Из Москвы, после трёх лет поисков лучшей доли, вернулась дочь. Разговаривая по телефону, они решили, что так будет лучше, раз там ничего не выходит. В конце концов – «где родился, там и пригодился». Не свет сошелся на столице. Здесь тоже города есть. А что касается самого Василия Фёдоровича, так он всю жизнь не только столиц – никаких вообще городов не терпел.
Но дочь приехала с идеей переустройства и их жизни:
– Ближе ко мне будете. А я всё равно в город поеду.
– Конечно, поезжай в город. Здесь-то работать негде, – уклонялся от прямого разговора весь седой Василий Фёдорович.
– Ну, не обязательно город, раз ты не хочешь. Райцентр хотя бы. Или село посолидней. Это же вообще… Посёлок называется.
– Что случится – и «скорую» не вызовешь, – вступила жена.
– Почему не вызовешь? Нормально приезжает.
– Ну, мне не нравится, – не напрягаясь в поисках аргументов, резюмирует жена.
Однако они хорошо успели спеться, мать с дочерью, и дружно напирали вдвоем.
Дочь начала убеждать менторским тоном, жена повысила голос – он стал кричать. Рассорившись, разошлись по комнатам. Но женщины – есть женщины, и они не собирались отступать от задуманного.
Домик взяли небольшой: две комнатёнки, кухня. Удобства, правда, все в доме, газовое отопление.
Переехали, и начались так ненавистные Василию Фёдоровичу ремонтные работы. Нескончаемые. Раньше, по молодости, он старался на такой период уехать куда-нибудь в командировку, или, если не получалось, целыми днями пропадал где-нибудь по делам. Потом она его на рыбалку спроваживала.
Теперь Василий Фёдорович почти всё время находился в раздражительном состоянии. Стол оскудел. Обе пенсии почти полностью уходили за кредиты, а ещё постоянно нужно было то одно, то другое покупать для ремонта. Дочь из города привозила на своей машине необходимое, верещала, громко восхищалась переменами, искоса поглядывая на отца. Жена, чтобы оправдаться и поощрить его «верное решение», не препятствовала особенно, когда он выпивал, выкроив скромную копейку из скудного дохода. Сама же она же крутилась с утра до ночи со штукатуркой, побелкой, покраской…
– Вот закончу ремонт, пойду на работу куда-нибудь устроюсь. Хоть санитаркой в больницу. Полегче станет, – заявляла она за обеденным столом.
– Сам бы куда устроился, – ловил он в её взгляде.
– Ну ради чего? – вопрошал Василий Фёдорович больше про себя и жалел и ненавидел жену.
Через два месяца, когда благоустройство нового места жительства еще не было завершено, он помер. От разрыва сердца, как говорили раньше, на медицинском – инфаркт. Помер внезапно, сидя на ненавистном, чужом ему, выкрашенном дурной краской кривом крылечке, когда по обыкновению, куря беломорину за беломориной, опускал плевки на снующих под ногами муравьев, наблюдая, как они выбирались из невесть откуда взявшихся тягучих луж. С некоторых пор это было его постоянным и почти единственным развлечением.
– Вась, давай стол передвинем, – позвала жена.
– Ваась…