сериал. Крушение мечты-1. Дзинь! Крушение мечты-2. Дзинь! Крушение мечты-3. Дзинь!  В голове прямо звон разбитого стекла. И еще два дня назад мне было больно от того, что разрушалась всегда одна и та же мечта. Мечта о Доме, а не квартире, мечта о семье, не такой, как семья моих родителей, мечта о детях, немного счастливее, чем мы с сестрой.  И он прав, что было и хорошее, только хорошее каждый раз заканчивалось стекольным звоном. Если бы было только плохое, было бы не так больно. Тогда. Сейчас уже нет.

В какой-то момент мне казалось, что я сама и есть этот метеорит, который расхреначил напрочь все стекла в городе, где крушилась моя мечта. Чтобы все узнали, каково это. Расхреначил и растаял, как то, что один очень интересный мне человек назвал «то ли газовый лед, то ли ледяной газ»… Я и есть газовый лед.

А с другой стороны, я и есть тот человек, за окном которого взорвался метеорит. Вот живешь так обыденной жизнью. Смотришь на мир какой-то серый. Окна с осени не мыты. То ли запылись, то ли приморозило. И вдруг шум, свет, и ты идешь к окну, а оно рушится от звуков. И ты стоишь, вытираешь с лица кровь от порезов, и вокруг тебя осколки. И тебе очень страшно, непонятно, но ты живой. И ты смотришь в окно, которое ничем не закрыто. И ты видишь небо, голубое-голубое, потому что метеорит сжег весь смог, что на небе скопился. И ты видишь солнце, невероятно яркое солнце, потому что его ничто не скрывает. И свежий, морозный ветер врывается в окно. И тебе холодно, но ты живой. Ты затягиваешь окна пленкой, и в доме становится теплее. Но пленка запотевает, и по ней бежит вода, почти как слезы. И вода застилает мир. А потом приходят стекольщики, вставляют новые окна с чистыми и ровными стеклами, и ты смотришь через них на мир. И мир, вроде бы, совсем такой же. Даже пейзаж за окном не изменился. И все-таки мир уже другой. Потому что в нем случилось чудо!

«ТЫ НЕ ИСТОЧНИК, ТЫ ВСЕГДА ПУСТА...»

Среди предметов, по которым я читала и буду читать лекции, есть и теория коммуникации. Для семиотиков, лингвистов и переводчиков очень важна структура коммуникативного акта. В этой структуре принято выделять источник информации, а также принимающее, кодирующее и декодирующее устройство, которое позволяет получателю воспринять переданную информацию. Одной из главных ошибок получателя является то, что он часто путает источник и передатчик. Вы разговариваете с телевизором? Я да. Иногда. И не только я.

Я привыкла себя называть «Голосом» еще когда работала переводчиком. Я ругалась с латиноамериканцами, что они воспринимают мои слова как мои, а не руководителя, которого я перевожу. Я просила массажистов не отвлекаться на меня, сидящую среди зала, а следить за руками Родриго. Я всего лишь голос, который передавал чьи-то мысли, чувства и знания. Я принимающее, декодирующее, кодирующее и предающее устройство. Это было моей профессией. Но это и моя сущность.

И вообще, это сущность каждой женщины. Я поняла это в день весеннего равноденствия.
Я ждала этот день. После того, как моей дороги не окропила кровь метеорита. Сейчас знаки работают очень быстро. Или я сошла с ума. Тогда легче. Тогда это просто бред душевнобольного. А, может, наоборот, душевноздорового человека.

Я всегда чувствовала, что наш лисий код немного врет. Вот кто по половому признаку Месяц Месяцович? Мужик, скажете вы. Читаем Ершова. Сказка «Конек-Горбунок»:

 «Ах, Иванушка Петрович! -
Молвил Месяц Месяцович. -
Ты принёс такую весть,
Что не знаю, чем и счесть!
А уж мы как горевали,
Что царевну потеряли!..
Оттого-то, видишь, я
По три ночи, по три дня
В тёмном облаке ходила,
Всё грустила да грустила,
Трое суток не спала.
Крошки хлеба не брала…»

И хотя мы всегда знаем, что луна – это женское светило, но месяц – мужик. Ан, нет, мама Царь-Девицы и Ясна-Солнышка.

Я всегда себя ассоциировала с Солнцем и Солнечным Светом. Хотя Луна весь последний год настойчиво рвалась в мои стихи. И ничего не значила. Для меня месяц был мужчиной, а я была солнцем. И это не только моя ошибка. Сейчас в мире огромное количество солнечных девочек, сильных и одиноких, наполненных до краев мужской энергией. И это влияние эпохи Лисы. Огненные несчастные женщины.

Не знаю, как вся планета, но моя личная вселенная сдвинулась в день весеннего равноденствия. Мужчина – Солнце. Женщина – Месяц и Луна. Источник любви всегда Мужчина. Женщина только принимает, преломляет, перерабатывает и транслирует в мир солнечную энергию мужчины. Моя внутренняя мандала Инь-Янь явно круто перевернулась. Я даже потеряла равновесие, но поняла счастье лунных женщин и несчастье солнечных.

Женщина – это всегда пустота, которую может заполнить любовь мужчины. Если мужчины нет, женщина либо перерабатывает всю свою энергию в материальный мир и творит внутри себя все более растущую черную дыру,  либо подсоединяется к самому надежному источнику мужской энергии: к Богу, к Солнцу. Но Бог прекрасен только для монахинь. Я монахиней никогда не была. Солнце давало мне энергию для творчества, для любви к близким, даже для работы. Но только в Библии Бог-отец. В жизни отцом становится реальный мужчина.

Женщины бывают разные. У них от природы разная способность перерабатывать энергию. Кто-то слабее, кто-то сильнее. Видимо, у меня очень сильная такая способность. Я всегда воспринимала людей по энергии. Поэтому многие мужчины, что были рядом со мной, для меня не существовали. Я просто очень быстро перемолола бы их энергию и опустошила. А энергию, которую я бы им возвращала, они были бы неспособны принять. Это как трансформаторная будка, на которой написано: «Не влезай! Убьет!» Что, собственно говоря, и произошло с человеком, который был рядом со мной. И сейчас мне его даже жаль. Он просто был не способен так любить и отдавать, чтобы нам хватало на двоих. Ему нечего было мне дать. И дело здесь не в деньгах. Хотя деньги – это тоже энергия, которая нам дается в обмен на знания, усилия, труд. Для меня деньги – это всего лишь защитная функция для моего мира.

Трагедия нелюбимых женщин в том, что пока мужчина рядом с ней, он закрывает ее от Бога. Она бы и хотела, но не может подключиться к Солнцу. И начинает выхолащивать себя. Поэтому здесь я тоже за свободу. Не любишь, не можешь ничего дать – уходи. И цепляться здесь не за что.

Может, поэтому я никогда не понимала женских истерик по поводу ухода мужчин. Любовь – она либо есть, либо нет. Не купишь, не прибьёшь гвоздями, не привяжешь, и даже не приворожишь. Если нет любви, то приворотная энергия – пустая энергия. И что с того, что человек рядом? Он пустой, и женщина пустая. Зачем создавать черные дыры?

Трагедия некоторых мужчин в том, что их любимые женщины не возвращают переработанную энергию. Наше общество – общество потребителей. И женщины не исключение. Многие берут и не отдают, переводя все опять в материальный мир. Не мир энергии, не мир творчества и создания, а в материальный мир. Мужчины у таких женщин не светятся. И я это вижу.
Самая удивительная трансформация, на которую способна женщина, это так преобразовать свою и мужскую энергию, чтобы она закрутилась в спираль, ту самую спираль ДНК, которая и породит новую жизнь.

Какие странные спирали населяли мою Селену!

Но во всем этом понимании важно одно. Пока женщина думает, что она источник, она не способна принять мужчину. Пока она источник, она – это он. Как в принципе и наоборот. Пока мужчина думает, что он – месяц, он – женщина, он пустота. Вот такая загадка кода. Месяц – это лишь ребро Адама, из которого Бог создал Еву. Но чтобы Месяц стало видно, нужно Солнце.

«ДУША РАСПРАВИЛАСЬ И ДЫШИТ...»

Можно сказать, что все мое время Тишины идет под лозунгом: «Вспомнить все!» Вспомнить и понять! Понимание – это ключ к коду. И мое ДНК рассказало мне главную историю моей жизни, объяснило мне самой мои поступки.

Я ребенок, который умирал в чреве своей матери от удушья. Асфиксия. Единственный способ выжить – сбежать, родиться раньше срока. Я решила родиться. Но сил было мало. А медики были невнимательны к маме. И почти сутки промучили ее на родильном столе. Говорят, так не бывает. Бывает! Ее случай был примером для студентов во время ее вторых родов.
А во время первых мама стала умирать. Решили спасать ее. Меня вытащили. Я не дышала и не кричала. Асфиксия. Однако реанимационные действия помогли. Мои легкие раскрылись, и я закричала.

Иногда в состоянии между сном и явью я слышу, как будто мне кто-то шепчет: «Дыши, девочка, дыши!» Может, так говорил врач или медсестра, когда меня реанимировали. И мама навсегда запомнила радость от того, что услышала мой крик. И, наверное, я тоже была очень счастлива, что могу кричать, хотя это больно. Видно, с тех пор я убегаю, если чувствую угрозу своему миру. И начинаю кричать о любви, едва начинаю дышать.

Вот вам и Веста с загадочной планеты Селена, потерянная во времени и в пространстве. Спирали, удушье, бегство, и мама, отправляющая под радугу. Может, поэтому мне и казалось, что я знаю о смерти все, хотя ничего не знаю. Просто в конце моего тоннеля всегда был виден свет, а из тоннеля выходила Светлана, кодирующее и декодирующее устройство. Или человек. Или женщина, которая еще будет любить.