Ночь и день

Татьяна Чехова
Сергей не любил и даже страшился  часа, когда  дом затихал.  Не  слышался топот детских ног сверху, слева от  молодых соседей не гремела музыка,  а шум  автомобилей с трассы, проходящей вблизи дома,  сменялся тишиной.

Он ложился, взбивал и перекладывал  подушку, натягивал и  сбрасывал  с себя одеяло, но  не находил  удобного  положения.

«… так будет всегда» - удрученно  и  покорно думал он, машинально растирая  сердце, всё чаще беспокоившее его.    «Нельзя  сделать бывшее не бывшим».   Он пытался думать о передаче, что смотрел вечером, или  вспомнить разговор с соседом по лестничной клетке, но ничего  не могло заполнить пустоту, образовавшуюся  внезапно и навсегда со смертью жены.   Глаза  обдало жаром.   «Услышать бы  тихие  Лизины шаги  на кухне.  Привыкла кормить сытно с утра. Уже  на пенсии давно и не нужно этого, а все равно – возилась допоздна на кухне», – мужчина поморщился – «И ведь  простого спасибо не говорил. Сейчас бы…Эх, дурак, дурак. Нет, еще и похуже кто… Незаметна была, а вот ушла и всё – нет жизни…»

За окном раздались голоса. Мужчина сел, дёрнул за шнурок ночника в изголовье и поискал глазами таблетки от  боли в сердце. Голоса становились громче. Нащупав тапочки и  захватив сигареты, он вышел на балкон.

Темноту  ночи  разбавлял свет из немногих окон. «Так и есть. Колька пришел отца забирать», - узнал он по голосу сына Петровича, маленького, сухенького старика.

- Пошли, говорю. А то на плечо взвалю, - напористо частил молодой голос.
- Я те взвалю! Взвалит он. Антошку своего взваливай, а  меня не трожь! - спорил голос постарше, пришепётывая.
-  Не дури, батя. Пошли, говорю! Мать ждёт. Последний раз говорю. Вставай! Ты знаешь,  на плечо взвалю. Стыдно  будет, - тянул парень за рукав отца.
- Да иди уже, Петрович, -  кашляя,   пробурчал еще один голос. «Белый» - узнал Сергей мужчину,  которого  называли  так за  седые волосы. – Всё равно же  унесёт. На вот, допей, есть немного.
- Я те унесу! - продолжал бушевать, понемногу сдаваясь Петрович. – Унесёт он. Давай, друг, -  на ходу допивая,  старик, ведомый сильной рукой сына, повернул к дому.
 
«... сын... нужен, значит», -  шаря  по подоконнику в поисках зажигалки, думал Сергей Юрьевич.  Закурил, а  память колола, казалось, прямо в сердце. «Эгоист чертов» - он задумался, пытаясь вспомнить, сколько было бы сейчас его сыну.  Почему-то он был уверен, что сыну.  «Да. Точно. Года два-три после женитьбы. Не разрешил Лизе родить, отговорил, мол не время - диссертацию напишу, тогда. Эгоист!  Постарше  сына Петровича, пожалуй. И внуки ж наверняка.» -  Он охнул, чуть не в голос, впервые представив это счастье, от которого так легко отказался когда-то. «Ни разу не попрекнула.  Много позже, просила – может, возьмём ребеночка,  будет жить для кого. И тогда отмахнулся. Занят. День пролетал как миг, лекции, студенты...и студентки», -  мужчина  резко,  с досадой стряхнул пепел с сигареты в темноту ночи. «Что уж… Никогда не сознавался, но ведь было, было дело. Лиза догадывалась, конечно. Но не скандалила,  только  лицо и голос становились отчужденными». 

Прохлада ночи не остудила глаз, они так же пылали, и жар уже доходил до сердца.
«Пожалуй, выпить надо чего-нибудь», - возвращаясь в комнату, подумал мужчина.  Он сел в кресло и потянулся за таблетками, но рука застыла и опустилась. «Зачем?» 

Дом постепенно просыпался. Затопали детские ножки на этаже сверху, загрохотала музыка слева,а трасса за окном зашумела. Наступал новый день.