Дорогой мой Гарик. |Глава из книги “Трижды еврей Советского Союза.”
Гарик мне дорог, я часто думаю о нём. Я его любил и сейчас люблю, как брата. Он живёт в Израиле, в Димоне, где особенно жарко. Работал метепелем. Это - помощник больных и старых. Недавно перенёс операцию на сердце, так называемое шунтирование. В России уже бы умер, в Израиле эту сложнейшую и дорогую операцию делают любому гражданину страны, независимо от положения в обществе. Сейчас Гарик медленно выздоравливает. Его вторая жена Александра заботиться о нём, внушает ему оптимизм, так необходимый больному человеку.
Жизнь Гарика трагична, как и у многих моих друзей, еврейских мальчиков, о которых эта книга. Родился он в лагере, но не пионерском. Его отца, польского еврея, посадили в тюрьму, якобы за шпионаж в пользу Японии, а его беременную жену отправили в лагерь, где Гарик и родился. Мать Гарика рассказывала, что её, как педагога, приставили к детям заключённых, что спасло её от лесоповала . Чтобы занять детей, она строила с ними пирамиды, и когда последний ребёнок взбирался на спины своих товарищей, они хором кричали: - “Спасибо великому Сталину за наше счастливое детство”. Для нас с Гариком это было смешно и трагично, мы засмеялись, а мама заплакала.
Я рассказал этот случай моему другу Нюме Рохленко. Нюма не удивился и не рассмеялся, а спел мне куплет песни, которую с ними разучивала учительница во 2-м классе на уроке пения:
Молодёжи все пути открыты,
Ждут её великие дела.
Сталинской улыбкою согрета,
Радуется наша детвора!
Спустя много лет отец Гарика был посмертно реабилитирован. Гарика пригласили в “органы”, и приятный подполковник уважительно вручил ему документы по делу отца. Скромно отошёл в сторонку, когда Гарик не смог сдержать слёз. В деле были собраны факты, о которых никто в семье не знал. Отец Гарика имел сестру, которая осталась в Польше и погибла в огне Холокоста, и брата - Леона, живущего в США. Кстати, все наши попытки найти потомков Леона, закончились безрезультатно.
После третьего курса, вместо колхоза, мы оказались на сельдяной путине в Охотске. С нами в бригаде был ещё один еврей из Одессы- Фима Подлубный .Нас троих наш бригадир Гена Иванов в шутку называл:-“ два еврея, третий жид”* .Но мы на него не обижались, потому что у Гены мать была еврейка, и она его воспитывала в одиночку, так как отец погиб на фронте. Гена был старше всех нас, его за что-то отчислили из военно- артиллерийского училища. Мы были за ним, как за каменной стеной.
Из Охотска Гарик привёз уникальную шубу из меха неизвестного животного, которую он потом носил зимой. В ней был не страшен никакой мороз Недостаток шубы был в том ,что она “лезла”, и прикоснувшись к ней, на твоей одежде оставались волосы. В переполненных хабаровских автобусах это создавало проблемы.
После института Гарик преподавал физику в школе, затем закончил технический вуз заочно, работал где-то на заводе, после смерти матери вернулся обратно в школу. Директор школы, где Гарик работал, был очень влиятельным человеком в городе. Школа была престижная, кроме того, директор был членом Крайкома КПСС. Наедине с Гариком директор часто издевательки спрашивал:- “Ну, когда уже ты уедешь в свой Израиль”? Гарик в то время никуда не собирался ехать, две его дочери учились в институтах, жена работала в проектном институте инженером .
Я ему посоветовал придти на приём к Витьке Никитенко, нашему сокурснику по институту. Витьку мы хорошо знали, он был порядочным человеком, в молодости это легко понять. Поднимаясь по служебной лестнице, вырос от рядового учителя физики до заведующего Краевым Отделом Народного Образования. Витька обещал поговорить с директором лично. О чём он с ним говорил, мы не узнали, но Гарика оставили в покое, даже перестали ходить на уроки и увеличили нагрузку. Работать стало намного легче, но он с семьёй вся равно последовал совету своего директора и уехал в Израиль, в еврейское государство, о котором мечтал его отец.
*Два еврея,третий-жид ,по верёвочке бежит –из антисемитской песни.
Владимир Бердичевский Сан Франциско .